Эдвард Хоппер – поэт пустых пространств. Эдвард хоппер: закусочная для полуночников Художник эдвард хоппер на почтовых марках

(1967-05-15 ) (84 года) Место смерти: Происхождение: Подданство:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Гражданство:

США 22x20px США

Страна:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Жанр: Учёба:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Стиль:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Покровители:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Влияние: Влияние на: Награды:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Звания:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Премии:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сайт:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Подпись:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Эдвард Хоппер (англ. Edward Hopper ; 22 июля , Найак, штат Нью-Йорк - 15 мая , Нью-Йорк) - популярный американский художник, видный представитель американской жанровой живописи , один из крупнейших урбанистов XX в.

Биография и творчество

Родился в Нюаску, штат Нью-Йорк, в семье владельца магазина. С детства любил рисовать. В 1899 году переезжает в Нью-Йорк с намерением стать художником. В 1899-1900 годах учился в школе художников по рекламе. После этого он поступает в школу Роберта Генри, которая в то время отстаивала идею создания современного национального искусства США. Главным принципом этой школы было: «Воспитай себя сам, не позволяй мне воспитывать вас». Принцип, направленный на рождение индивидуальности, пусть и настоянный на отсутствии коллективизма, значительных национальных художественных традиций.

В 1906 году Эдвард Хоппер отправился в Париж, где продолжил обучение. Кроме Франции, он побывал в Англии, Германии, Голландии и Бельгии. Это был калейдоскоп стран и разных культурных центров. В 1907 году Хоппер возвращается в Нью-Йорк.

В 1908 году Эдвард Хоппер принял участие в выставке, устроенной организацией «Восьмерки» (Роберт Генри и его ученики), но успеха не имел. Он еще больше работает, совершенствует свой стиль. В 1908-1910 годах он снова изучает искусство в Париже. С 1915 по 1920 годы - это период активных творческих поисков художника. Рисунки этого периода не сохранились, потому что Хоппер все их уничтожил.

Живопись не давала прибыли, поэтому Эдвард работает в рекламном агентстве, делает иллюстрации для газет.

Первую свою гравюру Хоппер выполнил в 1915 году. Всего он сделал около 60 офортов, лучшие из которых сделаны между 1915 и 1923 годами. Здесь проявилась основная тема творчества Эдварда Хоппера - одиночество человека в американском обществе и в мире.

Гравюры принесли художнику некоторую известность. Он представлял их на выставках, получал награды. Вскоре состоялась персональная выставка, которую организовал клуб Уитнивской художественной студии.

К середине 1920-х гг. Хоппер вырабатывает собственную художественную манеру, которой остаётся верен до конца жизни. В его фотографически выверенных сценах из современной городской жизни (зачастую выполненных акварелью) одиноко застывшие, безымянные фигуры и чёткие геометрические формы предметов передают ощущение безысходной отчуждённости и затаённой в повседневном угрозы.

Основным вдохновением Хоппера как художника становится город Нью-Йорк, а также провинциальные городки («Мито», «Конструкции Манхэттенский моста», «Восточный ветер над Вихоукендом», «Шахтерский городок в Пенсильвании»). Вместе с городом Хоппер создал своеобразный образ человека в нем. У художника совсем исчез портрет конкретного человека, он заменил его на обобщенный, суммарный вид одиночки, отдельного городского жителя. Герои картин Эдварда Хоппера - это разочарованые, одинокие, опустошенные, застывшие люди, изображенные в барах, кафе, гостиницах («Комната - в гостинице», 1931 год, «Западный мотель», 1957 год).

Уже в 20-х годах имя Хоппер вошло в американскую живопись. Он имел учеников, поклонников. В 1924 году он женился на художнице Джозефин Верстиль. В 1930 они приобрели дом на Кейп-Корд, куда и переехали. Вообще Хоппер открыл новый жанр - портрет дома - «Дом Тэлбота», 1926 год, «Дом Адамса», 1928 год, «Дом капитана Килли», 1931 год, «Дом у железной дороги», 1925 год.

Успех принес Хопперу материальный достаток. Он оставляет свою работу в рекламном агентстве. В 1933 году Музей современного искусства в Нью-Йорке организовал персональную выставку Эдварда Хоппера, которая принесла ему огромный успех и всемирную славу. После неё художника приняли в Национальную академию рисунка.

Не обращая внимание на успех продолжал плодотворно работать до 1964 года, когда он тяжело заболел. В 1965 году Хоппер написал свою последнюю картину - «Комедианты».

15 мая 1967 года Эдвард Хоппер скончался в Нью-Йорке.

Предполагая стать книжным иллюстратором, Хоппер в 1906-10 гг. трижды посещал художественные столицы Европы, но остался равнодушен к авангардным течениям в живописи. В молодости примыкал к натуралистической «школе мусорного ведра ». В 1913 г. принял участие в скандально известном Армори-шоу в Нью-Йорке . Работал над рекламными постерами и гравюрами для нью-йоркских изданий.

Многочисленные репродукции произведений Хоппера и их кажущаяся доступность (в сравнении с «высоколобым» авангардом французского искусства) сделали его одним из самых популярных художников в США. В частности, своим любимым художником называет его кинорежиссёр и художник Дэвид Линч . Отдельные критики относят Хоппера - наряду с Де Кирико и Бальтюсом - к представителям «магического реализма » в изобразительном искусстве. Искусство Хоппера устанавливает и законы видения и понимания, которые соотносят кажущиеся поверхностными ситуации с более глубокими темами.

Напишите отзыв о статье "Хоппер, Эдвард"

Литература

• Матусовская Е. М. Эдвард Хоппер.- М., 1977.
• Мартыненко Н. В. Живопись США XX века. Киев, Наукова думка, 1989. С.22-27.
• Wells, Walter. Silent Theater: The Art of Edward Hopper (London/New York: Phaidon, 2007). Winner of the 2009 Umhoefer Prize for Achievement in the Arts and Humanities.
• Levin, Gail. Edward Hopper: An Intimate Biography (New York: Knopf, 1995; Rizzoli Books, 2007)

Примечания

Ссылки

30x30px	Портал «Живопись »
30px	[[|Эдвард Хоппер]] в Викицитатнике
	[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Эдвард Хоппер]] в Викитеке
30px	[{{localurl:Commons:Category:Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. }}?uselang=ru Эдвард Хоппер] на Викискладе

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Хоппер, Эдвард

– Он очень ласковый и добрый, он понравится вам. Вы ведь хотели посмотреть живое, а именно он и знает это лучше всех.
Миард осторожно приблизился, как будто чувствуя, что Стелла его боится... А мне на этот раз почему-то совершенно не было страшно, скорее наоборот – он меня дико заинтересовал.
Он подошёл в плотную к Стелле, в тот момент уже почти пищавшей внутри от ужаса, и осторожно коснулся её щеки своим мягким, пушистым крылом... Над рыжей Стеллиной головкой заклубился фиолетовый туман.
– Ой, смотри – у меня так же, как у Вэйи!.. – восторженно воскликнула удивлённая малышка. – А как же это получилось?.. О-о-ой, как красиво!.. – это уже относилось к появившейся перед нашим взором новой местности с совершенно невероятными животными.
Мы стояли на холмистом берегу широкой, зеркальной реки, вода в которой была странно «застывшей» и, казалось, по ней можно было спокойно ходить – она совершенно не двигалась. Над речной поверхностью, как нежный прозрачный дымок, клубился искрящийся туман.
Как я наконец-то догадалась, этот «туман, который мы здесь видели повсюду, каким-то образом усиливал любые действия живущих здесь существ: открывал для них яркость видения, служил надёжным средством телепортации, вообще – помогал во всём, чем бы в тот момент эти существа не занимались. И думаю, что использовался для чего-то ещё, намного, намного большего, чего мы пока ещё не могли понять...
Река извивалась красивой широкой «змеёй» и, плавно уходя в даль, пропадала где-то между сочно-зелёными холмами. А по обоим её берегам гуляли, лежали и летали удивительные звери... Это было настолько красиво, что мы буквально застыли, поражённые этим потрясающим зрелищем...
Животные были очень похожи на невиданных царственных драконов, очень ярких и гордых, как будто знающих, насколько они были красивыми... Их длиннющие, изогнутые шеи сверкали оранжевым золотом, а на головах красными зубцами алели шипастые короны. Царские звери двигались медленно и величественно, при каждом движении блистая своими чешуйчатыми, перламутрово-голубыми телами, которые буквально вспыхивали пламенем, попадая под золотисто-голубые солнечные лучи.
– Красоти-и-и-ще!!! – в восторге еле выдохнула Стелла. – А они очень опасные?
– Здесь не живут опасные, у нас их уже давно нет. Я уже не помню, как давно... – прозвучал ответ, и тут только мы заметили, что Вэйи с нами нет, а обращается к нам Миард...
Стелла испуганно огляделась, видимо не чувствуя себя слишком комфортно с нашим новым знакомым...
– Значит опасности у вас вообще нет? – удивилась я.
– Только внешняя, – прозвучал ответ. – Если нападут.
– А такое тоже бывает?
– Последний раз это было ещё до меня, – серьёзно ответил Миард.
Его голос звучал у нас в мозгу мягко и глубоко, как бархат, и было очень непривычно думать, что это общается с нами на нашем же «языке» такое странное получеловеческое существо... Но мы наверное уже слишком привыкли к разным-преразным чудесам, потому что уже через минуту свободно с ним общались, полностью забыв, что это не человек.
– И что – у вас никогда не бывает никаких-никаких неприятностей?!. – недоверчиво покачала головкой малышка. – Но тогда вам ведь совсем не интересно здесь жить!..
В ней говорила настоящая, неугасающая Земная «тяга к приключениям». И я её прекрасно понимала. Но вот Миарду, думаю, было бы очень сложно это объяснить...
– Почему – не интересно? – удивился наш «проводник», и вдруг, сам себя прервав, показал в верх. – Смотрите – Савии!!!
Мы взглянули на верх и остолбенели.... В светло-розовом небе плавно парили сказочные существа!.. Они были совершенно прозрачны и, как и всё остальное на этой планете, невероятно красочны. Казалось, что по небу летели дивные, сверкающие цветы, только были они невероятно большими... И у каждого из них было другое, фантастически красивое, неземное лицо.
– О-ой.... Смотри-и-те... Ох, диво како-о-е... – почему-то шёпотом произнесла, совершенно ошалевшая Стелла.
По-моему, я никогда не видела её настолько потрясённой. Но удивиться и правда было чему... Ни в какой, даже самой буйной фантазии, невозможно было представить таких существ!.. Они были настолько воздушными, что казалось, их тела были сотканы из блистающего тумана... Огромные крылья-лепестки плавно колыхались, распыляя за собой сверкающую золотую пыль... Миард что-то странно «свистнул», и сказочные существа вдруг начали плавно спускаться, образуя над нами сплошной, вспыхивающий всеми цветами их сумасшедшей радуги, огромный «зонт»... Это было так красиво, что захватывало дух!..
Первой к нам «приземлилась» перламутрово-голубая, розовокрылая Савия, которая сложив свои сверкающие крылья-лепестки в «букет», начала с огромным любопытством, но безо всякой боязни, нас разглядывать... Невозможно было спокойно смотреть на её причудливую красоту, которая притягивала, как магнит и хотелось любоваться ею без конца...
– Не смотрите долго – Савии завораживают. Вам не захочется отсюда уходить. Их красота опасна, если не хотите себя потерять, – тихо сказал Миард.
– А как же ты говорил, что здесь ничего опасного нет? Значит это не правда? – тут же возмутилась Стелла.
– Но это же не та опасность, которую нужно бояться или с которой нужно воевать. Я думал вы именно это имели в виду, когда спросили, – огорчился Миард.
– Да ладно! У нас, видимо, о многом понятия будут разными. Это нормально, правда ведь? – «благородно» успокоила его малышка. – А можно с ними поговорить?
– Говорите, если сможете услышать. – Миард повернулся к спустившейся к нам, чудо-Савии, и что-то показал.
Дивное существо заулыбалось и подошло к нам ближе, остальные же его (или её?..) друзья всё также легко парили прямо над нами, сверкая и переливаясь в ярких солнечных лучах.
– Я Лилис...лис...ис...– эхом прошелестел изумительный голос. Он был очень мягким, и в то же время очень звонким (если можно соединить в одно такие противоположные понятия).
– Здравствуй, красивая Лилис. – радостно приветствовала существо Стелла. – Я – Стелла. А вот она – Светлана. Мы – люди. А ты, мы знаем, Савия. Ты откуда прилетела? И что такое Савия? – вопросы опять сыпались градом, но я даже не попыталась её остановить, так как это было совершенно бесполезно... Стелла просто «хотела всё знать!». И всегда такой оставалась.

Эдварду Хопперу (Edward Hopper) искусствоведы дают разные названия. “Художник пустых пространств”, “поэт эпохи”, “мрачный соцреалист”. Но какое название ни подбери, это не меняет сути: Хоппер - один из ярчайших представителей американской живописи, работы которого не могут никого оставить равнодушным.

Заправка, 1940 г.

Творческий метод американского складывался во времена “великой депрессии” в США. Разные исследователи творчества Хоппера склонны находить в его работах переклички с писателями Теннеси Уильямсом, Теодором Драйзером, Робертом Фростом, Джеромом Селинджером, с художниками ДеКирко и Дельво, позже отражение его творчества начинают усматривать в киноработах Дэвида Линча…

Достоверно неизвестно, имеют под собой реальную почву какие-то из этих сравнений, но ясно одно: Эдвард Хоппер очень тонко сумел изобразить дух времени, передав его в позах героев, в пустых пространствах своих полотен, в неповторимой цветовой гамме.

Этого относят к представителям магического реализма. Действительно, его персонажи, обстановка, в которую он их помещает, донельзя проста в бытовом плане. Тем не менее, его полотна всегда отражают какую-то недосказанность, всегда отражают скрытый конфликт, порождают самые различные толкования. Доходящие, порой, до абсурда. Например, его картина “Ночная конференция” была возвращена коллекционером продавцу, поскольку он усмотрел в ней скрытый коммунистический заговор.

Вечернее собрание, 1949 г.

Наиболее известное полотно Хоппера - “Полуночники”. В свое время ее репродукция висела в комнате чуть ли не у каждого американского подростка. Сюжет картины предельно прост: в окне ночного кафе за барной стойкой сидят трое посетителей, их обслуживает бармен. Казалось бы, ничего примечательного, но любой, кто смотрит на картину американского художника, почти физически ощущает запредельное, щемящее чувство одиночество человека в большом городе.

Полуночники, 1942

Магический реализм Хоппера в свое время не был принят современниками. При общей тенденции к более “интересным” методам - кубизму, сюрреализму, абстракционизму - его картины казались скучными и невыразительными.
“Они никак не могут понять, - говорил Хоппер, - что оригинальность художника не есть модный метод. Это квинтессенция его личности”.

Сегодня его творчество считается не просто вехой в американском изобразительном искусстве, но собирательным образом, духом своего времени. Один из его биографов написал как-то: “Из картин Эдварда Хоппера потомки узнают о том времени больше, чем из любого учебника”. И, пожалуй, в каком-то смысле он прав.

Американского художника Эдварда Хоппера одни считают урбанистом, другие представителем магического реализма, а некоторые — предшественником поп-арта. Поклонники творчества Хоппера восторженно называют его «мечтателем без иллюзий» и «поэтом пустых пространств». Объединяет все мнения драматическое полотно Хоппера под названием «Полуночники». Оно узнаваемо, как «Мона Лиза» Леонардо Да Винчи, «Крик» Эдварда Мунка или «Собаки, играющие в покер» Кулиджа. Невероятная популярность этого произведения поставила его в ряд икон поп-культуры.

(Edward Hopper , 1882-1967) был видным представителем американской жанровой живописи XX века. И, хотя, именно в этот период зарождались новые течения в искусстве, он оставался равнодушен к авангардным изменениям и экспериментам коллег. Современники, которые шли в ногу с модой, увлекались кубизмом, сюрреализмом и абстракционизмом, а живопись Хоппера считали скучной и консервативной. Эдвард страдал, но не изменял своим идеалам: «Как они не могут понять: оригинальность художника – это не изобретательность и не метод, тем более, не модный метод, это квинтэссенция личности ».

А личностью Эдвард Хоппер был весьма сложной. И очень замкнутой. Причем до то такой степени, что после его смерти, едва ли не единственным источником информации о его жизни и характере оказался дневник его жены. В одном из интервью она сообщала:

Однажды сотрудник журнала «Ньюйоркер» пытался написать очерк о жизни Эдварда. И не смог. Не было материала. Не о чем писать. Его настоящую биографию могла бы написать только я. И это был бы чистый Достоевский « .

Таким он был с самого детства, хотя мальчик рос в хорошей семье владельца галантерейной лавки в городке Найак (штат Нью-Йорк). Семья была не чужда искусству: по выходным отец, мать и дети иногда приезжали в Нью-Йорк, чтобы посетить художественные выставки или сходить в театр. Свои впечатления мальчик тайком записывал в толстую тетрадь. Много чего скрывалось там от взрослых. В частности, его переживания и обиды, когда в 12 лет он вдруг вымахал за лето на 30 см и стал выглядеть ужасно нескладным и долговязым. Однокашники на каждом шагу издевались и дразнили его по этому поводу. Возможно, с этого злосчастного случая у Эдварда Хоппера навсегда сохранилась болезненная стеснительность, замкнутость и молчаливость. Его жена писала в дневнике: «Говорить что-нибудь Эду — все равно, что бросать камень в бездонный колодец. Не услышишь всплеска «.

Естественно, это отразилось на стиле его картин. Хоппер любил рисовать безжизненные интерьеры и пустынные пейзажи: железнодорожные тупики, ведущие в никуда, безлюдные кафе, в которых сквозит одиночество. Постоянным лейтмотивом его творчества были оконные проёмы. Художник как бы искал выход из своего замкнутого мира. Или, возможно, тайком приоткрывал вход к себе: солнечный свет, попадающий через окна в комнаты, немного согревал холодную аскетичных картин Хоппера. Можно сказать, что на фоне его сумрачных пейзажей и интерьеров, солнечные лучи на его полотнах в точности воплощают метафору «луч света в темном царстве «.

Но в основном, Хоппер на своих картинах изображал одиночество. У Хоппера одиноки даже закаты, улицы и дома. Не менее одинокими выглядят на его полотнах изображаемые пары, особенно пары. Взаимное недовольство и отчуждение между мужчиной и женщиной — постоянная тема Эдварда Хоппера.

Тема имела вполне жизненную основу: на сороковом году жизни Хоппер женился на своей одногодке Джозефин Нивисон, с которой был знаком еще по нью-йоркской художественной школе. Они вращались в одних и тех же кругах, были связаны одними интересами, на многое имели схожие взгляды. Но их семейную жизнь переполняли всевозможные раздоры и скандалы, порой доходившие до драк. Если верить дневнику жены, во всем был виноват грубый муж. В то же время, по воспоминаниям знакомых ясно, что сама Джо была далека от идеала хранительницы семейного очага. К примеру, когда однажды друзья-художники спросили ее: «Какое любимое блюдо Эдварда ?», она надменно сказала: «Вы не находите, что в нашем кругу слишком много вкусной еды и слишком мало хорошей живописи? Наше любимое блюдо — доброжелательная консервная банка тушеных бобов «.

Картины Хоппера, на которых изображены пары, отчетливо отображают трагедию его отношений с женой. Они жили страдая и мучая друг друга, и в то же время, были неразрывны. Их объединяла любовь к французской поэзии, живописи, театру и кино — этого хватало, чтобы они оставались вместе. Джозефина даже была музой и главной моделью для полотен Эдварда, написанных после 1923 года. В парочке поздних посетителей закусочной, изображенных на его картине «Полуночники», автор в очередной раз, явно, изобразил себя и жену, настолько очевидна отчужденность сидящих рядом мужчины и женщины.

«Полуночники» (Nighthawks ), 1942, Эдвард Хоппер

По стечению обстоятельств, именно картина «Полуночники» стала культовым произведением искусства в США. (В оригинале она называется «Nighthawks », что можно еще перевести как «Совы »). Эдвард Хоппер написал картину «Полуночники» в 1942 году, как раз после нападения на Пёрл-Харбор. Событие вызвало у всей Америки чувство угнетения и тревоги. Этим поясняли мрачно-рассеянную атмосферу полотна Хоппера, где посетители закусочной одиноки и задумчивы, пустынная улица освещена тусклым светом витрины, а фоном всему служит безжизненный дом. Впрочем, автор отрицал, что хотел выразить некую депрессию. С его слов, он «возможно, бессознательно изобразил одиночество в большом городе ».

В любом случае, полночное кафе Хоппера критически отличается от городских кафе, которые изображали его коллеги. Обычно, эти заведения всегда и всюду несли флер романтики и любви. Винсент Ван Гог, изображая ночное кафе в Арле, вообще не использовал черной краски, люди у него сидят на отрытой террасе, а небо, как поле цветами, усыпано звездами.

«Ночная терраса кафе», Арль, 1888, Винсент Ван Гог

Разве можно сравнить его пеструю палитру с прохладой и скупостью красок у Хоппера? И, тем не менее, глядя на картину «Полуночники», становится ясно, что за подчеркнутой лаконичностью письма Хоппера скрывается бездна выразительности. Его безмолвные персонажи, погружённые в собственные мысли, кажутся участниками драмы на сцене, залитой мертвенным флуоресцентным светом. Гипнотически воздействует на зрителя геометрия параллельных линий, равномерный ритм безжизненных окон соседнего здания, которому вторят сиденья вдоль барной стойки, контраст массивных каменных стен и прозрачного хрупкого стекла, за которым укрылись на островке света фигурки четырех людей… Кажется, что автор нарочно запер их тут, пряча от равнодушной темноты улицы – присмотревшись, можно заметить, что из помещения нет ни одного видимого выхода.

Картина «Полуночники» оказала большое влияние на американскую культуру. Постмодернисты использовали картину для бесчисленных пародийных ремейков на основе литературы, кино и живописи.

Аллюзии и пародии на это произведение Эдварда Хоппера встречаются во многих картинах, фильмах, книгах и песнях. Том Вэйтс назвал один из своих альбомов «Nighthawks at the Diner » — «Полуночники в закусочной ». Это полотно является одним из любимых произведений режиссера Дэвида Линча. Оно же повлияло на облик города в фильме Ридли Скотта «Бегущий по лезвию».

Вдохновленный «Полуночниками» австрийский художник Готфрид Хельнвайн (Gottfried Helnwein) сделал знаменитый ремейк под названием «Бульвар разбитых мечтаний ». Вместо безликих персонажей он поместил в космическую пустоту одиночества 4 знаменитости — Мэрелин Монро, Хамфри Богарта, Элвиса Пресли и Джеймса Дина. Тем самым намекая на то, как бессмысленно их жизнь и талант преждевременно канули в пустоту: Пресли умер в результате длительного использования и злоупотребления алкоголя и наркотиков; Мэрилин умерла от передозировки антидепрессантов; Смерть Богарта тоже была следствием злоупотребления алкоголя, а Джеймс Дин погиб в трагической автомобильной аварии.

Другие авторы пародийных ремейков использовали культовые произведения США из разных областей искусства. В первую очередь, самого популярного — американского кинематографа с его знаменитыми персонажами, супер-героями комиксов и сюжетами, известными всему миру. Идеально совпадал с настроением картины Хоппера мрачноватый стиль черно-белых фильмов-нуар (film noir ).

Чтобы убедиться, посмотрите «нарезку» кадров из нуаровских фильмов 40-х годов, которые сменяются под песню “Бульвар разбитых мечтаний ». (В 2005 году участники группы Punk Green Day заявили, что их второй сингл получил такое название и соответствующие постеры под непосредственным влиянием живописи Хоппера).

Также иронично ремейки обыгрывали многие другие голливудские фетиши.

Звездные войны
Звездные войны
Симпсоны
Гриффины
по мотивам культового комикса Приключения Тинтина

Супермэн и Бэтмен
Зомби
ремейк на тему м/ф «Мертвая невеста», режиссера Тима Бертона

Не избежали участи стать пародийными ремейками картины Хоппера разные популярные шоу и сериалы.

пародийный постер на тему комедийного телесериала «Сайнфелд» (1989-1998)
пародийный постер на тему крими-сериала «C.S.I.: Место преступления»

Конечно, в пародиях обыгрывалось замкнутое пространство кафе, подчеркнутое автором на своей картине.

А холодные тона картины и аскетизм палитры у многих шутников вызывали ассоциации с космическим пространством.

В ходу были и всякие американские клише городского пейзажа.

Ну, а там где ночная улица и поблизости нет копов — вполне логично может появиться уличный граффити-хулиган Бенкси, правда, тут швыряющий пластиковые стулья в витрину кафе.

Можно еще приводить сотни примеров ироничных ремейков картины Эдварда Хоппера, сделанные на всевозможные темы. Это один из самых распространенных интернет-мемов. И такая плодовитость лишь подтверждает то, что истинные шедевры не подвластны времени.

Он был равнодушен к формальным экспериментам. Современники, которые в соответствии с модой увлекались кубизмом, футуризмом, сюрреализмом и абстракционизмом, считали его живопись скучной и консервативной.

Однажды он сказал: «Как они не могут понять: оригинальность художника – это не изобретательность и не метод, тем более, не модный метод, это квинтэссенция личности». 22 июля 1882 года, родился Эдвард Хоппер – один из самых известных американских художников XX века. Его называют «мечтателем без иллюзий» и «поэтом пустых пространств».

Он рисовал пронзительно безжизненные интерьеры и пейзажи: железные дороги, по которым никуда не уехать, ночные кафе, в которых не укрыться от одиночества. Один из биографов писал: «О нашем времени потомство больше поймет из картин художника Эдварда Хоппера, чем из всех учебников социальной истории, политических комментариев и газетных заголовков».

Расскажу вам,об одной из его самых известных картин…

Широко распространено мнение, что США не подарили миру хороших художников. Да и вообще к художественной культуре этой страны мы, мнящие себя европейцами, привыкли относиться если не пренебрежительно, то по крайней мере свысока.

Между тем всякое обобщение опасно, и вышеупомянутое в том числе. Конечно, Америка - не Франция и не Италия, и за ее относительно короткую историю сильные художественные школы просто не успели сложиться. Но произведения, достойные внимания, создавались и здесь.

Картина Эдварда Хоппера «Полуночники» (Edward Hopper, «Nighthawks») - которой и посвящен мой сегодняшний очерк - очень быстро стала общепризнанной. В конце сороковых - начале пятидесятых постер с ее репродукцией висел едва ли не в каждом студенческом общежитии Соединенных Штатов. Конечно, сыграли свою роль мода и умение американцев превращать произведение искусства в товар масс-культуры. Но к сегодняшнему дню мода прошла, а признание осталось - верный признак художественных достоинств.

Пожалуй, нельзя сказать, что картина цепляет с первого взгляда. Хоппер не стремится к броской привлекательности, и внешним эффектам он предпочитает какую-то внутреннюю силу и особый неспешный ритм. Он, что называется, играет на паузе. Чтобы его картина раскрылась перед нами, для начала надо просто остановиться, перестать спешить, дать себе роскошь свободного времени настроиться, вчувствоваться, поймать некий резонанс…

И за подчеркнутой лаконичностью вдруг обнаруживается бездна выразительности. И бездна грусти. Это не просто очередной образ одиночества в большом городе, знакомый нам и по минутам собственной слабости, и по рассказам хопперовского соотечественника О.Генри. Нам откуда-то становится ясно, что герои «Полуночников» одиноки, как сейчас модно выражаться, «по жизни», что им не вырваться из невидимых стен, даже если удастся выйти из стен реальных, из этого кафе, где, кстати, не видно никаких дверей, ведущих наружу.

Вот перед нами четыре застывшие персоны, выставившие себя на всеобщее обозрение, как будто на сцене, залитой мертвенным флуоресцентным светом. Нельзя сказать, чтобы им было здесь уютно, но и выбраться они не стремятся.

Да и куда, собственно? В немую черноту равнодушной улицы? Нет уж, увольте. Скорее они будут молча сидеть здесь до серой утренней хмури, которая, впрочем, тоже не принесет облегчения, а только необходимость отправиться на службу. Им нет дела до безмолвного сумрака, который жадно вглядывается в происходящее пустыми глазницами окон. Они погружены в себя, даже те двое, которые явно пришли вместе. Они отгораживаются от мира, но все же чувствуют себя уязвимыми. Иначе откуда взялись эти плечи, поднятые вверх в инстинктивном желании защиты?

Конечно, никакой трагедии не произошло, не происходит и, возможно, даже не произойдет. Но предчувствие ее разлито в воздухе. Мы не можем отделаться от уверенности, что на этих подмостках разыграется именно драма.

Почему-то не хочется разбирать технические и художественные приемы. Ну, может быть, как-нибудь потом, когда спадет морок, когда мы сумеем отрешиться от гипноза хопперовской манеры, от его чуть ли не телепатического умения сообщить нам нечто важное… Тогда мы обратим внимание на вскрики красного, на безжизненный ритм окон дома напротив, которому вторят табуретки у барной стойки, на контраст массивных каменных стен и прозрачного хрупкого стекла, на две клонированные фигуры мужчины в шляпе - тот, что ближе, на всякий случай, отвернулся от нас… И еще раз поежимся от невозможности ни войти в кафе, ни выйти из него.

Но это будет потом. А пока мы чувствуем себя прохожими, завороженными случайным островком света среди бездвижной и безлюдной ночи и оттого еще острее почувствовавшими гулкую пустоту улицы. А нам ведь по ней еще идти и идти. И хорошо, если мы идем домой…

Вот еще некоторые его работы:

Есть такая броская живопись, что цепляет зрителя мгновенно. Не возникает недоумения, настороженности, все вроде бы ясно сразу, как в любви с первого взгляда. Не удивительно, что внимательное разглядывание, обдумывание и вчувствование может такой любви повредить. Можно ли найти там, за внешним блеском, что-то глубокое, основательное? Не факт.

Возьмем, к примеру, моднейший уже вторую сотню лет импрессионизм. Наверное, для сегодняшнего массового зрителя нет более популярного течения в истории живописи. Однако ж как художественное направление импрессионизм оказался на удивление скоротечен, просуществовав в чистом виде недолгие двадцать лет. Его отцы-основатели в конце концов отказались от своего детища, почувствовав исчерпанность идей и методов. Ренуар вернулся к классическим формам Энгра, а Моне шагнул вперед, к абстракционизму.

Бывает и обратное. Картины скромны и непритязательны, мотивы обыденны, а приемы традиционны. Вот дом у дороги, вот девушка у окна, а вот вообще банальная бензоколонка. Ни тебе атмосферности, ни световых эффектов, ни романтических страстей. Если пожать плечами и пойти дальше, то так всё и останется. А если остановиться и вглядеться, то обнаружится бездна.

Такова живопись Эдварда Хоппера, одного из самых знаменитых американских художников ХХ века.

Не заметив Европы

Биография Хоппера почти не содержит ярких событий и неожиданных поворотов. Учился, съездил в Париж, работал, женился, продолжал работать, получил признание... Никаких метаний, скандалов, разводов, алкоголизма, эпатажных выходок - ничего “жареного” для желтой прессы. В этом история жизни Хоппера похожа на его картины: внешне все просто, даже спокойно, но в глубине таится драматическое напряжение.

Уже в детстве он обнаружил способности к рисованию, в чем его всячески поддерживали родители. После школы год заочно учился иллюстрации, а потом поступил в престижную Нью-Йоркскую художественную школу. Американские источники приводят целый список его знаменитых сокурсников, но российскому зрителю их имена почти ничего не говорят. За исключением Рокуэлла Кента все они остались художниками национального значения.

В 1906 г. Хоппер закончил обучение и начал было работать иллюстратором в рекламном агентстве, но осенью отправился в Европу.

Надо сказать, что путешествие в Европу было чуть ли не обязательной частью профессионального образования для американских художников. В то время ярко сияла звезда Парижа, и со всех концов света туда тянулись молодые и амбициозные, чтобы приобщиться к новейшим достижениям и тенденциям мировой живописи.

Удивительно, насколько разные последствия имела эта варка в интернациональном котле. Одни, как испанец Пикассо, быстро превращались из учеников в лидеров и сами становились законодателями художественной моды. Другие навсегда оставались эпигонами, пусть и талантливыми, как Мэри Кэссат и Джеймс Эббот Мак-Нейл Уистлер. Третьи, например русские художники, возвращались к себе на родину, зараженные и заряженные духом нового искусства, и уже дома проторяли пути с задворок мировой живописи в ее авангард.

Хоппер оказался оригинальнее всех. Он путешествовал по Европе, был в Париже, Лондоне, Амстердаме, возвращался в Нью-Йорк, снова ездил в Париж и Испанию, проводил время в европейских музеях и встречался с европейскими художниками... Но, кроме кратковременных влияний, его живопись никак не обнаруживает знакомства с современными течениями. Вообще никак, даже палитра лишь едва просветлела!

Он оценил Рембрандта и Хальса, позже - Эль Греко, из близких по времени мастеров - Эдуарда Мане и Эдгара Дега, к тому времени уже ставших классиками. Что касается Пикассо, то Хоппер на полном серьезе утверждал, что не слышал его имени, будучи в Париже.

Поверить в это трудно, но факт остается фактом. Только что ушли из жизни постимпрессионисты, уже ломали копья фовисты и кубисты, на горизонте маячил футуризм, живопись отрывалась от изображения видимого и сосредоточивалась на проблемах и ограничениях картинной плоскости, блистали Пикассо и Матисс. Но Хоппер, будучи в самой гуще событий, словно не видел этого.

И после 1910 года ни разу не пересек Атлантику, даже когда его картины выставлялись в американском павильоне престижной Венецианской биеннале.

Художник на заработках

В 1913 г. Хоппер поселился в Нью-Йорке на Вашингтон-сквер, где жил и работал больше пятидесяти лет - до конца своих дней. В том же году он продал свою первую картину, выставленную на знаменитой “Армори-шоу” в Нью-Йорке. Казалось, карьера начинается многообещающе и успех не за горами.

Вышло далеко не так безоблачно. “Армори-шоу” задумывалась как первая в США выставка современного искусства и в этом качестве снискала громкий успех. Она отвратила взоры любителей, критиков и художников от реализма и повернула их к авангарду, хотя и сопровождалась насмешками и скандалами. На фоне Дюшана, Пикассо, Пикабиа, Бранкузи, Брака реализм Хоппера выглядел провинциальным и устарелым. Америка решила, что нужно догонять Европу, богатые коллекционеры заинтересовались заокеанским искусством, а единичные продажи отечественных работ погоды не делали.

Хопперу многие годы пришлось проработать коммерческим художником-иллюстратором. Он даже забросил живопись и посвятил себя офорту - технике, в то время более подходящей для полиграфического воспроизведения. На службе он не состоял, подрабатывал журнальными заказами и испытывал все тяготы такого положения, временами даже впадая в депрессию.

Однако же в тогдашнем Нью-Йорке нашлась покровительница искусств, которая решила собирать работы именно американских художников, - Гертруда Уитни, дочь миллионера Вандербильта; кстати, та самая, с которой безуспешно соревновалась людоедка Эллочка, выменявшая у Остапа Бендера чайное ситечко на один из двенадцати стульев.

Ночные тени.

Впоследствии Уитни пыталась подарить свою коллекцию современных американских художников музею Метрополитен, но его дирекция не сочла дар достойным. Отвергнутая собирательница в отместку основала собственный музей неподалеку, который до сих пор считается лучшим музеем американского искусства.

Вечерний ветер. 1921. Музей американского искусства, Нью-Йорк

Но это в будущем. Пока Хоппер посещал студию Уитни, где в 1920 г. впервые прошла его персональная выставка - 16 живописных работ. Некоторые из его офортов также привлекли внимание публики, в частности “Ночные тени” и “Вечерний ветер”. Но свободным художником он стать еще не мог и продолжал зарабатывать иллюстрацией.

Семья и признание

В 1923 г. Хоппер знакомится со своей будущей женой Джозефиной. Их семья оказалась прочной, но семейная жизнь непростой. Джо запрещала мужу писать обнаженную натуру и при необходимости позировала сама. Эдвард ревновал ее даже к коту. Все усугублялось его неразговорчивостью и угрюмым характером. “Иногда разговаривать с Эдди было все равно что бросать камень в колодец. За одним исключением: звука падения в воду можно было и не услышать”, - признавалась она.

Эдвард и Джо Хоппер. 1933

Тем не менее именно Джо напомнила Хопперу о возможностях акварели, и он вернулся к этой технике. Вскоре он выставил шесть работ в Бруклинском музее, и одна из них была куплена музеем за 100 долларов. Критики отнеслись к выставке доброжелательно и отметили жизненную силу и выразительность хопперовских акварелей даже с самыми скромными сюжетами. Это сочетание внешней сдержанности и выразительной глубины и станет фирменным знаком Хоппера на все оставшиеся годы.

В 1927 г. Хоппер продал картину “Двое в зрительном зале” за 1500 долларов, и на эти деньги чета обзавелась своим первым автомобилем. Художник получил возможность выезжать на этюды, и сельская провинциальная Америка надолго сделалась одним из основных мотивов его живописи.

Двое в зрительном зале. 1927. Музей искусств, Толедо

В 1930 г. произошло еще одно важное событие в жизни художника. Меценат Стивен Кларк подарил его картину “Дом у железной дороги” нью-йоркскому Музею современного искусства, и она с тех пор висит там на видном месте.

Так, незадолго до своего пятидесятилетия Хоппер вступил в пору признания. В 1931 г. он продал 30 работ, включая 13 акварелей. В 1932 г. принял участие в первой регулярной выставке музея Уитни и не пропускал последующие уже до самой смерти. В 1933-м в честь юбилея художника Музей современного искусства представил ретроспективу его работ.

Следующие тридцать лет своей жизни Хоппер плодотворно трудился, несмотря на проблемы со здоровьем, возникшие в пожилом возрасте. Джо пережила его на десять месяцев и завещала музею Уитни всю семейную коллекцию работ.

Полуночники. 1942. Институт искусств, Чикаго

В годы зрелости художник создал немало признанных шедевров, например “Раннее воскресное утро”, “Полуночники”, “Офис в Нью-Йорке”, “Люди на солнце”. За это время он получил множество наград, совершил путешествия в Канаду и Мексику, был представлен на нескольких ретроспективных и персональных выставках.

Защита от надзора

Нельзя сказать, что все эти годы его живопись не развивалась. Но все же излюбленные темы и образы Хоппер нашел рано, и если что и менялось, так это убедительность их воплощения.

Если бы нужно было найти краткую формулу для работ Хоппера, то ею стало бы “отчуждение и изоляция”. Куда смотрят его герои? Почему они застыли среди дня? Что мешает им завязать диалог, потянуться друг к другу, окликнуть и откликнуться? Ответа нет, да и вопросы, если честно, почти не возникают, во всяком случае, у них самих. Вот такие они, вот такая жизнь, вот таков мир, разделяющий людей невидимыми преградами.

Эта невидимость преград серьезно волновала Хоппера, оттого в его картинах так много окон. Стекло - визуальная связь, но физический барьер. Его герои и героини, видимые с улицы, будто открыты миру, но на самом деле закрыты, погружены в себя - взгляните на “Полуночников” или “Офис в Нью-Йорке”. Подобная двойственность рождает щемящее сочетание хрупкой уязвимости и упрямой недоступности, даже неприступности.

Если же, напротив, мы вместе с героями смотрим через стекло наружу, то окно опять обманывает, лишь дразня возможностью что-то увидеть. В лучшем случае внешний мир лишь обозначен массивом деревьев или зданий, а зачастую в окне просто ничего не видно, как, например, в “Вечернем ветре” или в картине “Automat”.

Automat. 1927. Центр искусств, Де-Мойн. США

И вообще для хопперовских окон и дверей характерно то же самое сочетание открытости и закрытости, что и для одушевленных персонажей. Из картины в картину кочуют чуть приоткрытые створки, колышущиеся занавески, закрытые жалюзи, не до конца притворенные двери.

Прозрачное - непроницаемо, а то, что должно соединять, - разделяет. Отсюда постоянное ощущение тайны, недосказанности, несостоявшегося контакта.

Одиночество среди людей, в большом городе, на виду у всех стало сквозной темой искусства ХХ века, только здесь, у Хоппера, не то одиночество, откуда бегут, а то, где спасаются. Закрытость его персонажей ощущается как естественная форма самозащиты, а не как каприз или свойство характера. Уж больно беспощаден льющийся на них свет и слишком открыто они выставлены на всеобщее обозрение, да и в окружающем мире таится какая-то равнодушная угроза. Потому вместо внешних барьеров приходится возводить внутренние.

Конечно, если в офисе уничтожить стены, то эффективность работы повысится, поскольку на виду друг у друга, а тем более у начальника, люди меньше отвлекаются и болтают. Но когда все находятся под надзором, общение прекращается и тишина становится единственной формой обороны. Герои сдержанны, инстинкты подавлены, страсти загнаны вглубь - цивилизованные, культурные люди в защитной броне внешних приличий.

Внимание за пределы

Очень часто картины Хоппера создают впечатление остановленного мгновения. И это при том, что в самой картине движение вовсе не обозначено. Но она воспринимается будто кадр кинопленки, только что сменивший предыдущий и готовый уступить место следующему. Не случайно Хоппера так ценили американские кинорежиссеры, в частности Хичкок, и голливудские стандарты построения кадра во многом сформировались с учетом его влияния.

Художнику было свойственно направлять зрительское внимание не столько на изображаемый момент, сколько на воображаемые события, которые ему предшествовали или за ним следовали. Это редкое в истории живописи умение парадоксальным образом сочетало в себе достижения импрессионизма, с его обостренным вниманием к мгновению, и постимпрессионизма, желавшего спрессовать течение времени в сиюминутный художественный образ.

У Хоппера действительно получалось намертво пришпилить к холсту неуловимый миг бытия и одновременно намекнуть на непрестанное течение времени, вынесшее его на поверхность и тут же уносящее в темные глубины прошлого. Если футуризм пытался изобразить движение прямо на живописной плоскости, то Хоппер выносит его за границы живописи, но оставляет в пределах нашего восприятия. Мы его не видим, но ощущаем.

Так же художник умудряется перенаправить наше внимание за пределы картины не только во времени, но и в пространстве. Персонажи смотрят куда-то вовне, туда же утягивает взор зрителя пролетающее мимо бензоколонки шоссе, а на железной дороге глаз успевает поймать только последний вагон поезда. А чаще и его уже нет, состав промчался, и мы невольно и безуспешно выскальзываем взглядом вслед за ним по рельсам.

Это Америка как она есть - ни тоски по утраченному, ни воспевания прогресса. Но если бы это была только Америка, то не выпало бы на долю Хоппера всемирной славы, как не досталось ее многим его современникам не худшего мастерства. На самом деле Хоппер сумел затронуть общечеловеческие чувства, используя национальный материал. Он проложил дорогу к международному признанию американской живописи, хотя на ведущие роли в мировом искусстве ее вывели послевоенные художники, самим Хоппером не признанные.

Его путь уникален. В бурном мире ярких художественных течений он сумел не поддаться ничьему влиянию и пройти по узкой тропинке между романтизмом и социальной критикой, между авангардистской одержимостью концепциями и намеренным натурализмом прецизионизма и гиперреализма, оставшись до конца верным самому себе.