Йохан Хейзинга. Homo Ludens (Человек играющий) Анализ Главы № 1. «Характер и значение игры КАК ЯВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ» Вишневская Ольга, СК – 11.

Общее определение понятия «ИГРА» Игра – это функция, которая исполнена смысла. В игре играет нечто, вносящее смысл в происходящее действие. То есть всякая игра что-то значит, она имеет свою целенаправленность, а целенаправленность – это сущность игры. Игру нельзя отрицать. Можно отречься от красоты, истины, права, добра, духа, Бога. Можно отрицать серьёзность, но игру – нельзя! Но вместе с игрою всегда признают и дух. Потому что сущность игры – это нечто материальное. То есть Игра представляет собой нечто избыточное и лишь через вторжение духа игра становится возможной, мыслимой, постижимой.

Мнения на счёт Биологической функции игры üОдни думали, что основа и источник игры – не что иное как высвобождение избыточной жизненной силы. ü Другие говорили что когда живое существо играет, это оно проявляет врождённый инстинкт подражания, или же игра разряжает человека, или же учит сдерживаться. ü Следующие считали что в игре просыпается потребность стремления к главенству или соперничеству. Но во всех этих на первый взгляд разных предположениях есть главное исходное сходство: что игра отвечает некой биологической целесообразности.

v. Почему и для чего происходит игра? В чём собственно сама суть игры? Почему ребёнок визжит от восторга? Почему игрок забывает себя от страсти? Почему спортивные состязания приводят в неистовство многотысячные толпы народа? Всё это можно было бы объяснить, тем что якобы природа дала нам функции- высвобождение избыточной энергии, расслабление после затраты сил, приготовлением к суровым требованиям жизни и т. д. , но нет, природа дала нам ИГРУ.

ИГРА И КУЛЬТУРА Игра старше культуры потому что понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть. Игра – это некая форма деятельности, форма наделённая смыслом. Наблюдатель пытается понять игру как воспринимает её сам играющий, в её первичном значении. И он захочет понаблюдать как ценности проявляются в самой игре тем самым понять игру как фактор культурной жизни. СВЯЗЬ: Игра витает поверх каждой культуры или во всяком случае от неё не зависит.

ЯЗЫК как первичное значение игры. Первичным значением выступает Язык – это первейшее и высшее орудие, которое человек формирует, чтобы иметь возможность сообщать, обучать, править. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов.

Серьёзность ИГРЫ В нашем сознании игра противостоит серьезности. Но если вглядеться чуть пристальней, игра может быть чрезвычайно серьезной. *** Всякая игра всегда способна полностью захватывать тех, кто в ней принимает участие. Противопоставление игра - серьезность всегда подвержено колебаниям, неустойчиво.

Связь ИГРЫ с Комическим -Комическое возбуждает смех, но его взаимосвязь с игрой носит второстепенный характер. -Комическое тесно связано с глупостью. Однако игра отнюдь не глупа. Если игра лежит вне различения мудрость - глупость, то она в той же степени находится и вне противопоставления правда - неправда. А также и вне пары добро и зло. Игра сама по себе не причастна морали, в ней нет ни добродетели, ни греха. тогда возникает вопрос: Если же игру не удается прямо связать с добром или истиной, не лежит ли она тогда в области эстетического?

Не лежит ли игра в области эстетического? v. Связи между красотой и игрою прочны и многообразны. v. Красота движений человеческого тела находит в игре свое высочайшее выражение. v. Рассмотрим игры социальные по характеру. Они отличаются от примитивных, тем что они более развиты и разносторинии. v. Как пример: единоборство и состязания в беге, представления и зрелища, танцы и музыка а также маскарад и турниры.

ИГРА – ЭТО СВОБОДА Всякая Игра есть прежде всего и в первую очередь свободное действие. Ребенок или животное играют, ибо черпают в игре удовольствие, и в этом как раз и состоит их свобода.

Основные признаки игры: 1) Игра свободна, она есть свобода. 2) Игра не есть обыденная или настоящая жизнь. 3) Замкнутость, отграниченность.

Характеристика свойств игры (+) 1) Игра начинается, и в определенный момент ей приходит конец. Она «разыгрывается» . Пока она идет, в ней есть движение вперед и назад, чередование, очередность, завязка, развязка. Эта повторяемость - одно из существеннейших свойств игры. 2) Ограничение местом. Всякая игра протекает в заранее обозначенном игровом пространстве, материальном или мыслимом. 3) Установливает порядок, она сама есть порядок. 4) Игра привлекательна в смысле эстетического фактора. 5) +- Напряжение - С одной стороны это свидетельство неуверенности, но с другой это наличие шанса!

О игровых ПРАВИЛАХ игры В каждой игре - свои правила. Правила игры бесспорны и обязательны, они не подлежат никакому сомнению. Стоит лишь отойти от правил, и мир игры тотчас же рушится. Никакой игры больше нет. Участник игры, который действует вопреки правилам или обходит их, это нарушитель игры- шпильбрехеры, ведь играть нужно честно.

ШПИЛЬБРЕХЕРЫ -плут, он притворяется что играет. В игре он убивает иллюзию Поэтому он должен быть изничтожен, потому что угрожает самому существованию данного игрового сообщества. Он разрушает магию волшебного мира, находящихся в игре, и поэтому он трус и должен быть изгнан!

СОСТАВ ИГРЫ Игровое сообщество обладает вообще склонностью сохранять свой постоянный состав и после того, как игра уже кончилась. Клуб приличествует игре, как голове - шляпа.

Черты игры 1) таинственность. Что делают эти другие за пределами нашей игры, до поры до времени нас не касается. Правило: Мы суть, и мы делаем «нечто иное» . 2) Необычность. Переодевшийся или надевший маску человек «играет» другое существо. Но он и «есть» это другое существо! Суммируя, мы можем назвать игру с точки зрения формы некоей свободной деятельностью, которая осознается как ненастоящая, не связанная с жизнью и полностью может захватить играющего.

2 игровых аспекта проявления игры 1) Игра - это борьба за что-то или 2) Игра - показ, представление этого «чтото» . Обе эти функции могут и объединяться, так что игра представляет борьбу за чтото или же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше других.

ИГРА КАК ДУХОВНЫЙ ЭЛЕМЕНТ Священное представление - больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение, это - мистическое претворение. Священнодействие - это то есть свершаемое. Такое действие представляет собою некое космическое событие. Его функция - не простое подражание, но становление частью, участие в действии.

Точка Зрения ЛЕО ФРОБЕНИУСА. Утверждал, что человечество разыгрывает порядок вещей в природе в той мере, в какой оно его постигает. Считал, что игра служит тому, чтобы являть, показывать, сопровождать, воплощать всё, что свершается в космосе.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПЛАТОНА Считал что только Бог достоин всей блаженной серьезности, тогда как человек сотворен игрушкою Бога, и это для него самое лучшее. В соответствии с этим проводить свою жизнь, играя в прекрасные игры, в добрые игры, принося жертвы, в пении и танцах, мы возможно достигаем расположение богов и можем врагам дать отпор, и победить их в бою. Игры во славу богов - вот то наивысшее, во имя чего люди должны ревностно отдавать свою жизнь, - так смотрел на это Платон.

Настроение ИГРЫ. В настроении игры есть два полюса: безудержность и экзальтация (повёрнутость). Можно сказать, что игровое настроение всегда мажорно. По своему типу игровое настроение изменчиво и в любую минуту в игру может вступить «обычная жизнь» , из-за какого-либо толчка из вне. МИНУС: жертвоприношения, кровавые обряды, где обычная жизнь прекращается и начинается некая праздничность - это вещь в себе, которую ни с чем больше в мире не спутаешь. То есть между праздником и игрой существуют самые тесные отношения. Выключение из обыденной жизни, и не обязательно, радостный тон поведения.

СИМВОЛИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ Играя в нашем представлении возникает представление и некой символической связи. К примеру Дикарь, исполняющий свой магический танец в образе кенгуру, и есть кенгуру. ИТАК Сфера священной игры – это такая сфера, где дитя и поэт чувствует себя как дома. Конечно сейчас современный человек хорошо понимает что является маской, а что переодиванием, но даже для образованного взрослого человека в маске всегда остаётся что-то таинственное.

Есть такое оскорбление – задрот. Данное оскорбление используют к человеку, который слишком сильно увлёкся определенным делом. Не важно, что это – работа, развлечения или хобби. «Задрачивает в то…», «Задрачивает в это…». Однако, я всегда находил данное оскорбление комплиментом. Правда, меня им довольно редко награждают ибо сам обитаю среди задротов. В слове задрот я вижу не просиживание задницы на одном месте, пустую трату времени, а увлечение, страсть и, в конце концов, игровой элемент.

А вот и виновник торжества

Нидерландский философ Йохан Хёйзинга, основываясь на трудах которого мы будем раскрывать тему, говорил, что элемент игры есть во всём и везде. За источник мы будем брать его философский трактат Homo Ludens – человек играющий. Во многих языках слово «игра» является так же синонимом таких слов, как «Спорт», «Обучение», «Работа». По его словам всякая культура начинается с игры – такая наша природа. Играть умеют все, не только люди. Животные так же имеют навыки игры, правда, у них они довольно хаотичны, в отличие от наших игр, казалось бы. Однако, наблюдая за детьми можно спокойно увидеть в их играх игры животные. Я не говорю сейчас про школьный возраст – я говорю о детях до 3-х лет. Правила их игр очень размыты, но они всегда есть. Однако, нидерландский философ даже и подумать не мог о феномене видеоигр. Сегодня я попытаюсь спроецировать труды Хейзинги на современные реалии и с помощью этой проекции дать цену видеоиграм, которые в наше время то недооцениваются, то переоцениваются. Вот тут мы и подходим к мозгоразрывающим фактам и выводам.

Весь мир игра а люди в нем актеры

Элемент игры. Что это такое? Стоит это оговорить. Игра, по сути, заключается в трех вещах. Она должна быть закрытой, ограниченной от внешнего мира; Она должна быть реиграбельной; Она должна иметь за собой награду. Три этих элемента делают игру игрой и все другие факторы ни на что не влияют, если не препятствуют элементу игры. Обычным созерцанием это можно легко проследить, но об этом позже. Главное, что сейчас мы усвоили, что такое элемент игры. А теперь докажем, что он есть везде. Кстати, цитата для закрепления:

Формально функция такой отгороженности и ради священной цели, и ради чистой игры совершенно одна и та же. Ипподром, теннисный корт, площадка для игры в «классики», шахматная доска функционально не отличаются от таких вещей, как храм или магический круг. Поразительная однородность обрядов освящения по всему миру указывает на то, что такие обычаи коренятся в некоем изначальном и фундаментальном свойстве человеческого духа. Это всеобщее сходство культурных форм чаще всего сводят к причине логической, объясняя потребность в отгораживании и обособленности заботой о том, чтобы отвести от святилища пагубные воздействия, которые могут ему угрожать извне, ибо в силу своей святости оно особенно подвергается опасности и само представляет опасность. Тем самым в начало упомянутого культурного процесса ставят некие разумные соображения и полезные цели - утилитарное толкование, против которого предостерегал и Фробениус. Хорошо еще, что при этом не возвращаются к представлениям о хитрых священниках, которые выдумали религию; однако оттенок рационалистической манеры приписывать явлению те или иные мотивы в подобном подходе все же присутствует. Принимая же, в противоположность этому, изначальное, сущностное тождество игры и обряда, мы тем самым признаем особое священное место в основе своей за игровое пространство, и тогда сбивающие с толку вопросы «почему?» и «зачем?» вообще не могут быть заданы.

Культура зарождается в игре. Очевидно, что те люди, что существовали на земле тысячи лет назад по уровню интеллекта были как современные дети. Даже не так. Скорее, их психический уровень развития был на уровне с современными детьми, нежели комплекс знаний в их головах. Собственно, резко перейдём к религии. Она зародилась в игре и этому есть множество подтверждений в ритуалах племен, за которыми наблюдал нидерландский философ и его коллеги. Мы сами можем наблюдать эти ритуалы сейчас, в странах третьего мира.

Обратимся же в Хомо Люденс, цитата:

«Обратившись к сакралиям архаических культур, мы смогли бы сделать несколько замечаний относительно серьезности, с которой все это делается. Этнологи, как я полагаю, согласны с тем, что состояние духа, в котором пребывают участники и зрители больших религиозных праздников у дикарей, не есть состояние приподнятости и иллюзии. Задняя мысль, что все это «невзаправду», здесь отнюдь не отсутствует. Живой пример такого состояния духа приводит Aд.E. Йенсен в своей книге «Церемонии обрезания и инициации у первобытных народов». Мужчины, судя по всему, не испытывают никакого страха перед духами, которые бродят повсюду во время праздника, а затем являются всем в ключевые моменты. И тут нечему удивляться: ведь это те же мужчины, что осуществляют режиссуру всей церемонии; они сами изготовили маски, они сами их носят, и они же спрячут их от женщин, когда все это кончится»

Тут мы вынесем для себя тезис и запомним в голове, что чтобы быть полностью вовлеченным в игру и верить в неё не обязательно быть в зазеркалье, царстве иллюзий. Игрок может осознавать элемент игры в происходящем. Запомнили, идём дальше.

Есть у одного индейского племени игра «потлатч». Очень интересная вещь в контексте этой статьи, скажу я вам. Так, в чём же уникальность потлача перед другими играми аборигенов? В том, что в отличии от других множеств племен потлатч это одна из первых азартных игр, а так же игра, которая оказывает колоссальное влияние на формирование общества и помогает перераспределению богатств в нем, а так же настраиванию общественных связей. Суть игры в следующем: Один абориген хочет показать своё богатство и для этого проводит церемонию дарения своих ценностей перед равным ему соперником. Он дарит ему столько, сколько сможет. Так же позволено просто демонстративно уничтожать своё имущество, чтобы показать сопернику его незначительность для аборигена. Его соперник делает то же самое. Игра работает по принципу – кто себя больше разорит, тот и более уважаемый и богатый человек. Похожие на потлатч игры так же были обнаружены и в других культурах, а не только у индейцев.

Потлатч

Игра может затрагивать личное имущество человека, а среди аборигенов личное имущество приравнивается к самому человеку. То есть игра может заставить человека жертвовать не только имущество, но и эмоции. Это мы рассмотрим поподробнее в следующем блоге. Но всё же этот абзац здесь не просто так. Во многих языках слово «игра» является основополагающим корнем для многих других действий или же совсем является синонимом некоторых действий. Потлатч зарождает среди индийцев общество и общественные связи. Налаживает их и корректирует – вот в чём его уникальность.

Вот спросите вы задрота почему он это делает, увлеченно чем-то занимается. Ответ, как правило, будет один – «Мне это нравится». Однако, разум субъективен и легко обманывает себя, что доказывают нам из раза в раз когнитивные науки. Причина, почему мы так много «задротим» таится куда глубже – в нашем животном начале. Обращаясь к первой главе Хомо Люденс можно извлечь вывод о том, что играем мы из инстинкта. Игра в нас заложена. Само собой, как и любой процесс в любом животном эта функция(играть) имеет смысл. Эволюция наделила нас этой чудесной способностью играть. Но человеческая цивилизация из-за этого инстинкта играть споткнулась о камень культуры и развития. Это не плохо, а скорее хорошо – это дало толчок цивилизации. Вся проблема в том, что людской род всю свою историю пытался сделать игру чем-то детским и несерьёзным, хотя игра пронизывает всю нашу жизнь и может быть вполне серьёзной. Цитата:

«Смысловое содержание серьезного определяется и исчерпывается отрицанием игры <…> смысловое содержание игры, напротив, ни в коей мере не описывается через понятие несерьезного и им не исчерпывается. Серьезность стремится исключить игру, игра же с легкостью включает в себя серьезное».

Рассмотрим, почему животные играют? Тут всё предельно просто и понятно – для них игра служит тренировкой, дабы в ключевой момент их не подвела реакция, растяжка, навык и тд и тп. Про брачные игры я молчу, это одна из самых известных моделей поведения у животных. Эволюция подарила им данную модель поведения именно для этого. Мы, как выше упоминалось, так же не обделены данной способностью. Однако, эволюция не предусмотрела то, что у нас появится свобода воли, а так же самоощущение прошлого, настоящего и будущего. Как вы можете знать даже на своем опыте – цивилизация с эволюцией не дружит. Дам пример окромя игры. Банальное клише, где высокопоставленный чин или миллиардер оказывается извращенцем или маньяком. Ярчайший пример это недавний инцидент с Харви Вайнштейном. Его животное начало иметь всё что не приколочено поцеловалось с асфальтом производства компании «Цивилизация», где у него есть статус и огласка и получилось то, что получилось. Возвращаясь к игре. Базовый инстинкт всех животных повлек за собой создание культуры через ритуалы, обряды и язычество, перетекшие в религию, которая, как известно, поначалу являлась единственной причиной для людей сохранять о себе память. Элемент игры пронизывает не только нашу культуру, но и все сферы жизни. Обращаясь к Хомо Люденс взглянем, как элемент игры перерос в правоохранительную систему. Стоит сказать, что право это не игра. В данном случае мы взглянем на то, как правоохранительная система зарождалась и как она работает, а не для чего она работает. Самое очевидное это то, что правовая практика это всегда состязание. Алчные порой прокуроры и адвокаты защищают своих обвиняемого и обвиняющего в процессе суда под видом состязания и это очевидно каждому. Цитируя Хомо Люденс:

«Ну будьте же честным и ведите себя спортивно… Один бывший судья писал мне: «Стиль и содержание наших судебных дел выдают, как часто и с каким чисто спортивным наслаждением наши адвокаты подкалывают друг друга своими аргументами и контраргументами (в том числе и не чем иным, как софизмами), так что их способ мышления напоминал мне иной раз речистых участников процессов, обусловленных требованиями адата (не отраженная в шариате привычка), где при каждом аргументе сторон в землю втыкали палочку, чтобы затем по наибольшему числу таких палочек попытаться выявить победителя»«Ну будьте же честным и ведите себя спортивно… Один бывший судья писал мне: «Стиль и содержание наших судебных дел выдают, как часто и с каким чисто спортивным наслаждением наши адвокаты подкалывают друг друга своими аргументами и контраргументами (в том числе и не чем иным, как софизмами), так что их способ мышления напоминал мне иной раз речистых участников процессов, обусловленных требованиями адата (не отраженная в шариате привычка), где при каждом аргументе сторон в землю втыкали палочку, чтобы затем по наибольшему числу таких палочек попытаться выявить победителя»

Судопроизводство это спор о справедливости и несправедливости, в конце концов. А в споре всегда есть элемент игры. А теперь от права к войне. Тут все предельно просто и ясно. Циничные воеводы, по сути, играют своими солдатами, а если не циничные, то играют чуть-ли не в шахматную партию с противником. Они играют в тактику и любой заядлый игрок увидит в военном ремесле элемент игры чуть-ли не на каждом шагу. Элемент игры присутствует так же и в науке, ведь в науке одна из основополагающих вещей это спор. Можете сами включить свое созерцание и вы прекрасно увидите в каждом культурном действии элемент игры. Учеба, война, мода, театр, спорт, быт – везде он есть, элемент игры. Достаточно лишь созерцать дабы его увидеть и при этом из данной природной ловушки мы никогда не выберемся. Но не стоит воспринимать элемент игры как недостаток, который делает нас менее рациональными – его стоит воспринимать как дар и шанс для культурной эволюции в новый вид – Homo Ludens.

Так кто же такой Человек играющий? Как мне видится, это не биологически выведенный новый вид, а сугубо культурно эволюционировавший вид. Человек играющий это человек, для которого элемент игры становится в жизни основополагающим. Трудно это представить, но мы, игроки, уже в какой-то степени люди играющие. Мы становимся ими, когда играем в игры. Вершим судьбы на экране монитора/телевизора, веря в происходящее, но в то же время видя в этом игру. Очень по-дилетантски и грубо говоря Хомо Люденс это вид человека, который почти лишен серьёзности. Стоит понимать, что несерьёзный ещё не значит иррациональный. Такой человек всё ещё будет способен двигать науку, культуру вперёд и заниматься серьёзными для нашего общества делами. Такой вид людей будет способен давать вещам свою объективную цену. Он не будет воевать в магазине ради футболки, не будет с пеной изо рта доказывать, что лучше – ведро или айфон. Он будет играть и разумно мыслить. Человек играющий не будет отвергать свое животное начало, а примет его. Для Хейзинги более века назад это были фантазии, которые он и осознать в своей полноте не мог. Однако, кое-кто из современников смог. Покажу на практике. Бой с Психомантисом.

Вот так неожиданно мы обратимся к первой MGS и битве с Психомантисом. Для тех, кто играл, будет яснее, но и для тех, кто не испытал ту бурю эмоций, которую дарит данный босс, я попробую объяснить. При встрече с Психомантисом в битве он начинает битву не со Снейком, которого вы контролируете, а с игроком. Он во время битвы переключает каналы, уворачивается от всех ударов игрока, если не переключить контроллер в другое гнездо, считывает его карту памяти. Очень грубо будет сказать, что все насмешки и действия злодея игрок берет на свой счёт, но это что-то рядом. Игрок перестает быть собой, он живет одним моментом во время этой битвы. Он приобщается к своему животному началу – к игре и играет с Психомантисом. Игрок одновременно с полной серьёзностью дерется с Психомантисом, играя с ним. Именно в этот момент игрок становится тем самым чуть-ли не мифическим для нидерландского философа Homo Ludens’ом.

Мы живём лишь для того, чтобы передать свои гены. Мы выбрали этот путь… поэтому погрязли в войне. Но ты… ты другой. Ты один из нас. У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы живём сегодняшним днём. В этом заключается смысл нашей жизни. Люди не предназначены приносить счастье другим. С того момента, как мы попали в этот мир… мы обречены приносить друг-другу лишь боль и страдания.

Ладно, пора отбрасывать книгу в сторону. В моем случае это буквально, ведь она в данный момент служит для меня импровизированной подставкой под клавиатуру. Что мы можем понять из вышеописанного? Игровой элемент пронизывает всю нашу цивилизацию и мы как никогда близки к культурной эволюции. «Близки», правда, относительно. По лично моему прогнозу это будет пара веков, когда сам Йохан Хейзинга боялся даже думать о том, когда это произойдёт. Так же не побоялся предсказать этот момент Хидео Кодзима, который данную книжку ценит, любит, уважает. Даже его поведение на публике можно прочесть в данном философском трактате. Так что же говорил г***й в послании своим фанатам в 2015-ом году? Цитата:

«С того момента, как мы входим в этот мир, мы инстинктивно создаем способы развлечения себя и делимся нашими открытиями с окружающими. Нас никто не просит создавать эти новые способы, но нам и не нужны причины для их создания. Это просто мы.

«Игра» - это не просто времяпрепровождение, это изначальная основа воображения и творения. По правде говоря, люди играющие одновременно являются людьми созидающими.

Даже если бы Земля была лишена жизни и сводилась к бесплодной пустоши, наше воображение и желание творить выжили бы - это обеспечило бы надежду, что цветы однажды могут снова расцвести. Благодаря изобретению игры наша новая эволюция ждет.
Kojima Productions - Мы - Homo Ludens. Мы те, кто играет.»

Зерно идеи способно как расцвести, так и завять. Оно может дать корни, разрастись и создать идеологию. Так каков же итог? От игрового элемента цивилизация всегда пыталась увернутся личиной серьёзности и пафоса, даже не замечая, что он пронизывает всю человеческую культуру. Игровой элемент в жизни нужно использовать, а не избегать. Избегать его – противоречить своей природе. Не нужно стыдится того, что вы вот уже восьмой час играете в Сидж или в другую *игра-нейм*. Это наша природа – это наша суть. Простым подтверждением моих вышеописанных слов может являться простой факт о том, что техника обучения детей, взрослых, специалистов через игру это общепризнанно самые эффективные методы обучения. «Сама культуры носит игровой характер» - говорил Йохан Хёйзинга. Вообще меня на создание данного материала повлекли частые слова моих друзей и игровых напарников – «Ой, я уже столько времени играю, пора сворачиваться». Нет, не пора, мужик, продолжай - сама природа говорит тебе это делать.
Возможно, вышло сумбурно, хотя я надеюсь, что нет. Оставляйте свое мнение, комментарии, отзывы. Мир вашему дому, до скорых встреч.

Определения, в которых выражается возможная уникальность человека, известны. Человек разумный, человек общительный, человек-умелец. Но есть еще одна версия, претендующая на то, чтобы выразить предельную особость человека как природного и неприродного существа. Голландский историк культуры Йохан Хёйзинга (1872-1945) в книге «Homo Ludens » («Человек играющий», 1938) отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность до самых пределов нашего сознания, она покажется не более чем игрой. Вот почему автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры, т.е. выражение уникальности человека.

Хёйзинга считает, что игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила ничего существенного к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. «Игра как таковая перешагивает рамки биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра - содержательный феномен со многими гранями смысла» .

Хёйзинга разъясняет: уникальность человека в том, что он умеет играть. Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущиеся силы культурной жизни. Культурфилософ делает допущение, что игра - это прежде всего свободная деятельность. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. Она необходима индивиду как биологическая функция. А обществу нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.

Голландский историк культуры был убежден в том, что игра скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Раньше чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры. Однако вряд ли способность к игре может выражать уникальность человека, хотя бы потому, что, как подчеркивает сам Хёйзинга, животные тоже играют.

Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется эта «тяга к игре»? Лео Фробениус (1873-1938), немецкий этнограф, отвергает истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены.

Пытаясь решить эту проблему, Хёйзинга отмечает, что архаическое общество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Игра мало-помалу приобретает значение священного акта. Вместе с тем, говоря о религиозной деятельности народов, нельзя ни на минуту упускать из виду феномен игры. «Когда и как поднимались мы от низших форм религии к высшим? С диких и фантастических обрядов первобытных народов Африки, Австралии, Америки наш взор переходит к ведийскому культу жертвоприношения, уже беременному мудростью упанишад, к глубоко мистическим гомологиям (соответствиям. - П. Г.) египетской религии, к орфическим и элевсинским мистериям» .

Когда Хёйзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происходит из игры в результате эволюции. Культура возникает в форме игры - вот исходная посылка названной концепции. Культура первоначально разыгрывается.

Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей (например, охота), в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму. «Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры. В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которую наше историческое суждение привязывает к данном)" случаю» 1 .

Желание именно в игре как человеческой способности отыскать признак его уникальности можно обнаружить в работе известного феноменолога Эйгена Финка (1905-1975) «Основные феномены человеческого бытия». В типологии автора их пять - смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способы понимания бытия человеком.

Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная возможность человеческого бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Эти утверждения нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту. «Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бесчисленные формы игры, знает общественные игры, цирцеевские массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сферах труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры» .

Трактуя игру как основной феномен человеческого бытия, Финк выделяет ее значимые черты. Игра в его трактовке - это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье.

Финк считает, что человек как человек играет один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая философская антропология.

Итак, разберем доводы Финка, который, как и Хёйзинга, усматривает уникальность человека в его способности играть. Во- первых, Финк расходится с Хёйзингой в представлении, будто животные тоже могут предаваться играм. Однако отрицать за животными способность к игре весьма трудно. Это во многом очевидный факт. Можно поставить вопрос иначе. Чем отличается игра животных от игры человека? Разумеется, можно отыскать и отличие. Игра животного обусловлена инстинктом. Игра человека свободнее, раскованнее, универсальнее.

«Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости» . Но как человек, тоже природное создание, обрел способность к игре настоящей, подлинной - этот вопрос остается неосвещенным в концепции Финка. Рассуждение о том, в чем выражается уникальность человека, не может постулироваться. Хотелось бы хотя бы поставить вопрос о том, как сформировалась способность человека, каким образом, играя в пространстве инстинкта, человек перешел в сферу игры фантазии? К сожалению, эти вопросы не освещены в литературе по философской антропологии.

Все эти рассуждения подводят к обсуждению некоторых предварительных вопросов. Какова все же биологическая природа человека? Как появился человек? Приглашая читателя к дальнейшему размышлению, можно, я думаю, назвать изначальное свойство человека, дающее начало всем остальным. Благодаря этому качеству становится ясным своеобразие человека, его отличие от остального животного мира.

Это свойство не разум, не дар общения, не игра, не трудовая активность, а... способность человека к подражанию. В отличие от других живых существ он постоянно недоволен своей видовой принадлежностью и стремится выскочить из этого лона.

Так что же, постулируется еще одна человеческая уникальность? Она не постулируется, а выводится из данных современной философской антропологии. Уже говорилось, что в течение многих десятилетий в нашей отечественной литературе изобличался «абстрактный антропологизм», не позволявший будто бы подойти к научному изучению человека. Предполагалось, что только после обнаружения социального, исторического измерения человеческого бытия открылись реальные возможности для распознавания тайны человека. Игнорировался тот очевидный факт, что мы всей плотью и кровью принадлежим природе. В результате о биологической организации человека мы знали крайне мало. Животное в человеке мыслилось как нечто несущественное, преодоленное социальностью.

Огромная заслуга философской антропологии 20-х годов XX столетия (это тоже частично отмечалось) состоит в том, что она, в частности, поставила вопрос: каковы особенности человека как биологического существа? Действительно ли он воплотил в себе совершенство природного замысла? Освоив огромный эмпирический материал, философские антропологи неожиданно пришли к выводу: человек вообще плохо укоренен в природе, вовсе не является венцом творения, напротив, он биологически ущербное существо.

А. Гелен, в частности, утверждал, что человек неспособен жить по готовым природным трафаретам. Разумеется, такая постановка вопроса позволяет говорить об исключительности человека как живого существа, однако в ключе сугубо негативном. Уникальность биологической сущности сына природы отождествляется в данном случае с известной ущербностью, природным несовершенством. Но разве человек - ущербное существо? Дальнейшее изложение материала позволяет поставить вопрос о том, как изъян превратился в достоинство.

• Хёйзинга Й. Homo Ludens. М., 1992. С. 10.
• Хёйзинга Й. Указ. соч. С. 39.
• Финк Э. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии: переводы / сост. и послесл. П.С. Гуревича.М.. 1988. С. 361.
• Финк Э. Указ. соч. С. 371.

Йохан Хёйзинга

Homo ludens. Человек играющий

Uxori carissimae [Дорогой жене (лат.). // Спи, дитя, спи. // Твой отец овец пасет, // Мама дерево трясет, // А на дереве том сны - // Спи, дитя, скорей усни!]

Предисловие - введение

Когда мы, люди, оказались далеко не столь мыслящими, каковыми век более радостный счел нас в своем почитании Разума [Присущая эпохе Просвещения (XVIII в.) безграничная вера в человеческий разум основывалась на том, что законы природы, законы общественного развития и законы разума считались одинаковыми во все времена и у всех народов. Для познания мира, для правильной организации человеческого общества полагали вполне достаточным познать законы собственного мышления и действовать в соответствии с ними. Идеологи эпохи Просвещения были полны радостным ожиданием расцвета наук и искусств и улучшения нравов в результате повсеместного торжества идей разума. // «Макс вошел в мою жизнь в первые дни на Вилла-Сёра, кажется, в 1934–1935, а может, и в 1936–1937 годах. Я изобразил его таким, каким он был, возможно, беспощадно и наверняка символично. Меня многие спрашивают, что произошло с Максом впоследствии. Не имею ни малейшего представления. Я допускаю, что он был убит немцами, когда они оккупировали Францию. // Естественно, он был не первым в своем роде из тех, кого мне довелось встречать во времена моего бродяжничества. Он напомнил мне о моей службе в течение четырех с половиной лет в телеграфной компании, о тысячах покинутых и заброшенных, с которыми мне посчастливилось тогда познакомиться. Я говорю „посчастливилось“, потому что именно от презираемых и заброшенных я узнавал о жизни, о Боге и о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным».], для наименования нашего вида рядом с homo sapiens поставили homo faber, человек-делатель . Однако термин этот был еще менее подходящим, чем первый, ибо понятие faber может быть отнесено также и к некоторым животным. Что можно сказать о делании, можно сказать и об игре: многие из животных играют. Все же мне кажется, homo ludens, человек играющий , указывает на столь же важную функцию, что и делание, и поэтому наряду с homo faber вполне заслуживает права на существование.

Есть одна старая мысль, свидетельствующая, что если продумать до конца все, что мы знаем о человеческом поведении, оно покажется нам всего лишь игрою. Тому, кто удовлетворится этим метафизическим утверждением, нет нужды читать эту книгу. По мне же, оно не дает никаких оснований уклониться от попыток различать игру как особый фактор во всем, что есть в этом мире. С давних пор я все более определенно шел к убеждению, что человеческая культура возникает и разворачивается в игре, как игра. Следы этих воззрений можно встретить в моих работах начиная с 1903 г. При вступлении в должность ректора Лейденского университета в 1933 г. я посвятил этой теме инаугурационную речь под названием: Over de grenzen van spel en ernst in de cultuur . // Глава первая] [О границах игры и серьезности в культуре ]. Когда я впоследствии дважды ее перерабатывал - вначале для научного сообщения в Цюрихе и Вене (1934 г.), а затем для выступления в Лондоне (1937 г.), я озаглавливал ее соответственно Das Spielelement der Kultur и The Play Element of Culture [Игровой элемент культуры ]. В обоих случаях мои любезные хозяева исправляли: in der Kultur, in Culture [в культуре ] - и всякий раз я вычеркивал предлог и восстанавливал форму родительного падежа. Ибо для меня вопрос был вовсе не в том, какое место занимает игра среди прочих явлений культуры, но в том, насколько самой культуре присущ игровой характер. Моей целью было - так же дело обстоит и с этим пространным исследованием - сделать понятие игры, насколько я смогу его выразить, частью понятия культуры в целом.

Игра понимается здесь как явление культуры, а не - или во всяком случае не в первую очередь - как биологическая функция, и рассматривается в рамках научного мышления в приложении к изучению культуры. Читатель заметит, что от психологической интерпретации игры, сколь важной такая интерпретация ни являлась бы, я стараюсь воздерживаться; он также заметит, что я лишь в весьма ограниченной степени прибегаю к этнологическим понятиям и толкованиям, даже если мне и приходится обращаться к фактам народной жизни и народных обычаев. Термин магический , например, встречается лишь однажды, термин мана [Мана - безличная, приносящая блага (удачу) магическая сила, которой, согласно верованиям многих архаических народов, обладают отдельные категории предметов, духов, людей (например, мана вождей), что придает этим предметам, людям и т. п. повышенную значимость. Слово мана заимствовано из меланезийских языков, поскольку этнологи впервые зафиксировали подобные верования в Меланезии, хотя сам феномен известен у народов Полинезии, Африки, Северной и Южной Америки и др. // Глава первая] и подобные ему не употребляются вовсе. Если свести мою аргументацию к нескольким положениям, то одно из них будет гласить, что этнология и родственные ей отрасли знания прибегают к понятию игры в весьма незначительной степени. Как бы то ни было, повсеместно употребляемой терминологии по отношению к игре мне недостаточно. Я давно уже испытывал необходимость в прилагательном от слова spel [игра ], которое просто-напросто выражало бы «то, что относится к игре или к процессу игры». Speelsch [игривый ] здесь не подходит из-за специфического смыслового оттенка. Да позволено мне будет поэтому ввести слово ludiek . Хотя предлагаемая форма в латыни отсутствует, во французском термин ludique [игровой ] встречается в работах по психологии.

Предавая гласности это мое исследование, я испытываю опасения, что, несмотря на труд, который был сюда вложен, многие увидят здесь лишь недостаточно документированную импровизацию. Но таков уж удел того, кто хочет обсуждать проблемы культуры, всякий раз будучи вынужден вторгаться в области, сведения о которых у него недостаточны. Заранее заполнить все пробелы в знании материала было для меня задачей невыполнимой, но я нашел удобный выход из положения в том, что всю ответственность за детали переложил на цитируемые мною источники. Теперь дело сводилось к следующему: написать - или не написать. О том, что было так дорого моему сердцу. И я все-таки написал.

Глава первая

Характер и значение игры как явления культуры

Игра старше культуры, ибо понятие культуры, сколь неудовлетворительно его ни описывали бы, в любом случае предполагает человеческое сообщество, тогда как животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть. Да, можно со всей решительностью заявить, что человеческая цивилизация не добавила никакого сколько-нибудь существенного признака в понятие игры вообще. Животные играют - точно так же, как люди. Все основные черты игры уже воплощены в играх животных. Стоит лишь понаблюдать, как резвятся щенята, чтобы в их веселой возне приметить все эти особенности. Они побуждают друг друга к игре посредством особого рода церемониала поз и движений. Они соблюдают правило не прокусить друг другу ухо. Они притворяются, что до крайности обозлены. И самое главное: все это они явно воспринимают как в высшей степени шуточное занятие и испытывают при этом огромное удовольствие. Щенячьи игры и шалости - лишь один из самых простых видов того, как играют животные. Есть у них игры и гораздо более высокие и изощренные по своему содержанию: подлинные состязания и великолепные представления для окружающих.

Здесь нам сразу же приходится сделать одно очень важное замечание. Уже в своих наипростейших формах, в том числе и в жизни животных, игра есть нечто большее, чем чисто физиологическое явление либо физиологически обусловленная психическая реакция. И как таковая, игра переходит границы чисто биологической или по крайней мере чисто физической деятельности. Игра - это функция, которая исполнена смысла. В игре вместе с тем играет нечто, выходящее за пределы непосредственного стремления к поддержанию жизни, нечто, вносящее смысл в происходящее действие. Всякая игра что-то значит. Назвать активное начало, которое придает игре ее сущность, духом - было бы слишком; назвать же его инстинктом - было бы пустым звуком. Как бы мы его ни рассматривали, в любом случае эта целенаправленность игры являет на свет некую нематериальную стихию, включенную в самоё сущность игры.

Психология и физиология занимаются тем, чтобы наблюдать, описывать и объяснять игры животных, а также детей и взрослых. Они пытаются установить характер и значение игры и указать место игры в жизненном процессе. То, что игра занимает там весьма важное место, что она выполняет необходимую, во всяком случае полезную функцию, принимается повсеместно и без возражений как исходный пункт всех научных исследований и суждений. Многочисленные попытки определить биологическую функцию игры расходятся при этом весьма значительно. Одни полагали, что источник и основа игры могут быть сведены к высвобождению избыточной жизненной силы. По мнению других, живое существо, играя, следует врожденному инстинкту подражания. Или удовлетворяет потребность в разрядке. Или нуждается в упражнениях на пороге серьезной деятельности, которой потребует от него жизнь. Или же игра учит его уметь себя сдерживать. Другие опять-таки ищут это начало во врожденной потребности что-то мочь, чему-то служить причиной, в стремлении к главенству или к соперничеству. Некоторые видят в игре невинное избавление от опасных влечений, необходимое восполнение односторонне направленной деятельности или удовлетворение некоей фикции желаний, невыполнимых в действительности, и тем самым поддержание ощущения собственной индивидуальности [Обзор этих теорий см.: Zondervan H. Het Spel bij Dieren, Kinderen en Volwassen Menschen. Amsterdam, 1928; Buytendijk F. J. J. Het Spel van Mensch en Dier als openbaring van levensdriften. Amsterdam, 1932.].

Все эти объяснения совпадают в исходном предположении, что игра совершается ради чего-то иного, что она отвечает некоей биологической целесообразности. Они спрашивают: почему и для чего происходит игра? Приводимые здесь ответы ни в коей мере не исключают друг друга. Пожалуй, можно было бы принять одно за другим все перечисленные толкования, не впадая при этом в обременительную путаницу понятий. Отсюда следует, что все эти объяснения верны лишь отчасти. Если бы хоть одно из них было исчерпывающим, оно исключало бы все остальные либо, как некое высшее единство, охватывало их и вбирало в себя. В большинстве случаев все эти попытки объяснения отводят вопросу: чтó есть игра сама по себе и чтó она означает для самих играющих - лишь второстепенное место. Эти объяснения, оперируя мерилами экспериментальной науки, спешат проникнуть в самое тело игры, ничуть не проявляя ни малейшего внимания прежде всего к глубоким эстетическим особенностям игры. Собственно говоря, именно изначальные качества игры, как правило, ускользают от описаний. Вопреки любому из предлагаемых объяснений остается правомочным вопрос: «Хорошо, но в чем же, собственно, сама суть игры? Почему ребенок визжит от восторга? Почему игрок забывает себя от страсти? Почему спортивные состязания приводят в неистовство многотысячные толпы народа?» Накал игры не объяснить никаким биологическим анализом. Но именно в этом накале, в этой способности приводить в исступление состоит ее сущность, ее исконное свойство. Логика рассудка, казалось бы, говорит нам, что Природа могла бы дать своим отпрыскам такие полезные функции, как высвобождение избыточной энергии, расслабление после затраты сил, приготовление к суровым требованиям жизни и компенсация неосуществленных желаний, всего-навсего в виде чисто механических упражнений и реакций. Но нет, она дала нам Игру, с ее напряжением, ее радостью и ее потехой [grap ].