Кто такой Войков в честь которого названа станция метро? Кто такой Войков? На дипломатической работе

Войков Пётр Лазаревич (1888–1927)

Ещё одним человеком, которому приписывают еврейское происхождение, стал П. Л. Войков, личное участие которого в убийстве Царской Семьи до сих пор продолжает вызывать самые горячие споры среди историков и исследователей.

Следует также отметить, что не меньшее количество разговоров вокруг персоны П. Л. Войкова продолжают вызывать его национальность и имя. Первая (с легкой руки генерала М. К. Дитерихса) стала «бескомпромиссно» считаться иудейской, а уже значительно позднее, опираясь на его «исключительно еврейское» отчество «Лазаревич», ретивые русофилы притянули к нему, что называется, «за уши» и соответствующие имя с фамилией: Пинхус Вайнер. И хотя известный уральский большевик Леонид Исаакович Вайнер бесспорно был евреем (хотя и совершенно другим человеком), некоторые современные исследователи, как, например, доктор исторических наук И. Ф. Плотников и доктор экономических наук О. А. Платонов, по инерции что ли, продолжают считать П. Л. Войкова «лицом иудейской национальности». Но как бы упомянутым господам и сочувствующим им ни хотелось бы признавать П. Л. Войкова за такового, он, тем не менее, был урождённым малороссом!

Дед П. И. Войкова – Петро Войко, происходил из бывших крепостных крестьян Таврической губернии. Скопив деньги и получив от помещика вольную, он вскоре женился. Родившегося сына назвали Лазарем, так как обряд Святого Крещения он принял в день этого святого. А поскольку Петро Войков был очень беден, как и когда-то сам Святой Лазарь, батюшка нарёк его новорождённого сына этим именем.

Однако родители нашего «героя»: Пётр Лазаревич и Александра Филипповна были уже причислены к мещанскому сословию. (Несколько слов о них будет сказано немногим далее.)

А чтобы окончательно убедиться в том, что П. Л. Войков никогда не был лицом еврейской национальности, достаточно лишь бегло ознакомиться с некоторыми из его автобиографических документов, а также с документами Севастопольского Жандармского Управления в Ялтинском уезде, чего до сих пор почему-то не удосужился сделать почти никто из исследователей!

Однако сам факт того, что П. Л. Войков был малороссом, а не евреем, нисколько не умаляет его роли в убийстве Царской Семьи, которая сделала его же одной из самых зловещих фигур в истории XX столетия!

И если Генерал-Лейтенанта М. К. Дитерихса ещё можно как-то было понять из-за превалирующих тогда в общественном сознании большинства россиян антисемитских настроений, то идти на поводу этих сплетен спустя многие десятилетия – дело пустое и безнадёжное.

Следует также отметить, что характеристика, данная П. Л. Войкову М. К. Дитерихсом, ни в какой мере не соответствует подлинной биографии этого человека, которая на деле складывалась следующим образом.

Его отец – Лазарь Петрович происходил из украинских крестьян-малороссов, сумевших получить гимназическое образование и поступить в Санкт-Петербургский Горный Институт, откуда он за участие в студенческих забастовках был исключён.

Из Санкт-Петербурга Л. П. Войков переехал в Тифлис, где после окончания Тифлисской Учительской Семинарии получил место учителя математики в Ремесленном Училище города Керчи.

Мать – Александра Филипповна была женщиной образованной. Окончив Керченский Кушниковский женский институт, она много читала и любила музыку.

В семье Войковых было четверо детей. Старший – Пётр, названный так в часть деда (или Петрусь, как чаще звали его в семье), его брат Павел и сестры: Валентина и Милица.

В 1898 году Пётр Войков поступает во второй класс Керченской Классической Мужской Александровской Гимназии. Учился он на «отлично». Но особо любимыми его предметами были история, математика, литература и география.

«До VI класса гимназии, – вспоминал школьный товарищ П. Л. Войкова Н. З. Кириаш, – мы читали Жюль Верна, Майна Рида, Фенимора Купера, Марка Твена, Вальтера Скотта, Гарриет Бичер-Стоу. С VI мы перешли к чтению Добролюбова, Писарева, Чернышевского, Герцена, Войнич, Степняка-Кравчинского. Это был период зарождения нашего революционного мировоззрения. В гимназии были созданы нелегальные кружки, в которых мы впервые познакомились с учением Карла Маркса».

Кстати, именно эти многочисленные керченские молодёжные кружки социал-демократического толка оказывали немаловажную помощь различным представителям организаций РСДРП, изредка навещавшим этот город, выражавшуюся в их укрывательстве, а также в распространении привозимой ими нелегальной литературы. А вскоре «игры в революцию» дали и первые результаты – дом Войковых посетила полиция, которая произвела поверхностный обыск. Но это обстоятельство нисколько не смутило Петра Войкова, продолжавшего посещать нелегальные социал-демократические собрания, происходившие в расположенных в пригороде Керчи Аджимушкайских катакомбах. Бывал он и в литейном цехе Керченского Металлургического Завода, где после увольнения из Ремесленного Училища (по причине революционной деятельности своего сына) работал его отец, и где он также встречался с работающими там товарищами по подпольной работе, от которых получал различные поручения.

В 1903 году, 15 лет от роду, Пётр Войков вступает в РСДРП и входит в её меньшевистскую организацию.

Обучаясь в Александровской Гимназии, Пётр Войков, – уже как член РСДРП, – создаёт социал-демократический кружок учащихся, выпускающий свой нелегальный рукописный журнал, который помогает поддерживать связи между революционно-настроенной учащейся молодежью Мариуполя, Бердичева, Ростова-на-Дону, Таганрога и других городов Юга России.

Уже в 1904 году по инициативе Петра Войкова и под его руководством была проведена забастовка керченских гимназистов, продолжавшаяся несколько дней. Установив за «высоким белокурым гимназистом» негласное наблюдение, полиции вскоре удалось выяснить, кто такой на деле был этот человек, о чём сразу же было сообщено директору Александровской Гимназии.

Последний же, не желая придавать этому факту ненужную политическую окраску (дабы не бросать тень на лучшее в городе учебное заведение), решил «не раздувать дело», а по возможности решить его миром, исключив гимназиста Войкова … за пропуски занятий.

Но и это обстоятельство нисколько не испугало Петруся. Уже через два дня после своего исключения он решает готовиться к сдаче экзаменов экстерном, которые успешно сдаёт 5 мая 1905 года и получает Свидетельство об окончании семи классов Керченской Мужской Классической Александровской Гимназии.

И всё же, несмотря на то, что за свою бурную деятельность юный революционер Пётр Войков отделался, что называется, легким испугом, обыски на квартире Войковых не прекращались.

Прекрасно понимая, что за сыном установлен негласный полицейский надзор, Лазарь Петрович принимает решение уехать подальше из Керчи в небольшой посёлок Кекенеиз, где ему предлагают место дорожного мастера в имении помещика Алчевского.

Новым местом жительства семьи Войковых становится небольшой каменный дом на Верхнем шоссе, где все они, благодаря хорошим заработкам главы и зримому отсутствию полицейского надзора, снова на некоторое время почувствовали себя в полной безопасности.

Одновременно с этим Александра Филипповна, подключив свои личные связи, принялась хлопотать о зачислении сына в VIII класс Ялтинской Александровской гимназии, что ей, в конце концов, удалось сделать, после чего Пётр Войков вновь становится гимназистом, принятым в означенный класс «в качестве своекоштного пансионера».

По прошествии чуть менее четверти века, находясь в эмиграции, бывший одноклассник Петра Войкова Михаил Первухин вспоминал:

«Войков тех далёких дней называл себя социал-демократом и принципиально высказывался против террора и против экспроприаций, но когда другие организовывали террористические акты или экспроприации, Войков весьма охотно оказывал им всяческое содействие и помощь. Его попытки агитации среди ялтинских рабочих оказались мало удачными. Рабочие эти, на три четверти из неисправимых бродяг и хулиганов, из всей марксистской доктрины воспринимали только требование “распределения ценностей”, и всю революцию понимали как дело ограбления имущих и дележа награбленного.

Между прочим, Войков оказался причастным к одному глубоко трагическому эпизоду, сведения о котором в печать не попали.

Он распропагандировал одну совсем юную ялтинскую гимназистку Рахиль Р., круглую сироту, жившую у стариков – деда и бабки, мирных трудолюбивых и богобоязненных ялтинских торговцев средней руки. Старики души не чаяли во внучке, обещавшей вырасти красавицей. Всё шло благополучно, покуда девочка не попала под влияние бесноватого Войкова. Тот приспособил её вести социалистическую пропаганду среди рабочих на табачных плантациях. Рахиль увлеклась этим делом, и как-то раз, отправившись “с литературою”, пропала. Старики подняли тревогу. Пришлось обратиться к полиции. Розыски обнаружили следующее: неосторожная юная пропагандистка, – ей было всего 15 лет, – сделалась жертвою целого табуна хулиганов из рабочих-босяков. Насильники продержали её почти трое суток в каком-то погребе. Пользовались её телом сами, но, не удовольствуясь этим, “угощали” ею рабочих с других плантаций за скромную плату в 15–20 копеек с человека. Когда полицейские вырвали девочку из рук этих сладострастных павианов, она находилась уже в бессознательном состоянии? и врачи сомневались, чтобы её можно было спасти. Против ожиданий, Рахиль Р. выжила, но не на радость – потрясение разрушило её нервную систему, а, кроме того, она оказалась заражённою, да не одною, а сразу двумя страшными болезнями. Её увезли заграницу и я потерял её из виду».

С началом революционных событий 1905 года в Ялте происходили массовые забастовки, во время которых демонстранты ходили по городу с красными флагами и распевали революционные песни. Был среди них и гимназист Пётр Войков.

И снова на квартире Войковых был произведён обыск. А Петра, с таким трудом принятого, вновь исключают из гимназии.

Но на этот раз терпение окончательно лопается и у Лазаря Петровича. Сделавший соответствующие выводы из ошибок своей студенческой молодости и ставший к тому времени вполне законопослушным человеком, он просто устал от бесконечных проблем, связанных с антиправительственной деятельностью своего сына. Ибо та сначала повлияла на его карьеру (увольнение с хорошей работы), затем – на перемену места жительства и, наконец, стала проявляться в виде бесконечных обысков. Между отцом и сыном произошёл бурный разговор, после которого Петрусь (это семейное прозвище впоследствии надолго закрепится за ним как революционная кличка) оставляет родительский дом. Но денег не было, и Пётр Войков некоторое время болтался по городу, ночуя у случайных знакомых и питаясь, чем придётся.

Наконец, он находит работу в порту и снимает комнату, где сразу же начинает готовиться к сдаче экзаменов за полный курс классической гимназии.

Но в это же самое время семью Войковых постигает ещё одно несчастье – 2 марта 1906 года из-за несчастной и неразделённой любви выстрелом из пистолета в висок сводит свои счёты с жизнью их младший сын Павел…

Сдав экстерном экзамены за полный курс Ялтинской Классической Мужской Гимназии в мае 1906 года, Пётр Войков получает Аттестат Зрелости, но вместо того, чтобы продолжить далее свою учёбу, он начинает ещё теснее сотрудничать с местными большевиками.

В начале июня 1906 года молодёжный отряд местной боевой дружины анархистов-коммунистов получил задание тайно вывезти из города и обезвредить бомбы (самодельные взрывные устройства), изготовленные для применения в уличных боях. Но поскольку эти бои, к счастью, не состоялись, бомбы следовало частью разрядить и спрятать в надёжном месте, а частью просто уничтожить методом подрыва ввиду невозможности разрядить таковые из-за их конструктивных особенностей.

Вечером 20 июля пять боевиков: Васюков, Войков, Корень, Нашанбургский и Рутенко – встретились на окраине Ялты, во дворе одного из старых домов, огороженном деревянным забором. Поговорив между собой, они разделились на две группы, первая из которых: Васюков и Рутенко – вышли на улицу, чтобы остановить извозчика, а другие: Войков, Корень и Нашанбургский – разобрав кучу хвороста, спустились в погреб и вынесли оттуда мешок, в котором находились две тяжелые бомбы, упакованные в две большие коробки из-под монпансье. Уложив на мягкое сиденье фаэтона свой смертоносный груз, Васюков и Рутенко приказали извозчику медленно ехать по улице, а их товарищи, как было условлено, пошли за город пешком. Разговорившись с извозчиком, они узнали, что в это же самое время по Пушкинскому бульвару должен будет проехать Полицмейстер М. М. Гвоздевич. Решение пришло почти мгновенно – юные террористы решили совершить покушение на Полицмейстера, бросив бомбу в его экипаж, когда тот поравняется с ними. Однако этот террористический акт для покушавшихся закончился неудачей – полицмейстер остался жив, а оба злодея были сильно контужены взрывной волной и получили многочисленные осколочные ранения, вследствие которых, будучи доставленными с места происшествия в городскую больницу, Васюков и Рутенко ближе к полуночи скончались, не приходя в сознание.

Узнав о неудачном покушении, Войков, Корень и Нашанбургский в ту же ночь решили покинуть Ялту. Добравшись до Кекенеиза к рассвету и заглянув ненадолго в отчий дом, Пётр сообщил отцу о взрыве на Пушкинском бульваре, а также о своём намерении немедленно бежать из города во избежание неминуемого ареста. Получив «отцовское благословение» в виде необходимой на первое время финансовой помощи и забрав необходимые документы, он уже днём добирается до Севастополя, где покупает железнодорожный билет до Санкт-Петербурга.

Прибыв в столицу, он первое время проживает на квартире своего бывшего гимназического товарища Н. З. Кириаша (в то время студента Императорского Санкт-Петербургского Университета), а затем снимает угол в комнате на Петербургской стороне, где начинает готовиться к экзаменам в это же учебное заведение.

Успешно выдержав вступительный экзамен, П. Л. Войков становится студентом Физико-Математического Факультета, однако учиться ему долго не пришлось, так как власти Ялты не собирались закрывать дело о покушении на Пушкинском бульваре. Тем более, что расположенная рядом с Ялтой Ливадия была излюбленным местом отдыха Царской Семьи. А терпеть, что называется, под носом у Августейшей Семьи свитое террористами гнездо не позволял не только долг службы ялтинских жандармов, но и их личный престиж. Тем паче, что это дело по Высочайшему Повелению было передано на контроль Министерства Юстиции. А значит, арест П. Л. Войкова был лишь вопросом времени.

По делу «О покушении на Ялтинского Полицмейстера» было допрошено много свидетелей: рабочих, студентов, учащихся гимназий, матросов, местных извозчиков и пр. Выйдя на след преступников, полиции удалось арестовать Кореня и Нашанбургского, которых к тому же опознал и тот самый, чудом оставшийся в живых, извозчик. И хотя товарищи «Петруся» не выдали своего подельника, по поступающей в полицию информации ей всё же удалось напасть на его след.

Первоначальные сведения, которыми располагали должностные лица, занятые розыском причастных к взрыву лиц, в число коих входил и Пётр Войков, были весьма скромны. Так, в частности, Канцелярия Ялтинского Генерал-Губернатора располагала о нём следующими сведениями:

«Войков Пётр, 1888 года рождения, сын Лазаря Войкова, учителя математики, малороссиянин (выделено мной. – Ю. Ж. ), прилежанием к познанию наук отмечен был.

За непослушание, бунт и крамольное поношение ныне определённых Его Императорским Величеством порядков исключен из 6-го класса гимназии и окончил оную экстерном.

Член РСДРП.

К покушению на высокопоставленных особ причастен.

Вести сыск в городах, волостях и уездах Российской Империи».

Понимая, что его вот-вот могут арестовать, П. Л. Войков по предложению своего товарища Н. З. Кириаша решает воспользоваться его заграничным паспортом и выехать в Париж. И, как оказалось, вовремя – когда ордер на арест П. Л. Войкова был получен в Санкт-Петербурге, сам он уже находился в Харькове.

Доктор А. А. Николаев, в доме которого он скрывался в 1907 году, впоследствии вспоминал:

«Петрусь (…) сразу пришел ко мне. (…) Войков знал, что у меня часто останавливались политические нелегальные, и рассказал мне о своем бегстве из Петербурга. (…) У меня скрываться было невозможно: за моей квартирой также следили. Было решено, что Петрусь поселится на Москалевке. Впрочем, это не мешало ему бывать у нас чуть ли не каждый день. Жили мы тогда на Пушкинской, и двор наш выходил, кроме того, и на Садовую. Это давало возможность ускользать от шпиков. Петрусь не имел никаких средств и жил на деньги, получаемые им за уроки. (…)

Зная, какая опасность грозит Войкову, я посоветовал ему уехать за границу».

Однако Пётр Войков решается на этот отъезд ещё и потому, что к тому времени покушение на нового Полицмейстера Ялты Полковника И. А. Думбадзе (совершённое одним их боевиков «летучего отряда» партии эсеров 26 февраля (12 марта) 1907 года в дачном местечке Чукурлара близ Ялты) дало дополнительный импульс расследованию дела «О взрыве бомбы на Пушкинском бульваре».

Выездная Сессия Севастопольского Военно-Окружного Суда вынесла приговор: главным обвиняемым – каторжные работы. Но П. Л. Войков, – один из главных фигурантов этого дела, по-прежнему, оставался на свободе. Поэтому ориентировки с его приметами и кличками («Петрусь», «Интеллигент» и «Белокурый») рассылаются во все концы Российской Империи, приписывая ему организацию в подготовке покушения и на ялтинского полицмейстера.

Помощник Начальника Севастопольского ГЖУ в Ялтинском уезде Ротмистр Попов, получив через свою агентуру сведения о местонахождении Войкова, 14 июня 1908 года направил в Департамент Полиции секретное письмо:

«Ввиду состоявшегося нового закона в Швейцарии о выдаче иностранным правительствам всех преступников, изобличенных в злоупотреблениях взрывчатыми веществами и снарядами, доношу на распоряжение, что привлеченные мною по делу группы анархистов-коммунистов, образовавшейся в Ялте в 1906 году, хранившие разрывные снаряды и затем бежавшие из Севастопольской тюрьмы в 1907 году посредством взрыва стены разрывным снарядом: мещанин Александр Андрианов Мудров, крестьянин Тит Леповский, а также привлеченный судебным следователем по особо важным делам бывший студент С.-Петербургского университета Петр Лазаревич Войков по делу о взрыве бомбы на Пушкинском бульваре в г. Ялте 20 июля 1906 года, по самым достоверным сведениям проживают в г. Женеве, в Швейцарии».

Из Делопроизводства Департамента Полиции это письмо было передано в Особый Отдел этого учреждения с резолюцией:

«Запросить Гартинга о правильности сведений Ротмистра Попова (для исполнения передать в Особый Отдел). 19. VI» .

А, кроме того, лицо, возглавляющее этот отдел, просило заведующего иностранной агентурой проверить указанные сведения.

Не дремали и местные жандармы, вплотную занявшись поисками фотографической карточки Петра Войкова. И, надо сказать, преуспели в этом деле. Так, Начальник Севастопольского ЖУ в Ялтинском и Евпаторийском уездах Полковник Зейдлиц в секретном письме от 23 июля 1908 года, адресованном Отделу по особым делам Департамента Полиции, сообщал:

«В дополнение к донесению моему от 30 июня сего года за № 6711 при сем представляю одну фотографическую карточку Петра Лазарева Войкова».

Выйдя на след Петра Войкова, Департамент Полиции дал указание своей агентуре за границей выяснить возможность предъявления через дипломатические каналы официального требования о выдаче его Царскому Правительству. И хотя сегодня, конечно же, трудно установить, кто именно открыл жандармам местопребывание Войкова, однако доподлинно известно, что директор Ялтинской Александровской Гимназии Готлиб долгое время отказывался выдать Л. П. Войкову Аттестат зрелости на имя его сына, свидетельствующий, что тот окончил это учебное заведение. А согласившись, наконец-то, удовлетворить его просьбу, поставил непременное условие: указать в прошении о выдаче, для какой цели оное требуется.

Долго не решаясь пойти на этот шаг, Лазарь Петрович в конечном итоге был всё же вынужден уступить, результатом чего на свет появилось прошение, дословно гласившее:

«Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство выдать Удостоверение сыну моему Петру Войкову о том, что он действительно выдержал испытание и получил аттестат зрелости. Такое Удостоверение необходимо ему для представления в Бернский университет (Швейцария) до представления подлинных документов, находящихся в С-Петербургском Университете».

Удостоверение прошу выслать на мое имя в Кекенеиз: Почтово-телеграфная контора Кекенеиз, Лазарю Войкову. 3-го октября 1907 г.

Лазарь Войков».

Таким образом, 9 октября 1907 года Л. П. Войков, наконец-то, получил долгожданный документ, в котором говорилось:

Выехав за пределы Российской Империи, П. Л. Войков первое время проживает в Париже и даже посещает лекции в Парижском университете, но уже в марте 1908 года перебирается в Швейцарию.

Прибыв в Женеву, он снимает небольшую комнату на улице де Каруж, где в то время проживало немало эмигрантов из России.

Его заработки в то время были весьма скромны – денег, получаемых за частные уроки математики, едва хватало на оплату съёмного жилища, поэтому П. Л. Войков решает вступить в Швейцарскую социалистическую партию, членам которой полагались всяческие льготы в трудоустройстве на работу и учёбу.

В сентябре 1909 года Пётр Войков с успехом сдает вступительные экзамены на Физико-математический факультет Женевского университета. А во время экзамена по математике решает одну из особо трудных задач наиболее ясным и рациональным путём, чем сразу же обращает на себя внимание профессора.

Будучи студентом, П. Л. Войков много работает в университетской библиотеке, где знакомится с ещё одним эмигрантом из России – Б. В. Дидковским (будущим Товарищем Председателя Президиума Исполкома Уральского Областного Совета).

Занятия в университете увлекают П. Л. Войкова настолько, что со временем он, выйдя за рамки учебной программы, напишет несколько работ по истории Франции, впоследствии опубликованных в этой стране и в России.

Учёбу в университете П. Л. Войков совмещает с занятиями спортом. Так, во время студенческих каникул он часто путешествует по Швейцарии, а увлекшись альпинизмом, даже совершает восхождение на Монблан, на вершину которого, расположенную в 4807 метрах над уровнем моря, даже в то время можно было подняться без особого труда. Полюбовавшись открывающимися оттуда красотами и расписавшись в книге покорителей этой горы (хранящейся в украшавшем вершину небольшом белом домике, служившем обсерваторией), он уже к вечеру возвращается назад в Шамони, откуда начинал свой путь наверх.

Весной 1914 года П. Л. Войков женится на польской еврейке, дочери богатого варшавского купца Аделаиде Абрамовне Беленкиной, – студентке Женевского медицинского института, брак с которой весьма благотворно сказался на его финансовом положении. А уже немногим более чем через год, 24 апреля 1915 года, в семье Войковых рождается первенец – сын Павел, названный так в память его погибшего брата.

Несмотря на то, что П. Л. Войков примыкал к фракции меньшевиков Русского Бюро РСДРП, прожитые в Швейцарии годы не прошли даром. При помощи своего сокурсника Б. В. Дидковского и других знакомых ему членов партии большевиков он сводит довольно близкие знакомства с некоторыми из них, наиболее приближёнными к В. И. Ленину. А поскольку большинство русских эмигрантов жило, мягко говоря, довольно скромно, то такие люди, как П. Л. Войков, были в их квартирах всегда желанными гостями, что только лишь способствовало его дополнительному «авторитету» в эмигрантской среде.

С началом Февральской Смуты и перехода политической власти в стране к Временному Правительству, многие русские эмигранты стали возвращаться в Россию. В качестве пассажиров так называемого первого списка «пломбированного вагона», а на деле – агентов влияния Германского Генерального штаба, 27 марта 1917 года из Цюриха в Россию выехала и группа эмигрантов-большевиков во главе с В. И. Лениным. А вскоре в Россию был отправлен ещё один поезд с русскими эмигрантами второго списка «пломбированного вагона», в числе которых были и П. Л. Войков с женой.

Прибыв в Петроград 9 мая 1917 года, П. Л. Войков посещает Министерство Труда, имея целью выяснение вопроса о своём дальнейшем трудоустройстве. Возглавлявший это учреждение меньшевик М. И. Скобелев, назначенный на этот пост, буквально, всего как несколько дней, предложил ему должность Комиссара Министерства по вопросам труда, то есть, фактически, своего заместителя. Ибо, по его мнению, П. Л. Войков, столь хорошо знакомый с опытом работы политических организаций в Европе, мог бы в дальнейшем занять видное место в партии меньшевиков.

Однако П. Л. Войков не спешил сразу же давать своё согласие, а решил для начала съездить в Кекенеиз, чтобы навестить своих родителей, которых не видел со дня бегства из Ялты.

Встретившись с родными, он из рассказов отца узнал о том, что после бегства сына ему вновь пришлось сменить работу и, покинув тёплый Крым, на какое-то время перебраться в Томскую губернию для работы на Анжеро-Судженских копях. А затем, в поисках лучшего заработка, переехать на Урал, в Богословский Горный Округ, где он, в результате несчастного случая, получил увечье, из-за которого был вынужден вернуться назад в Кекенеиз.

Возвратившись в Петроград, П. Л. Войков принимает предложение М. И. Скобелева и начинает заниматься в его министерстве рассмотрением конфликтных дел между рабочими и предпринимателями – владельцами предприятий, то есть, в какой-то мере выполняет функцию третейского суда.

К июлю 1917 года особо сложная обстановка сложилась на Урале, где большевистские организации чуть ли не с самых первых дней Февральской революции повели активную агитацию, направленную на приход к власти не посредством равных и прямых выборов в Учредительное Собрание, а насильственным путем. В связи с этим многие заводы и фабрики Урала подолгу простаивали из-за постоянных забастовок и всевозможных внутренних конфликтов. Не лучшим образом выглядела картина и в большинстве горнопромышленных округов Урала, шахты которых также, по большей части, прекратили свою работу. А это, в свою очередь, могло вылиться в ещё одну проблему – национализацию предприятий, угроза которой стала вполне реальной после июльского кризиса власти.

Для решения этих вопросов М. И. Скобелев предлагает П. Л. Войкову выехать на Урал в качестве представителя Министерства Труда, на что тот даёт своё согласие и, приблизительно, в середине июля 1917 года выезжает в Екатеринбург вместе с женой и малолетним сыном.

Прибыв в неофициальную столицу Урала, П. Л. Войков почти сразу же встречается с представителями Екатеринбургского Совета, заявив им, что, как представитель власти, намерен поддерживать деловые отношения с профессиональными союзами и рассматривать все конфликты только в присутствии представителей таковых.

Практически с самого первого дня развиваемая П. Л. Войковым посредническая деятельность была успешной, поскольку его позиция выражалась в приоритетном отношении к позиции лишь одной стороны – уральского пролетариата, из-за чего на его личную принадлежность к партии меньшевиков Екатеринбургский Городской Комитет РСДРП(б) смотрел, что называется, сквозь пальцы. Немалое значение в укреплении его авторитета имела и его «старейшая революционная деятельность», но главное – его неоднократные встречи с В. И. Лениным, имевшие место в годы швейцарской эмиграции.

Посещая по роду своей деятельности фабрики, заводы, больницы и учебные заведения, где он беседовал с рабочими, служащими, персоналом и учащимися, П. Л. Войков прекрасно представлял себе сложившийся к тому времени в Екатеринбурге расклад политических сил, главная роль в котором отводилась большевикам. А, будучи по своей сути авантюристом и политическим приспособленцем, П. Л. Войков уже тогда понял, что будущее России будет напрямую связано с их партией. Партией, которая с самого начала не признавала никаких политических оппонентов. Партией, далёкой от рыцарства и каких-либо компромиссов в борьбе. И поэтому он уже в августе 1917 года предаёт своих прежних товарищей по партии меньшевиков и открыто переходит на сторону большевиков, сделав об этом письменное заявление в местной газете.

Объясняя же мотивы своего вступления в РСДРП(б), он даже пишет открытое письмо, которое также было опубликовано в местной печати:

«Последний съезд меньшевиков и объединенцев закончился не разрывом с оборонцами, как ожидали наиболее последовательные товарищи в рядах меньшевиков-интернационалистов, но, напротив, соглашением между двумя крылами меньшевизма. Соглашение это является, по моему мнению, непростительной политической ошибкой и серьезным ударом по интернационалистской работе в России…

В момент, когда каждый день, каждый час требуют величайшего напряжения сил и наиболее ясного выявления классовой пролетарской позиции социал-демократической партии, мне казались жалкими эти безнадежные попытки найти среднюю линию с полуоткровенными оборонцами и совсем откровенными потресо-плехановцами. Не дождавшись конца съезда, я покинул и съезд, и партию, как только увидел, что меньшевики-интернационалисты находят возможным организационное единство с «социал-демократами» от обороны и коалиции.

Но как организованному социал-демократу мне невыносимо политическое одиночество и социал-демократическая работа вне рамок товарищеской среды. Партия большевиков остается единственной, стоящей на классовой пролетарской позиции, и я, не колеблясь, вступил в ее ряды. Я не был первым на этом пути, наиболее последовательные меньшевики-интернационалисты сделали то же самое…».

Выбор П. Л. Войкова освободил его от каких-либо обязательств перед Министерством Труда, но зато ещё больше сблизил с екатеринбургскими большевиками. Так, по рекомендации Екатеринбургского Городского Комитета РСДРП(б) он вводится в состав Екатеринбургского Городского Совета, который направляет его на профсоюзную работу в качестве Секретаря Уральского Областного Бюро Профессиональных Союзов.

10 августа 1917 года в Екатеринбурге открылась I Конференция Профессиональных Союзов, на третий день работы которой П. Л. Войков выступил с докладом «Профессиональные Союзы и революция», в котором заявил, что российское профессиональное движение «должно освободиться от всяких иллюзий о возможности перемирия с буржуазией».

После совершённого в Петрограде Октябрьского переворота, в столице теперь уже «Красного Урала» П. Л. Войков входит в состав Временного Революционного Комитета и на состоявшихся выборах в Екатеринбургскую Городскую Думу он, как представитель РСДРП(б), избирается в число её депутатов. А в день первого заседания, состоявшегося 19 ноября 1917 года, П. Л. Войков, опять-таки по предложению фракции РСДРП(б), избирается председателем Думы.

Поднявшись на сцену и заняв председательское место за столом президиума, он первым делом поблагодарил собравшихся за оказанное ему доверие. А затем, в ответ на предложение надеть на себя лежавший перед ним в сафьяновом футляре знак Председателя Екатеринбургской Городской Думы, приняв позёрскую позу, произнес:

«Я слуга пролетариата, а пролетариат за свою историю имел и так достаточно цепей…».

Однако в этой, новой для него, должности П. Л. Войков пробыл недолго, так как протестовавшие против произвола большевиков думские представители других фракций, зачастую, демонстративно покидали это общественное собрание. А после разгона большевиками Учредительного Собрания Екатеринбургская Городская Дума, как и прочие органы старой власти, попросту прекратила своё существование, как «отживший» институт таковой.

Но это отнюдь не означало того, что вместе с ней сошел с политической арены Урала и П. Л. Войков. На состоявшемся в январе Уральском Областном Съезде Советов он избирается Комиссаром Снабжения Уральской Области, сосредоточив в своих руках колоссальную власть над судьбами жителей всего уральского региона. А ещё, что немаловажно, он получает неожиданную поддержку в лице своего старого товарища по эмиграции Б. В. Дидковского, избранного на этом же съезде Товарищем Председателя Президиума Уральского Областного Совета.

Сосредоточив в своих руках снабжение и продовольствие всего Уральского региона, П. Л. Войков, что называется, «зажил на широкую ногу». Теперь он уже не проживал, как ранее, в «Американской гостинице», куда в июне 1918 года переехала Уральская Областная ЧК. (Хотя и оставил там за собой, в качестве рабочей комнаты, один из бывших номеров.) Получив под свой комиссариат роскошное здание с колоннами в центральной части города – бывший дом-особняк Главного Начальника Горных Заводов Хребта Уральского, располагавшийся на Гимназической набережной (сейчас – Набережная Рабочей Молодёжи), он часто устраивал в нём для «товарищей по партии» валтасаровы пиры, которые продолжались до глубокой ночи. Столы ломились от яств, где ананасы, шампанское и икра были далеко не самыми изысканными деликатесами… А при желании можно было угоститься и марафетом (кокаином), к которому Пётр Лазаревич пристрастился ещё во времена студенчества. Как правило, всех гостей встречала его жена Адель, состоявшая в то время на службе в областном комиссариате здравоохранения, которая в занимаемом её семьёй доме устроила нечто вроде модного салона, посещаемого в вечернее время жёнами и любовницами новой уральской «элиты».

В то же самое время обладающий самыми широкими полномочиями П. Л. Войков установил такие цены на продукты питания и топливо, что какая-либо частная торговля на Урале стала невозможной. А это, в свою очередь, привело к товарному дефициту и серьёзному понижению уровня жизни. В ходе же проводимой П. Л. Войковым политики национализации уральской промышленности прежние владельцы предприятий, как правило, были репрессированы не без его прямого участия. Не менее жестокие меры принимались и к крестьянам, которые отказывались выполнять непосильные планы по поставкам продовольствия.

Вспоминая об этих днях годы спустя, П. Л. Войков с грустью вспоминал о них как об эпохе «дававшей простор энергии, решительности, инициативе»…

Во время «яковлевской эпопеи», закончившейся перевозкой Царской Семьи в Екатеринбург, П. Л. Войков входит в состав «чрезвычайной тройки» (Ф. И. Голощёкин, Б. В. Дидковский и П. Л. Войков). А затем, в числе всё тех же лиц, назначается в «Комиссию из трёх лиц для организации наблюдения и охраны бывшего царя Романова и его семьи».

О том, что П. Л. Войков нёс дежурство в Доме Особого Назначения в качестве члена этой комиссии, история, как говорится, умалчивает, так как никаких упоминаний на этот счёт не сохранилось. Но то, что он неоднократно бывал в этом доме – не подлежит сомнению, свидетельством чему являются документы, ныне хранящиеся в ГАРФ. А именно: подписанные А. Г. Белобородовым удостоверение от 6 мая 1918 года, выданное П. Л. Войкову в том, что он является членом вышеупомянутой комиссии, и пропуск, датированный этим же числом, на право входа «в дом Ипатова (так в документе!) по Вознесенской улице (проспекту. – Ю. Ж. ), где помещается бывший царь Н. Романов и часть его семьи».

11 мая 1918 года Товарищ Председателя Президиума Исполкома Екатеринбургского Городского Совета Р. Ф. Загвозкин, отвечавший за питание и бытовые условия арестованных, написал на имя П. Л. Войкова отношение за № 2157, в котором просил выдать продовольственные карточки на семь человек «жильцов дома Ипатьева», которые тот «милостиво» разрешил оформить…

Следует также отметить, что П. Л. Войков был одним из самых посвящённых лиц в деле замышлявшегося властями преступления против Царственных Мучеников. Так, к примеру, он лично принимал живейшее участие в затеянной чекистами провокации, ставящей конечной целью спровоцировать Царскую Семью на побег. Для чего от имени некоего «Офицера» в присутствии А. Г. Белобородова чекист И. И. Родзинский под диктовку П. Л. Войкова писал письма на французском языке, которые затем через внедрённого в состав внутренней охраны чекиста передавались по назначению.

О выступлении П. Л. Войкова на расширенном заседании Президиума Исполкома Уральского Облсовета уже говорилось в предыдущей главе, рассказывающей о подготовке к убийству Царской Семьи, поэтому пересказывать его ещё раз не имеет смысла.

До сего дня существует также версия и о том, что П. Л. Войков не только принимал личное участие в расстреле Царской Семьи, но и присутствовал при уничтожении трупов, которое велось непосредственно под его руководством. И в качестве подтверждения своих слов показывал кольцо с красным, как кровь, рубином, которое, якобы, принадлежало кому-то из членов Царской Семьи. Но, как ни странно, эти сведения исходили только лишь от самого П. Л. Войкова и ни от кого более. Рассказаны же они были Петром Лазаревичем (в то время Полпреда СССР в Польше) под Новый 1925 год своему ближайшему помощнику Г. З. Беседовскому. А тот, в свою очередь, под заголовком «Убийство Царской Семьи (Рассказ Войкова)» описал их впоследствии в своей книге «На путях к Термидору» (1931).

Из всего этого «рассказа Войкова» (фрагмент которого также был приведён в предыдущей главе) относительно верной остаётся та его часть, в которой повествуется о прениях, возникших по вопросу: как следует уничтожить Царскую Семью? И не более. Но из этого, отнюдь, не следует, что П. Л. Войков и вовсе не имел к этому преступлению дальнейшего касательства. Читатель, знакомый с книгой Н. А. Соколова «Убийство Царской Семьи», наверняка помнит, что одним из вещественных доказательств по этому делу послужили две записки П. Л. Войкова с требованием о выдаче японской серной кислоты, с помощью которой, поначалу, предполагалось уничтожить тела. И с помощью которой происходило обезличивание тел в месте их общего «погребения».

После падения столицы «Красного Урала» П. Л. Войков эвакуируется в Пермь. Теперь его главная работа состоит в формировании и рассылке продотрядов, изымающих хлеб у крестьян, проживающих в близлежащих уездах этого бывшего губернского центра.

В декабре 1918 года Советское правительство, укрепляя государственный аппарат новыми кадрами, по рекомендации хорошо знавшего П. Л. Войкова Наркома финансов Р.С.Ф.С.Р. Н. Н. Крестинского, переводит его в Москву. Несколько месяцев он работает в аппарате возглавляемого им наркомата, выполняя отдельные поручения, а начиная с марта 1919 года, назначается на должность Зам. Председателя Правления Центросоюза.

26 октября 1920 года СНК Р.С.Ф.С.Р. назначает П. Л. Войкова членом Коллегии Наркомата Внешней Торговли Р.С.Ф.С.Р., в котором ему было поручено руководство нижеследующими управлениями: экспортным, транспортным, экспедиционным, таможенно-материальным и пограничной охраны. Находясь на этой должности, Пётр Войков стал одним из организаторов продажи за рубеж многих сокровищ Оружейной палаты и Алмазного фонда, в том числе и бесценной коллекции яиц К. Г. Фаберже.

В 1921 году П. Л. Войков неоднократно выступает на заседаниях Совнаркома, на которых председательствует В. И. Ленин, с сообщениями по различным вопросам внешней торговли.

17 августа 1921 года Совет Труда и Обороны Р.С.Ф.С.Р. под председательством всё того же В. И. Ленина рассматривает проект о вновь создаваемой организации «Северолес». В подготовке этого проекта участвует и П. Л. Войков, после чего Президиум ВСНХ СССР на своём заседании утвердил его членом Правления «Северолес», как представителя Народного Комиссариата Внешней Торговли СССР. (К тому времени П. Л. Войков, уличённый в систематическом разворовывании особо ценных мехов, которые он дарил своим многочисленным любовницам, получил строгий выговор по партийной линии и был снят с должности члена коллегии этого наркомата.)

18 марта 1921 года между Р.С.Ф.С.Р. и УССР, с одной стороны, и Польшей, с другой, был подписан Рижский мирный договор, юридически завершивший развязанную большевиками советско-польскую войну. Но проведение в жизнь основных положений этого договора затягивалось.

В октябре 1921 года Народный Комиссар Иностранных Дел Г. В. Чичерин сообщил П. Л. Войкову о назначении его главой делегации Р.С.Ф.С.Р. и Украины на Смешанных советско-польских реэвакуационной и специальной комиссиях. Главная же работа этого новоявленного органа заключалась в продолжении эвакуации государственного, общественного и частного имущества из губерний бывшего Царства Польского, начатого ещё в конце 1914 года и прерванного весной 1915, когда положение на фронте сильно осложнилось. То есть, Советское правительство, не признавая никаких обязательств бывшей Российской Империи, вдруг решило самым беспардонным образом претендовать на, якобы, принадлежащее ему имущество. (Впрочем, этому не приходится удивляться, так как во всех учебных пособиях постсоветского времени Золотой запас Российской Империи цинично называется Золотым запасом Р.С.Ф.С.Р.!)

8 октября 1921 года состоялось первое заседание этой Смешанной комиссии, к работе которой были привлечены известные учёные, инженеры, литераторы и художники, представляющие обе стороны. Но уже на втором, происходившем 2 ноября 1921 года, возглавлявший делегацию Р.С.Ф.С.Р. и Украины известный учёный О. Ю. Шмидт сообщил, что намерен целиком посвятить себя научной деятельности, и Советским правительством на его место был назначен П. Л. Войков. Надо сказать, что и на этом месте П. Л. Войков показал себя далеко не с лучшей стороны. Имея конечной целью установление с Польшей дипломатических отношений, он передаёт её правительству русские архивы, библиотеки, а также бессчётное количество прочих материальных ценностей и произведений искусства.

Одновременно с работой в Смешанной реэвакуационной комиссии П. Л. Войков выполняет ряд заданий правительства, принимая участие в переговорах о заключении торгового договора между Р.С.Ф.С.Р. и Польшей, а также между Р.С.Ф.С.Р. и Швецией.

В августе 1922 года на заседании Коллегии НКИД Р.С.Ф.С.Р. рассматривался вопрос о назначении П. Л. Войкова на должность Полномочного Представителя Р.С.Ф.С.Р. в Канаде. Но правительство этой страны категорически отказало в этом Советскому правительству из-за причастности П. Л. Войкова к убийству Царской Семьи.

8 августа 1924 года на заседании Коллегии НКИД СССР обсуждался вопрос о назначении нового Полномочного Представителя СССР в Польше. По предложению Г. В. Чичерина коллегия рекомендовала на этот пост Петра Лазаревича Войкова. Агреман на его назначение был запрошен у Правительства Польши 10 августа. Но, памятуя скандальный отказ канадского правительства, Польша молчала… 22 августа долгожданный ответ был получен. Но в нём МИД Польши в лице Министра Иностранных Дел Польши А. Ю. Скшиньского выражал осторожное опасение, что так как с личностью Войкова связывается история или легенда об участии его в расстреле семьи Романовых, то польское правительство хотело бы получить по этому поводу разъяснения.

В своём ответном письме Г. В. Чичерин сообщал, что:

«Правительство Союза считает Петра Лазаревича Войкова подходящим лицом для намеченной цели, т.е. для устранения цели существующих недоразумений между нашими Правительствами…»

И пояснял, что П. Л. Войков занимал на Урале должность областного комиссара снабжения и, как невоенный, не имел отношения к исполнению приговора над бывшим царём и его семьёй.

«Я не помню момента в истории борьбы польского народа против угнетения царизмом, когда борьба против последнего не выдвигалась бы как общее дело освободительного движения в Польше и России. Нет, конечно, польского гражданина, который бы не помнил о тех ярких и глубоко прочувствованных стихах, в которых Адам Мицкевич вспоминает о своём близком общении с Пушкиным и, между прочим, о том, как он, покрываясь с ним одним плащом, стоял перед статуей Петра Великого. Я не сомневаюсь, что Адам Мицкевич был вполне солидарен с известными стихами Пушкина:

Самовластительный злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу.

При том громадном распространении, которое получила повсюду в Польше драма Юлиуса Словацкого “Кордиан”, всякому польскому гражданину, несомненно, памятна та сцена из этой драмы, где голосами из народа осуждаются на смерть не только царь, но и его семья».

В заключение своих слов Г. В. Чичерин выразил уверенность в том,

«…что сотни и тысячи борцов за свободу польского народа, погибшие в течение столетия на царских виселицах и в сибирских тюрьмах, иначе отнеслись бы к факту уничтожения династии Романовых, чем это можно было бы заключить из Ваших сообщений».

Письмо Г. В. Чичерина вызвало в Польше большой общественный резонанс. «Прогрессивно» настроенная молодёжь, рабочие и отдельные представители интеллигенции нелегально распространяли его по всей стране. А на страницах газет наиболее демократической ориентации завязались оживлённые диспуты…

Вскоре от А. Ю. Скшиньского был получен ответ, что польское правительство решило дать агреман на назначение П. Л. Войкова в качестве Полномочного Представителя СССР в Польше.

2 ноября 1924 года П. Л. Войков с женой и сыном прибыл в Варшаву, а 8 ноября вручил свои верительные грамоты Президенту Польской Республики Станиславу Войцеховскому.

Николай Пржевальский (1839 г. – 1888 г.) Пржевальский своим орлиным полетом рассекал самые неведомые части Внутренней Азии. П. П. Семенов-Тян-Шанский Выдающийся русский путешественник, исследователь Центральной Азии. Впервые описал природу многих ее районов, открыл ряд