Врубель Михаил Александрович один из знаменитых русских художников 19-20 века.
На своих полотнах он дает в жизнь русским народным сказкам, былинам, легендам.
Побывавши, однажды в частной опере С.Мамонтова Михаил Врубель вдохновился на написание картины «Царевна-Лебедь».
Посвященная она, персонажу оперы Н.А.
Римского-Корсакова по известной всем сказке А.С.
Пушкина «Сказка о царе Султане».

Полотно просто удивительно.
На картине автор изобразил миг, когда царевна превращается в лебедя.
Очень красивая девушка, повернулась к нам лицом и таинственно смотрит из-за спины.
На голове у нее дорогая, украшена драгоценными камнями корона.
От нее спадает к полу длинная фата, по краю сверкающая драгоценностями.
Под фатой виднеется темная густая коса.
На лице можно прочесть грусть и одиночество.
Глаза очень выразительны и в них виднеется прощание.
Она должна опять стать одинокой птицей и грустно плавать по волнам.
Мы не можем разглядеть ее одежду, так как все тело уже покрыто перьями, остались только лицо и руки.
Большие крылья расправляются по обе стороны от девушки, как бы хотят скорее ее спрятать от наших глаз.

Вдалеке картины виднеется замок царя Султана.
Это единственное коричневое пятно на картине.
Все остальные краски белые и голубые.
Небо на заднем плане темное-темное и видно, как бушует море, как волны бьются об берег и пенятся от злости.
Никто не хочет расставаться с такой красавицей.
И лишь тот факт, что Царевна-Лебедь очень светлая на всем темном фоне, говорит нам о том, что она еще к нам вернется в образе красавицы.

Михаил Врубель своим воспроизведением о Царевне-Лебедь хочет показать нам насколько красивы наши женщины и несмотря на то, что они хрупкие и беззащитные, без их поддержки и опоры ни один царь не имел бы такой власти.

Дева-лебедь встречается в фольклоре разных народов мира, и, как правило, грациозная птица непременно выходит замуж за главного персонажа. Русское народное творчество – не исключение. Однако самый яркий образ представил в произведении о царе и его славном сыне. Героиня сказки царевна Лебедь выступает в роли волшебной помощницы своему спасителю. Мудрая девушка отличается еще и пленительной красотой.

История создания

Александр Сергеевич потратил несколько лет, прежде чем представил на суд читателей приключения царя Салтана и его отпрыска . Писатель, пока коротал месяцы в михайловской ссылке, кропотливо собирал материал, записывал сказания и легенды, подслушанные у простого люда. Основой для произведения послужила народная сказка «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре», а некоторые детали поэт позаимствовал из волшебных рассказов няни Арины Родионовны. В 1832 году поэтическая работа под длинным названием «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» вышла в печать.

Ярким персонажем стихотворного произведения стала царевна Лебедь – персонаж, полностью взятый из фольклора. Дева в образе лебедя является одним из древнейших архетипов, имеет большое значение в символике мифов и легенд. В дохристианской Руси роскошная птица пользовалась особым почтением, называлась царем пернатых, с ней сравнивали изящных, грациозных девушек. В фольклоре Белая Лебедь знает секрет живой воды и молодильных яблок, воплощает мудрость и волшебную силу, верность и целомудрие.

Лебедь из сказки о царе Салтане впитала черты трех красавиц из русских сказаний: Василисы Премудрой, Елены Прекрасной и Софьи Премудрой. С первой героиней царевну роднит и происхождение: Лебедь приходится сестрой 33 морским богатырям, а Василиса Премудрая – наследница морского владыки.

Пушкинисты предполагают, что тема Лебеди взята еще и из былины о богатыре Потыке, которая вошла в состав сборника Кирши Данилова. Детали внешнего вида – «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит» – автор позаимствовал еще из одной народной сказки о чудесном мальчике. Впрочем, в творчестве братьев Гримм тоже нашел место образ девы, во лбу которой горит звезда.

Однако Александр Сергеевич наделил «свою» царевну Лебедь и произведение в целом некоторыми особенностями, женский образ в итоге стал уникальным. Так, ни в одной народной сказке с подобным сюжетом не встречается мотив спасения чудесной девицы, а птица не превращается в женщину. Необычна и характеристика героини: ее волшебные способности автор разбавил житейской мудростью.

Царевна Лебедь в сказке о царе Салтане

Главные герои произведения – царь Салтан, женившийся на простолюдинке, и его сын Гвидон, которого сразу после рождения придворные завистницы выбросили вместе с матерью в море. Ключевой женский образ воплощает царевна Лебедь, помогающая царевичу вернуться на родину, воссоединиться с семьей и обрести счастье.

Волшебная птица жила на острове Буян, который находится где-то «за морем». К его берегам прибило бочку с заточенными в ней царевичем и его матерью. Встреча Гвидона с Лебедью случилась во время охоты: молодой человек спас пернатую от голодного коршуна, взамен получив обещание ответной помощи.

Гвидон воздвиг на острове город. Превращаясь с помощью царевны Лебеди то в комара, то в муху, то в шмеля, князь путешествует с корабельщиками на родину и там подслушивает разговоры отца о чудесных вещах, которыми наполнен мир. Чтобы заманить Салтана в гости на Буян, юноша заводит диковинную белку, грызущую золотые орехи с изумрудной начинкой и умеющую петь, приглашает в гости 33 богатырей – тоже Лебедь постаралась. Однако Салтан, не ведающий о том, что Гвидон и есть его сын, все никак не может собраться.

Наконец, царь прознал о царевне, чья красота затмевает божий свет. Ею оказалась спасенная Гвидоном Лебедь. Салтан соизволил добраться до острова, где встретился с семьей, а Гвидон женился на прекрасной деве-птице.

Экранизации

Герои пушкинской сказки впервые ожили на пленке в 1943 году: режиссеры Валентина и Зинаида Брумберг подарили детям черно-белый мультфильм, где царевну Лебедь озвучивает актриса Мария Бабанова.

В цвете анимационная лента по мотивам произведения появилась в 1984 году, над которой трудились в паре Иван Иванов-Вано и Лев Мильчин. В мультике царевна говорит голосом гениальной Людмилы Ивановой.

В формате художественного фильма сказка вошла в советскую кинематографическую копилку с легкой руки Александра Птушко. Волшебной птицей, превратившейся в красивую девушку, предстала актриса Ксения Рябинкина. Год создания картины – 1966.

В американском кинематографе тоже нашлось место Лебеди, правда, далекой от пушкинской героини. В 1994 году увидел свет мультфильм «Принцесса-лебедь» под режиссерством бывшего сотрудника студии «Дисней» Ричарда Рича. Затем последовала череда сиквелов: «Принцесса-лебедь: Тайна замка», «Принцесса-лебедь: Тайна заколдованного королевства» и еще четыре полноценных мультика. В фильмах главная героиня королевских кровей заколдована злым лордом: днем девушка живет в образе птицы и только с приходом темноты превращается в человека. Озвучивает принцессу Мишель Никастро.

• Образ царевны Лебеди вошел в достояние изобразительного искусства России. В 1900 году художник Михаил Врубель написал картину, на которой сказочный персонаж предстает в белокрылом одеянии. Девушка смотрит на зрителя прощальным взглядом, наполненным добротой и грустью. Говорят, что произведение автор создал, впечатлившись оперой соотечественника.

• По мотивам сказки в конце 19 века композитор создал чудесную оперу. В 1928 году на эту музыку был поставлен балет «Царевна-Лебедь», а спустя 80 лет композиция получила новую жизнь благодаря олимпийской чемпионке . Авторский спектакль на воде «Сказка о царе Салтане» радует россиян в новогодние праздники. Водная сказка представляет собой смесь искусства и спорта, в постановке задействованы циркачи, танцоры, спортсмены, в списке достижений которых олимпийские победы. Роль Лебеди исполняет Алла Шишкина, олимпийская чемпионка по синхронному плаванию.

Цитаты

«Говорят, царевна есть,

Что не можно глаз отвесть.

Днем свет Божий затмевает.

Ночью землю освещает».

«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ж ты тих, как день ненастный?

Опечалился чему?»

«Но жена не рукавица: с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь».

«Знай, близка судьба твоя, ведь царевна эта – я».

Михаил Врубель навсегда остался неразгаданной тайной в мировой культуре.

Так и бывает с гением: его называют странным, вокруг него бурлят эмоции, кипят страсти, ползут слухи, а настоящее признание приходит поздно. Современники по достоинству оценили удивительный дар Врубеля, лишь когда он был уже на смертном одре. Художника провозгласили символом эпохи. О «дивных красках» в творениях Врубеля и о «причудливых чертежах, похищенных у Вечности» говорил в прощальной речи на могиле живописца Александр Блок. Картина «Царевна-Лебедь» Врубеля висела в кабинете поэта в Шахматове.

Русский миф

Врубеля всегда влекла поэзия сказки, фольклорной мистификации, заложенной в образах таинственных волхвов и волшебников из народных произведений. Первым крупным художественным опытом в этой сфере стало монументальное панно «Микула Селянинович», которое мастер представил в 1896 году на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. Произведение вызвало скандал, комиссия Петербуржской Академии художеств признала работу «нехудожественной». Это не могло не ранить сорокалетнего художника. Однако вскоре у Врубеля появилась муза, вдохновившая его творить в духе русского фольклора. Художник познакомился с певицей Надеждой Забелой, в которую влюбился, услыхав ее неповторимый голос - «ровный, легкий, нежно-свирельный, полный красок», как вспоминали современники. Это удивительным образом перекликалось в художественном сознании Врубеля с выразительнейшими переливами оттенков и полутонов его своеобразной живописи. Художник и певица обвенчались в том же году.

История создания картины

На создание полотна «Царевна-Лебедь» Врубеля вдохновила постановка оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» по произведению А. С. Пушкина, где роль играла Надежда Забела-Врубель. Сначала это задумывалось как эскиз костюма к спектаклю, но затем выросло в нечто гораздо большее - в загадочный и манящий образ, гипнотизирующий тоской по нездешним мирам. Картина «Царевна-Лебедь» Врубеля стала своеобразным гимном женскому образу эпохи модернизма - иррациональному, почти бесплотному, ускользающему и предвещающему некие перемены.

Музыка цвета

Погружение в мир музыки Римского-Корсакова стало благотворным поворотом в творческой судьбе Врубеля. Надежда Ивановна, жена художника, вспоминала, что, например, оперу «Садко» Михаил Александрович прослушал около ста раз. Он говорил, что может слушать оркестр бесконечно, особенно сцены моря, что всякий раз находит в нем новые фантастические тона. Их мастер воплощал и в своих изумительных работах. Такими оттенками и полутонами дышит и вдохновенная «Царевна-Лебедь» Врубеля, созданная в 1900 году.

На картинах Врубеля почти невозможно увидеть цвета солнечного дня. Он любил переходные состояния - закатный вечер, нарождающееся утро. Колорит концентрирует особое мироощущение художника, его склонность к иррациональному, страсть к тайне и ощущение тревоги, разлитой в мире. В цветовой палитре художника тающие переливы жемчужных тонов в лиловеющем сумраке подобны гармоничным созвучьям музыкального произведения. Такою же трепетной и ускользающей изобразил ту, чье имя Царевна-Лебедь, Врубель.

Описание полотна

В медленно спускающихся на землю сумерках с алой линией заката царевна уплывает прочь, она оглянулась, чтобы сделать последний многозначительный и предостерегающий жест Гвидону. В ее печальных очах застыла тревога и скорбь, одновременно взор этих прекрасных глаз странно холоден и равнодушен к земной суете. Царевна-Лебедь Врубеля печалится о чем-то невидимом за пеленой видимого мира. Еще мгновение - и она превратится в дивного белого лебедя. Эта птица в мировосприятии символизма олицетворяет вдохновение, способное прорвать рациональный мир и унестись мечтой в иные сферы.

Тихий трепет исходит от картины, на которой мерцают драгоценные каменья в дорогом кокошнике, горят тем же драгоценным сиянием на бледном лице глаза прекрасной девы, падают алые отсветы закатного солнца на морскую рябь, прозрачную воздушную вуаль и огромные белоснежные крылья.

Ничего общего со статными румяными и жизнерадостными красавицами-царевнами, какими их традиционно изображают иллюстраторы русских сказок, не имеет Царевна-Лебедь Врубеля. Ее хрустальный образ гораздо ближе не то к лику мифической Афродиты, не то к чарующему облику демоницы Лилит.

Обещание счастья

Ангельское лицо царевны напоминает лицо другого ангела - падшего - с последних полотен Врубеля. Образ мятущегося Демона преследовал художника десятилетиями, он видел в нем дух не столько «злобный», сколько «страдающий и властный». Однако все же Царевну-Лебедь нельзя уподобить падшему ангелу. В ней есть стойкость, терпение и сила настоящей любви, и колдовские чары ее целиком на стороне добра, ради которого она кажется готовой пожертвовать самой жизнью. Потому-то таинственный облик и окутан такой нежной и величественной красотой, пленившей царевича Гвидона.

Человек во все времена мечтает о запредельной тайне и о сказке со счастливым концом. Об одной из них восхитительным языком красок и образов рассказал Врубель М. Царевна-Лебедь живет в каждом ищущем поэзии и волшебства сердце.

Страстная любовь к природе помогает художнику передать ее красоту. Пышные гроздья врубелевской "Сирени" (1900, ГТГ), вспыхивая лиловым огнем, живут, дышат, благоухают в сиянии звездной ночи. Один из современников Врубеля писал: "Природа ослепила его... за то, что он слишком пристально вглядывался в ее тайны".

Наряду с эпическими темами Врубель на протяжении 90-х годов работает над образом Демона. В одном из писем к отцу высказано представление художника о Демоне: "Демон - дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый ". Первая попытка решить эту тему относится к 1885 году, однако работа была уничтожена Врубелем.

В картине "Демон сидящий" (1890, ГТГ) юный титан изображен в лучах заката на вершине скалы. Могучее прекрасное тело словно не умещается в раме, заломлены руки, трогательно прекрасно лицо, в глазах нечеловеческая скорбь. "Демон" Врубеля - соединение противоречий: красота, величие, сила и в то же время скованность, беспомощность, тоска; его окружает сказочно-прекрасный, но окаменевший, холодный мир. В колорите картины - контрасты. Холодный лиловый цвет "борется" с теплым оранжево-золотистым. Скалы, цветы, фигура написаны по-особому, по-врубелевски: художник как бы рассекает форму на отдельные грани и создается впечатление, что мир соткан из глыб драгоценностей. Рождается ощущение первозданности.

Мысля фантастическими образами, Врубель тесно связан с окружающей жизнью, его Демон глубоко современен, в нем отразились не только личные душевные переживания художника, но сама эпоха с ее контрастами и противоречиями. Как писал А. Блок : "Демон Врубеля символ нашего времени, ни ночь, ни день, ни мрак, ни свет ".

В 1891 году к юбилейному изданию сочинений Лермонтова под редакцией Кончаловского Врубель выполнил иллюстрации, из тридцати - половина относилась к "Демону". Эти иллюстрации, по существу, представляют самостоятельные произведения, значительные в истории русской книжной графики, и свидетельствуют о глубоком понимании Врубелем лермонтовской поэзии. Особенно примечательна акварель "Голова Демона". Она подлинно монументальна. На фоне каменистых заснеженных вершин - голова с шапкой черных кудрей. Бледное лицо, запекшиеся, словно опаленные внутренним огнем, губы, горящие глаза с пронизывающим взглядом, с выражением нестерпимой муки. В этом взгляде - жажда "познанья и свободы", мятежный дух сомнения.

Через несколько лет Врубель пишет "Демона летящего" (1899, ГРМ). Образ пронизан предчувствием гибели, обреченности. Колорит картины мрачен.

И, наконец, к 1901-1902 годам относится последняя картина - "Демон поверженный", над ней Врубель работал напряженно и мучительно. А. Бенуа вспоминает, что картина была уже на выставке "Мира искусства", а Врубель все еще продолжал переписывать лицо Демона, менял колорит.

Разбитое, деформированное тело Демона с изломанными крыльями распростерто в ущелье, гневом горят глаза. Мир погружается в сумрак, последний луч вспыхивает на венце Демона, на вершинах гор. Мятежный дух низвергнут, но не сломлен.

Современники видели в этом образе протестующее начало, прекрасного непокоренного человека. Вспоминаются слова А. Блока : "Что мгновенные бессилья! Время - легкий дым! Мы опять расплещем крылья! Снова отлетим!.." и сказанное несколько позже Шаляпиным : "И писал же он своих Демонов! Крепко, страшно, жутко и неотразимо... От Врубеля мой Демон".

Заканчивая поверженного Демона, Михаил Александрович Врубель тяжело заболел и был помещен в лечебницу. С небольшими перерывами болезнь длится до 1904 года, затем наступает непродолжительное выздоровление.

В 1904 году он едет в Петербург. Начинается последний период творчества.

В 1904 году Врубель пишет "Шестикрылого Серафима", по замыслу связанного со стихотворением Пушкина "Пророк". Могучий ангел в сверкающем радужном оперении в известной мере продолжает тему Демона, но этот образ отличается цельностью, гармоничностью.

В последние годы жизни Врубель создает один из самых нежных, хрупких образов - "Портрет Н. И. Забелы на фоне березок" (1904, ГРМ). К этому же времени относятся интересные автопортреты. С 1905 года художник находится в лечебнице постоянно, но продолжает работать, проявляя себя как блестящий рисовальщик. Он рисует сцены больничного быта, портреты врачей, пейзажи. Рисунки, выполненные в разной манере, отличаются меткой наблюдательностью, большой эмоциональностью. Доктор Усольцев, лечивший Врубеля, пишет: "Это был художник-творец всем своим существом, до самых глубоких тайников психической личности. Он творил всегда, можно сказать, непрерывно, и творчество было для него так же "легко и так же необходимо, как дыхание. Пока жив человек, он все дышит, пока дышал Врубель - он все творил ".

За несколько лет до смерти Врубель начал работать над портретом В. Брюсова (1906, ГРМ). Некоторое время спустя Брюсов писал, что всю жизнь старался быть похожим на этот портрет. Врубель не успел завершить эту работу, в 1906 году художник ослеп. Трагически переживает он страшный удар, в тяжелой больничной обстановке мечтает о синеве неба над темными полями, о перламутровых красках весны. Единственным утешением оставалась музыка. Умер Врубель 1 апреля 1910 года.

Создавая трагические образы, художник воплощал в них светлое благородное начало. Борьба света и тьмы - вот содержание большинства работ Врубеля. Об этом поэтически сказал А. Блок над могилой художника: "Врубель пришел к нам как вестник, что в лиловую ночь вкраплено золото ясного вечера. Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать "

Использованы материалы статьи Федоровой Н.А.. из книги: Дмитриенко А.Ф., Кузнецова Э.В., Петрова О.Ф., Федорова Н.А. 50 кратких биографий мастеров русского искусства. Ленинград, 1971 г.

Монография о Врубеле. Незамеченные шедевры

Девочка на фоне персидского ковра, 1886

Поездка в Венецию была предпринята для написания заказанных иконостасных образов - Христа, богоматери и святых - Кирилла и Афанасия. Прахов решил, что Врубелю лучше работать над ними не в Киеве, а в Венеции, городе-музее, где перед глазами будет собор св. Марка с его знаменитыми мозаиками, мозаики XII века в Торчелло и полотна прославленных венецианских колористов.
Врубель провел в Венеции около полугода. Оттуда писал сестре: «Перелистываю свою Венецию (в которой сижу безвыездно, потому что заказ на тяжелых цинковых досках, с которыми не раскатишься), как полезную специальную книгу, а не как поэтический вымысел. Что нахожу в ней - то интересно только моей палитре». Больше всего заинтересовали его палитру не корифеи Высокого Возрождения - Тициан, Веронезе,- а их предшественники, мастера кватроченто (XV век), теснее связанные со средневековой традицией,- Карпаччо, Чима да Конельяно и, особенно, Джованни Беллини. Влияние венецианского кватроченто сказалось в исполненных Врубелем монументальных иконах с фигурами в полный рост. Первый биограф Врубеля А.П.Иванов писал о них: «Пластическая музыка этих икон построена в величавых и ясных ладах Дж.Беллини и Карпаччо, а в глубине ее, как доминанта в органном пункте, звучит красочное волшебство мозаик Сан Марко».
Венеция много дала Врубелю и стала важной вехой в его творческом развитии: если встреча с византийским искусством обогатила его понимание формы и возвысила его экспрессию, то венецианская живопись пробудила колористический дар. И все же он нетерпеливо ждал возвращения. С ним происходило то, что часто бывает с людьми, оказавшимися на длительный срок за пределами родины: только тогда чувствуют всю силу ее притяжения. Сохранилось письмо художника из Венеции к его товарищу по Академии В.Е.Савинскому, где он с явным напряжением мысли силится изложить новые и важные для него выводы, к которым пришел в Италии. Он говорит, что здесь, то есть в Италии, можно учиться, а творить - только на родной почве; что творить - значит чувствовать, а чувствовать - значит «забыть, что ты художник, и обрадоваться тому, что ты прежде всего человек». «...Сколько у нас красоты на Руси!» - такое восклицание вырывается у Врубеля впервые. Прежде он был, казалось, довольно равнодушен к «родной почве»: она была чем-то само собой разумеющимся, незамечаемым, замыслы черпались из всемирных источников: античность, Гамлет, Фауст... И только теперь, за границей, возникают у него настроения и мысли, которые потом привели к поэтической интерпретации русских сказок и русской природы.

Была и еще причина, почему Врубелю хотелось поскорее вернуться в Киев. Он был влюблен в жену Прахова Эмилию Львовну, о чем несколько раз, не называя имени, таинственно намекал в письмах к сестре: это было его сокровенное «душевное дело».
Еще до отъезда за границу он несколько раз рисовал Э.Л.Прахову - ее лицо послужило ему прообразом для лика богоматери. Портретное сходство сохранилось и в самой иконе, но там оно приглушено; более явно - в двух карандашных эскизах головы богоматери. Удивительное лицо глядит с этих рисунков: скорее некрасивое, чем красивое, бесконечно трогательное лицо странницы - плат до бровей, как бы припухший рот, расширенные круглые светлые глаза как будто созерцают что-то, другим неведомое.
Из четырех иконостасных образов богоматерь удалась художнику особенно. Это один из его несомненных шедевров. Написана она на золотом фоне, в одеянии глубоких, бархатистых темно-красных тонов, подушка на престоле шита жемчугом, у подножия - нежные белые розы. Богоматерь держит младенца на коленях, но не склоняется к нему, а сидит выпрямившись и смотрит перед собой печальным вещим взором. В чертах и выражении лица мелькает какое-то сходство с типом русской крестьянки, вроде тех многотерпеливых женских лиц, что встречаются на картинах Сурикова.
Впервые почувствованная любовь к родине, первая возвышенная любовь к женщине одухотворили этот образ, приблизили его к человеческому сердцу.
Вернувшись из Венеции, Врубель метался. Он словно не находил себе места - то принимал решение уехать из Киева (и действительно на несколько месяцев уезжал в Одессу), то возвращался опять; его потянуло к хмельному «кубку жизни», он бурно увлекался какой-то заезжей танцовщицей, много пил, жил неустроенно, лихорадочно, а к тому же еще и жестоко бедствовал, так как денег не было, отношения же с Праховым стали более холодными и далекими.
Отец художника был в тревоге: сыну уже тридцать лет, университетское образование, художественное образование, «таланту бездна», а между тем ни имени, ни обеспеченного положения - ни кола, ни двора. На настойчивые приглашения приехать и пожить дома (семья жила тогда в Харькове) ничего не отвечает. Осенью 1886 года А.М.Врубель сам приехал в Киев проведать сына, и его опасения подтвердились: «Миша здоров (по его словам), но на вид худ и бледен. С вокзала я отправился прямо к нему и был опечален его комнаткой и обстановкой. Вообрази, ни одного стола, ни одного стула. Вся меблировка два простых табурета и кровать. Ни теплого одеяла, ни теплого пальто , ни платья, кроме того, которое на нем (засаленный сюртук и вытертые панталоны), я не видал. Может быть, в закладе... Больно, горько до слез... мне было все это видеть. Ведь столько блестящих надежд!»

Нет прямых свидетельств душевного состояния художника в то время - он не любил откровенничать, - но достаточно очевидно, что он переживал не только денежный кризис. Бедность он переносил беззаботно, отсутствие славы тоже: он знал, что раньше или позже она придет, а если не придет - что с того? Любовь, зашедшая в тупик, - вот это было серьезно. Но и не только это. Его посещали глубокие смятения, которые он делил со своей эпохой, хотя ближайшие причины, может быть, и были интимными и личными. Врубель рано испытал то, что через два десятилетия Блок называл «наплывом лиловых миров», лилового мрака, одолевающего золотой свет. В нем поднимался богоборческий бунт. Два года Врубель работал для церкви, в атмосфере религиозности, которая так же мало согласовывалась с окружающим, как мало совпадала с идеалом богоматери светская дама Эмилия Прахова. И впервые стал искушать Врубеля и завладевать его воображением сумрачный образ богоборца - Демона.
Он как раз и работал над «Демоном», когда неожиданно приехал отец. Отец описывал неоконченное полотно в том же письме, говоря, что Демон показался ему «злою, чувственною, отталкивающей пожилой женщиной». Никаких следов киевского «Демона» до нас не дошло - художник его уничтожил, все ныне известные «Демоны» сделаны значительно позже. Но замысел и начало относятся к киевскому периоду.
Одновременно Врубель работал тогда и над другими вещами, по заказу киевского мецената И.Н.Терещенко. Они обнаруживают тягу к востоку - цветистому, волшебному, пряному. Для Терещенко Врубель взялся написать картину «Восточная сказка», но сделал только эскиз акварелью, да и тот порвал, когда Э.Л.Прахова отказалась принять его в подарок. Потом, впрочем, он склеил разорванный лист, который доныне составляет гордость Киевского музея русского искусства. Эта большая акварель поразительна. С первого взгляда трудно разобрать, что изображено: глаз ослепляет переливающаяся мозаика драгоценных частиц, озаренных вспышками голубоватого фосфорического света, как если бы мы действительно вошли в пещеру, сокровищ из «Тысячи и одной ночи». Но вот глаз привыкает и начинает различать внутренность шатра персидского принца, устилающие его ковры, самого принца и его одалисок. Фигуры полны чувства и поэзии: принц, приподнявшись на ложе, задумчивым и тяжелым взором смотрит на стоящую перед ним с опущенными глазами прекрасную девушку.

Монография о Врубеле. Киев. Встреча с древностью

Девочка на фоне персидского ковра, 1886

Художник Л.Ковальский, в то время ученик киевской рисовальной школы, рассказывал впоследствии, как он впервые встретился с Врубелем вскоре после прибытия того в Киев. Ковальский расположился писать этюд на высоком холме с видом на Днепр и дальние луга. «Тишина вечера, полное отсутствие кого бы то ни было, только кроме ласточек, которые кружились и щебетали в воздухе. Я в спокойствии созерцания изображал, как умел, свой 30-верстный пейзаж, но тихие шаги, а потом устремленный взгляд заставил меня повернуться. Зрелище было более чем необыкновенное: на фоне примитивных холмов Кирилловского за моей спиной стоял белокурый, почти белый блондин, молодой, с очень характерной головой, маленькие усики тоже почти белые. Невысокого роста, очень пропорционального сложения, одет... вот это-то в то время и могло меня более всего поразить... весь в черный бархатный костюм, в чулках, коротких панталонах и штиблетах. Так в Киеве никто не одевался, и это-то и произвело на меня должное впечатление. В общем, это был молодой венецианец с картины Тинторетто или Тициана, но это я узнал много лет спустя, когда был в Венеции. Теперь же на фоне кирилловских холмов и колоссального купола синевы киевского неба появление этой контрастной, с светлыми волосами, одетой в черный бархат фигуры было более чем непонятным анахронизмом.
...Незнакомец наклонился ближе, посмотрел пристально и серьезным тоном, как будто вещь неизвестно какой важности, сказал: «А где же у вас первый план? Это вот, эти копны сена? Да ведь до них несколько верст! Так нельзя писать, это вы делаете вздор - изучать природу надо начинать от листка, от деталей, а не брать, как вы, всякую всячину и пичкать на ничтожном клочке - это какая-то энциклопедия, а не живопись. Вы не сердитесь, я это потому сказал, что вижу вашу ошибку». Посмотрел еще немного и исчез; я даже не обернулся посмотреть, я был пришиблен обидными словами, которых мне показалось очень много в его замечании, но меня все-таки занимало, что он так искренно и серьезно говорил о моей работе, на которую я смотрел как на вещь, не стоящую внимания,- меня приучили к этому в школе, там серьезно никто не смотрел ни на свою, ни на чужую работу».

Взволнованный Ковальский не стал продолжать этюд и отправился в Кирилловскую церковь повидаться со своими товарищами, которые работали над реставрацией фресок. На хорах он заметил только что встреченного незнакомца; товарищи сказали, что это художник Врубель, и показали начатое им «Сошествие святого духа», а также двух ангелов: «Врубель говорил, что здесь он ближе всего подошел к Византии».
Итак, Врубель в Киеве должен был руководить реставрацией византийских фресок XII века в Кирилловской церкви, кроме того, написать на стенах ее несколько новых фигур и композиций взамен утраченных и еще написать образа для иконостаса. Общее руководство работами принадлежало Прахову.
А.В.Прахов, в тесном общении с которым (и с его семьей) Врубель провел пять киевских лет, был известен в художественных кругах. Историк искусства, археолог, профессор Петербургского университета, он в 70-х годах активно выступал и как художественный критик в журнале «Пчела». В статьях под псевдонимом «Профан» Прахов с большим литературным блеском и темпераментом пропагандировал искусство передвижников. Одну из самых интересных его статей, посвященную Шестой передвижной выставке 1878 года (собственно, двум экспонатам - «Кочегару» Ярошенко и «Протодьякону» Репина), не пропустила цензура. Статья сохранилась в гранках, и впоследствии, уже в наши дни, ее авторство одно время ошибочно приписывали И.Н.Крамскому. Потом Прахов совершенно отошел от критической деятельности, перестал заниматься современным искусством (характерный симптом 80-х годов!) и вернулся к изучению древностей. Однако он не растерял связей с художниками, и его дом в Киеве был почти таким же открытым для них, как дома Поленова и Мамонтова в Москве. Энергичный, деятельный, еще не достигший и сорока лет, Прахов всколыхнул художественную жизнь Киева, предприняв изучение и реставрацию уникальных памятников Киевской Руси. Он же руководил внутренней отделкой нового храма - Владимирского, заложенного в 1860-х годах. О византийском стиле русские художники имели тогда довольно приблизительные представления, о технике реставрации - тоже. Кирилловские фрески находились в плохой сохранности, над их «поновлением» работала артель учеников киевской рисовальной школы, руководимой художником Н.И.Мурашко (с ним Врубель потом близко сошелся). Их малоискусными руками фрески прописывались сверху по сохранившимся контурам (по «графьям»); теперь такой способ был бы сочтен варварским. Сохранились сведения, что Врубель против него возражал, предлагая просто расчистить фрески и оставить их в нетронутом виде, но на это не согласились: храм был действующий, и полустертые фигуры святых могли бы смущать прихожан. Требовалось их дописать, сохраняя по возможности стиль XII века. Как было его сохранить? Не только ученики Мурашко, но и Врубель сам впервые встретился в Киеве с византийским искусством. На несколько месяцев он с головой ушел в изучение древностей, пользуясь, в дополнение к оригиналам Кирилловской церкви и собора св. Софии, книгами, цветными таблицами и фотографиями из богатой библиотеки Прахова. К восстановлению старых фресок по сохранившимся фрагментам он относился с большой бережностью; как вспоминал Н.А.Прахов (сын А.В.Прахова), «не выдумывал ничего от себя, а изучал постановку фигур и складки одежды по материалам, сохранившимся в других местах».
Сейчас, в середине уже не XIX, а XX столетия, Кирилловские фрески реставрированы по всем правилам современной науки, хотя большая их часть безвозвратно утрачена, и лишь некоторые куски старинной росписи в целости сохранились. Но теперь Кирилловский храм вошел в историю еще и как памятник, запечатленный гением Врубеля. Врубель написал на стенах несколько фигур ангелов, голову Христа, голову Моисея и, наконец, две самостоятельные композиции - огромное «Сошествие святого духа» на хорах и «Оплакивание» в притворе. В работе над ними художник уже не копировал старинные образцы. У него было внутреннее право не следовать букве древнего стиля - он проник в его дух.

Благородно-сдержанная экспрессия старинных мозаик и фресок прояснила собственные искания Врубеля. Экспрессия была свойственна его дарованию изначально, но в ранних вещах он сбивался на утрировку и романтические штампы. Так, в рисунке «Свидание Анны Карениной с сыном», сделанном в начале 80-х годов, Анна с преувеличенной пылкостью чуть ли не душит в объятиях ребенка. В рисунках к «Моцарту и Сальери» (1884 год) Сальери выглядит мелодраматическим злодеем. И лишь после приобщения к монументальному византийскому и древнерусскому искусству экспрессия Врубеля становится величавой - исчезает психологический нажим, появляется характерно врубелевское выражение духовной напряженности в сосредоточенном взоре огромных глаз (большие глаза - также черта византийской живописи), при позах как бы оцепеневших, скупом жесте, в атмосфере глубокой тишины. Это есть уже в «Сошествии святого духа», написанном на коробовом своде Кирилловской церкви. По евангельскому преданию, апостолам явился святой дух в виде голубя, исходившие от него языки пламени «почили на каждом из них». После этого апостолы обрели дар говорить на всех языках и проповедовать учение Христа всем народам. Как и другие евангельские сказания, сюжет «Сошествия» имел в церковном искусстве свою иконографическую схему, закрепленную многовековой традицией. Врубель следовал схеме довольно близко, пользуясь, по-видимому, миниатюрами старинных евангелий. Но в трактовке фигур и лиц он проявил себя как художник современный, как психолог. У его апостолов были живые прототипы. Раньше думали, что художник делал подготовительные этюды с душевнобольных (Кирилловский храм находился на территории психиатрической лечебницы), но это неверно: сын А.В.Прахова Н.А.Прахов называет поименно ряд лиц, которые узнаются в «Сошествии»,- киевские ученые, священники, археологи, среди них сам Адриан Викторович Прахов.
продолжение ....

Михаил Врубель. Галерея картин. Живопись

Демон поверженный. 1901	Демон сидящий, 1890. Эскиз	Демон поверженный. 1902	Летящий Демон. 1899
Дама в лиловом. Портрет артистки Н.И. Забелы-Врубель. 1904	Красные цветы и листья бегонии корзине. 1886-1887	Павлин. Начало 1900-х	Восточный танец. 1887
Демон поверженный. 1902. Эскиз акварелью	Портрет К.Д.Арцыбушева. 1897	Шестикрылый серафим. 1905	Ночь в Италии. 1891
Богатырь. 1898	Гамлет и Офелия. 1884	Снегурочка. 1890-е	Шиповник. 1884
Игры наяд и тритонов	Прощание царя морского с царевной Волховой. 1899	Катанья. Сицилия. 1894	Порто-Фино. Италия. 1894

Шестикрылый серафим (Азраил). 1904

Источник своего вдохновения Михаил Александрович Врубель находил в русском былинном эпосе, национальной фольклорной традиции. Опираясь на миф, легенду, былину, художник не иллюстрировал их, но создавал свой собственный поэтический мир, красочный и напряженный, полный торжествующей красоты и вместе с тем тревожной таинственности, мир сказочных героев с их земною тоской и человеческим страданием.
Надежда Ивановна Забела, известная певица и муза художника, внесла во внутренний мир Врубеля не только обаяние женской прелести. В его сердце еще больше вошла музыка. и творчество Забелы были нерушимо связаны между собой незримыми, но прочными нитями. Дарование Забелы формировалось при самом непосредственном участии Врубеля.
Надежда Ивановна создала незабываемый образ Царевны-Лебеди в опере Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Знаком этого успеха послужила и открытка, выпущенная после бенефиса, — фотография Забелы в роли Царевны-Лебеди. Эта открытка, по-видимому, и явилась толчком к появлению нового произведения Врубеля — картины «Царевна-Лебедь».
Истинная музыкальность — в самой живописи, в том, как мерцают и переливаются воздушные, невесомые краски на первом плане, в тончайших градациях серо-розового, в поистине нематериальной живописной материи полотна, «превращающейся», тающей. Вся томительная, печальная красота образа выражена в этой особенной живописной материи.
Очарование родной природы, гордая и нежная душевность сказочной девушки-птицы. Тайные чары все же покоренного злого колдовства. Верность и твердость истинной любви. Могущество и вечная сила добра. Все эти черты соединены в чудесный образ, дивный своей немеркнущей свежестью и той особенной величавой красотою, свойственной народным сказам.
Каким надо было обладать даром, чтобы воплотить этот чистый и целомудренный облик в ! Рассказать языком живописи о сновидении, о невероятном. Это мог сделать только великий художник, постигший прелесть Руси.
«Крылья — это родная почва и жизнь», — писал Михаил Врубель, а в другом обращении к близкому товарищу он восклицал: «Сколько у нас красоты на Руси… И знаешь, что стоит во главе этой красоты — форма, которая создана природой вовек. А без справок с кодексом международной эстетики, но бесконечно дорога потому, что она носительница души, которая тебе одному откроется и расскажет тебе твою?» Так осознать глубину самого сокровенного в искусстве дано очень немногим, и Врубель потому-то и смог написать этот шедевр, ибо любил Отчизну, народ, красоту.
«Царевна-Лебедь». Девушка оборачивается, тонкое, нежное лицо печально, загадочной грустью светятся глаза; в них щемящая тоска одиночества. В самую глубину твоей души заглядывают широко открытые чарующие очи царевны. Она словно все видит. Поэтому, может быть, так печально и чуть-чуть удивленно приподняты собольи брови, сомкнуты губы. Кажется, она готова что-то сказать, но молчит.
Композиция построена таким образом, что создается впечатление, будто мы заглянули в сказочный мир, где внезапно появляется и вот-вот исчезнет волшебная девушка-птица, плывущая к далекому таинственному берегу. Последние лучи солнца играют на белоснежном оперении, переливаясь радужными красками. Мерцают бирюзовые, голубые, изумрудные самоцветные камни узорчатого венца-кокошника, и мнится, что это трепетное сияние сливается с отблеском зари на гребнях морских волн и своим призрачным светом словно окутывает тонкие черты бледного лица, заставляет оживать шелестящие складки полувоздушной белой фаты, придерживаемой от дуновения ветра девичьей рукой.

Перламутровый, жемчужный свет излучают огромные белоснежные, но теплые крылья. За спиной Царевны-Лебедь волнуется море. Мы почти слышим мерный шум прибоя о скалы чудо-острова, сияющего багровыми, алыми приветливыми волшебными огнями.
Далеко-далеко, у самого края моря, где оно встречается с небом, лучи солнца пробили сизые тучи и зажгли розовую кромку вечерней зари…
Вот это колдовское мерцание жемчугов и драгоценных камней, трепета зари и бликов пламени огней острова и создает ту сказочную атмосферу, которой пронизана картина, дает возможность почувствовать гармонию высокой поэзии, звучащей в народной легенде. Невероятная благость разлита в холсте.
Может, порою только легкий шорох крыльев да плеск волн нарушают безмолвие. Но сколько скрытой песенности в этом молчании. В картине нет действия, жеста. Царит покой.
Все как будто заколдовано. Но вы слышите, слышите живое биение сердца русской сказки, вы будто пленены взором царевны и готовы бесконечно глядеть в ее печальные добрые очи, любоваться ее обаятельным, милым лицом, прекрасным и загадочным.
«Царевна-Лебедь» — один из самых пленительных, задушевных женских образов, созданных художником. В ней нет безмятежности «Морской Царевны» — в сказочный мир вкрадывается тревога, вещие предчувствия. А.П. Иванов говорил об этой картине: «Не сама ли это Дева-Обида, что, по слову древней поэмы, «плещет лебедиными крылами на синем море» перед днями великих бедствий. Да, врубелевская Царевна-Лебедь скорее ведет свое происхождение от Девы-Обиды «Слова о полку Игореве», чем от героини пушкинской «Сказки о царе Салтане» или оперы Римского-Корсакова на этот сюжет. У Пушкина и Римского-Корсакова она дневная, светлая. Царевич Гвидон спас ее от змеи, коршуна, она становится женой Гвидона и все устраивает к общему счастью.
На картине Врубеля загадочная птица с ликом девы едва ли станет женой человека, и благополучия не обещает ее прощальный, томный взгляд, ее жест руки, предостерегающий, призывающий к молчанию. Настроение картины тревожное: сгущаются синие сумерки, видна багряная полоса заката и какие-то недобрые красные огни вдалеке — не такие, как в ясном городе Леденец. Царевна не приближается, она уплывает во тьму, и только в последний раз обернулась, чтобы сделать свой странный знак предостережения. Необыкновенно красиво ее лицо: «красота неописанная» сказочных царевен, и ее волшебно — мерцающее оперение, дымчатое, отливающее розовым, и воздушная фата, и жемчуга кокошника, и блистающие драгоценные перстни. «Царевна-лебедь», пожалуй, представляет кульминацию, увенчание и конец сказочной темы.
Картину «Царевна-Лебедь» особенно любил Александр Блок. Фотография с нее висела всегда у него в кабинете в Шахматове. Ею навеяно большое стихотворение с подзаголовком «Врубелю»:

Дали слепы, дни безгневны,
Cомкнуты уста.
В непробудном сне царевны
Синева пуста.
Что мгновенные бессилья?
Время — легкий дым…
Мы опять расплещем крылья,
Cнова полетим!
И опять, в безумной смене
Рассекая твердь,
Встретим новый вихрь видений,
Встретим жизнь и смерть!

О чудодейственных свойствах эфирных масел, о том, что натуральные эфирные масла отлично справляются с различными недугами и являются прекрасными косметическими средствами сказано уже немало. Однако нередко лучше всего проявляют себя не чистые эфирные масла, а ароматические смеси, в которых свойства одних масел дополняют и усиливают свойства других.