Отечественная литературная сказка второй половины XIX века. Лев ТолстойСказки русских писателей XIX века Русская литературная сказка 19 века

Слайд 24

Укоренилось мнение, что литературные сказки о Красавице и Чудовище, в том числе и "Аленький цветочек" имеют один первоисточник: новеллу "Амур и Психея" из романа "Золотой осел" Апулея (II век нашей эры).

Слайд 25

ЛЮБОПЫТСТВО ПСИХЕИ

Психея была столь прекрасна, что вызвала ревность богини красоты Венеры, и та подослала к ней своего сына Амура, чтобы он нанес рану Психее. Но когда Амур увидел девушку, он не стал причинять ей вреда, а перенес ее тайком в свой чертог и посещал ее по ночам, в полной темноте, запретив ей видеть свое лицо.

Слайд 26

Коварные и завистливые сестры подучили Психею нарушить запрет, и она попыталась при помощи ночника рассмотреть своего возлюбленного.

Слайд 27

Ночью, сгорая от любопытства, она зажигает светильник и восхищенно смотрит на юного бога, не замечая горячей капли масла, упавшей на нежную кожу Амура.

Слайд 28

В сказке "Амур и Психея" завистливые сестры уверяли красавицу, что ее возлюбленный - подлинное чудовище. Описали они и его внешний облик:

Слайд 29

« Мы наверняка узнали и не можем скрыть от тебя, разделяя скорбь и горе твое, что тайным образом спит с тобою по ночам огромное чудовище, шея у которого переполнена вместо крови губительным ядом и пасть разверзнута как бездна.»

Слайд 30

С. Т. Аксаков в сказке "Аленький цветочек" чудище буквально конструирует из фрагментов тел различных животных и птиц: - Да и страшен был зверь лесной, чудо морское: руки кривые, на руках ногти звериные, ноги лошадиные, спереди-сзади горбы великие верблюжие, весь мохнатый отверху донизу, изо рта торчали кабаньи клыки, нос крючком, как у беркута, а глаза были совиные.По всей вероятности, писатель сам его сочинил в чисто русском вкусе. Сам и название ему придумал: “зверь лесной, чудо морское”

От Masterweb - Adex

Удивительные истории, прекрасные и загадочные, полные необыкновенных событий и приключений, знакомы всем - и старому, и малому. Кто из нас не сопереживал Ивану-царевичу, когда он сражался со Змеем Горынычем? Не восхищался Василисой Премудрой, одержавшей верх над Бабой-ягой?

Создание отдельного жанра

установка на вымысел;особые композиционно-стилистические приемы;направленность на детскую аудиторию;сочетание образовательной, воспитательной и развлекательной функций;существование в сознании читателей ярких прототипических образов.

Писатели сказок XIX века

Александр Сергеевич Пушкин;Василий Андреевич Жуковский;Михаил Юрьевич Лермонтов;Петр Павлович Ершов;Сергей Тимофеевич Аксаков;Владимир Иванович Даль;Владимир Федорович Одоевский;Алексей Алексеевич Перовский;Константин Дмитриевич Ушинский;Михаил Ларионович Михайлов;Николай Алексеевич Некрасов;Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин;Всеволод Михайлович Гаршин;Лев Николаевич Толстой;Николай Георгиевич Гарин-Михайловский;Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

Сказки Пушкина

Писатели-сказочники современники Пушкина

Сказки с национальным колоритом

«Новые» сказки

Другие сказки XIX века

С середины XIX века характер отечественной литературной сказки значительно меняется. Более популярными становятся прозаичные жанры. В литературной сказке сохраняются отдельные черты фольклорных произведений, но усиливается авторское и индивидуальное начало. Русская литературная сказка начинает развиваться в русле педагогической прозы, в ней усиливается дидактическое начало. Главные авторы подобного плана - это Константин Ушинский и Лев Толстой, обрабатывающие фольклорные сюжеты.

Ушинский создал два учебника "Детский мир" и "Родное слово". В учебник входит множество сказок ("Мужик и медведь", "Плутишка-кот", "Лиса и козел", "Сивка-бурка"). Автор включил в книги множество познавательных рассказов описательного характера о животных, природе, истории, труде. В некоторых произведениях особенно сильна морализаторская идея ("Дети в роще", "Как рубашка в поле выросла").

Лев Николаевич Толстой создал школу для крестьянских детей. Для этих детей писатель выпустил учебник "Азбука", куда вошли сказки "Три медведя", "Мальчик-с-пальчик", "Царское новое платье" (сюжет восходит к Андерсену). Толстой сделал акцент на мораль, поучение. Есть в книге и познавательные рассказы ("Черемуха", "Зайцы", "Магнит", "Тепло"). В центре произведений почти всегда образ ребенка ("Филиппок", "Акула", "Прыжок", "Корова", "Косточка"). Толстой раскрывает себя как тонкий знаток детской психологии. Педагогическая ситуация воспитывает с учетом истинного чувства ребенка.

Другой автор второй половины XIX века - М. Е. Салтыков-Щедрин, пишущий в традициях сатиры. Его сказки строятся на приеме аллегории животных. Главное сатирическое средство Щедрина - гротеск (чрезмерное заострение на каком-то качестве).

Николай Лесков написал для детей сказ "Левша", где сочетаются литературные и фольклорные традиции. Сказ - это устный рассказ, где важна функция рассказчика, идет установка на реалистичность описываемых событий (среди персонажей присутствует царь Александр I и Николай I). Лесков освещает проблему русского национального характера. С одной стороны, Александр I не считает свой народ способным на что-либо дельное. С другой стороны, генерал Платов говорит, что и в России есть умельцы. Образ главного героя создается так же, как в эпических произведениях. Главная черта создания характера - монументальность и типичность (нет имени). Лесков активно использует стилизацию под народную речь, она просторечная с коверканьем слов ("Мелкоскоп").

Проблемы формирования детской литературы и различные периоды ее развития исследуются давно, накоплен обширный теоретический и практический материал. Однако, несмотря на значительное количество работ, характер взаимоотношения литературы о детях и литературы для детей выявлен не полностью, и данный вопрос все еще далек от сколько-нибудь удовлетворительного решения.

Так, в отношении творчества Л.Н.Толстого такие попытки предпринимали А.И.Борщевская и Е.Я.Ильина, К.Д.Ушинского - Д.О.Лордкипанидзе, А.Ф.Успенская, и А.П.Чехова - В.А.Голубков, Л.П.Громов, В.Ф.Руденко. При всем том ни в одной из этих работ вопрос разграничения литературы о детях и для детей не является центральным и рассматривается фрагментарно, лишь в одном каком-нибудь аспекте. Кроме того ряд исследователей, таких, например, как Ф.И.Сетин, А.И.Борщевская или В.А.Макарова, вообще не разделяют понятий литературы для детей и литературы о детях. Так В.А.Макарова относит к рассказам для детей не только “Ваньку”, но также “Человека в футляре”, “Житейскую мелочь”, “Случай с классиком”, “Репетитора”, “О драме”.

Вывод, который делает из своего анализа исследователь, заранее предсказуем и не вытекает из содержания работы: “Чеховская оценка классического образования... помогла передовой общественности и педагогике в их борьбе против догматизма и консерватизма в обучении подрастающего поколения”.

Ф.И.Сетин, завершая анализ “Детства”, “Отрочества” и “Юности”, которые он трактует как произведения для детей, и прослеживая влияние Толстого на дальнейшее развитие жанра повести о детстве, отмечает: “Правда, писатели-демократы не только следуют за Толстым, но часто и спорят с ним, создавая свою концепцию трагического детства бедняков, далекую от картины “Золотого детства” в помещичьей семье, нарисованной автором трилогии”.

Таким образом, в разграничении литературы для детей и о детях прослеживаются две тенденции. Одни исследователи, такие как Ф.И.Сетин, В.А.Макарова или А.И.Борщевская, склонны отнести в область детской литературы все произведения, затрагивающие тему детства. То, что данная точка зрения неверна, очевидно. Смешение темы детства во взрослой литературе и той же темы в литературе для детей представляется необоснованным. С таким же успехом к детской литературе можно отнести и роман Ф.М.Достоевского “Подросток” и “Лолиту” В.В.Набокова, поскольку среди главных их героев присутствуют дети. В общих чертах суть этой тенденции заключается в том, что детской литературе передаются произведения, к ней не относящиеся.

С другой стороны, ошибочной является и противоположная тенденция в литературоведении, заключающаяся в игнорировании в творчестве писателей-классиков произведений, адресованных детской аудитории, что приводит к существенному недопониманию и даже искажению целых периодов их литературной деятельности. Так, например, Ю.А.Богомолов и Эдгар Бройде, анализируя рассказ Чехова “Каштанка”, вообще не учитывают того, что это произведение самим Чеховым было отнесено к разряду детских, что, в числе прочих причин, рождает принципиально неверную интерпретацию текста.

Литература для детей обычно имеет конкретного адресата - ребенка, в то время как литература о детях, хотя и может быть частично воспринята детьми, однако главным образом ориентирована на взрослого читателя. Само собой разумеется, что различная адресность: ребенку или взрослому - соответственно требует и качественно отличных форм выражения, проявляющихся на языковом, сюжетно-композиционном и жанровом уровнях восприятия. Кроме того, литература для детей, в отличие от литературы о детях, вбирает в себя еще ряд достаточно серьезных нравственных, этических и социальных ограничителей, в то время как литература о детях если и имеет ограничители, то качественно иного рода.

Укоренившееся представление, что к детским можно отнести все или большую часть произведений, в которых главными фигурами являются дети, очевидно неверно. Очень часто писатель, создающий произведение о ребенке и его мире, решает задачи, весьма далекие от задач детской литературы. В этом случае мир ребенка интересен ему не как самоцель, но как способ по-новому, под новым углом зрения, взглянуть на взрослый мир или показать становление и развитие характера. Обычно замечания такого рода относятся либо к произведениям с элементами мемуарного жанра, либо к произведениям, реконструирующим развитие той или иной личности под воздействием среды и воспитания. Примером таких произведений может служить “Детство Темы” Н.Г.Гарина-Михайловского, “В дурном обществе” В.Г.Короленко, “Детство” Л.Н.Толстого, “Детские годы Багрова-внука” С.Т.Аксакова и многие другие романы и повести с элементами автобиографической прозы. Однако, если бы главная сложность состояла в том, чтобы вывести из общего ряда именно такие произведения, мы не испытывали бы особой необходимости в классификации. Достаточно было бы ограничиться самым общим набором признаков, позволяющих с самого начала вычленить данные произведения.

В действительности проблема значительно сложнее. Чаще всего разграничение осложняется тем, что граница - о детях или для детей -проходит не только по творчеству разных писателей, но и по творчеству каждого из них, взятого в отдельности. К сожалению, до сих пор по данной теме практически не делалось обобщений. Лучший разбор детской литературы данного периода представлен в значительной и интересной книге А.П.Бабушкиной “История русской детской литературы”. В книге рассматриваются вопросы, начиная от истоков русской детской литературы до литературы конца XIX - первой трети XX века, причем основной упор делается именно на интересующий нас период. Крайне скупо сведения о роли этого периода в истории литературы для детей можно было почерпнуть также в учебнике А.А.Гречишниковой “Советская детская литература”.

В самых общих чертах заявленную в диссертационном исследовании проблему можно выразить следующим образом:

1. Не все произведения, героями которых являются дети, написаны для детей и, соответственно, являются детскими. Напротив, детскими могут также являться произведения, в которых не участвуют и даже не встречаются дети (зообеллетристика, приключенческие повести, сказки, басни, притчи и проч.).

2. Произведения, написанные не для детей и, по сути, не детские, тоже могут активно читаться и востребоваться детской аудиторией (к примеру, переводные приключенческие романы Вальтера Скота, “Капитанская дочка” и сказки Пушкина, “Детство” Л.Н.Толстого и проч.).

3. Очень часто за литературу для детей принимаются многоуровневые взрослые произведения, обычно написанные в жанре воспоминаний о детстве (пример: “Детские годы Багрова-внука” С.Т.Аксакова, “Детство” Л.Н.Толстого). Действительно, в силу своей специфики и предмета изображения (ребенок в процессе взросления и различных столкновений со взрослым миром) эти произведения очень часто читаются детьми, но, как правило, в отрывках или в существенно адаптированном виде. К этим произведениям ребенок еще возвращается с течением времени и, как правило, открывает в них много непрочитанного или прежде недопонятого.

4. Наконец, бывают произведения (и их немало), которые, будучи некогда созданными для взрослых, в значительной мере, в силу тех или иных причин, очень скоро перешли в распоряжение детской литературы. На наш взгляд, это объясняется не столько процессом повышения интеллектуального уровня или понижения порога взросления, сколько стремительным развитием литературы и дальнейшем развитием жанров.

Усложнив классификацию, можно было бы выделить следующие типы произведений: а) собственно детские; b) собственно взрослые, вообще в силу своих особенностей непонятные детям и не предназначенные для них; c) произведения “универсальные”, чаще всего приключенческо-беллетристические; d) произведения, перешедшие в детскую литературу из литературы взрослой; e) произведения “многоуровневые”, где существуют ниши, как для взрослого, так и для ребенка. Обычно такие произведения написаны в жанре воспоминаний. Это многочисленные “Детства...”, а кроме них еще многие исторические, эпические, былинные или просто остросюжетные произведения, сюжет в которых, однако, играет вспомогательную роль.

Все перечисленное создает значительную сложность для разграничения литературы и разделения ее на литературу для детей и литературу о детях. В то же время часто можно столкнуться с многоуровневыми произведениями, которые удовлетворяют требованиям как детской, так и взрослой литературы.

Это создает порой потребность вообще отказаться от классификации и не разграничивать детскую и взрослые литературы, раз и навсегда включив их в единое понятие “литература”. Однако сделав это, мы сознательно устранились бы от изучения тех процессов, установок, “фильтров” и изобразительных средств, которые определяют “детскость” или “недетскость” литературы и корни которых таятся глубоко в психике взрослого и ребенка.

Заявленная в диссертации тема охватывает период более чем в тридцать лет - от начала шестидесятых годов XIX столетия до конца века. Порой оговоренные границы сознательно нарушаются, как того требует воссоздание целостной картины творчества для детей и о детях рассматриваемых в исследовании писателей, годы творческого становления которых главным образом пришлись на изучаемый период. К тому же давно замечено, что век литературный и век календарный совпадают очень редко, и писатели, сформировавшиеся и вступившие в литературу в конце XIX века, чаще всего сохраняют верность своему веку и, как представляется, должны рассматриваться именно в его границах.

Так, к примеру, в случае с А.И.Куприным в круг нашего рассмотрения входят некоторые произведения, созданные в начале XX века. Данное нарушение хронологии, однако, обосновано, так как А.И.Куприн сложился как писатель в конце XIX века и продолжал в своем творчестве для детей традиции А.П.Чехова и Д.Н.Мамина-Сибиряка, и рамки века, разумеется, не отделили его творчество от этих имен.

Вторая половина XIX века - период необыкновенно плодотворный для русской литературы в целом и, в частности, для литературы для детей и о детях. Это период, когда в литературе одновременно сосуществуют такие писатели, как К.Д.Ушинский, Л.Н.Толстой, В.Г.Короленко, А.П.Чехов, А.И.Куприн, Д.В.Григорович, Д.Н.Мамин-Сибиряк, В.М.Гаршин и Ф.М.Достоевский.

№8 Фет – один из замечательнейших русских поэтов - пейзажистов. В его

стихах во всей красоте предстает и русская весна – с цветущими деревьями,

первыми цветами, с журавлями, кричащими в степи. Мне кажется, образ

журавлей, так любимый многими русскими поэтами, впервые обозначил Фет.

В поэзии Фета природа изображена детально. В этом плане он новатор. До

Фета в русской поэзии, обращенной к природе, царило обобщение. В стихах

Фета мы встречаем не только традиционных птиц с привычным поэтическим

ореолом – как соловей, лебедь, жаворонок, орел, но и таких как бы простых и

непоэтичных, как сычь, лунь, чибис, стриж. Традиционным для русской литературы является отождествление картин

природы с определенным настроением и состоянием человеческой души. Этот

прием образного параллелизма широко использовали Жуковский, Пушкин и

Лермонтов. Эту же традицию продолжают в своих стихах Фет и Тютчев. Так,

Тютчев в стихотворении «Осенний вечер» сравнивает увядающую природу с

измученной человеческой душой. Поэту удалось с изумительной точностью

передать болезненную красоту осени, вызывающую одновременно и восхищение, и

грусть. Особенно характерны для Тютчева смелые, но всегда верные эпитеты:

«зловещий блеск и пестрота дерев», «грустно сиротеющая земля». И в

человеческих чувствах поэт находит соответствие настроению, царящему в

природе. Тютчев – поэт-философ. Именно с его именем связано течение

философского романтизма, пришедшее в Россию из германской литературы. И в

своих стихах Тютчев стремится понять природу, включив ее в систему своих

философских взглядов, превратив в часть своего внутреннего мира. Может

быть, этим стремлением вместить природу в рамки человеческого сознания

продиктована страсть Тютчева к олицетворениям. Вспомним хотя бы известное

стихотворение «Весенние воды», где ручьи «бегут и блещут, и гласят». Порой

это стремление к «очеловечиванию» природы приводит поэта к языческим,

мифологическим образам. Так, в стихотворении «Полдень» описание дремлющей

природы, истомленной зноем, завершается упоминанием бога Пана. К концу жизни Тютчев осознает, человек является «лишь грезою

природы». Природа видится ему «всепоглощающей и миротворной бездной»,

которая внушает поэту не только страх, но едва ли не ненависть. На над ней

не властен его разум, «духа мощного господство».

Так на протяжении жизни меняется образ природы в сознании и

творчестве Тютчева. Отношения природы и поэта все больше напоминают

«поединок роковой». Но ведь именно так сам Тютчев определил подлинную

Совершенно иные отношения с природой у Фета. Он не стремится

«подняться» над природой, анализировать ее с позиций разума. Фет ощущает

себя органичной частью природы. В его стихах передается чувственное,

эмоциональное восприятие мира. Чернышевский писал о стихах Фета, что их

могла бы написать лошадь, если бы выучилась писать стихи. В самом деле,

именно непосредственность впечатлений отличает творчество Фета. Он часто

сравнивает себя в стихах с «первым жителем рая», «первым иудеем на рубеже

земли обетованной». Это самоощущение «первооткрывателя природы», кстати,

часто свойственно героям Толстого, с которым Фет был дружен. Вспомним хотя

бы князя Андрея, воспринимающего березу как «дерево с белым стволом и

зелеными листьями». оэт Борис Пастернак – лирический живописец. Огромное количество его

стихов посвящено природе. В постоянном внимании поэта к земным

пространствам, к временам года, к солнцу сокрыта, на мой взгляд, главная

тема его поэтического творчества. Пастернак точно так же, как в свое время

Тютчев, испытывает чуть ли не религиозное удивление перед «божьим миром».

Так, по словам близко знавших его людей, любил называть Пастернак кипящую

вокруг жизнь – именно «божий мир».

Известно, что почти четверть века он прожил в Переделкине на

писательской даче. Все ручьи, овраги, старые деревья этого чудесного места

вошли в его пейзажные зарисовки.

Те читатели, которые, как я, любят стихи этого поэта, знают, что у

него нет разделения на живую и неживую природу. Пейзажи существуют в его

стихах на равных с жанровыми лирическими картинами бытия. Для Пастернака

важен не только его собственный взгляд на пейзаж, но и взгляд природы на

Явления природы в стихах поэта приобретают свойства живых существ:

дождик топчется у порога «скорей забывчивый, чем робкий», иной дождик у

Пастернака ходит по просеке «как землемер и метчик». Гроза у него может

угрожать, как злая женщина, а дом себя чувствует так, как человек, который

боится упасть.

№9 Особенности жанра автобиографической прозы

Обращение к автобиографической прозе для поэтов второй половины ХIХ в. не только явилось способом передать свои переживания, мысли и эмоции, но и было обусловлено стремлением запечатлеть панорамность русской жизни означенного периода, изобразить своих современников, рассказать историю своей семьи. Безусловно, поэтическое творчество и литературная критика были для них приоритетными видами деятельности. Вместе с тем, не испытывая творческого кризиса, в поисках более глубокого внутреннего самоанализа они обратились к написанию своих воспоминаний. Воспоминания являются прямым свидетельством повышенного интереса поэтов к прозаической художественной деятельности.

Автобиографическое творчество менее изучено, чем поэзия. Большинство прозаических текстов все еще остается за рамками собственно художественной словесности, представляя интерес, прежде всего, как авторитетный источник сведений о жизни, системе взглядов и специфике творческой индивидуальности поэтов. Между тем автобиографическая проза является важной составляющей художественного наследия. Рассматриваемые авторы – это художники, совмещающие в себе несколько дарований – поэта, критика, прозаика, мемуариста, творчество которых не должно поддаваться односторонним определениям и характеристикам. Исследование автобиографической прозы делает возможным не только выявление особенностей эпохи, в которой они формировались как поэты, но и анализ структуры такого специфического образа, как образ автобиографического героя, сформированного под влиянием их собственного лирического опыта. Недостаточная разработанность данной проблемы в отечественном литературоведении представляет особый исследовательский интерес и обусловливает актуальность темы данной диссертационной работы, направленной на изучение поэтики автобиографической прозы.

Похожая информация.

Многие авторские сказки созданы на основе народных сказочных сюжетов, но каждый из этих сюжетов автор дополняет своими персонажами, мыслями, чувствами, и поэтому эти сказки уже становятся самостоятельными литературными произведениями.

Иван Васильевич Киреевский (1806-1856)

И.В. Киреевский известен как русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из главных теоретиков славянофильства. Но есть в его художественной прозе и волшебная сказка «Опал», которую он написал в 1830 г.

Сказка «Опал»

Впервые эта сказка была прочитана в салоне графини Зинаиды Волконской, а опубликована в первом номере журнала «Европеец» (1832), который начал издавать И. В. Киреевский. Но со второго номера журнал был запрещен.
Сказка написана в романтическом стиле, в её сюжете – конфликт между реальным и идеальным. В жестоком реальном мире человек с жаждой идеального становится беззащитным и бессильным.

Краткий сюжет

Сирийский царь Нуреддин славился своей непобедимостью и воинственным характером. «Так удачею и мужеством добыл себе сирийский царь и могущество и честь; но оглушенное громом брани сердце его понимало только одну красоту - опасность и знало только одно чувство - жажду славы, неутолимую, беспредельную. Ни звон стаканов, ни песни трубадуров, ни улыбки красавиц не прерывали ни на минуту однообразного хода его мыслей; после битвы готовился он к новой битве; после победы искал он не отдыха, но задумывался о новых победах, замышлял новые труды и завоевания».
Но вот незначительные распри между подданными сирийского царя Нуреддина и китайского царя Оригелла привели к войне между ними. Уже через месяц побежденный Оригелл с остатком избранных войск заперся в своей столице. Началась осада. Оригелл делал уступки одну за другой, но Нуреддин был неумолим и хотел только окончательной победы. Тогда униженный Оригелл уступает всё: и сокровища, и любимцев, и детей, и жен и просит только о жизни. Нурредин отверг и это предложение. И тогда китайский царь решил обратиться к чародею. Тот, подняв глаза к звёздному небу и изучив его, сказал Оригеллу: ««Горе тебе, царь китайский, ибо непобедим твой враг и никакие чары не могут преодолеть его счастия; счастье его заключено внутри его сердца, и крепко создана душа его, и все намерения его должны исполняться; ибо он никогда не желал невозможного, никогда не искал несбыточного, никогда не любил небывалого, а потому и никакое колдовство не может на него действовать!».
Но потом чародей сказал об одном средстве погубить врага: «...если бы нашлась на свете такая красавица, которая могла бы возбудить в нем такую любовь, которая подняла бы его сердце выше звезды своей и заставила бы его думать мысли невыразимые, искать чувства невыносимого и говорить слова непостижимые; тогда мог бы я погубить его».
И Нуреддин получает перстень с опаловым камнем, который уводит его в ирреальный мир, где он встречает красавицу, в которую влюбляется без памяти. Теперь сирийский царь стал безразличен к боевым делам, его царство стал постепенно завоёвывать Оригелл, но Нуреддина это перестало волновать, он желал только одного: всегда видеть звезду, солнце и музыку, новый мир, облачный дворец и девицу. Он первый послал Оригеллу предложение о мире и заключил его на постыдных для себя условиях. Жизнь на звезде была серединою между сновидением и действительностью.
Наконец даже победитель Оригелл сжалился над Нуреддином и спросил его: «Скажи мне, чего хочешь ты от меня? О чем из утраченного жалеешь ты более? Который из дворцов желаешь ты сохранить? Кого из рабов оставить? Избери лучшие из сокровищ моих и, если хочешь, я позволю тебе быть моим наместником на прежнем твоем престоле!».
На это Нуреддин ответил: «Благодарю тебя, государь! Но из всего, что ты отнял у меня, я не жалею ни о чем. Когда дорожил я властию, богатством и славою, умел я быть и сильным и богатым. Я лишился сих благ только тогда, когда перестал желать их, и недостойным попечения моего почитаю я то, чему завидуют люди. Суета все блага земли! Суета все, что обольщает желания человека, и чем пленительнее, тем менее истинно, тем более суета! Обман все прекрасное, и чем прекраснее, тем обманчивее; ибо лучшее, что есть в мире, это – мечта».

Орест Михайлович Сомов (1793-1833)

Художественная проза Ореста Сомова в основном обращена к бытовой тематике. Но в художественный мир его произведений включено множество фольклорных мотивов, этнографических особенностей жизни народа (чаще всего украинского). Для некоторых сказок и повестей Сомова характерна мистическая фантастика: «Сказка о кладах», «Кикимора», «Русалка», «Киевские ведьмы», «Сказка о Никите Вдовиниче».

«Сказка о Никите Вдовиниче» (1832)

Сказка с характерным для Сомова мистическим сюжетом.

Краткий сюжет

Во славном городе Чухломе жила-была старушка горемычная Улита Минеевна. Муж её, Авдей Федулов, был большой гуляка и умер с перепою прямо под лавкой. Был у них сынок Никитка – весь в отца, только что не пил пока, но мастерски играл в бабки. Это не нравилось местным ребятам, потому что он их постоянно обыгрывал. И вот однажды Никита пошёл на кладбище прятать выигранные бабки на могиле отца. Но когда он немного разрыл могилу, услышал голос отца. Тот предложил Никите сыграть в бабки с мертвецами. Но самое главное – выиграть в третью ночь чёрную бабку – в ней вся сила.
Автор красочно описывает всю вакханалию играющих в бабки мертвецов.
Никите удалось выиграть, и чёрная бабка оказалась у него. Отец-мертвец научил его заклинанию: «Бабка, бабка, чёрная лодыжка! Служила ты басурманскому колдуну Челубею Змеулановичу ровно 33 года, теперь послужи мне, доброму молодцу». И любое желание исполнится.
Началась у Никиты и его матери «сладкая» жизнь: любые прихоти, любые пожелания исполняла чёрная бабка.
Затем Никита женился на красавице, появился у них и сынок Иван. Но жена начала изводить Никиту бесконечными просьбами – «ни днём, ни ночью покоя не знай, всё ей угождай». Он выпросил у чёрной бабки «полны ларцы золота и полны лари серебра; пусть ее тратит на что пожелает, только моего века не заедает», а сам стал, как и его отец, горьким пьяницей.
И так шла жизнь, пока не появился в их городе Чухломе черненький мальчик. «Он был черен как жук, лукав как паук, а сказывался Четом-Нечетом, бобылем безродным». На самом деле, это был «чертенок, который подослан был старшими чертями да проклятыми колдунами». Выиграл он у Никиты чёрную бабку, и всё пошло наперекосяк: ни терема у него не оказалось, ни богатства... Сынок Иван, такой же игрок в бабки, как отец и дед, пошёл по миру, а сам Никита Вдовинич «потерял все: и счастье, и богатство, и людской почет, да и сам кончил свои живот, ни дать ни взять, как его батюшка, в кабаке под лавкой. Макрида Макарьевна (жена) чуть сама на себя руки не наложила и с горя да с бедности исчахла да изныла; а сынок их Иванушка пошел по миру с котомкой за то, что в пору да вовремя не набрался ума-разума».
И в заключение сам писатель даёт короткое присловье-мораль к своей сказке: «Избави, Боже, от злой жены, нерассудливой и причудливой, от пьянства и буянства, от глупых детей и от демонских сетей. Всяк эту сказку читай, смекай да себе на ус мотай».

Пётр Павлович Ершов (1815-1869)

П.П. Ершов не был профессиональным писателем. В момент написания своей знаменитой сказки «Конёк-горбунок» он был студентом философско-юридического отделения Петербургского университета.
Родился он в Сибири и в детстве много ездил: жил в Омске, Березове, Тобольске. Знал много народных сказок, легенд, преданий, которые слышал от крестьян, таёжных охотников, ямщиков, казаков, купцов. Но весь этот багаж хранился только в его памяти и в личных записях. Но когда он прочитал сказки Пушкина, его увлекла стихия литературного творчества, и он в качестве курсовой работы создаёт первую часть сказки «Конёк-горбунок». Сказка была признана и тут же опубликована, а Пушкин, прочитав её в 1836 г., сказал: «Теперь этот род сочинений можно мне оставить».

Сказка «Конёк-горбунок» (1834)

Иллюстрация Дмитрия Брюханова
Сказка написана стихотворным размером (хореем). Главные герои сказки – крестьянский сын Иванушка-дурачок и волшебный конёк-горбунок.
Это классическое произведение русской детской литературы, его изучают в школе. Сказка отличается лёгкостью стиха и множеством метких выражений. Она вот уже почти 200 лет популярна среди детей и взрослых.
«Конёк-Горбунок» хотя и является авторской сказкой, но по сути это народное произведение, т.к., по словам самого Ершова, оно взято из уст рассказчиков, от которых он его слышал. Ершов только привёл его в более стройный вид и местами дополнил.
Пересказывать сюжет сказки мы не будем, т.к. она известна читателям нашего сайта со школьной скамьи.
Скажем лишь о том, народный сюжет довольно известен среди славян, живущих у побережья Балтийского моря, и скандинавов. Известна норвежская народная сказка с похожим сюжетом, словацкая, белорусская, украинская.

Владимир Фёдорович Одоевский (1803-1862)

В. Ф. Одоевский происходил из старинного княжеского рода. Воспитывался в Москве в семье дяди, получил хорошее домашнее образование, затем учился в Московском университетском благородном пансионе. Он был одним из организаторов «Общества любомудрия», в который входили Д. Веневитинов, И. Киреевский и др. Одоевский поддерживал дружеские отношения с будущими декабристами: его двоюродный брат Александр Одоевский – автор «Ответа» на послание Пушкина «Из глубины сибирских руд...».
В. Одоевский известен как литературный и музыкальный критик, прозаик, музейный и библиотечный работник. Много писал и для детей. Ещё при жизни он издал несколько книг для детского чтения: «Городок в табакерке» (1834-1847), «Сказки и рассказы для детей дедушки Иринея» (1838-1840), «Сборник детских песен дедушки Иринея» (1847), «Детская книжка для воскресных дней» (1849).
В настоящее время наиболее популярны две сказки В. Ф. Одоевского: «Мороз Иванович» и «Городок в табакерке».
Одоевский придавал большое значение просвещению народа, для народного чтения написал ряд книг. Князь Одоевский – один из основоположников русского музыкознания, музыкальной критики, сам сочинял музыку, в том числе и для органа. На протяжении многих лет занимался благотворительной деятельностью.

Сказка «Городок в табакерке» (1834)

«Городок в табакерке» – первое научно-фантастическое произведение в русской детской литературе. Исследователь детской литературы И. Ф. Сетин писал: «В быту имущих русских семей первой половины XIX в., пожалуй, не было другого предмета, который бы казался ребенку таким таинственным, загадочным, способным вызвать жгучую любознательность, как музыкальная шкатулка. Она наталкивала детей на многочисленные вопросы, вызывала желание разобрать волшебный сундучок, чтобы заглянуть внутрь».

Отец (в сказке он назван «папенькой», по обычаю того времени) принес музыкальную табакерку. На её крышке был устроен городок с домами, башенками, воротами. «Солнышко выходит, крадётся тихонько по небу, а небо и городок всё светлее и светлее; окошки горят ярким огнём и от башенок будто сияние. Вот солнышко перешло через небо на другую сторону, всё ниже да ниже, и, наконец, за пригорком совсем скрылось, и городок потемнел, ставни закрылись, и башенки померкли, только не надолго. Вот затеплилась звёздочка, вот другая, вот и месяц рогатый выглянул из-за деревьев, и в городе стало опять светлее, окошки засеребрились, и от башенок потянулись синеватые лучи».

Из табакерки раздавался мелодичный звон. Мальчик заинтересовался вещью, особенно его внимание привлекло устройство, захотелось заглянуть внутрь диковинной вещицы. «Папенька открыл крышку, и Миша увидел колокольчики, и молоточки, и валик, и колёса. Миша удивился.
- Зачем эти колокольчики? Зачем молоточки? Зачем валик с крючками? – спрашивал Миша у папеньки.
А папенька отвечал:
- Не скажу тебе, Миша. Сам посмотри попристальнее да подумай: авось-либо отгадаешь. Только вот этой пружинки не трогай, а иначе всё изломается.
Папенька вышел, а Миша остался над табакеркой. Вот он сидел над нею, смотрел, смотрел, думал, думал: отчего звенят колокольчики».
Глядя на табакерку, Миша уснул и во сне попал в сказочный городок. Путешествуя по нему, мальчик узнал об устройстве музыкальной шкатулки и познакомился с жителями городка в табакерке: мальчиками-колокольчиками, дядьками-молоточками, надзирателем господином Валиком. Узнал, что в их жизни тоже есть определённые сложности, и в то же время чужие сложности помогли ему разобраться в своих. Оказывается, ежедневно выполняемые уроки не так уж и страшны – у мальчиков-колокольчиков более тяжёлое положение: «Нет, Миша, плохое нам житьё. Правда, уроков у нас нет, да что же в том толку. Мы бы уроков не побоялись. Вся наша беда именно в том, что у нас, бедных, никакого нет дела; нет у нас ни книжек, ни картинок; нет ни папеньки, ни маменьки; нечем заняться; целый день играй да играй, а ведь это, Миша, очень, очень скучно!».

«Да, – отвечал Миша, – вы говорите правду. Это и со мною случается: когда после ученья примешься за игрушки, то так весело; а когда в праздник целый день всё играешь да играешь, то к вечеру и сделается скучно; и за ту и за другую игрушку примешься – всё не мило. Я долго не понимал, отчего это, а теперь понимаю».
Понял Миша и понятие перспективы.
- Я вам очень благодарен за ваше приглашение, – сказал ему Миша, – но не знаю, можно ли будет мне им воспользоваться. Правда, здесь я свободно прохожу, но там дальше, посмотрите, какие у вас низенькие своды; там я, позвольте сказать откровенно, там я и ползком не пройду. Я удивляюсь, как и вы под ними проходите...
- Динь, динь, динь, – отвечал мальчик, – пройдём, не беспокойтесь, ступайте только за мною.
Миша послушался. В самом деле, с каждым шагом, казалось, своды поднимались, и наши мальчики всюду свободно проходили; когда же они дошли до последнего свода, тогда мальчик-колокольчик попросил Мишу оглянуться назад. Миша оглянулся и что же он увидел? Теперь тот первый свод, под который он подошёл, входя в дверцы, показался ему маленьким, как будто, пока они шли, свод опустился. Миша был очень удивлён.
- Отчего это? – спросил он своего проводника.
- Динь, динь, динь, – отвечал проводник смеясь, – издали всегда так кажется; видно, вы ни на что вдаль со вниманием не смотрели: вдали всё кажется маленьким, а подойдёшь – большое.
- Да, это правда, – отвечал Миша, – я до сих пор не подумал об этом и оттого вот что со мною случилось: третьего дня я хотел нарисовать, как маменька возле меня играет на фортепьяно, а папенька, на другом конце комнаты, читает книжку. Только этого мне никак не удалось сделать! Тружусь, тружусь, рисую как можно вернее, а всё на бумаге у меня выйдет, что папенька возле маменьки сидит и кресло его возле фортепьяно стоит; а между тем я очень хорошо вижу, что фортепьяно стоит возле меня у окошка, а папенька сидит на другом конце у камина. Маменька мне говорила, что папеньку надобно нарисовать маленьким, но я думал, что маменька шутит, потому что папенька гораздо больше её ростом; но теперь вижу, что маменька правду говорила: папеньку надобно было нарисовать маленьким, потому что он сидел вдалеке: очень вам благодарен за объяснение, очень благодарен».

Научная сказка В. Одоевского помогает ребёнку учиться мыслить, анализировать полученные знания, видеть внутренние связи между ними, обретать навыки самостоятельной работы.
- Ну, теперь вижу, – сказал папенька, – что ты в самом деле почти понял, отчего музыка в табакерке играет; но ты ещё лучше поймёшь, когда будешь учиться механике.