Что случилось с печориным. Литературоведение, литературная критика. Почему Печорин – «герой нашего времени»

Глава «Фаталист» завершает роман Лермонтова «Герой нашего времени». Вместе с тем, она является последней и в «Журнале Печорина». Хронологически события этой главы происходят уже после того, как Печорин побывал в Тамани, Пятигорске и Кисловодске, после эпизода с Бэлой, но перед встречей героя с Максимом Максимовичем во Владикавказе. Зачем Лермонтов помещает главу «Фаталист» в конец романа и почему именно ее?

Своеобразным стержнем анализируемого эпизода является пари между поручиком Вуличем и Печориным. Главный герой проходил службу в одной казачьей станице, «офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты». В один из таких вечеров и произошло пари. Засидевшись за долгой партией карточной игры, офицеры рассуждали о судьбе и предопределении. Неожиданно поручик Вулич предлагает проверить, «может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому…заранее назначена роковая минута».
Никто, кроме Печорина, не вступает в пари. Вулич зарядил пистолет, спустил курок и выстрелил себе в лоб. Пистолет дал осечку. Так поручик доказал, что уже предначертанная судьба все же существует.

Тему предопределения и игрока, который испытывает судьбу, до Лермонтова разрабатывал Александр Сергеевич Пушкин («Выстрел» и «Пиковая дама»). И в романе «Герой нашего времени» до главы «Фаталист» тема судьбы возникала неоднократно. Максим Максимович говорит о Печорине в «Бэле»: « Ведь есть, право, такие люди, у которых на роду написано, с ними должны случиться разные необыкновенные вещи». В главе «Тамань» Печорин спрашивает себя: « И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?». В «Княжне Мери»: «…судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм…какую цель имела на это судьба?».

Основной философский аспект романа – борьба личности и судьбы. В главе «Фаталист» Лермонтов задает самый главный, насущный вопрос: насколько человек сам является строителем своей жизни? Ответ на этот вопрос сможет объяснить Печорину его собственную душу и судьбу, а также раскроет важнейший момент – авторское решение образа. Мы поймем, кто же, по мнению Лермонтова, Печорин: жертва или победитель?

Вся повесть делится на три эпизода: пари с Вуличем, рассуждения Печорина о предопределении и смерть Вулича, а также сцена захвата. Посмотрим, как изменяется Печорин по мере следования эпизодов. В начале мы узнаем, что он совсем не верит в судьбу, потому и соглашается на пари. Но почему же он позволяет себе так безнаказанно играть не своей, а чужой жизнью?
Григорий Александрович проявляет себя безнадежным циником: «Все разошлись, обвиняя меня в эгоизме, будто я держал пари с человеком, который хотел застрелиться, а без меня он как будто не мог найти удобного случая!» Несмотря на то, что Вулич предоставил Печорину доказательства существования судьбы, последний продолжает сомневаться: «…мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..»
Еще одним доказательством существования судьбы для героя должна была стать смерть Вулича. Ведь во время пари Печорину показалось, что он «читал печать смерти на бледном лице» поручика, а в четыре часа утра офицеры принесли известие, что Вулич убит при странных обстоятельствах: зарублен пьяным казаком. Но и это обстоятельство не уверило Печорина, он говорит, что инстинкт подсказал ему «на …изменившемся лице печать близкой кончины» Вулича.
Тогда Печорин решает испытать судьбу сам и помогает захватить убийцу Вулича, который заперся в пустой хате. Он успешно захватывает преступника, но так и не убеждается в том, что судьба его предначертана свыше: «После всего этого, как бы, кажется, не сделаться фаталистом?…как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка».

Поразительно, как тонко и точно раскрывается в последней исповеди Печорина еще одна грань его душевной трагедии. Герой признается самому себе в страшном пороке: неверии. И дело даже не только в религиозной вере, нет. Герой не верит ни во что: ни в смерть, ни в любовь, ни в истину, ни в ложь: «А мы…скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха…мы неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его невозможность, и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались из одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми и судьбою».
Самое страшное то, что Печорин не верит в жизнь, а, следовательно, не любит ее: «В первой молодости моей я был мечтателем: я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого осталось? – одна усталость…Я истощил и жар души и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге».

Удивительный эпизод, раскрывающий нам отношение Лермонтова к судьбе Печорина, – это сцена захвата. По сути, только здесь, в финале повести и всего романа, Григорий Александрович совершает поступок, приносящий пользу людям. Этот поступок, как последний луч надежды на то, что Печорин вновь почувствует вкус к жизни, найдет свое счастье в помощи другим, будет использовать свое хладнокровие в тех ситуациях, когда обычный человек не может взять себя в руки: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение характера –напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».
Но все это мы узнаем только в конце романа, когда уже понимаем, что надежды не осталось, что Печорин умер, так и не раскрыв своих могучих талантов. Вот и ответ автора. Человек – сам хозяин своей судьбы. И всегда есть шанс взять бразды в свои руки.
Разгадка образа Печорина проста. Удивительно, но он, не верящий в судьбу, всегда представлял себя и свою невостребованность в этой жизни проделками злой Фортуны. Но это не так. Лермонтов в последней главе своего романа отвечает нам, что Печорин сам виноват в своей судьбе и это есть болезнь времени. Именно эта тема и этот урок, который преподнес нам классик, делает роман «Герой нашего времени» книгой для всех возрастов и на все времена.

Печорин и Бэла

Автор назвал одну из повестей своего романа именем черкесской девушки Бэлы. Это название как будто предопределяет трогательность и некоторый драматизм сюжета. И действительно, по мере повествования, которое ведется от лица штабс-капитана Максим Максимыча, мы знакомимся с яркими, необычными персонажами.
Главный герой повести – офицер Григорий Александрович Печорин, прибывший на Кавказ для прохождения воинской службы.
Он сразу предстает перед нами человеком необычным: увлекающимся, смелым, умным: «Славный был малый, только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут – а ему ничего… Ходил на кабана один на один…» - так характеризует его Максим Максимыч.
Характер Печорина сложен и противоречив. Наряду с его положительными качествами, мы вскоре убеждаемся в его честолюбии, эгоизме, душевной черствости.
Для собственного удовольствия, из жажды новых впечатлений, он вступает в сговор с бесшабашным черкесом Азаматом, бредившем хорошими лошадьми. В обмен на лошадь Казбича, Печорин, тайно, решает заполучить от черкеса его сестру, юную девушку Бэлу, даже не думая об ее согласии.
На возражения Максим Максимыча, что это «нехорошее дело», Печорин отвечает: «Дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он…».
И вот этот немыслимый обмен девушки на лошадь состоялся. Офицер Печорин стал хозяином Бэлы и пытался приучить ее к мысли, «что она никому не будет принадлежать кроме него…».
Вниманием, подарками, уговорами Печорин сумел добиться любви гордой и недоверчивой Бэлы. Но у этой любви не могло быть счастливого финала. По словам автора: «Что началось необыкновенным образом, должно так же и кончиться.
Очень скоро отношение Печорина к «бедной девочке переменилось». Бэла быстро надоела ему, и он стал искать всяческого повода уйти от нее, хотя бы на время.
Бэла является полной противоположностью Печорину. Если он – дворянин, светский аристократ и сердцеед, то Бэла – девушка, живущая по законам гор, в соответствии со своими национальными традициями и обычаями. Она готова всю жизнь любить одного мужчину, быть до конца преданной ему и верной.
А сколько гордости и независимости было в этой юной чеченке, хотя она понимала, что стала пленницей Печорина. Как настоящая жительница гор, она готова принять любой поворот судьбы:«Если ее разлюбят – она сама уйдет, потому что она – княжеская дочь…».
На самом деле Бела так полюбила Печорина, что несмотря на его холодность, думала только о нем.
Ее огромное безответное чувство к этому офицеру и стало причиной ее гибели от рук Казбича.
Смерть Бэла приняла спокойно, говоря только о своей искренней любви к Печорину. Наверное, она была достойна лучшей участи, но полюбила равнодушного и холодного человека и пожертвовала ради этого своей жизнью.
Какова же была реакция Печорина на ее смерть? Он спокойно сидел с лицом, которое «не выражало ничего особенного». А в ответ на слова утешения Максим Максимыча, «он поднял голову и засмеялся».
Всюду, где появлялся Печорин, он приносил людям страдания и несчастия. Вырванная из родной семьи и брошенная им Бэла погибла. Но ее любовь и смерть стали лишь простыми эпизодами в жизни Печорина

В чём причины смерти Печорина в романе "Герой нашего времени" ? и получил лучший ответ

Ответ от Alexey Khoroshev[гуру]
В романе Лермонтова « Герой нашего времени» показан молодой человек, страдающий от своей неприкаянности, в отчаянии задающий себе мучительный вопрос: «Зачем я жил? Для какой цели я родился? » Он не питает ни малейшей склонности к тому, чтобы идти проторенной дорогой светских молодых людей. С одной стороны, Печорин – офицер, с другой – некий искуситель и провокатор людей на проявление их затаенной сути. Мы не можем не видеть, что Печорин на голову выше окружающих его людей, что он умен, образован, талантлив, храбр, энергичен. Нас отталкивает равнодушие Печорина к людям, его неспособность к настоящей любви, к дружбе, его индивидуализм и эгоизм. Но Печорин увлекает нас жаждой жизни, стремлением к лучшему, умением критически оценить свои поступки. Он глубоко несимпатичен нам «жалкостью действий» , пустой растратой своих сил, теми поступками, которыми он приносит страдания другим людям. Но мы видим, что и сам он глубоко страдает. Характер Печорина сложен и противоречив. Герой романа говорит о себе: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его… » Каковы причины этой раздвоенности? «Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни… » – признается Печорин. Он научился быть скрытным, злопамятным, желчным, честолюбивым, сделался, по его словам, «нравственным калекой» .
Печорин – эгоист. Печорину присущи разочарование в жизни, пессимизм. Он страдает от постоянной раздвоенности души. В общественно-политических условиях 1830-х годов Печорин не может найти себе применения. Он растрачивается на мелкие похождения, подставляет лоб чеченским пулям, ищет забвения в том, что называет любовью. Но все это лишь жалкие попытки найти какой-нибудь выход, развеяться. Его преследуют скука и сознание, что не стоит жить такой жизнью. На всем протяжении романа Печорин показывает себя как человек, привыкший смотреть «на страдания, радости других только в отношении к себе» – как на «пищу» , поддерживающую его душевные силы, именно на этом пути ищет он утешения от преследующей его скуки, пытается заполнить пустоту своего существования. И все же Печорин – натура, богато одаренная. Он обладает аналитическим умом, его оценки людей и их поступков очень точны; у него критическое отношение не только к другим, но и к самому себе. Его дневник не что иное, как саморазоблачение. Он наделен горячим сердцем, способным глубоко чувствовать и сильно переживать, хотя пытается скрыть душевные переживания под маской равнодушия. Равнодушие, черствость – маска самозащиты. Печорин является человеком волевым, сильным, активным, в его груди дремлют «жизни силы» , он способен к действию. Но все его действия несут не положительный, а отрицательный заряд, вся его деятельность направлена не на созидание, а на разрушение. В этом Печорин сходен с героем лермонтовской поэмы «Демон». В его облике есть что-то демоническое, неразгаданное. Во всех новеллах Печорин предстает перед нами как разрушитель жизней и судеб других людей: из-за него лишается крова и погибает черкешенка Бэла, разочаровывается в дружбе Максим Максимыч, страдают Мери и Вера, погибает от его руки Грушницкий, вынуждены покинуть родной дом «честные контрабандисты» , погибает молодой офицер Вулич. Демоничность Печорина как нельзя лучше отражает противоречивость человеческого облика вообще. Как бы человек себя ни хвалил, как бы ни стремился к добру, в нем всегда будет находиться темное начало, которое искушает и провоцирует его. В данном случае Печорин выступает искусителем других персонажей романа. В каждом он обнаруживает тайную лазейку к пороку, которая и приводит их к погибели или отчаянию. Его же смерть наводит на мысли о доминанте в самом Лермонтове стремления к добру. Он убивает своего слишком сложного и слишком реалистичного героя, хотя порой читатель в это не верит. Печорин жив, и жив настолько, что порой мы чувствуем его присутствие при своих сомнениях и крамольных думах.

В.Ш. Кривонос

СМЕРТЬ ГЕРОЯ В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»

В «Г ерое нашего времени» Максим Максимыч рассказывает повествователю, как Азамат выпрашивает у Казбича скакуна: «Я умру, Казбич, если ты мне не продашь его! - сказал Азамат дрожащим голосом»1. Конь, украденный им у Казбича, становится причиной его возможной гибели: «Так с тех пор и пропал; верно, пристал к какой-нибудь шайке абреков, да и сложил буйную голову за Тереком или за Кубанью: туда и дорога!..» (IV, 197). Ср. объяснение часового, стрелявшего в Казбича и промахнувшегося: «Ваше благородие! умирать отправился, - отвечал он: - такой проклятый народ, сразу не убьешь» (IV, 208). Говоря об Азамате, Максим Максимыч прибегает к характерным фразеологизмам, отражающим логику присущего ему «ясного здравого смысла» (IV, 201). Азамат, скорее всего, действительно сложил буйную голову; именно такую смерть этот отчаянный горец и заслужил: туда и дорога.

Печорин, убеждая Бэлу в своей любви, использует тот же аргумент к смерти, что и Азамат: «...а если ты снова будешь грустить, то я умру» (IV, 200). Причем и здесь, как в ситуации с Азаматом, слово способно сюжетно реализоваться: «Я виноват перед тобой и должен наказать себя; прощай, я еду - куда? почему я знаю! Авось, недолго буду гоняться за пулей или ударом шашки; тогда вспомни обо мне и прости меня» (IV, 200). Гибель в сражении представляется Печорину не только вероятной, но и, как может показаться, желанной. Максим Максимыч, наблюдавший сцену, убежден: «.я думаю, он в состоянии был исполнить в самом деле то, о чем говорил шутя» (IV, 201). Шутка Печорина готова обернуться сознательным выбо-

ром участи: высказанным словом он в состоянии накликать себе смерть и предсказать ее характер.

Смерть может оказаться столь же вероятной, сколь и случайной, потому что скука, владеющая Печориным, приучает его пренебрегать опасностью: «Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями - напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимания на комаров...» (IV, 209). Отсюда мысль о путешествии как средстве не столько развеять скуку, сколько приблизить неизбежный финал: «.и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь, - только не в Европу, избави боже! - поеду в Америку, в Аравию, в Индию, - авось где-нибудь умру на дороге!» (IV, 210). Путешествие в экзотические страны связано не с поисками новых впечатлений, но с открывающейся возможностью умереть на дороге.

Отношение к смерти выражает реакцию Печорина на существование, лишенное цели и смысла; он рисует в своем воображении образ смерти, важный для понимания его умонастроения. Это не романтическое «блаженство смерти» как «ускользание, освобождение, бегство в беспредельность потустороннего» . Смерть соотносится Печориным с представлением о захватывающей его личное пространство пустоте и если и связана с мотивом бегства, то иллюзорного; никакого реального освобождения от этой пустоты принести герою она не может, разве что навсегда избавит его от скуки.

Отправляясь в дорогу, Печорин отказывается забрать у Максима Максимыча оставленные ему записки:

«- Что мне с ними делать?..

Что хотите! - отвечал Печорин. - Прощайте.

Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. кричал вслед Максим Максимыч.

Коляска была уже далеко; но Печорин сделал знак рукой, который можно было перевести следующим образом: вряд ли! да и зачем?..» (IV, 222).

Подобно герою лирики Лермонтова, Печорин заранее пережил собственную смерть и потому испытывает к ней равнодушие. И это равнодушие диктуется состоянием скуки, которая есть предвестие небытия; там, откуда не возвращаются, записки не нужны. Ср.: «Испытывая в какой-то момент полное безразличие к судьбе своего дневника, в тот же самый момент “герой времени” испытывает такое же безразличие и к собственной жизни. И действительно, Печорин расстается со своим журналом и. вскоре умирает»4. Однако два эти события (расставание с записками и расставание с жизнью) не связаны в романе причинно-следственной связью; первое событие не объясняет и не предсказывает второе.

Повествователь выпрашивает у Максима Максимыча записки Печорина; сообщая о смерти автора записок, он не уточняет, как дошла к нему эта весть: «Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить свое имя над чужим произведением» (IV, 224). Реакция повествователя может показаться не то что странной, но свидетельствующей о наличии душевного изъяна у того, кто способен радоваться такому известию. Он рад случаю опубликовать записки умершего, то есть «человека, уже не имеющего отныне ничего общего с здешним миром.» (IV, 225); однако эвфемизм, замещающий слово «покойник», служит ложным ключом к чужому произведению, поскольку его автор и после смерти по-прежнему связан с здешним миром.

Печорин умирает совсем не так, как положено герою, определяющему развертывание романного сюжета; смерть его отодвинута на периферию повествования - и сказано о ней как-то вскользь, без указания причины и без подробностей, будто дело не идет об отношении «к событию

смерти»5. Правда, для повествователя смерть Печорина становится все же если не сюжетным, то нарративным событием, позволяя напечатать под своим именем чужие записки. Что касается Печорина, то возможность умереть на дороге, о которой он говорит, не выражает еще желание умереть и тем более не свидетельствует о победе над судьбой, поскольку не предполагает свободный выбор случайной развязки жизненного сюжета6.

О смерти Печорина сказано мимоходом, и кажется она одновременно случайной, потому что никак не объяснена и не мотивирована, и не случайной, потому что дорога тесно связана с символикой и с самой областью смерти. Дороге принадлежит важная роль в сюжете испытания героя: покидая мир живых, он словно отправляется в свой последний путь8. Печорин будто предчувствует, что это действительно его последний путь, почему он и распоряжается таким образом своими записками; видимое равнодушие оборачивается (независимо от намерений героя) скрытой заботой об их судьбе. Оставляя записки Максиму Максимычу, он окончательно разрывает контакты, все еще соединяющие его с миром живых (история Печорина, как она изложена и самим Максимом Максимычем, - это история разрыва контактов9), и предсказывает себе судьбу если не покойного автора записок, то их героя.

Печорин не только не избегает в романе ситуаций, чреватых для него смертельной опасностью, но настойчиво ищет их, иногда сознательно, а иногда инстинктивно. Дорога по определению таит в себе такого рода опасности, метафорически уподобляя путника обитателю потустороннего мира10. Печорин постоянно ссылается на владеющую им скуку, лишающую его желания жить; ему, как и герою лермонтовской лирики, свойственны черты «живого мертвеца»11. Повествователя, например, удивляет, что глаза его «.не смеялись, когда он смеялся!» (IV, 220). Он не похож на романтических странников, предпочитавших в своем стремлении к высшему миру и в своих поисках высшего смысла внутреннее путешествие

внешнему. Сюжетно его биографическая история строится как внешнее путешествие, тогда как скука оказывается внутренним недугом, преследующим героя, как может преследовать злой фатум или роковая судьба; не спасает (и не может спасти) от скуки и дорога, образ которой неотделим от представления о небытии.

К Печорину плотно прикреплены в романе тема и мотив убийства; персонажам, с которыми он сталкивается, суждена роль его потенциальных жертв. Именно такой жертвой ощущает себя княжна Мери:

«- Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, - я думаю, это вам не будет очень трудно.

Разве я похож на убийцу?..

Вы хуже...» (IV, 267).

Печорин хуже убийцы потому, что заставляет свои жертвы презирать или ненавидеть себя. Грушницкий не любит его, так как Печорин понял природу его «романтического фанатизма» (IV, 238); проницательный Вернер не зря предсказывает Печорину: «бедный Грушницкий будет вашей жертвой.» (IV, 245). И самолюбивый Грушницкий не желает уберечься от предназначенной ему роли: «Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места.» (IV, 298). Так де-

монстрирует он на пороге смерти бьющие на эффект повадки бретера. Грушницкий погибает «силою рока», который воплощает для него «сопер-ник»14, но Печорин орудием рока себя не считает и рокового предопределения в исходе дуэли не видит.

Наедине с собой Печорин часто рассуждает о смерти; с темой смерти внутренне связан и сюжет испытания героя. Ср.: «Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть не умер с голоду, да еще вдобавок меня хотели утопить» (IV, 225). Выражение чуть не умер с голоду является явным преувеличением, способом излить досаду

на тяготы кочевой жизни; но неопределенно-личный оборот хотели утопить имеет в виду ундину, действительно пытавшуюся его утопить. Честные контрабандисты, «в мирный круг» (IV, 235) которых судьба зачем-то кинула Печорина, к смерти относятся с видимым безразличием. Слепой утешает ундину, опасающуюся, что Янко может утонуть в бурю: «Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты» (IV, 228). Но и Янко с таким же равнодушием бросает слепому: «.а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь» (IV, 234).

Печорин, затрагивая тему смерти, не может уподобиться «естественным» людям15, живущим природной жизнью и не склонным к рефлексии; для него безразличие к собственной смерти служит психологической маской. На дуэли с Грушницким Печорин отвергает совет Вернера раскрыть заговор противников: «Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит.» (IV, 296). Однако прямого желания быть убитым он все же не высказывает; никакой определенности печоринское может быть в себе не несет. Готовясь к дуэли и рассуждая о смерти, Печорин принимает позу человека, которому успел наскучить мир: «Что ж? умереть так умереть: потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уже скучно» (IV, 289). Все дело в непонимании его личности со стороны остающихся; не сама смерть, но именно непонимание, сопутствующее ему при жизни, продолжает тревожить его: «И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно» (IV, 290). Так он ведет словесную игру с самим собой, которая может обернуться смертельной игрой с судьбой.

Максим Максимыч воспринимает смерть Бэлы как избавление от страданий, которые причинит ей вероятный поступок Печорина: «Нет, она хорошо сделала, что умерла: ну что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович ее покинул? А это бы случилось, рано или поздно.» (IV, 214). Участь быть покинутой Печориным для нее, как полагает Максим

Максимыч, хуже смерти от пули Казбича. А вот реакция Печорина на гибель Бэлы ставит Максима Максимыча в тупик: «.его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно; я бы на его месте умер с горя» (IV, 214). Выражая Печорину формальное соболезнование, Максим Максимыч, не желая того, задевает его скрытые переживания: «Я, знаете, больше для приличия хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся. У меня мороз пробежал по коже от этого смеха. Я пошел заказывать гроб» (IV, 214-215).

Смех Печорина, будучи защитной реакцией, разрушает представление Максима Максимыча о приличии; на своем месте Печорин с горя не умирает, что не означает, однако, что к смерти Бэлы он остается равнодушным. В последнюю их встречу Максим Максимыч, напомнив Печорину о Бэле, вновь невольно создает психологическое напряжение:

«Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся.

Да, помню! - сказал он, почти тотчас принужденно зевнув.» (IV,

Физиологическая реакция Печорина указывает, что горе, причиненное ему гибелью Бэлы, не прошло.

Отношение героя к смерти проверяется и испытывается в ситуациях, приоткрывающих тайну его личности16. Тайна эта связана как с его спо-

собностью «.совмещать в себе несовместимые культурные модели» , так и разрушать любые конвенции, навязывающие его поступкам готовые значения и изначально заданную каузальность. Он может позировать перед самим собой (записки для него - род зеркала), а может прибегнуть к фигуре умолчания, намеренно утаивая свои истинные чувства. Повествователь говорит еще об одной тетради, которую собирается опубликовать позднее: «.в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою» (IV, 225). Так что напечатанные записки раскрывают

«...только часть его внутреннего мира и, может быть, не самую значительную и содержательную»18.

Можно согласиться: «Самонаблюдение для Печорина - тот же процесс объективного наблюдения над “другим человеком”»19. Но Печорин другой для себя в том смысле, что не совпадает с самим собой; он не тождествен нарисованному им автопортрету, что, вероятно, могла бы подтвердить и сохранившаяся, но так и оставшаяся неизвестной читателям тетрадь. Предсказывая в записках возможный финал собственной судьбы, он вместе с тем оставляет за собой право приблизить или отсрочить его или вовсе изменить.

Смерть Печорина завершает его жизненный сюжет, но не сюжет романа, где подобная развязка видится только одной из возможных20, на что указывает поведение героя в «Фаталисте»; знаменательна актуализация

мотива случайной смерти в его рассуждениях, несущих в себе «специфи-

чески игровой образ жизни.» . Было отмечено стремление Печорина

свободно «.создавать свою судьбу, играя со смертью» . Однако к игре этой герой подключает случай; его отношение к смерти объясняет игра, результат которой зависит не столько от предназначенной судьбы, которой «не минуешь» (IV, 312), сколько от воли случая, с которой можно и не считаться.

В том, что Печорин умирает на дороге, нет ничего, что намекало бы на предрешенность его судьбы; его ссылка на авось лишена значения роковой неизбежности. Печорин мог бы погибнуть ранее от руки Грушниц-кого, если б своим роковым для соперника выстрелом не придал событиям другой ход. Не все возможности, заключенные в сюжете испытания, сбываются в романе; судьба только проверяет готовность Печорина умереть, но в результате ее опережает случай. Смерть на дороге как раз и является таким случаем, оставленным без какой-либо мотивировки и без какого-

либо объяснения, потому что не было фатальной необходимости Печорину умирать.

Незнание Печориным цели своего рождения вряд ли свидетельствует «об абсолютном безразличии к нему со стороны судьбы» и о том, что смерть героя «.будет так же, как и его рождение, лишена всякого смыс-

ла» . Другое дело, что цель рождения действительно представляет для него неразрешимую проблему, которую он пытается осознать, принимаясь писать дневник: «.зачем я жил? для какой цели я родился?..» (IV, 289). Обнажая временность Печорина как биографического человека, смерть придает особое смысловое измерение его дневнику, который оказывается

формой борьбы с небытием. Ср.: «.думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе; иные не делают и этого. <.> Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его; первый, быть может, через час простится с вами и миром навеки, а второй. второй.» (IV, 292).

Раздумья о смерти связана в сознании Печорина с мыслями о собственной раздвоенности; физический уход из жизни того, кто живет в полном смысле этого слова, не означает исчезновение того, кто мыслит и судит ушедшего на страницах оставленного им дневника. Судьба, как выясняется, отнюдь не безразлична к герою, если смерть позволяет открыть

вечное в его личности. Смерть Печорина не просто освещается по-иному (и реакцию вызывает иную), чем смерти других персонажей, но и высвечивает парадоксальное сочетание временности и вечности в его образе.

Смерть Печорина - это финал жизни биографического человека, автора записок, где он выводит себя под собственным именем; покойный автор приобретает в записках статус изображенного человека, не тождественного (или не вполне тождественного) человеку биографическому. Б.М. Эйхенбаумом отмечена роль «фрагментарной конструкции романа», благодаря которой «герой в художественном (сюжетном) смысле не погибает:

роман заканчивается перспективой в будущее» и «победой над смертью»26. Но в том-то и дело, что в романе умирает биографический человек, но не герой записок; в записках перед нами незаконченный автопортрет Печорина, созданный им автобиографический образ. Завершение жизненного сюжета Печорина призвано подчеркнуть незавершенность сюжетной истории героя записок.

Эта незавершенность приобретает важный структурный смысл: «Фрагментарная конструкция превращает в тайну сущность характера его героя, не позволяя представить себе его биографию, установить и понять многие важные для эмпирического объяснения его судьбы событийно-

психологические связи» . Уточним только, что эмпирическое объяснение судьбы Печорина не предполагается в романе не только по причине его конструкции. Биография автора произведения, публикуемого повествователем, не может быть тождественна истории автобиографического героя,

что акцентируется функциями записок как вставного текста, когда

«.основное пространство текста воспринимается как реальное » . Печорин, действующий в этом реальном пространстве, имеет основания полагать, что не идентичен своим запискам. Вместе с тем конструкция романа усиливает структурную роль семантических пропусков и композиционной инверсии; выясняется, что Печорина-автора и Печорина-героя нельзя полностью отождествить, но невозможно и до конца развести.

Точно так же нельзя дать какое-либо определенное (и тем более однозначное) заключение о закономерности или случайности смерти Печорина, послужившей внешним поводом для литературной мистификации. Ср.: «Самый факт смерти героя на обратном пути из Персии может выглядеть случайным, но его неуклонное движение к гибели отмечено печатью трагической неизбежности. Смерть как бы венчает его постоянную уст-

ремленность к свободе, к выходу из любых зависимостей и связей» . Этот

вывод превышает, однако, объяснительные возможности как повествования в романе, так и его композиционной структуры.

История Печорина, встреченного повествователем в реальном пространстве, получает романное продолжение в дневнике героя; но если записки есть произведение Печорина, где создан его автобиографический образ, то их содержание невозможно свести к фактам жизни биографического человека. Реакция на известие о смерти Печорина отражает тот структурно значимый факт, что «...сферы “объективной” действительности и творческого процесса (создания романа) у Лермонтова - в отличие от пушкинского романа - резко противопоставлены. Переход героя из первой сферы во вторую связан с его смертью»30. Смерть же Печорина непосредственно связана с судьбой записок, где герой утверждает, что впереди у него долгая жизнь.

И в качестве автора записок, и в качестве их героя Печорин несет в себе различные возможности; завершая существование биографического человека, смерть накладывает печать незавершенности на его записки. Комментируя слова Печорина о вероятности смерти на дороге, исследователь романа замечает, что фраза героя приобретает «.некий символический оттенок - предположение уподобляется волюнтаристскому предначертанию»; поскольку предположение сбывается, и герой действительно умирает, возникает вопрос о причине смерти: «.умер, потому что хотел

умереть? Загадка смерти венчает тут загадки жизни» . Но печоринское авось нельзя понимать буквально; герой не предрешает ни собственной судьбы, ни судьбы своих записок.

Вулич предлагает Печорину «испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнию, или каждому из нас заране назначена роковая минута.» (IV, 307). Спор о предопределении (что это: свободный выбор или рок) вызовет у Печорина желание и попытку «испытать судьбу» (IV, 313). Результат же испытания, предпринятого Вуличем, Печо-

рин предугадывает: «мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его.» (IV, 308). Свое предвидение он объяснит после гибели Вулича инстинктом: «.мой инстинкт не обманул меня, я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины» (IV, 311). Инстинкт выступает здесь как синоним предчувствия.

Отпечаток неизбежной судьбы, увиденный Печориным на лице Ву-лича, - это не знак рокового предопределения. Бэла, умирая, печалится, что ее душа не встретится с душою Печорина «на том свете» (IV, 213), но Печорин, внутренне готовясь к смерти, о потустороннем мире не вспоминает и заглянуть туда не пытается. О собственной смерти Печорин рассуждает без всякого чувства обреченности, не усматривая никакой причинноследственной связи между предназначенной ему судьбой и его уходом из

жизни. Образ потустороннего мира, неотделимый от образа смерти, как будто отсутствует в его сознании.

Максим Максимыч так характеризует Печорина в разговоре с повествователем: «Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи» (IV, 190). Эта сентенция (с использованием фразеологизма ‘на роду написано’, означающего ‘предопределено заранее, суждено’33) дает простое объяснение странностям печоринского поведения со стороны простого человека, кру-

гозор которого ограничивает его «интеллектуальная детскость» . Но используемое Максимом Максимычем речевое клише вряд ли может послужить ключом к разгадке судьбы Печорина, смерть которого на дороге тоже принадлежит к разряду необыкновенных вещей.

Печорин говорит о своей неспособности сделаться фаталистом: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера - напротив; что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится - а смерти не минуешь!» (IV, 313). Рассуждение героя отнюдь не

свидетельствует о вере в предопределение и противоречит желанию умереть на дороге: отправляясь в путешествие, он не знал, что его ожидает. Правда, в дневнике Печорин убеждает себя: «Мои предчувствия меня никогда не обманывали» (IV, 247). В крепости он возвращается к мыслям о смерти, посетившим его накануне дуэли: «Перечитываю последнюю страницу: смешно! - Я думал умереть; это было невозможно: я еще не осушил чаши страданий, и теперь чувствую, что мне еще долго жить» (IV, 290). Предчувствие скорой смерти не сбывается, но не оправдывается и новое предчувствие: Печорину не суждено долго жить. Впрочем, оно сбывается не буквально, но фигурально: ведь Печорин остается жить (и жить долго) в своих записках.

Роман заканчивается на ноте нелюбви к метафизическим прениям со стороны Максима Максимыча, чуждого рефлексии и вновь использующего (теперь уже для характеристики Вулича) полюбившийся ему фразеологизм:

«- Да, жаль беднягу. Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано.

Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений» (IV, 314).

Печорин и сам скептически относится к подсказкам «отвлеченной мысли», но от следования «услужливой астрологии», тем не менее, уклоняется: «.я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги» (IV, 310). Между тем заключающая роман фраза приобретает ударный смысл концовки, возвращая повествование к известию, которое очень обрадовало повествователя, и открывая простор как раз для метафизических прений о смысле события смерти героя нашего времени.

1 ЛермонтовМ.Ю. Собр. соч.: В 4 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. IV. Л., 1981. С. 195. Далее все ссылки на это издание с указанием тома римскими и страниц арабскими цифрами приводятся в тексте.

2 Арьес Ф. Человек перед лицом смерти / Пер. с фр. М., 1992. С. 358.

3 См.: Кедров К.А. Смерть // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 311.

4 Савинков С.В. К лермонтовской метафизике письма: журнал Печорина // Корманов-ские чтения. Вып. 4. Ижевск, 2002. С. 35.

6 Ср.: «Печорин умер так, как желал, - в пути, отбросив “предназначенную” ему гибель от “злой жены” как нечто абсурдное и чуждое его “Ego”. Тем самым лермонтовский герой победил не только страх небытия, но и судьбу. А это значит, в свою очередь, его право свободного выбора - высший дар Бога - реализован им сполна» (Жаравина Л.В. А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, Н.В.Гоголь: философско-религиозные аспекты литературного развития 1830-1840-х годов. Волгоград, 1996. С. 119).

7 Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX вв. М., 2003. С. 40-41. См. о связи в плачах темы дороги с областью смерти: Невская Л.Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде // Структура текста. М., 1980. С. 230.

8 Ср. образ покойника как странника и образ пути (последнего пути) как метафору испытания умершего: Седакова О.А. Поэтика обряда: Погребальная обрядность восточных и южных славян. М., 2004. С. 52, 56.

9 Ср.: «...отношение к смерти завершает и суммирует весь отрицательный опыт разрыва контактов, который уже приобрел до этого человек» (Седов Л. Типология культур по критерию отношения к смерти // Синтаксис. 1989. № 26. С. 161).

10 См.: Щепанская Т.Б. Указ. соч. С. 41.

11 Ср.: См.: Кедров К.А. Указ. соч. С. 311.

12 См.: Федоров Ф.И. Художественный мир немецкого романтизма: Структура и семантика. М., 2004. С. 197-198.

13 Ср.: «Готовность убить сопериника в случае отказа от поединка, “зарезать ночью из-за угла” (Г рушницкий - Печорин) часто объявлялась на ранних стадиях развития дела чести, особенно в бретерской среде» (Востриков А.В. Убийство и самоубийство в деле чести // Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994. С. 30).

14 Пумпянский Л.В. Лермонтов // Пумпянский Л.В. Классическая традиция: Собр. трудов по истории русской литературы. М., 2000. С. 654.

15 См.:МаксимовД.Е. Поэзия Лермонтова. М.; Л., 1964. С. 133.

16 Ср.: «В отношении к смерти выявляются тайны человеческой личности» (Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. Человек в истории. 1989. М., 1989. С. 114).

17 Лотман Ю.М. «Фаталист» и проблема Востока и Запада в творчестве Лермонтова // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С. 227.

18 Серман И.З. Михаил Лермонтов: Жизнь в литературе: 1836-1841. 2-е изд. М., 2003. С. 239.

19 Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова // Лит. наследство. Т. 43-44. Лермонтов. I..

М., 1941. С. 611.

См. о «незакрытом герое», каким является «отчасти Печорин у Лермонтова», который «не укладывается весь целиком в прокрустово ложе сюжета»: Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. М., 1979. С. 96.

22 Дурылин С. «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова. М., 1940. С. 255.

23 Савинков С.В. Творческая логика Лермонтова. Воронеж, 2004. С. 213.

24 Ср.: «Когда я пишу дневник, смерти нет; текст дневника убеждает меня в том, что я жив» (Куюнджич Д. Воспаление языка / Пер. с англ. М., 2003. С. 234).

25 Ср.: «.смерть открывает не нашу эфемерность: она открывает нашу бесконечность, нашу вечность» (Василиадис Н. Таинство смерти / Пер. с новогреч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998. С. 44).

26 Эйхенбаум Б.М. «Герой нашего времени» // Эйхенбаум Б.М. О прозе. Л., 1969. С. 302303.

27 Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX в. (30-50-е годы.). Л., 1982. С. 43.

28 Лотман Ю.М. Текст в тексте // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. I. Таллинн, 1992. С. 156.

29 Маркович В.М. Указ. соч. С. 56.

30 Тамарченко Н.Д. Русский классический роман XIX века: Проблемы поэтики и типологии жанра. М., 1997. С. 134.

31 Гурвич И. Загадочен ли Печорин? // Вопросы литературы. 1983. № 2. С. 123.

32 Ср.: «Установки в отношении к смерти теснейшим образом связаны с образом потустороннего мира« (Гуревич А.Я. Указ. соч. С. 132).

Фразеологический словарь русского языка. 2-е изд., стереотип. М., 1968. С. 267.

34 Максимов Д.Е. Указ. соч.

«Герой нашего времени» читается на одном дыхании. Жизнь офицера царской армии Григория Печорина увлекает событиями, приправленными душевными терзаниями персонажа. Автор создал образ «лишнего человека» в обществе, который не знает, в какое русло направить энергию и жизненные силы.

История создания

Необычность романа «Герой нашего времени» заключается в том, что он открыл список психологических произведений в русской литературе. Михаил Лермонтов потратил на произведение три года – история о представителе нового поколения рождалась с 1838 по 1940 годы.

Идея возникла у писателя в кавказской ссылке. Царило время николаевской реакции, когда после подавленного декабристского восстания интеллигентная молодежь потерялась в поисках смысла жизни, предназначения, способов применения своих способностей на благо Отечеству. Отсюда и название романа. Плюс ко всему, Лермонтов был офицером русской армии, прошел военными тропами Кавказа и успел близко познакомиться с бытом и нравами местного населения. Неприкаянный характер Григория Печорина раскрылся вдали от Родины, в окружении чеченцев, осетин и черкесов.

Произведение отправилось к читателю в виде отдельных глав в журнале «Отечественные записки». Видя популярность своего литературного труда, Михаил Юрьевич решил объединить части в целый роман, который напечатали в двух томах в 1840 году.

Пять повестей с собственными названиями составляют композицию, где нарушен хронологический порядок. Сначала Печорина презентует читателям офицер царской армии, близкий приятель и начальник Максим Максимыч, и только потом появляется возможность «лично» познакомиться с душевными переживаниями главного героя через его дневники.

По словам литераторов, Лермонтов при создании образа персонажа опирался на знаменитого героя своего кумира – . Фамилию великий поэт позаимствовал у спокойной реки Онеги, а Михаил Юрьевич назвал героя в честь бурной горной Печоры. Да и в целом считается, что Печорин – «расширенный» вариант Онегина. В поиске прототипов литераторы наткнулись и на описку в рукописи Лермонтова – в одном месте автор по ошибке назвал свой персонаж Евгением.

Биография и сюжет

Родился и вырос Григорий Печорин в Санкт-Петербурге. В молодости быстро забросил нудное обучение наукам и ударился в светскую жизнь с кутежами и женщинами. Впрочем, и это быстро наскучило. Тогда герой решил отдать долг Отечеству, отправившись служить в армию. За участие в дуэли молодого человека наказали настоящей службой, заслав на Кавказ в действующие войска, – это отправная точка повествования произведения.

В первой главе под названием «Бэла» Максим Максимыч рассказывает неизвестному слушателю историю, приключившуюся с Печориным и открывшую в нем натуру эгоиста. Молодой офицер умудрился даже на войне заскучать – к свисту пуль привык, а глухая деревня в горах наводила тоску. С помощью черкесского княжича, корыстолюбивого и неуравновешенного Азамата, он украл сначала коня, а затем и дочь местного князя Бэлу. Чувства к юной особе быстро остыли, уступив место равнодушию. Бездумные действия русского офицера повлекли за собой череду драматических событий, в том числе убийство девушки и ее отца.

Глава «Тамань» переносит читателя в доармейские события, когда Печорин встречается с группировкой контрабандистов, ложно приняв ее членов за людей, действующих во имя чего-то великого и ценного. Но героя ждало разочарование. Кроме того, Григорий приходит к выводу, что приносит окружению одни несчастья, и отправляется в Пятигорск к лечебным водам.

Здесь Печорин пересекается с прошлой возлюбленной Верой, до сих пор питающей к нему нежные чувства, приятелем юнкером Грушницким и княжной Мери Лиговской. Спокойная жизнь вновь не задалась: Григорий покорил сердце княжны, но отказал девушке, а затем из-за ссоры сразился на дуэли с Грушницким. За убийство юнкера молодой человек снова оказался в ссылке, но теперь уже его ставят служить в крепость, где и случилось знакомство с Максимом Максимычем.

В последней главе романа «Фаталист» Лермонтов поместил героя в казачью станицу, где за игрой в карты между участниками затевается разговор о судьбе и предопределении. Мужчины разделились на два лагеря – одни верят в предначертанность событий жизни, другие отрицают эту теорию. В споре с поручиком Вуличем Печорин заявил, что видит отпечаток близкой смерти на лице оппонента. Тот попытался с помощью «русской рулетки» доказать свою неуязвимость, и действительно – пистолет дал осечку. Однако в тот же вечер Вулич погиб от рук перепившего казака.

Образ

Герой своего времени не в состоянии отыскать сферу применения безбрежной молодой энергии. Силы тратятся на незначительные мелочи и сердечные драмы, ни от того, ни от другого общество не получает пользы. Трагедия личности, которая обречена на инертность и одиночество, – вот идейное ядро романа Лермонтова. Автор поясняет:

«…точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».

Григорий с юности существует «любопытства ради» и признается: «Я давно уже живу не сердцем, а головой». «Холодный ум» толкает персонажа на поступки, от которых всем только плохо. Он вмешивается в дела контрабандистов, играет чувствами Бэлы и Веры, мстит. Все это приносит сплошные разочарования и душевное опустошение. Он презирает высшее общество, в котором родился и вырос, однако именно его кумиром становится после победы в дуэли над Грушевским. И такой поворот событий еще больше удручает Григория.

Характеристика внешности Печорина передает его внутренние качества. Михаил Юрьевич нарисовал аристократа с бледной кожей и тонкими пальцами. При ходьбе герой не размахивает руками, что говорит о замкнутой натуре, а во время смеха глаза лишены веселой искры – этим автор попытался передать характер, склонный к анализу и драматизму. Причем даже возраст Григория Александровича не понятен: выглядит он на 26, а на самом деле герой отпраздновал свой 30-ый день рождения.

Экранизации

Звезда «Героя нашего времени» зажглась в кинематографе в 1927 году – режиссер Владимир Барский снял трилогию черно-белых немых фильмов, где в роли Печорина выступил актер Николай Прозоровский.

В очередной раз вспомнили произведение Лермонтова в 1955 году: Исидор Анненский представил зрителям киноленту «Княжна Мэри», в которой вжился в образ мятущегося молодого человека Анатолий Вербицкий.

Спустя 10 лет в образе Печорина предстал . Все эти картины не получили признания у критиков, посчитавших, что постановщики недостаточно раскрыли характер лермонтовского персонажа.

А следующие экранизации получились удачными. Это телеспектакль 1975 года «Страница журнала Печорина» (в главной роли ) и сериал 2006 года выпуска «Герой нашего времени» ().

Григорий Печорин фигурирует также в незавершенном романе Лермонтова «Княгиня Лиговская», но здесь герой не петербуржец, а москвич.

Сценарий для сериала, вышедшего на телеэкраны в 2006 году, написал Ираклий Квирикадзе. Работа близка к хрестоматийному первоисточнику, но главное отличие – соблюдена хронология действий. То есть, главы переставлены местами. Картина начинается с событий, описанных классиком литературы в части «Тамань», вслед идет глава «Княжна Мэри».

Цитаты

«Из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается. Я глупо создан: ничего не забываю, - ничего!»

«Женщины любят только тех, которых не знают».

«Что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться».

«Надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной».

«Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость».

«Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом».

«Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил».

«Завтра она захочет вознаградить меня. Я все это уж знаю наизусть - вот что скучно!»