Два события в рассказе дракон. Евгений Замятин - "Дракон" (анализ произведения). Довел: без пересадки – в Царствие Небесное. Штычком

Прочитав рассказ Е. Замятин а "Дракон ", мы не сразу можем уловить смысл произведения. Чересчур много метафор. Давайте проанализируем его по частям.

Вообще, прочитав сначала название, мы представляем в голове образ сказочного дракона, думаем, что рассказ, скорее всего, для детей написан. Но первое впечатление обманчиво.

Рассказ написан в 1918 году, когда к власти пришли большевики и разгорелась Гражданская война. Этот суровый период и показывает Замятин в "Драконе".

_____________________________________________
1-|Люто замороженный, Петербург горел и бредил. |- сразу мы видим в первом предложении рассказа такой приём, как оксюморон. На улице зима, но город "горел", что наводит на мысль о каких-то страшных событиях в нем.

2-|Было ясно: невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки. |- Замятин использует для описания желтые и красные цвета. Первый ассоциируется с болезнью, а второй с пролитой кровью. Шпили и решетки нагнетают атмосферу происходящего.

3-|Горячечное, небывалое, ледяное солнце в тумане - слева, справа, вверху, внизу - голубь над загоревшимся домом. |- "ледяное солнце" также оксюморон, как бы придает значение угасания всего светлого в жизни. Оно сравнивается с голубем, символом хоть какой-нибудь надежды.

4-|Из бредового, туманного мира выныривали в земной мир драконо-люди, изрыгали туман, слышимый в туманном мире как слова, но здесь – белые, круглые дымки; выныривали и тонули в тумане. |- люди в Петербурге сравниваются с драконами. Они потеряли человеческий облик, выходили из "тумана", который скрывал их настоящее лицо, но долго не смогли продержаться снаружи. Им надо было окунуться с головой в революцию, чтобы власть не наказала их.

5-|И со скрежетом неслись в неизвестное вон из земного мира трамваи. |- трамвай олицетворяет человеческую нравственность, которая в тот период начала исчезать (например, вера в Бога стала запретной, жизнь человека начала обесцениваться).

6-|На трамвайной площадке временно существовал дракон с винтовкой, несясь в неизвестное. Картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если бы не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась до полу; рукава свисали; носки сапог загибались кверху - пустые. И дыра в тумане: рот. |- вот и появился перед нами тот самый "дракон". Он не оправдал наши ожидания, пришедшие к нам после прочтения названия рассказа. Этот "дракон" создаёт впечатление чего-то нелепого, несуразного при рассмотрении его портрета. Казалось бы, что в нем страшного? Да не тут-то было...

7-Далее идет ключевой момент рассказа :
| Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:
— ...Веду его: морда интеллигентная -- просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? Разговаривает!
— Ну, и что же - довел?
— Довел: без пересадки - в Царствие Небесное. Штыком.
Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай. |-
Тут мы видим, что “ сказочный герой ” не безобиден вовсе. Ведя "человека думающего" (именно такие не нужны были новой власти) на допрос, Дракон не сдержался и убил его штыком. Туман в рассказе - символ зла и зачерствения человеческой души из-за антигуманных взглядов, диктуемых советской властью. А трамвай с моральными ценностями уходит всё дальше и дальше...

8-|И вдруг – из пустых рукавов – из глубины – выросли красные, драконьи лапы. Пустая шинель присела к полу – и в лапах серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана.
— Мать ты моя! Воробьеныш замерз, а! Ну скажи ты на милость!
Дракон сбил назад картуз – и в тумане два глаза – две щелочки из бредового в человечий мир. |- в этой сцене мы убеждаемся, что не до конца Дракон потерял человеческие качества. Увидев замерзшего воробья (причем, заметьте, Замятин употребляет слово "воробьеныш", чтобы подчеркнуть беззащитность этого маленького создания), он сразу старается его пригреть. От этого из того затуманенного мира прорезаются "две щелочки", то есть два глаза, но не широко распахнутые и не смотрящие на происходящее вокруг трезво.

9-|Дракон изо всех сил дул ртом в красные лапы, и это были, явно, слова воробьенышу, но их – в бредовом мире – не было слышно. Скрежетал трамвай.
— Стервь этакая; будто трепыхнулся, а? Нет еще? А ведь отойдет, ей-бо... Ну скажи ты! |- в Драконе просыпается надежда на то, что воробушек всё же сможет очнуться. Он чуть ли не сказал "ей-богу". Это означает, что религиозное начало в человеке не так-то просто уничтожить одним махом, как попыталась новая власть.

10-|Изо всех сил дунул. Винтовка валялась на полу. И в предписанный судьбою момент, в предписанной точке пространства серый воробьеныш дрыгнул, еще дрыгнул – и спорхнул с красных драконьих лап в неизвестное. |- та деталь, что "винтовка валялась на полу", заставляет читателя задуматься, возьмет ли её дракон снова? Или всё же пойдет по пути истинному? А та "предписанная точка пространства" - грань между "затуманенным миром" и "человеческим миром". Именно в тот момент оживает воробьёныш, почувствовав теплоту и доброту, повеявшую из мира людей.

11-|Дракон оскалил до ушей туманно-полыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человечий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в Царствие Небесное поднял винтовку.
Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай. |- в заключительном эпизоде мы видим, что дракон всё же выбрал путь жестокости и зла. А добро (трамвай) всё дальше уходит от него...

В рассказе Замятина можно выделить 5 частей.

1 – пейзаж , рисующий образ больного бредового Петербурга . В этом туманном холодном мире временно существуют драконо-люди, изрыгающие в туманный мир туман. Было ясно: из этого ясного туманного бредового мира бредут вон колонны шпили и решетки. Над горячечным Петербургом ледяное солнце, как голубь над загоревшимся домом.

Люди выныривали из туманного больного мира в земной мир лишь когда произносили слова, но здесь, в туманном мире, слова-дымки тонули в тумане. Т.е. земной мир почти исчез: несущийся вон из земного мира трамвай.

2 – портрет , рисующий дракона с винтовкой. Дракон странный , из частей тела названы только уши и рот – дыра в тумане, нос. Дракон, несмотря на огненное слово, пассивен, пуст. Зато катруз налезал, проглотил бы, засел. Щинель болталась, рукава свисали, сапоги загибались. Таким образом, получается, что дракон с винтовкой здесь пуст и пассивен, его драконья одежда ему не по росту. На трогательных оттопыренных ушах агрессивно-глагольная одежда дракона.

3 – фабульный событийный эпизод 1. Это рассказ дракона об убийстве , две его реплики, из которых мы узнаем четыре факта: факт 1: сопровождал арестованного, факт 2: с ненавистью и презрением относится к арестованному, факт 3: убил арестованного, факт 4: не сомневается в правоте своих действий. Причем уверенность в правоте действий и причина, и результат: Дракон, возмущенный, кроме интеллигентной морды, именно речью арестованного , заколол его. В описании внешности персонажа ничего нового: после диалога дыра в тумане заросла, зато нарочито повторено, что был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Подчеркивается признак пустоты. Пустота и ничтожность физическая (уши, одежда не по росту) становится пустотой, ничтожностью душевной. В противопоставлении «туманный, бредовый мир» / «земной мир» побеждает бредовый. Замятин констатирует: Новый мир - соскочивший, несущийся мир, соскочившее, сошедшее с нормальной колеи общество, не поддающееся управлению, не имеющее ясной цели. Завершающая фраза Скрежетал и несся вон из мира трамвай дает оценку этому бредовому миру и его представителю – дракону с ружьем. Этот новый герой ничтожный духовно и физически человечишка в драконьей одежде не по росту в бредовом мире оказывается проводником в Царствие небесное. Убил штыком за то, что разговаривает.

4 – второй событийный эпизод 2 начитается с союза И. И вдруг… дракон оживает (т.е. на миг проявляет человечность): выросли лапы, сбил картуз, появились глаза – щелочки из бредового в человечий мир. Но, как видно, оживает дракон – не человек. Интересно, что шинель присела, т.е. повиновалась, хоть и пустая, и сдалась – тогда уже сбил картуз, тогда уже глаза, тогда уже изо всех сил дул, и это были человечьи слова воробьенышу , но их не было слышно в туманном бредовом мире. Человек с винтовкой, безусловно, не человек, - дракон, чудовище. Но что-то человеческое все же осталось. Может, это последнее человеческое проявление дракона.

В эпизоде-1 идет речь о лишении жизни , в эпизоде-2 о возвращении жизни .

В эпизоде-1 собственно действием является рассказ (две реплики) о лишении жизни, убийстве: что произошло и как к происшедшему относится рассказывающий. Дракон рассказывает о том, как он убил. И наиболее важным здесь является именно отношение , поскольку собственно лишение жизни «объективно» здесь не представлено. Таким образом, об убийстве рассказано, оживление показано . В эпизоде 2 дракон оживил воробьеныша, но никак к этому не отнесся, лишь оскалил пасть (может, даже не заметил, скоро забудет). Затем глаза-щелочки в человечий мир захлопнулись. Картуз осел на ушах. Дракон, т.е. Проводник в Царствие Небесное, взял винтовку.

5 – финальный пейзаж про несущийся вон из человеческого мира трамвай. Это третий уже повтор. Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.

Анализ рассказа показывает, что Евгений Замятин констатирует расчеловечивание мира холодной зимой 1918 год: дракон походя рассказывает, как лишил жизни человека, затем воскрешает к жизни воробья и несется вместе со всем свихнувшимся миром в неизвестное. Думаю, Замятину жутко.

Евгений Замятин

Дракон

Источник: Евгений Замятин. Избранное, М: Правда, 1989. OCR: В. Есаулов, февраль 2005 г. Люто замороженный, Петербург горел и бредил. Было ясно: невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки. Горячечное, небывалое, ледяное солнце в тумане -- слева, справа, вверху, внизу -- голубь над загоревшимся домом. Из бредового, туманного мира выныривали в земной мир драконо-люди, изрыгали туман, слышимый в туманном мире как слова, но здесь -- белые, круглые дымки; выныривали и тонули в тумане. И со скрежетом неслись в неизвестное вон из земного мира трамваи. На трамвайной площадке временно существовал дракон с винтовкой, несясь в неизвестное. Картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если бы не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась до полу; рукава свисали; носки сапог загибались кверху -- пустые. И дыра в тумане: рот. Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим: -- ...Веду его: морда интеллигентная -- просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? Разговаривает! -- Ну, и что же -- довел? -- Довел: без пересадки -- в Царствие Небесное. Штыком. Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай. И вдруг -- из пустых рукавов -- из глубины -- выросли красные, драконьи лапы. Пустая шинель присела к полу -- и в лапах серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана. -- Мать ты моя! Воробьеныш замерз, а! Ну скажи ты на милость! Дракон сбил назад картуз -- и в тумане два глаза -- две щелочки из бредового в человечий мир. Дракон изо всех сил дул ртом в красные лапы, и это были, явно, слова воробьенышу, но их -- в бредовом мире -- не было слышно. Скрежетал трамвай. -- Стервь этакая; будто трепыхнулся, а? Нет еще? А ведь отойдет, ей-бо... Ну скажи ты! Изо всех сил дунул. Винтовка валялась на полу. И в предписанный судьбою момент, в предписанной точке пространства серый воробьеныш дрыгнул, еще дрыгнул -- и спорхнул с красных драконьих лап в неизвестное. Дракон оскалил до ушей туманно-полыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человечий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в Царствие Небесное поднял винтовку. Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай. 1918

"Дракон"

Люто замороженный, Петербург горел и бредил. Было ясно: невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки. Горячечное, небывалое, ледяное солнце в тумане - слева, справа, вверху, внизу - голубь над загоревшимся домом. Из бредового, туманного мира выныривали в земной мир драконо-люди, изрыгали туман, слышимый в туманном мире как слова, но здесь - белые, круглые дымки; выныривали и тонули в тумане. И со скрежетом неслись в неизвестное вон из земного мира трамваи.

На трамвайной площадке временно существовал дракон с винтовкой, несясь в неизвестное. Картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если бы не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась до полу; рукава свисали; носки сапог загибались кверху - пустые. И дыра в тумане: рот.

Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:

Веду его: морда интеллигентная - просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? Разговаривает!

Ну, и что же - довел?

Довел: без пересадки - в Царствие Небесное. Штыком.

Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай.

И вдруг - из пустых рукавов - из глубины - выросли красные, драконьи лапы. Пустая шинель присела к полу - и в лапах серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана.

Мать ты моя! Воробьеныш замерз, а! Ну скажи ты на милость!

Дракон сбил назад картуз - и в тумане два глаза - две щелочки из бредового в человечий мир.

Дракон изо всех сил дул ртом в красные лапы, и это были, явно, слова воробьенышу, но их - в бредовом мире - не было слышно. Скрежетал трамвай.

Стервь этакая; будто трепыхнулся, а? Нет еще? А ведь отойдет, ей-бо... Ну скажи ты!

Изо всех сил дунул. Винтовка валялась на полу. И в предписанный судьбою момент, в предписанной точке пространства серый воробьеныш дрыгнул, еще дрыгнул - и спорхнул с красных драконьих лап в неизвестное.

Дракон оскалил до ушей туманно-полыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человечий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в Царствие Небесное поднял винтовку.

Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.