Космическое сознание уолта уитмена. Уолт Уитмен: биография и поэзия Болезнь и смерть

Уолт Уитмен (Walt Whitman, 31 мая 1819, Уэст-Хиллс, Хантингтон, Нью-Йорк, США — 26 марта 1892, Камден, Нью-Джерси, США) — американский поэт и публицист.

Реформатор американской поэзии. Его главную книгу «Листья травы» пронизала идея демократии. В XX веке «Листья травы» признаны одним из важнейших литературных событий, знаменовавших собой революцию в поэзии, связанную с появлением свободного стиха (верлибра), новаторской стиховой системы, пионером которой выступил Уитмен.

Предки поэта были выходцами из Голландии. Родился в бедной семье фермеров, интересовавшихся квакерскими идеями, в посёлке на острове Лонг-Айленд недалеко от Бруклина (штат Нью-Йорк). В многодетной семье было девять детей, Уолт был старшим. С 1825-1830 гг. учился в бруклинской школе, но из-за нехватки денег был вынужден оставить учёбу. Он поменял множество профессий: посыльный, наборщик-укладчик, учитель, журналист, редактор провинциальных газет. Любил путешествовать, пешком прошёл через 17 штатов.

С конца 30-х годов в журналах появляются статьи Уитмена, в которых он выступал против культа доллара, подчеркивал, что деньги приводят к духовному опустошению.

В 1850 были напечатаны некоторые стихотворения поэта, — в частности «Европа». В этом произведении автор высказал своё восприятие истории, событий революции 1848 года, воспевал свободу.

Ранние стихотворения были лишь предвестниками рождения оригинального самобытного поэта, который смело заявил о себе в сборнике «Листья травы», первое издание которого вышло в Нью-Йорке в 1855 году. Этот год был значимым в творчестве поэта, он разделил его жизнь на два этапа — до сборника и после. Особенное место в структуре книги занимает «Песнь о себе», которая является одной из наиболее важных её частей. Она, как и весь сборник целиком — выражение поэтического кредо автора.

Бытует легенда, будто в 1849 Уитмен пережил сильное моральное потрясение, которое определило его дальнейшую судьбу и характер творчества. Но, кроме загадочного объяснения, существует и закономерное: все, чего поэт достиг в жизни, — это следствие поэтичного самосовершенствования и упорного труда.

Среди его любимых писателей были — У. Шекспир, Ч. Диккенс, Жорж Санд, П.-Ж. Беранже, Ф. Купер.

Во время гражданской войны 1861-1865 гг. Уитмен работал санитаром в госпиталях. Событиям войны посвящены стихотворения «Барабанный бой» и «Когда последний раз цвела сирень» (оба 1865).

В 1873 поэта разбил паралич, до конца жизни он так и не выздоровел. Он все же продолжал писать и его произведения были наполнены оптимизмом и уверенностью. Один из последних стихов Уитмена, в котором он прощается с миром — «Прощай, мое Вдохновенье!».

В России памятник Уитмену установлен в Москве на территории МГУ в 2009 году.

Книги (3)

Избранные стихотворения и проза

Перевод: Корней Иванович Чуковский

«Листья травы» (Leaves of Grass) — поэтический сборник американского писателя Уолта Уитмена (Walt Whitman; 1819-1892), отразивший мировоззрение автора, его жизненную философию «всетождественности». Миропонимание Уолта Уитмена — это, прежде всего «космизм», осознание бесконечности мироздания, единства человека и всего сущего с миром, его прошлым, настоящим и будущим.

Ощущая себя человеком, вместившим вселенную, поднявшись над «повседневной житейщиной», поэт создал необыкновенно яркую, потрясающую воображение книгу, — бессмертную книгу человечества. Уитмен сам набрал её и сам напечатал.

Книга вышла в июле 1855 г. под заглавием «Листья травы». Имя автора не значилось на переплёте, хотя одно из произведений озаглавлено «Поэма об американце Уолте Уитмене», и в ней читаем:

Я, Уолт Уитман, сорви-голова, американец, и во мне вся вселенная...

Сохранены орфография и пунктуация издания 1944 г.

Уолт Уитмен умел вдохновенно передавать читателям чувство бессмертия природы, бессмертия человека, бессмертия искусства.

Основные произведения: сборник «Листья травы» (1855), поэма «Когда сирень расцвела в прошлом году в моем дворе» (1865), цикл стихов «Прощай, моя фантазия». Ознакомьтесь ниже с краткой биографией Уитмена Уолта, где мы собрали основные вехи в жизни и творчестве писателя.

Уолт Уитмен родился 31 мая 1819 г. в поселке Вест Хиллз, что на Лонг Айленде около Нью-Йорка, в семье фермера. Впоследствии семья Уитменов переехала в Бруклин, где мальчика отдали в школу. По окончании школы (1830) Уитмен сначала служил рассыльным в адвокатской конторе, затем - у врача, потом работал в типографии. В этот период были предприняты первые попытки что-то создать, и положено начало его творчеству - статьи и стихи ученического характера. В 1841 г. он перебрался в Нью-Йорк, где работал наборщиком, а также зарабатывал набросками, рассказами и злободневными статьями, в том же году написал роман, направленный против пьянства, «Франклин Ивенс, или Горький пьяница». Его назначают редактором газеты Демократической партии США «Бруклинский орел». В 1848 г. Уитмен пережил мистическое озарение, после которого, вернувшись в родное селение, посвятил себя поэтическому творчеству.

В 1850 г. вышли в свет несколько стихов, которые открыли читателям «нового» Уитмена. В типографии своих близких друзей он самостоятельно печатает восемьсот экземпляров сборника стихов «Листья травы» (1855), в который вошло всего двенадцать стихотворений. Книга, однако, подверглась острой критике. Впоследствии поэт выпускает второе (1856) и третье (1860) издание сборника, постоянно расширяя его содержание. Последнее (1862) насчитывало уже более ста стихов.

Уитмен поехал в Вашингтон к брату, который был ранен во время Гражданской войны. Под влиянием больничных впечатлений он остался в Вашингтоне, где три года добровольно ухаживал за ранеными. Опыт работы в лазарете оставил яркий след в биографии Уолта Уитмена и отобразился в стихах, которые также вошли в сборник «Листья травы». После завершения войны работал чиновником в Министерстве внутренних дел, откуда, однако, его освободили в 1865 г. как автора «скандальной» книги. Некоторое время Уитмен работал клерком в Министерстве финансов.

В 1873 г. у поэта случился паралич, в результате чего он был вынужден перебраться в городок Кэмден около Нью-Йорка. Во время облегчения болезни в 1879 г. Уитмен совершил вояж к Скалистым горам Колорадо и Канады, в течение которого имел возможность любоваться величественным зрелищем Ниагарского водопада. В 1882 г. был завершен еще один раздел «Листья травы» - «Памятные дни». Уолт Уитмен умер 26 марта 1892 г.

Если вы уже ознакомились с биографией Уитмена Уолта, вы можете поставить свою оценку данному писателю вверху страницы. К тому же предлагаем вам посетить раздел Биографии , чтобы прочитать о других популярных и известных писателях.

В мае 1999 года исполнилось 180 лет со дня рождения американского поэта Уолта Уитмена (1 819— 1892), чья книга «Листья травы» продолжает оставаться уникальным явлением не только американской, но и мировой литературы. И не только литературы...

То, что Уитмен во многом опередил свою эпоху, становится со временем всё более очевидным — в XIX в. у Уитмена не нашлось последователей ни в Америке, ни в Европе, и он долгое время оставался в литературе непонятым и непризнанным. И только с приходом в литературу Верхарна, Арагона, Маяковского стала постепенно осознаваться подлинная роль поэта в мировом литературном процессе и значение оставленного им наследия.

«Уитмен — это чудовище-бегемот...»

Для многих из тех, чьё знакомство с поэзией едва преодолело границы школьных учебников, представление о любых стихах складывается часто весьма стереотипное. Сразу вспоминаются и непременные «задумчивые» пейзажи, и философская патетика, и томные вздохи о любви.Что же встретит читатель, привыкший подобным образом воспринимать поэзию, невзначай открыв томик старого американского поэта с казалось бы меланхоличнолиричным названием «Листья травы» ?

Я славлю себя и воспеваю себя,

И что я принимаю, то примете вы.

Ибо каждый атом, принадлежащий мне,

принадлежит и вам.

Я, праздный бродяга, зову мою душу,

Я слоняюсь без всякого дела и, лениво

нагнувшись, разглядываю летнюю травинку.

Мой язык, каждый атом моей крови созданы

из этой почвы, из этого воздуха;

Рождённый здесь от родителей,

рождённых здесь от родителей,

тоже рождённых здесь,

Я теперь, тридцати семи лет, в полном

здоровье, начинаю эту песню

И надеюсь не кончить её до смерти.

(перевод. К. Чуковского)

« Да это вовсе и не стихи! — возмутится кто-то. — О чём он пишет? О том, что и так известно каждому плотнику и домохозяйке?!» А ведь именно так (за редким исключением) восприняли поэзию Уолта Уитмена его современники. Впечатление от прочтения, скажем, первых 30-40 строк может быть действительно именно таким. Но вот мы читаем дальше и попадаем, сами того не замечая, в совершенно особый поэтический мир, где нас поражает не только необычность формы изложения и богатство красок, звуков, запахов, но и необыкновенная масштабность мысли автора. Журчание ручья и уличный шум, «грубый голос мятежного моря» и крик раздавленного пожарного, стук типографской машины и чистое контральто в церковном хоре — всё сливается в этих стихах в единую музыку жизни:

Младенец спит в колыбели,

Я поднимаю кисею и долго

гляжу на него,

и тихо отгоняю мух рукой.

Юнец и румяная девушка свернули с дороги

и взбираются на покрытую кустарником

гору,

Я зорко слежу за ними с вершины.

Самоубийца раскинулся в спальне

на окровавленном полу,

Я внимательно рассматриваю труп

с обрызганными кровью волосами и отмечаю,

куда упал пистолет.

этого —

Я прихожу, и я ухожу.

Образы проходят перед нами чередой, наслаиваются, соединяются, вступают в диалоги, и — вырастает необъятный и величественный Космос.

Характер повествования изменчив. Импрессионистически пёстрое мелькание образов сменяется сосредоточенным описанием отдельного явления или лица, стремительная взволнованность — величавым спокойствием пророка. Не покидает ощущение, что перед нами не просто поэзия, не просто литература. Что же нас завораживает?

Никому до сих пор так и не удалось до конца понять, в чём необыкновенный магнетизм этих простых и на первый взгляд даже не очень поэтичных строк. Английский историк Джон Саймондс, написавший целую книгу, посвященную Уитмену, и вдруг обнаруживший, что образ Уитмена как бы ускользает от него, оставаясь таким же недоступным и неразгаданным, восклицает: «Уитмен — это чудовище-бегемот: грозно он прёт напролом сквозь заросли джунглей, ломая бамбуки и лианы. ...Уитмен — это воздух, в котором струятся и зыблются неясные видения, миражи, какие-то башни, какие-то пальмы, но когда мы простирает к ним руки, они исчезают опять...»

Свободное и раскованное воображение автора «Листьев травы» пересекает огромные пространства, «заглатывая» на своём пути всё — от тонкого узора на крыле бабочки до печатного станка, от уличной толпы до хвостатых метеоров. Поэт как бы протягивает нам свою мускулистую руку, поднимает нас высоко над землей, приглашает посетить «сады планет», учит слышать в шелесте травы музыку Космоса, учит любить, не возводя никаких условностей и различий.

«Кропатель никому не нужных стишков...»

Уолт Уитмен родился 31 мая 1819 года в семье небогатого фермера в маленькой деревушке УэстХиллс на острове Лонг-Айленд, в нескольких десятках миль от Бруклина, который теперь является частью Нью-Йорка . Начав самостоятельно зарабатывать на жизнь довольно рано, Уитмен попал в редакцию маленькой местной газеты, где выполнял сначала роль печатника и наборщика, а затем постепенно превратился и в автора отдельных заметок, фельетонов, публиковал даже рассказы и стихи.

Однако судьба Уитмена как поэта загадочна. Почти все исследователи признают, что ценность раннего уитменовского творчества (30-40-х годов) представляется весьма ограниченной. Он пишет довольно посредственные статьи и не менее заурядные стихи, которые редактор напечатал даже однажды с таким ироничным комментарием: «Если бы автор ещё полчаса поработал над этими строчками, они стали бы необыкновенно прекрасны».

Что же случилось с Уитменом в середине жизни, когда начали создаваться стихотворения, составившие сборник «Листья травы»? Какое внутреннее перерождение привело его к созданию знаменитой книги, принёсшей впоследствии её автору мировую славу? Что превратило потомственного плотника и заурядного репортера, «кропателя никому не нужных стишков» в Поэта, чьё творчество продолжает поражать и очаровывать читателя?

Загадку внезапного рождения Уитмена как Поэта пытается понять не одно поколение исследователей.

«Редкий... космический ум, горящий бесконечностью...»

Одно из самых интересных толкований было изложено канадским учёным-теософом Ричардом Бекком в книге «Космическое сознание» (русск. пер. 1914) . Он был лично знаком с Уитменом и явился автором одной из первых его биографий. «Случай Уитмена совершенно не подходит под идею постепенной эволюции, — пишет Бекк. — Это мутация, скачок. У него после более чем посредственных писаний сразу пошли страницы, на которых огненными письменами была начертана жизнь вечная, страницы, которых всего лишь несколько десятков явилось за целые столетия сознательной жизни человечества».

Авторами таких страниц, как утверждает Бекк были Моисей, Лао-Цзы, Данте, У.Блейк (в этом ряду названы ещё несколько фигур). Все они пережили некое внутреннее перерождение, приобрели особый дар провидения, который канадский исследователь называет «космическим сознанием». Космическое сознание, согласно его теории, представляет собой новую эволюционную ступень сознания всех существ на Земле вслед за простым сознанием (им обладают животные) и самосознанием (которое выделяет человека из царства животных). Представление о космическом сознании нашло отражение во многих религиозно-философских системах мира (дао — в даосизме, мировая гармония — у Пифагора, эйдосы (идеи) — у Платона, сатори — в дзен-буддизме, сверхдуша — у Р.Эмерсона , ноосфера и Разум Вселенной — в русском космизме). Уитмен называет это высшее сознание, пребывающее в нём наряду с самосознанием, — «Моя Душа», «Мой Дух». Такое сознание снисходит на человека внезапно, но оно подготовлено некоторыми условиями, которые канадский исследователь перечисляет в своей книге.

Изучая биографию и творчество Уитмена, Р.Бекк, а за ним и другие исследователи, выдвинули гипотезу, согласно которой возникновение книги «Листья травы», сильно отличающейся от ранних литературных опытов поэта, явилось следствием некого «космического озарения». Оно произошло с поэтом в возрасте 35 лет.

Не что иное, как метафорическое описание внезапного озарения, усматривает Бекк в знаменитой 5-й главе «Песни о себе», центральной поэмы «Листьев травы»:

Я верю в тебя, моя душа, но другое моё Я

не должно перед тобой унижаться,

И ты не должна унижаться перед ним...

Я помню, как однажды мы лежали вдвоём

в такое прозрачное летнее утро,

Ты положила голову мне на бедро,

и нежно повернулась ко мне,

И распахнула рубаху у меня на груди,

и вонзила язык в моё обнажённое сердце...

Тотчас возникли и простёрлись вокруг меня

покой и мудрость, которые выше нашего

земного рассудка,

И я знаю, что божья рука есть обещанье моей,

И я знаю, что божий дух есть брат моего...

И что основа всего сущего — любовь.

В отношении прозы Уитмена можно встретить строки, весьма примечательные с точки зрения Бекка: «Редкий, космический, артистический ум, горящий бесконечностью, один лишь может видеть разнообразные, огромные, какокеан, чувства народа... Для тех, кто достоин быть избранным, существует ещё пророческое виденье... для них существует писание и стезя, они, послушные, благоговейно прислушиваются к голосу, жестам Бога, Святого Духа, которого другие не видят и не слышат». И далее: «Одиночество, сознание тождества своей личности со Вселенной, подходящее настроение — и душа вырывается: как дым рассеиваются все догматы церкви, проповеди. Одиночество и молчаливая мысль, священный ужас и сильное желание и, дотоле незаметное,внутреннее сознание»(разрядка — В.П).

Просто ли это метафорическое описание, которое встречается у многих писателей, или же это попытка отразить более чем живое и столь же конкретное ощущение, когда в своём дневнике Уитмен пишет: «Как будто в первый раз вся Вселенная бесшумно погрузила меня в свою светлую несказанную мудрость, которая выше всего, что могут выразить наши книги, искусства, проповеди, прозрение и новые науки. Час души, религии — зримое свидетельство о Боге в пространстве и времени, явное и ясное, как никогда. Нам показывают неизречённые тайны, всё небо вымощено ими». Он пишет о всех этих состояниях так же просто, как мог бы описывать перемену своего настроения или же изменение физических состояний.

Однако, читая «Листья травы», мы чувствуем, что Уитмен будто говорит о присутствии в себе некоего нового видения мира, нового осознания вещей, божественного «нечто». Оно настолько отличается от привычного «Я» Уитмена-американца, наборщика и репортёра (при нерасторжимом единстве с ним), что поэт называет эту новую способность своего сознания «другим Я». Вот один из примеров.

В «Песне о себе» поэт описывает себя включённым в водоворот различных событий: рядом с ним «новейшие открытия, изобретения, общества, старые и новые писатели», приметы повседневности («мой обед, моё платье, мои близкие, взгляды, комплименты, обязанности»), здесь же тревоги, болезни, восторги, «нехватка денег», общественные потрясения («битвы, ужасы братоубийственной войны, горячка недостоверных сведений, спазмы известий»)... Но далее лирический герой замечает: «Всё это приходит ко мне днём и ночью и уходит от меня опять (как и всякий поток событий, протекающихво времени — В.П.). Но всё это не Я», — то есть не суть человека, которая бессмертна и удел которой — вечность:

Вдали от этой суеты и маеты

стоит то, что есть Я,

Стоит, никогда не скучая, благодушное,

участливое, праздное, целостное,

Стоит и смотрит вниз, стоит прямо

или опирается согнутой в локте рукой

на некую незримую опору.

Смотрит, наклонив голову набок,

Оно и участвует в игре, и не участвует,

следит за нею и удивляется ей.

Жизнь на страницах «Листьев травы» напоминает некое красочное представление, в котором можно участвовать, исполняя самые разные роли, а можно не участвовать, ибо эта смена завораживающих и увлекательных декораций — игра на фоне незыблемых законов природы, Космоса, Вечности — «незримой опоры» для души, подлинного «Я».

Уитмен был чужд мистике в том виде, в котором она предстаёт, например, в произведениях Эммануила Сведенборга или Якова Бёме . Именно ему принадлежат слова: «Я принимаю реальность без всяких оговорок, материализмом я наполнен весь». Но не стоит забывать, что в мировоззрении Уитмена материализм имел весьма специфичное значение, как дань увлечению поэта естественнонаучными открытиями, астрономией, а также как следствие его удивительно чувственного, «материального» переживания мира красок, форм, движений. У него не было, в строгом смысле, своей философии, но было мироощущение.

«Я бы мог сказать, что во мне и что в вас, но я не умею...»

При чтении Уитмена нельзя не обратить внимание на одну характерную особенность, которую многие исследователи признавали центральной в творчестве поэта. Весь поэтический сборник пронизывает удивительное чувство единства и гармонии мира — мысль, заложенная во всех мировых религиях. Причём Уитмен не просто констатирует это, но детально исследует в художественном мире «Листьев травы». Здесь нет ничего малого и большого, важного и второстепенного, центрального и периферийного. Именно поэтому «и корова, понуро жующая жвачку, прекрасна, как Венера Милосская». С какой-то даже парадоксальной устремлённостью, которая привлечёт впоследствии к его имени внимание русских футуристов, Уитмен не перестаёт утверждать:

Я верю, что листик травы не меньше

подёнщины звёзд,

И что не хуже их муравей, и песчинка,

и яйцо королька,

И что древесная жаба — шедевр,

выше которого нет...

И мышь — это чудо, которое может одно

пошатнуть секстильоны неверных!

Космическое сознание автора позволяет не только охватить взором весь Космос, но и проникнуть вглубь пространства. Поэт постоянно приводит нас к мысли, что мир не конечен, что всё в нём взаимосвязано, каждая частица космоса имеет в мироздании своё неповторимое значение. «И о пылинку ничтожную могут запнуться колёса Вселенной», — утверждает он. Любая точка Вселенной для Уитмена заключает в себе целую Вселенную и каждая, таким образом, способна стать у него окном в другой мир:

Ночью я открываю люк и смотрю,

как далеко разбрызганы в небе миры...

У моего солнца есть солнце,

и моё солнце покорно колесит вокруг него...

А за ним ещё более великие,

перед которыми величайшие становятся

малыми точками...

Как же ощущает себя человек в этом Космосе? Герой Уитмена органично включён в него. Поэт говорит с миром на одном языке и даже отождествляет себя с ним:

Если вы хотите понять меня,

ступайте на гору или на берег моря.

Ближайший комар — комментарий ко мне,

а бегущие волны — ключ!

Сказано предельно просто, безыскусно, доверительно-дружески, но сила образа, его размах придают заложенной здесь мысли необыкновенную глубину. Похожие образы встречаются у Уитмена достаточно часто, и читатель вслед за поэтом невольно также расправляет грудь и настраивается на уитменовские широту и объём.

Однако мы зайдём в тупик, если попытаемся точно определить, кто же он — главный герой поэм «Листьев травы». В «Песне о себе» поэт как бы отвечает нам:

Я — всех цветов и всех каст,

все веры и все ранги — мои,

Я — фермер, джентльмен, мастеровой,

матрос, механик, квакер,

Я — арестант, сутенёр, буян,

адвокат, священник, врач.

Далее мы узнаём, что он и южанин, и северянин, и янки-промышленник, и пионер-кентуккиец, и преследуемый раб, и многие, многие другие. Следует пёстрая мозаика превращений, в которой поэтс воодушевлением пробует принять все облики, причём не только красивые и благородные.

Идея о подобной многомерности не нова и находила художественное выражение в культурах как Запада, так и Востока. Например, изменчивость героя «Листьев травы» напоминает по своей сути метаморфозность древнегреческого бога Протея, чьё имя стало в европейской культуре символом многоликости: он мог принимать любой облик — льва, дракона, пантеры, текущей воды. Этот образ отражает существенное для греков философское представление о единстве и изменчивости мира.

Идею взаимопроникаемости и всетождества сущего во Вселенной находим также в традициях даосизма . Конечно же вспоминается в этой связи одна из самых известных даосских притч: «Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой — счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в своё удовольствие и вовсе не знала, что она — Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я — Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!». Уитмен вряд ли знал эту притчу. Но какие поразительно похожие мысли! В основе — единое представление, выраженное на языке различных культур.

Лирический герой свободно совершает переход из жизни в смерть и обратно. Для него любая земная оболочка временна, и поэтому он не боится потерять, сбросить одну и примерить на себя другую. Эта мысль перекликается с древнеиндийскими представлениями о жизни и смерти в Упанишадах: «Подобно тому, как гусеница, достигнув конца былинки и приблизившись к другой [былинке], подтягивается [к ней], так и этот Атман, отбросив это тело, рассеяв незнание и приблизившись к другому [телу], подтягивается [к нему]».

Кроме того, лирический герой чувствует свою неразрывную связь с прежними сотнями и тысячами поколений:

В своих размышлениях он обращается в истокам мироздания, к тому моменту, когда возникло всё сущее. Поэт рассказывает о том, как развивается жизнь, как совершает космическая эволюция, в которую включён и он сам, своё неуклонное восхождение:

Мой зародыш в веках

не ленился.

Ничто не могло задержать его...

Для него сгустились в планету

мировые туманности.

Длинные пласты наслоились,

чтобы дать ему почву,

Гиганты-деревья давали ему себя в пищу,

И чудищ,а-ящеры лелеяли его в своей пасти

Е.П.Блаватская в «Тайной Доктрине» приводит рассуждения Сведенборга, которые также интересны в сопоставлении с космологией Уитмена, поскольку шведский учёный-мистик оказал заметное влияние на литературу американского романтизма, в частности, на Эмерсона: «Первая причина есть бесконечное или безграничное. Это даёт бытие конечному и ограниченному. .. То, что производит границу, аналогично движению. Проведённая граница есть точка, сущность которой есть движение...». Бытие рождается из Небытия — мысль, которая прослеживается и в Упанишадах, и в Библии, и в античных представлениях, и в даосизме. В понимании Сведенборга, как и у Уитмена, в первопричине мира, в «первой естественной точке» берут своё начало время, пространство, эволюция, которые являются проявлениями Абсолюта, мирового Логоса.

Обнаруживаются родственные моменты и при сопоставлении уитменовской вселенной с космическими воззрениями Н.К. и Е.И.Рерих. Согласно Учению Живой Этики, «проявляясь, или выходя из непроявленного состояния, Абсолют творит свои порождения... Создав в результате творческого акта первое порождение — Первичную Материю, Абсолют вступает с ней во взаимодействие, наделяя её импульсом разумности». Именно этот импульс является первоисточником эволюционного движения, источником совершенствования любого живого организма, в том числе и человека. «Скрытая в глубинах тончайших психических структур, частица Абсолюта рождает в человеке импульс к более высоким целям и тонким светоносным мирам» .

Отдельно взятая жизнь человека, по мысли Уитмена, — точка в масштабе вечности; космический цикл между рождением и смертью — лишь момент в историческом существовании человечества.

Однако в космическом понимании земная эволюция связана не только с развитием биологических видов. На пути эволюционного совершенствования находится исознание наиболее разумного из живых существ — Человека. Эта идея также имеет свою историю. Достаточно вспомнить, например, самобытную идею оббжения, которая развиваласьв христианской религиозной мысли. Она зародилась в лоне духовной традиции исихазма и выражена, в частности, в словах богослова и мыслителя IV в. Василия Великого: «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом». Позднее этот идеал получил достаточно чёткое оформление в трудах византийского богослова XIV в. св. Григория Паламы.

Мысль о том, что человек не есть венец творения, что «Homo sapiens не есть завершение создания», а «служит промежуточным звеном в длинной цепи существ» и за сознанием и жизнью в их нынешней форме неизбежно должны следовать «сверхсознание» и «сверхжизнь», продолжает развиваться в религиозной и научной ветвях «русского космизма», в трудах философа В.Соловьева и выдающихся учёных — В.И.Вернадского, А.Л.Чижевского. Подобные представления находят отражение и в лоне космических идей Всемирного Теософического Общества, где эволюция человека рассматривается в трансцендентальном плане. В частности, А.Безант, ученица Е.П. Блаватской, в одной из своих работ писала: «Сравнивая младенческую душу стоящего на самой низшей ступени дикаря с освобождённой душой богочеловека, кажется совершенно невероятным, чтобы первая душа могла вместить в себя всю полноту, уже выраженную в совершенной душе, и что разница между обоими сводится к ступени эволюции, в самом начале которой находится младенческая душа, а в самом конце — душа победителя». Человек находится примерно на средней ступени эволюции всего живого. «Внизу расстилается длинная цепь низших царств — животного, растительного, минерального... Вверху простираются бесконечные иерархии сверхчеловеческих сущностей — Ману, Будд, Строителей, Властителей Кармы...».

Творения Уитмена устремлены в будущее человечества, эти стихи приподнимают завесу и обнаруживают новый уровень сознания, новую ступень космического видения и миропонимания.

Автор книги «Космическое сознание» делает вывод, что случаи достижения состояния «сверхсознания», озарения с развитием человечества становятся всё более частым явлением и что это есть указание на определённую эволюцию человеческого сознания в целом. «Человечество неуклонно продвигается к этому высокому моральному уровню, — пишет Бекк, -— и обязательно его достигнет, а эта книга является помощником в подобном продвижении». Посмотрим, как сказано об этом у Уитмена.

Достичь состояния Абсолюта, вобрать в себя облики всех богов мира стремится лирический герой «Песни о себе»:

Я сам принимаю размеры Иеговы,

Я литографирую Кроноса, сына Зевса,

и его внука Геракла,

Я скупаю изображения Озириса, Изиды,

Ваала, Брамы и Будды...

Соглашаясь с тем, что они были живы

и сделали то, что надлежало им

сделать в свой срок...

Принимая черновые наброски

всевозможных богов, чтобы заполнить

их лучше собою.

Он также верит в идеал оббжения.в дости-

жение наивысшего совершенства, причём воспри-

нимает это как само собой разумеющееся:

Сверхъестественное — не такое уж чудо,

я сам жду, чтобы пришло мое время,

когда я сделаюсь одним из богов,

Уже близится день для меня,

когда я стану творить чудеса не хуже,

чем наилучшие из них.

Интерпретация эволюции в художественном строе стихов Уитмена говорит о целостном видении поэта жизни Вселенной, о глубоком понимании космических процессов.

Тесно связан с представлением о космической эволюции образ дороги — один из центральных в «Листьях травы». Уитмен придаёт ему особую многозначность и символичность:

Мы всё растворим в той цели,

к которой идём, в тех днях и ночах

к которым мы идём,

Чтобы пуститься в другой,

ещё более знаменательный путь.

Чтобы идти к той же цели, куда идут

все творения, создал их бог или нет...

Чтобы понять, что весь мир

есть дорога, очень много дорог, дорог

для путешествующих душ

Однако есть в этом пути и избранные — те, кто, обладая сверхсознанием и получив космическое озарение, готов принять на себя тяжкую миссию первопроходцев. Провидцы и герои, ушедшие далеко вперёд, остаются великими спутниками человечества на главной из его дорог — той, по которой души людей шествуют к свободе и совершенству. Путь их бывает нелёгок. В «Демократических далях» Уитмен, причисляя к их числу древних индусов, Моисея, Христа, Данте, Шекспира, писал: «Неужели этих гигантов и подобных им мы не вправе, пользуясь нашей излюбленной метафорой, приравнять к планетам, планетным системам, носящимся по вольным тропам в пространствах иного неба, — космического интеллекта, души?».

По Уитмену, эволюция в широком смысле — это и путь Души. Наряду с этим образ дороги имеет ещё один скрытый смысл. Дорога становится символом взаимодействия человека с миром, символом постижения человеком тайн жизни:

Ты, дорога, иду по тебе и гляжу,

но мне думается, я вижу не всё,

Мне думается, в тебе есть много такого,

чего не увидишь глазами.

Неслучайно именно в пути проверяются героем «все религии и философии», которые, быть может, «хороши в аудиториях, но никуда не годятся под широкими тучами, среди природы, у бегущих ручьёв». Дорога сталкивает «книжное» знание о жизни со знанием подлинным, непосредственным, интуитивным. Она даёт шанс узнать истинную цену вещам: «Здесь проверяется каждый, здесь каждый осознаёт, что в нём есть». Дорога даёт ключ к пониманию космического значения жизни, пониманию места человека в этом мире:

Она недалеко, она здесь, под рукой,

Может быть, с тех пор, как вы родились,

вы уже бывали на ней, сами не зная о том.

Характерно, что подобное переосмысление образа дороги перекликается с традициями даосизма, где этот символ является центральным: иероглиф «Дао» означает «путь» в самом широком смысле, имея и множество смежных значений. Истинное знание, с точки зрения восточных мудрецов, заключается не в исследовании объектов с целью овладения ими (что характерно для западного образа мысли), а в достижении «однобытия» с миром. Главная заповедь для даоса — следовать Пути, отклонение от Дао есть нарушение космического равновесия, гармонии. При этом «путь» человека индивидуален, и каждому суждено пройти свою собственную «дорогу» в жизни — дорогу, которая тем не менее является частью большого Пути всего сущего:

Ни я, ни кто другой не может пройти

эту дорогу за вас.

Вы должны пройти её сами...

Говоришь ли ты мне, о дорога:

«Не уходи от меня?»

Говоришь ли ты мне: «Не дерзай уходить —

если уйдёшь, ты пропал?»

Ты выражаешь меня лучше, чем я сам

выражаю себя,

Ты больше для меня, чем та песня,

которая создана мной.

Образ дороги непосредственно связан и с традициями романтической метафоризации мотива странствия. Романтический герой, с одной стороны, ищет непосредственного единения со всей Землёю, стремится быть гражданином мира, приблизиться к Вечности. С другой, он никогда не останавливается на достигнутом. Путешествуя, герой чувствует себя свободным, не погружённым в суетные заботы.

Эта идея присутствует в качестве центральной у таких величайших представителей эпохи романтизма, как Л.Тик, Э.Т.А. Гофман и, конечно же, уНовалиса . Наследует её и Уитмен. Лирический герой книги постоянно находится в путешествии. Он познаёт мир, открывает его скрытую, божественную гармонию и красоту, посещает потаённые его уголки. Образ дороги при этом бывает предельно конкретен, материален. Путешествие включает в себя все его реальные атрибуты— «дождевой плащ», «добрую обувь», «палку, срезанную в лесу». «Иду, куда вздумаю, — сам себе полный хозяин, наделённый неограниченной властью », — говорит герой Уитмена. Перед ним расстилается весь мир, он выходит в дорогу «с лёгким сердцем», странствия дают ему «глубокий урок: всё принять, никого не отвергнуть, никому не отдать предпочтения», то есть как бы вобрать в себя мир, раствориться в нём.

Нельзя обойти вниманием и присутствующую у лирического героя Уитмена особую интуитивность в космических прозрениях — качество, чрезвычайно сокровенное. Поэт нигде не говорит напрямую об интуиции, но именно такой подход к действительности, доверие к своему внутреннему опыту во многом определяет его мировоззренческую позицию:Не в школах окончательно испытывать мудрость:

Те, у кого она есть, не могут передать её тем,

у кого её нет.

Вся мудрость — в душе, её нельзя доказать,

она сама обнаружит себя,

И мудрость в каждом предмете, явлении,

качестве, и больше ничего ей не надо...

Есть нечто в потоке вещей и явлений,

что манит её из души...

Интуитивное, непосредственное знание о мире противопоставляется в «Листьях травы» знанию «книжному», выраженному в общепринятых понятиях культуры и науки. «Вьюнок за моим окном больше радует меня, чем метафизика книг», — говорит Уитмен, ибо природа является для него естественным источником космического знания. Человек должен самостоятельно проникнуть в суть вещей; для каждого в мире существуют свои собственные загадки и отгадки, свой собственный путь постижения жизни:

Питательно только зерно;

Где же тот, кто станет сдирать шелуху

для тебя и меня?

Кто справится с лукавством жизни —

для тебя, для меня, кто снимет для нас

оболочку вещей?...

Логика и проповеди никогда не убеждают

людей,

Сырость ночная глубже

проникает

мне в душу.

Дыхание летнего вечера Н.Н.Якимова

Уитменовский герой не перестаёт нас удивлять. Едва мы увидели в нём ясновидца, пророка, обладающего высшим, космическим знанием, как он вдруг признаётся, что вообще мало что понимает в этом мире. Как же это так? — удивимся мы. Однако вспомним знаменитые слова Сократа, которого считали мудрейшим из греков и которому, кстати, Р.Бекк тоже приписывает «приближение» к области космического сознания.

Герой «Листьев травы» предстаёт вдруг заворожённым, как человек, для которого всё вдруг наполнилось новым смыслом, перед которым бессильны язык слов и человеческие понятия. Внезапно расширяются границы восприятия, теряют привычную однозначность самые обыкновенные вещи, разрушая упрощённые представления о них. Мир становится многозначным:

Ребёнок сказал: «Что такое трава?» —

и принёс мне полные горсти травы,

Что я мог ответить ребенку?

Я знаю не больше его, что такое трава.

Может быть, это флаг моих чувств,

сотканный из зелёной материи —

цвета надежды.

И вот уже трава — до смешного знакомое порождение природы — оказывается для Уитмена величайшей загадкой. Поэт не знает, то ли это «платочек от бога» с меткой в углу, то ли это и есть сам ребёнок, то ли это знак космического смысла — «иероглиф, вечно один и тот же». Но у Уитмена нет абстрактной отвлечённости от самой вещи, её внешнего вида, её обычного, «бытового» значения.

Подобный интуитивизм — это почти «хлопок одной ладони» — образ, так хорошо известный всем, кто даже немного знаком с традициями дзен-буддизма. Знаменитый доктор Д.Судзуки, во многом благодаря которому Запад открыл для себя это уникальное восточное учение, отмечал : «До изучения дзена для человека горы — это горы и вода — вода. Когда для него блеснёт истина Дзена, благодарянаставлениям хорошего мастера, горы для него — больше не горы и вода — не вода; позднее, однако, когда он, действительно, достигнет места Покоя (то есть Сатори, высшего света), горы вновь становятся горами, а вода — водой».

Не поэтому ли Уитмен часто лишь констатирует, лишь указывает на невыразимое, на то, что космическое видение есть обладание неким «знанием без знания», которое трудно переводимо или не переводимо вообще на язык слов и понятий?

Я не в силах сказать,

как сгибаются лодыжки моих ног и в чём

причина моего малейшего желания...

Я бы мог сказать, что во мне

и что в вас, но я не умею...

Может быть, я мог бы сказать больше.

Только контуры!.. .

При этом Уитмен находит ценность в недосказанности своих мыслей, в том, что они не являются для читателя догмами, а наполняются каждый раз новыми оттенками смысла в момент прочтения:

Если они не загадка и не разгадка загадки,

они ничто.

Если они не столь же близки мне,

столь далеки от меня, они ничто.

Лао-Цзы видел в подобном восприятии знак высшего постижения сущности вещей. Помните его знаменитый афоризм: «Кто понимает, тот немного знает; кто много знает, тот не понимает»? «Противостояние "этого" и "того" — вот причина затемнения Пути», — говорит другой китайский мудрец Чжуан-Цзы. По словам доктора Судзуки, «праджня (высшая мудрость — В.П.) — одновременно воля и интуиция... Это не аналитическое мышление, работа которого сугубо последовательна. Это прыжок через бездну дуализма и противоречий». Как тут не вспомнить характерные строки из «Песни о себе»: «Но внезапно задать вопрос, прыгнуть далеко за предел, и всё-таки привести ещё ближе...»!

Особая уитменовская парадоксальность, которая достаточно часто встречается в «Листьях травы», возможно, есть попытка совершить прыжок за грань привычной работы ума, линейности логики:

Я ученик среди невежд, я учитель мудрейших,

Я новичок начинающий, но у меня опыт

мириадов веков.

...я столь же глуп, сколь и мудр,

Нет мне забот о других, я только

и забочусь о других.

Во мне и прилив и отлив, я певец

примирения и злобы...

Я поливаю корни всего, что взошло.

Впрочем, Уитмен, со свойственной ему прямотой, и не скрывает собственной непоследовательности:

По-твоему, я противоречу себе?

Ну что же, значит, я противоречу себе.

Часто Уитмен рассуждает как бы попутными замечаниями, но они открывают в казалось бы банальных мыслях искромётную новизну; и эта «непричёсанность» мыслей завораживает читателя:

Читая книгу, биографию прославленную,

человеческой жизнью?

Так, когда я умру, кто-нибудь и мою

опишет жизнь?

(Будто кто по-настоящему знает

что-нибудь о жизни моей.

Нет, зачастую я думаю, я и сам

ничего не знаю о своей подлинной жизни.

Несколько слабых намёков, несколько сбивчивых,

разрозненных, еле заметных штрихов,

Которые я пытаюсь найти для себя самого,

чтобы вычертить здесь.)

И тут восприятие читателя начинает словно работать в новом режиме. С понятий и предметов как бы спадает вуаль, открывая их подлинную суть. Уитмен стремится к простоте выражения мыслей, в его стихах нет ничего надуманного, усложнённого. О ценности подобной безыскусности говорил Лао-Цзы:

Проявляй простоту некрашеного холста.

Содержи в себе безыскусность

неотделанного куска дерева.

Именно таким предстаёт перед нами Уолт Уитмен. Та непостижимая особенность его личности, которую Р.Бекк относит к области космического сознания, придаёт облику поэта своеобразную неуловимость, непонятную до конца и ему самому:

Есть во мне что-то — не знаю что,

но знаю: оно во мне...

Я его не знаю — оно безымянное — это слово,

ещё не сказанное.

Его нет ни в одном словаре, это не изречение,

не символ.

Нечто, на чём оно качается, больше Земли,

на которой качаюсь я.

Для него вся Вселенная — друг, чьё объятье

будит меня.

Пытаясь хоть как-то объяснить свою скрытую суть, лирический герой соотносит себя с природой, которая также открыта человеку и в которой, тем не менее, всегда присутствует недосказанность, тайна:

По-твоему, я притворщик,

и у меня есть затаённые цели?

Ты прав, они есть у меня,

так же как у апрельских дождей

у слюды на откосе скалы.

Тебе кажется, что я жажду тебя удивить?

Удивляет ли свет дневной

или горихвостка, поющая в лесу спозаранку?

Разве я больше удивляю, чем они?...

О невыразимости своего трансцендентального опыта говорили Моисей, Магомет, Данте и Блейк. Их слова часто сбивчивы и противоречивы, рассказы кажутся неполными и непоследовательными, однако они породили величайшие по своему значению для мировой культуры книги. К подобным книгам относятся Упанишады, Дао Дэ Дзин, Дхамма-пада, Каббала, Библия, Коран и, если обратиться к менее известным произведениям, — мистические поэмы суфиев, писания св.Терезы, М.Экхарта, Я.Бёме. К разряду произведений, споры о сокровенной сущности которых продолжают вестись, можно отнести и «Листья травы» Уолта Уитмена .

Можно по-разному относиться к теориям канадского доктора медицины, мистика Р.Бекка, но то, что со страниц «Листьев травы» звучат древнейшие эзотерические истины, в которых воплощено сакральное знание о космосе и человеке, порой действительно поражает:

180 лет спустя...

Представьте все, кто читает меня:

а вдруг, невидимый вами,

теперь смотрю на вас...

Слова моей книги — ничто,

её стремление — всё.

Одинокая книга, с другими не связанная,

её не постигнешь рассудком.

Но то сокровенное, что в ней сказано,

прорвётся на каждой странице...

Это поистине мысли всех людей,

во все времена, во всех странах,

они родились не только во мне.

Если они не твои, а только мои,

они ничто или почти ничто.

И вот, перечитывая Уитмена, мы обнаруживаем в его стихах новое богатство смысла. При этом поэт остаётся предельно открытым, доступным. Перед нами живой человек, и мысли его движутся естественно и свободно.

Невозможно дать однозначный ответ по поводу истоков творческого вдохновения Уолта Уитмена, как, впрочем, и любого другого поэта. Обладал ли он особым, космическим сознанием или что-то другое придало книге «Листья травы» её неповторимый колорит, глубину и неиссякаемую энергию? Ни одно из объяснений не исчерпывает полноты творческого дара американского поэта. Нас разделяют уже почти два столетия, а ценность и актуальность его поэзии не ослабевают.

Для чего мы обращаемся к поэзии? Ищем ли в ней просто рифмованные строки или же пытаемся понять себя, найти ответы на волнующие нас вопросы бытия?

Уитмен рушит традиционное представление о поэзии и заставляет по-новому видеть окружающий мир. Поэт постоянно пытается снять все условности (в том числе и «поэтические») и в этом видит возможность подлинного познания действительности. «Тот не поймёт моей книги, кто захочет смотреть на неё как на литературное явление с эстетическими и художественными задачами», — писал он в предисловии. Мир «Листьев травы» — это сама жизнь. Жизнь, которая не имеет пределов — ни в пространстве, ни во времени.

Д.Судзуки. «Основы дзен-будцизма». Бишкек, 1993.

И конечно же «Генезис духа» Ю.Словацкого. — Прим. ред.

Уолтер Уитмен (англ. Walt Whitman), родившийся в Хантингтоне, на Лонг-Айленде, работал журналистом, учителем, правительственным клерком и, помимо публикации своих стихов, был волонтером во время Гражданской войны в США. В начале своей карьеры он также написал роман в стиле эпохи Возрождения «Франклин Эванс» (1842).

Основная работа Уолта Уитмена - «Листья травы» - была впервые опубликована в 1855 году за его собственный счет. Она была попыткой установить связь с обычным человеком, сделанной с подлинно американским размахом. Он продолжал расширять и пересматривать эту работу до самой своей смерти в 1892 году. После инсульта, к концу своей жизни, он перебрался в Камден (штат Нью-Джерси), где его здоровье только ухудшилось. Когда он умер в возрасте 72 лет, его похороны стали публичным мероприятием. Был объявлен национальный траур.

Стихи Уолта Уитмена до сих пор пользуются большой популярностью в США. Что удивительно, если учесть, как поздно он обратился к поэзии.

Ранние годы

Биография Уолта Уитмена началась 31 мая 1819 года в Уэст-Хиллз, в городе Хантингтоне (Лонг-Айленд). Он родился в семье квакеров Уолтера и Луизы Ван Вельсор Уитмен. Будучи вторым из девяти детей, он сразу получил прозвище Уолт, данное специально для того, чтобы отличить его от отца. Уолтер Уитмен-старший назвал трех из своих семи сыновей в честь выдающихся американских лидеров: Эндрю Джексона, Джорджа Вашингтона и Томаса Джефферсона. Самый старший был назван Джесси, а еще один мальчик умер в возрасте шести месяцев, так и не получив имени. Шестой сын пары, младший, был назван Эдвардом. В возрасте четырех лет Уитмен переехал со своей семьей с Западных холмов в Бруклин.

Уолт Уитмен описывал свое детство как довольно беспокойное и несчастное, учитывая сложный экономический статус семьи. Один счастливый момент, о котором он позже вспоминал, был связан с маркизой де Лафайетт, которая подняла его в воздух и поцеловала в щеку во время празднования в Бруклине Дня независимости 4 июля 1825 года.

Учеба и юность

В возрасте одиннадцати лет Уолт Уитмен окончил официальное обучение. Затем он искал работу с целью помочь своей семье. Какое-то время будущий поэт работал помощником двух адвокатов, а позже был стажером и журналистом в еженедельных газетах «Лонг-Айленд» и «Патриот» под редакцией Самуэля Э. Клементса. Там Уитмен узнал о печатном станке и верстке. Это приносило хоть какие-то деньги, в отличие от новомодных популярных стихов.

Поиск призвания

Следующим летом Уитмен работал в издании Эрастуса Уортингтона в Бруклине. Его семья вернулась на Западные холмы весной, но Уитмен остался и устроился на работу в магазине Алдена Спунера, редактора ведущей еженедельной газеты «Звезда Лонг-Айленда».

В это время Уитмен стал постоянным посетителем местной библиотеки, присоединился к дискуссионному обществу города, начал посещать театральные представления, анонимно опубликовал некоторые из своих ранних стихов в «Нью-Йоркском Зеркале».

В мае 1835 года Уитмен покинул Бруклин. Он переехал в Нью-Йорк, чтобы работать композитором. Попытался найти постоянную работу, но испытывал трудности (отчасти из-за сильного пожара в полиграфическом и издательском округе и отчасти из-за общего краха в экономике, приведшего к кризису 1837 года).

В мае 1836 года он присоединился к своей семье, теперь жившей в Хемпстеде (Лонг-Айленд). Уитмен преподавал с перерывами в различных школах до весны 1838 года, хотя он не был хорошим учителем. В будущем ему принесут популярность стихи.

После своих попыток преподавания Уитмен вернулся в Хантингтон (Нью-Йорк), чтобы основать собственную газету «Лонг-Айлендер». Уитмен работал издателем, редактором, прессменом, дистрибьютором, и даже осуществлял доставку товаров на дом.

Через десять месяцев он продал издание Э. О. Кроуэлу. Первый выпуск появился 12 июля 1839 года. Известных сохранившихся экземпляров газеты, опубликованных под началом Уитмена, нет. К лету 1839 года он нашел работу в качестве наборщика текста в газете "Демократ Лонг-Айленда" под редакцией Джеймса Дж. Брентона.

Инцидент в Саутхолде

Вскоре будущий поэт ушел из газеты и сделал еще одну попытку стать преподавателем. Он занимался этим ремеслом с зимы 1840 года до весны 1841-го. Одна история, возможно апокрифическая, рассказывает о том, как Уитмена с позором отстранили от учебной работы в Саутхолде (Нью-Йорк) в 1840 году. После того как местный проповедник назвал его «содомитом», Уитмен, как утверждается, был обмазан смолой и покрыт петушиными перьями. Биограф Джастин Каплан отмечает, что история, вероятно, вымышлена, потому что Уитмен регулярно отдыхал в городе после этой, как утверждается, весьма унизительной ситуации. Биограф Джером Ловинг называет этот инцидент мифом.

Первые творческие потуги

Уолт Уитмен переехал в Нью-Йорк в мае 1841 г. Сначала трудился на низкооплачиваемой работе в Новом Свете под управлением Бенджамина-старшего и Руфуса Уилмот Грисволда. Он продолжал работать в течение коротких промежутков времени для различных газет: в 1842 году был редактором «Авроры», а с 1846-го по 1848-й трудился в «Бруклинском орле».

В 1852 году Уитмен написал роман под названием «Жизнь и приключения Джека Энгла». Это была отчасти автобиография, отчасти история Нью-Йорка того времени, где читатель мог найти некоторых знакомых персонажей из обыденной столичной жизни.

В 1858 году Уитмен опубликовал серию тестов, состоящих из 47 000 слов, под общим названием «Мэнни - здоровье и обучение». Для этих публикаций он использовал псевдоним Моз Вельсор. По-видимому, он вывел имя Вельсор из фамилии Ван-Вельсор, принадлежавшей его матери. В этом руководстве по самопомощи рекомендуются ношение бороды и солнечные ванны, удобная обувь, ежедневное купание в холодной воде, употребление мяса, много свежего воздуха и утренние прогулки. Современники называли этот труд "причудливым и дурацким псевдонаучным трактатом".

Уолт Уитмен, "Листья травы"

Уитмен утверждал, что после нескольких лет безрезультатной погони за признанием он наконец-таки решил стать поэтом. Сначала он экспериментировал со множеством популярных литературных жанров, ориентируясь на культурные вкусы того времени. Еще в 1850 году начало зарождаться то, что вскоре станет легендарными «Листьями травы» Уолта Уитмена. Этот сборник стихов он будет продолжать редактировать и пересматривать до самой своей смерти. Уитмен намеревался написать отчетливо американский эпос и использовал для этого свободный стих с высокопарным стилем, основанным на Библии. В конце июня 1855 года Уитмен удивил своих братьев уже напечатанным первым изданием «Листьев травы». Джордж, однако, не счел нужным даже читать его.

Уитмен заплатил за публикацию первого издания «Листьев травы» и напечатал его в местной типографии во время перерывов от своей основной работы. Было напечатано 795 экземпляров. Уитмен не был указан как автор, вместо этого перед титульной страницей выгравировали его портрет, сделанный Самуэлем Холлиером. Там же был напечатан пространный текст: «Уолт Уитмен, американец, грубый, космический, беспорядочный, плотский и чувственный, не сентиментальный, не стоит выше мужчин или женщин или вместо них, не более скромный, чем нескромный».

Основному тексту предшествовало прозаическое предисловие из 827 строк. Следующие двенадцать стихотворений без названия вмещали 2315 строк, 1336 из них принадлежали к первому безымянному стихотворению, позже названному «Песня о себе».

Книга получила похвалу от Ральфа Уолдо Эмерсона, который написал лестное пятистраничное письмо Уитмену и высоко оценил его труд, советуя его всем своим знакомым. Первое издание «Листьев травы» было широко распространено и вызвало значительный интерес со стороны читателей частично благодаря одобрению Эмерсона, но иногда подвергалось критике за кажущуюся «неприличную» природу поэзии. Геолог Джон Питер Лесли написал Эмерсону, назвав книгу «дрянной, осквернительной и непристойной», а автора - «претенциозной задницей». 11 июля 1855 года, спустя несколько дней после публикации первой книги Уолта Уитмена, его отец умер в возрасте 65 лет.

Жизнь после славы

Спустя несколько месяцев после первого издания «Листьев травы» критические отзывы в адрес книги стали больше сосредотачиваться на потенциально оскорбительных сексуальных темах. Хотя второе издание уже было напечатано, издатель в итоге не выпустил и половины тиража. В конце концов издание отправилось в розницу с 20 дополнительными стихотворениями в августе 1856 года. «Листья травы» были пересмотрены и переизданы в 1860 г., потом - в 1867 г. и еще несколько раз на протяжении всей жизни Уитмена. Несколько известных писателей восхищались работой Уитмена, в том числе Амос Бронсон Олкот и Генри Дэвид Торо.

Во время первых публикаций «Листьев травы» Уитмен испытывал финансовые трудности и был вынужден снова работать журналистом, в частности сотрудничать с «Бруклинскими временами» с мая 1857 года. В качестве редактора он следил за содержанием газеты, предоставлял обзоры книг и писал редакционные статьи. Он оставил работу в 1859 году, хотя не ясно, был он уволен или решил уйти сам. Уитмен, который обычно содержал подробные записные книжки и журналы, оставил очень мало информации о себе в конце 1850-х годов.

Болезнь и смерть

После перенесенного паралитического инсульта в начале 1873 года поэт был вынужден переехать из Вашингтона в дом своего брата Джорджа Вашингтона Уитмена, инженера, на 431 Stevens Street в Камдене (штат Нью-Джерси). Его больная мать тоже находилась там и вскоре умерла. Оба события были трудными для Уитмена и заставили его чувствовать себя подавленным. Он оставался в доме своего брата, пока не купил жилье в 1884 году. Однако, прежде чем приобрести свой дом, он провел много времени у своего брата на улице Стивенса. Находясь там, он был очень продуктивным: издал три версии «Листьев травы» наряду с другими произведениями. Он принимал у себя в гостях Оскара Уайльда, Томаса Икинса. Его брат, Эдвард, инвалид с рождения, жил в том же доме.

Когда его брат и невестка были вынуждены переехать по деловым соображениям, он купил свой собственный дом на 328 Микл-Стрит. Сначала обо всем позаботились арендаторы - поэт был полностью прикован к постели большую часть своего времени. Тогда же он начал общаться с Мэри Оукс Дэвис - вдовой морского капитана. Она была его соседкой, жила с семьей на Бридж-авеню, всего в нескольких кварталах от Микл-стрит.

Она съехалась с Уитменом 24 февраля 1885 года в качестве экономки в обмен на бесплатную аренду. Женщина привезла с собой кошку, собаку, две горлицы, канарейку и других животных. За это время Уитмен выпустил новые издания «Листьев травы» в 1876, 1881 и 1889 годах.

В тот период Уитмен проводил большую часть своего времени в тогдашнем довольно пуританском сообществе Лорел-Спрингс (между 1876 и 1884 годами), превратив одно из зданий на Стаффорд-Фарм в свой летний дом. Восстановленный летний дом был сохранен в качестве музея местным историческим обществом. Здесь была написана часть его «Листьев травы». Для него Лорел-Лейк был «самым красивым озером в Америке и Европе».

По мере приближения конца 1891 года он подготовил окончательное издание «Листьев травы», версия которого получила название Deathbed Edition («Издание смертного ложа»). Готовясь к смерти, Уитмен заказал гранитный мавзолей в форме дома за 4000 долларов и часто посещал его во время строительства. В последнюю неделю своей жизни он был слишком слаб, чтобы поднять нож или вилку, и написал: «Я страдаю все время: у меня нет облегчения, нет избавления - монотонно-монотонно-монотонно от боли».

Уитмен скончался 26 марта 1892 года. Вскрытие показало, что его легкие уменьшились до одной восьмой их нормальной дыхательной способности в результате бронхиальной пневмонии и что абсцесс размером с яйцо на груди разрушил одно из его ребер. Причину смерти официально обозначили как «плеврит, истощение правого легкого, общий милиарный туберкулез и паренхиматозный нефрит». Публичный осмотр тела проводился в его доме в Камдене, более трех тысяч человек посетили его за три часа. Из-за того, что все вокруг было осыпано цветами и венками, дубовый гроб Уитмена оказался едва заметен.

Через четыре дня после смерти он был похоронен в своей гробнице на кладбище Харлей в Камдене. Там была проведена еще одна публичная церемония, в которой друзья выступили с речами, играла живая музыка и разливались разнообразные напитки. Друг Уитмена, оратор Роберт Ингерсолл, произнес хвалебную речь в честь поэта. Позже останки его родителей, двух братьев и их семей были перенесены в мавзолей. Ныне памятники Уитмену украшают многие города США.

Особенности творчества

Творчество Уитмена стирает границы поэтической формы и классической прозы. Он также использовал необычные образы и символы в своих стихах, в том числе гниющие листья, пучки соломы и обломки. Он открыто писал о смерти и сексуальности, даже описывал проституцию. Его часто называют отцом свободного стиха, хотя он и не изобретал его. Цитаты Уолта Уитмена хорошо расходились благодаря его необычному стилю.

Поэтическая теория

Уитмен считал, что между поэтом и обществом существует жизненно важная, Она была особо подчеркнута в «Песне о себе» с использованием повествования от первого лица. Как поклонник американского эпоса, он отклонился от исторической традиции использования возвышенных героев, и вместо этого обратился к личностям простых людей. «Листья травы» также были ответом на то воздействие, которое недавняя урбанизация в Соединенных Штатах оказала на массы. В этом контексте особенно примечательна поэма Уолта Уитмена «О капитан мой, капитан».

Сексуальная ориентация

Хотя биографы продолжают обсуждать наклонности Уитмена, его обычно называют гомосексуалом или бисексуалом. Ориентация Уитмена обычно выводится на основе его поэзии, хотя это предположение оспаривается. Его творчество изображает любовь и сексуальность более земным образом, распространенным в американской культуре до медикализации сексуальности в конце XIX века. Поэзия Уолта Уитмена характеризуется едва заметным гомоэротизмом.

УОЛТ УИТМЕН

Это сейчас Уолт Уитмен - любимая американской публикой фигура, он остался в народной памяти этаким добродушным пожилым дядюшкой с развевающейся седой бородой. Но среди современников Уитмен считался нарушителем спокойствия. Один критик даже назвал его «самым грязным животным своей эпохи». Бостонский «Интеллидженсер» в рецензии на величайшее творение Уитмена, сборник «Листья травы», нападал на поэта в самых нелестных выражениях: «Сам автор, описывая себя, упирает на собственную звероподобность. Он попирает человеческое достоинство, и за такие подвиги мы не можем придумать для него лучшей «награды», чем кнут. Автор этого опуса хуже скотины, поэтому его следует вышвырнуть из приличного общества. Возможно, он сбежавший из сумасшедшего дома жалкий безумец, пребывающий в состоянии бреда».

Предметом споров, разумеется, был секс. Уитмен в своих стихах воспевал секс с откровенностью, доселе в Америке невиданной. Он выступал адвокатом мужского «братства», часто со сладострастием описывал мужское тело и неоднократно упоминал о достоинствах самоудовлетворения, что с первого появления в печати его «варварских воплей» вызвало волну гнева со стороны всевозможных поборников цензуры.

Уитмен, как никто другой, много писал об Америке, трубил о ней, воспевал ее. Его неуемные патриотические мотивы, нашедшие воплощение в таких стихотворениях, как «Слышу, поет Америка…», потом неоднократно использовались в слезоточивых роликах, рекламирующих американские автомобили, не говоря уж об избирательной кампании Рональда Рейгана «Утро в Америке». Всякий раз, когда Вуди Гатри или Боб Дилан начинали перечислять добродетели и грехи американцев, они брали пример с Уитмена.

Уитмен любил говаривать, что он сам и его произведения - это одно и то же и что «Листья травы» - история его жизни. В некотором смысле это действительно так, однако в жизни Уитмена было много всего и помимо поэзии. У него было восемь братьев и сестер, и двое из них страдали серьезными душевными заболеваниями. Сам Уитмен был здоров как конь, и душевно, и физически, и чувствовал себя не в своей тарелке, только когда вынужден был работать в помещении: в тесных кабинетах газетных издательств или в классе школы на Лонг-Айленде, где он учительствовал. Наконец в 1849 году Уитмен нашел применение своей клокочущей творческой энергии, приступив к работе над первым вариантом «Листьев травы», постоянно разраставшегося сборника стихотворений, который поэт многократно дописывал и переиздавал на протяжении всей жизни.

Шесть лет спустя сборник был наконец опубликован и получил высокую оценку от светочей американского литературного сообщества, спровоцировав при этом шквал негодования со стороны прессы и истеблишмента. «Приветствую вас, стоящего в самом начале грандиозной карьеры», - написал Уитмену Ральф Уолдо Эмерсон (разумеется, «скромный» поэт, ничтоже сумняшеся, включил этот отзыв во второе издание своего труда). У Уитмена появились свои последователи, но одновременно он сделался объектом нападок. В 1865 году министр внутренних дел Джеймс Харлан уволил Уитмена с должности, которую поэт занимал в Бюро по делам индейцев, в порядке борьбы за улучшение морального облика департамента. Шныряя вокруг стола Уитмена, Харлан наткнулся на последнее издание «Листьев травы». Много лет спустя знаменитый критик и публицист Генри Луис Менкен отозвался об этом инциденте так: «Тот день в 1865 году свел самого великого поэта из всех, кого когда-либо рождала американская земля, и самого жуткого осла на свете».

Большую часть Гражданской войны Уитмен провел в Вашингтоне, работая санитаром-волонтером и ухаживая за больными и ранеными солдатами. При этом он нашел время, чтобы отправить своего брата Джесса в психиатрическую лечебницу. В 1863 году другой его брат, Эндрю, умер в возрасте тридцати шести лет, оставив после себя двоих детей и беременную жену-алкоголичку, которая позже стала проституткой. Так что совершенно неудивительно, что Уитмен предпочитал общаться с калеками, а не с родственниками.

После войны он продолжил перерабатывать свой поэтический сборник. Уитмен часто посещал бейсбольные матчи, писал очерки о демократии и выстраивал то, что стало единственным длительным романом в его жизни, - связь с трамвайным вагоновожатым ирландского происхождения Питером Дойлом. В 1873 году Уитмен перенес инсульт, после которого левую сторону его тела парализовало. Он перебрался в Кэмден, штат Нью-Джерси, в дом своего брата, где и прошел остаток его жизни. Большую часть времени поэт проводил в ванной, плескаясь и распевая национальный гимн США «Знамя, усыпанное звездами», песню «Когда Джонни вернется домой» и разнообразные итальянские оперные арии. В последние годы перед ним прошел настоящий парад знаменитых гостей, включая Оскара Уайльда, который заглянул, чтобы поболтать о том о сем и почерпнуть у старика мудрости. Второй инсульт, последовавший в 1888 году, совсем подкосил поэта, и четыре года спустя Уитмен умер. Ему было семьдесят два года - весьма почтенный по тогдашним меркам возраст.

ПРЕКРАСНЫЙ ГОЛУБОЙ ПОЭТ

Сексуальная ориентация Уитмена не была секретом для публики даже при жизни поэта. Стоило только однажды увидеть его, как все становилось понятно. А если не становилось, то, чтобы убедиться, достаточно было прочитать его «Песню о себе» с откровенно эротичными описаниями мужского тела. Этот мужчина определенно питал нежные чувства к другим мужчинам - по большей части к их неотесанной, неграмотной рабочей разновидности. Записные книжки Уитмена испещрены описаниями водителей автобусов, рабочих на пароме и прочих «грубых и не умеющих читать» мужланов, которых он встречал - или, выражаясь точнее, подбирал на улицах Манхэттена. Впоследствии Уитмен записывал в своей маленькой черной книжечке их имена, приметы и адреса:

Джордж Фитч - мальчик-янки - водитель… Симпатичный высокий парень, курчавые волосы, черноглазый…

У Калвер, мальчик в ванне, 18 лет…

Став постарше, Уитмен прекратил случайную охоту и перешел к длительным отношениям с Питером Дойлом, трамвайным вагоновожатым, с которым познакомился в 1865 году в Вашингтоне. Дойл был типично уитменов-ским персонажем. «Великолепный, большой, искренний, полнокровный, всегда божественно щедрый, работящий мужик» - вот как описывал его поэт. «Мы как-то сразу сошлись, - говорил Дойл о том вечере, когда они встретились. - Я положил руку ему на колено. Мы все поняли. Он не сбежал до самого конца путешествия, всю обратную дорогу он был со мной. С того дня мы стали наилучшими друзьями». Они оставались друзьями и, по всем признакам, любовниками до 1892 года, то есть до самой смерти Уитмена.

Гомосексуальные отношения, какими бы осторожными и благоразумными они ни были, считались в те времена скандалом, поэтому Уитмену приходилось порой идти на всяческие ухищрения, чтобы их скрыть. Он заменил местоимения в некоторых своих наиболее эротических стихотворениях с «он» на «она», смягчил кое-какие пассажи и даже изъял из более поздних изданий «Листьев травы» целые фрагменты. Упоминая о Питере Дойле в своих записных книжках, он пользовался шифром «16.4» (по инициалам Дойла: «Р» - шестнадцатая буква английского алфавита, a «D» - четвертая). В других местах он писал о Дойле «она». Когда один журналист во время интервью застал

Уитмена врасплох, поинтересовавшись, подразумевает ли идеальная мужская дружба гомосексуальную связь, поэт запаниковал и ляпнул, что у него есть женщина, родившая от него шестерых внебрачных детей. Стоит ли упоминать, что имя и местожительство этой воображаемой дамы так и остались неизвестны.

АВРААМ-ПАМ-ПАМ!

Уитмен был всерьез увлечен Авраамом Линкольном, которого он в 1865 году воспел в стихотворении «О, капитан! Мой капитан!». Во время Гражданской войны, работая санитаром в Вашингтоне, Уитмен часто видел президента и его конную гвардию на улицах города. Судя по сохранившимся описаниям их встреч, поэт считал долговязого политика лакомым кусочком:

«Я ясно видел лицо Авраама Линкольна, темное от загара, с глубокими морщинами и всегда обращенными на меня глазами, в которых заметно выражение глубокой скрытой грусти. Возможно, читателю доводилось видеть подобные физиономии (часто такие бывают у пожилых фермеров, моряков и т. п.), в которых, помимо невзрачности или даже уродства, читаются признаки превосходства, ускользающие, хотя и осязаемые, и делающие живость их лиц почти не поддающейся описанию, как невозможно записать запах природы, или вкус плода, или взволнованный голос, - именно такое лицо у Линкольна, все в нем странно: цвет кожи, морщины, глаза, рот, выражение. В классическом понимании красоты в нем нет ничего красивого, но глазу великого художника в нем открывается ценный образец для наблюдения, пир духа и источник вдохновения».

ТРОГАТЕЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ

Предполагаемой склонности Уитмена к онанизму посвящено немало диссертаций. В самом деле, достаточно ознакомиться с его стихотворениями, пестрящими постоянными упоминаниями о прикосновениях (не говоря уж о таких строках, как «Дергая за сосцы моего сердца, пока из них не закаплет»), чтобы сделать вывод: величайший поэт Америки был также и самым увлеченным поклонником самоудовлетворения. Конечно, во времена Уитмена такие вещи обычно именовали «самоосквернением». Мастурбация, или онанизм, считалась прямой дорогой к гомосексуализму. Даже такое светило тогдашней медицины, как Сильвестр Грэм, реформатор науки о питании и создатель грэмовского крекера, отзывался об онанизме как о «худшем из сексуальных отклонений».

ДИКИЙ-ДИКИЙ УАЙЛЬД

Если каким-то двоим по-настоящему великим писателям и суждено было встретиться, то это были Уолт Уитмен и Оскар Уайльд. Две гей-иконы познакомились в январе 1882 года, когда Уайльд навестил Уитмена в Кэмдене, штат Нью-Джерси. Ирландский писатель поведал американскому поэту, как сильно он любит «Листья травы», сборник, который мама часто читала ему в детстве. Уитмен ответил Уайльду поцелуем прямо в губы. Они пили вино из бузины и горячий пунш и беседовали о текущей ситуации в поэзии. Позже Уайльд выслал старику в качестве сувенира свой собственный портрет. Впоследствии, оценивая встречу, оба признавали, что были восхищены и взволнованы. Уитмен описывал Уайльда как «отличного, крупного и симпатичного юношу», а Уайльд хвастался своим друзьям: «Я еще чувствую на своих губах поцелуй Уитмена».

ЧЕРЕП ЧЕРЕПУ РОЗНЬ

Уитмен жил в золотой век френологии, когда считалось, что ум и характер человека определяются физическими параметрами его черепа. Сейчас френология признана лженаукой, однако в XIX веке у нее находилось немало

последователей среди знаменитостей, был в их числе и Уитмен. В 1840-е годы поэт часто посещал френологические дискуссии и выписывал журналы по френологии. В 1849 году он даже предоставил свою голову для «считывания» одному практикующему френологу. Черепушка Уитмена, по словам этого «специалиста», превышала средние размеры, была «чудесно развита» и свидетельствовала о том, что такие показатели, как дружелюбие, сопереживание и самооценка, находятся на высоком уровне. А среди недостатков были названы «леность, склонность к сладострастию… некоторая безрассудность и подвластность животным инстинктам… и при этом переизбыток человеческих качеств». Неудивительно, что Уитмен стал одним из главных поборников этой псевдонауки, ведь она описала его в точности до малейшей черточки.

В ЧАСЫ, СВОБОДНЫЕ ОТ НАПИСАНИЯ СТИХОВ И МЕЧТАНИЙ ОБ ОБОЖАЕМОМ ИМ АВРААМЕ ЛИНКОЛЬНЕ, УОЛТ УИТМЕН ПОДОЛГУ СИДЕЛ В ВАННОЙ, ПЛЕСКАЯСЬ И РАСПЕВАЯ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГИМН «ЗНАМЯ, УСЫПАННОЕ ЗВЕЗДАМИ».

МОЗГОВОЙ ШТУРМ

Девятнадцатое столетие было золотым веком для всяческих шарлатанов и недотеп от науки. Заботясь о прогрессе, Уитмен завещал свой мозг Американскому антропометрическому обществу. Но какой-то неуклюжий лаборант уронил скопище серых клеточек поэта и даже не потрудился подобрать остатки. Мозги вместе с мусором попали в корзину. Когда об этом разошлась молва, на хранилище общества был совершен налет. В итоге коллекция знаменитых мозгов сократилась с двухсот экземпляров до восемнадцати.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги 100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок автора Расселл Пол

Из книги 20 великих бизнесменов. Люди, опередившие свое время автора Апанасик Валерий

Глава IV Императоры семейных развлечений Уолт Дисней и Рэй Крок Уолт Дисней – художник-аниматор, режиссер и продюсер, основатель «империи развлечений» The Walt Disney Company. 19015 декабря в Чикаго (штат Иллинойс, США) родился Уолтер Элайас Дисней. Его мать была домохозяйкой, а отец

Из книги 100 великих поэтов автора Еремин Виктор Николаевич

Уолт Дисней Уолту Диснею удалось превратить мир фантазии, «волшебную страну детства», в многомиллионную индустрию и увлечь своими фильмами не только детей, но и взрослых. Ведь, как он говорил, «взрослые – это просто выросшие дети». В области мультипликации Дисней был

Из книги 100 знаменитых американцев автора Таболкин Дмитрий Владимирович

Уолт Дисней Vs. Рэй Крок В наши дни две империи развлечений – McDonald’s Corporation и The Walt Disney Company – крепко опираются друг на друга для привлечения новых клиентов и увеличения продаж. Во многих странах к «Хэппи мил» – детскому обеду МcDonald’s – неизменно прилагается игрушка из

Из книги Мистика в жизни выдающихся людей автора Лобков Денис

УОЛТ УИТМЕН (1819-1892) Еще при жизни Уитмен стал жупелом гомосексуалистов англоязычного мира. Ныне он считается зачинателем движения за равноправие сексуальных меньшинств. Величайший поэт Америки, он создал всего одну книгу и писал ее всю жизнь.Родился Вальтер Уитмен 31 мая

Из книги автора

ДИСНЕЙ УОЛТ (род. в 1901 г. – ум. в 1966 г.) Выдающийся художник, режиссер, продюсер, создатель целой серии полнометражных мультфильмов, снискавших ему мировую славу. Доктор изящных искусств, обладатель 29 премий «Оскар» и высшей гражданской правительственной награды США –

Из книги автора

УИТМЕН УОЛТ (род. в 1819 г. – ум. в 1892 г.) Поэт, автор книги стихов «Листья травы». В начале XX в. слава американского поэта Уолта Уитмена была поистине огромна. Он, несомненно, повлиял своей образной системой на мировоззрение американцев. Популярен Уитмен был и в России. Его