Отношение столыпина к монархии. Третьеиюньская монархия. Столыпинские реформы. «Какое точное выполнение своей программы!»
Имевший возможность в течение длительного времени близко наблюдать деятельность П.А. Столыпина, сменившего на посту председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, известный государственный деятель В.И. Гурко писал: «Кроме врожденной интуиции - этого высшего качества истинно государственных деятелей - Столыпин обладал и другим свойством - способностью вселять в своих слушателей и вообще в лиц, с которыми он имел дело, уверенность в искренности высказываемых им суждений. Какими-то невидимыми флюидами он привлекал к себе людей и внушал к себе доверие и даже привязанность. В сущности, Столыпин был рожден для лидера крупной политической партии, и, родись он в стране с упрочившимся парламентским строем, он, несомненно, таковым и был бы» . То же подтверждал и хорошо знавший Петра Аркадьевича И.И. Тхоржевский, писавший о том, что премьер «был не столько администратором, сколько политиком» .
Столыпин слишком резко скакнул во власть: всего три месяца потребовалось Саратовскому губернатору, чтобы сесть в кресло Председателя Совета Министров. Сторонники Петра Аркадьевича видели в этом одну лишь положительную сторону: «Не "объезженный" в петербургских канцеляриях...» Но как все-таки быть - при любых способностях - с отсутствием опыта чиновника общероссийского масштаба?..
Лишь немногие (вроде престарелого князя В.П. Мещерского, писавшего о П.А. Столыпине, что «он чист, как хрусталь, и честен, как агнец») считали высшей похвалой для чиновника его чуждость бюрократии.
Далеко не все думающие современники, заметим, восхищались деятельностью нового премьера, подчеркивая, что «в качестве политического деятеля у Столыпина был серьезный пробел, а именно полнейшее отсутствие какой-либо собственной строго продуманной, сколько-нибудь целостной программы» . Даже идея т.н. «Столыпинской» аграрной реформы, на самом деле, принадлежала Государю. Она разрабатывалась Им на протяжении долгого времени, о чем мы подробно писали в нашей книге «А кругом широкая Россия...».
Упоминали мы там и о личной жертве Государя: безвозмездной передаче Им для безземельных и малоземельных крестьян-переселенцев принадлежавших Ему лично земель на Алтае. По словам помощника начальника Переселенческого управления И.И. Тхоржевского, «в Сибирь шло ежегодно по несколько сотен тысяч крестьян, в особенности со времени отдачи под переселение всех Кабинетских земель Алтая. Этот широкий "алтайский" жест Русской Монархии прошел, кстати сказать, незамеченным, неоцененным. Единственный сибирский "помещик" - Кабинет Его Величества - отдал даром, без всякого выкупа от казны, громадные, ценнейшие земли Алтая, в заветнейшем крестьянском раю, переселенцам - Именем Государя. "И никакой благодарности". Помню эти спокойные слова отнюдь не политика, старого и спокойного министра Двора, графа В.Б. Фредерикса. В них не было укора, не было даже особой горечи: был просто факт, исторический и совершенно безспорный...»
Секрет этой «незамеченности» Царской жертвы открыл после февральского переворота 1917 г. во время допросов в ЧСК известный думец и масон А.И. Шингарев. «...Интересна была история, - говорил Андрей Иванович, - с легальным титулом по землям Алтайского округа, перешедшим к Кабинету. Эта история возникла в бюджетной комиссии потому, что Кабинет уступил (это уступил вместо пожертвовал лучше всего характеризует личную непорядочность думцев. - С.Ф. ) под переселение [...] несколько тысяч десятин земли [...] Нас интересовал вопрос, почему, собственно, эти земли принадлежат Кабинету, откуда получилась собственность Кабинета на Алтайский округ. Опять стали приставать к ним, очень долго приставали, требуя легального титула. Этот вопрос так и не разъяснился, потому что нам сообщили опять-таки копию какого-то Указа Елизаветы Петровны, Которая купила у Демидова на Алтае завод, медные и еще какие-то рудники и земли, вокруг лежащие. И вот земли, вокруг лежащие, оказались десятками тысяч десятин всего Алтайского округа. Причем самый Указ в подлиннике не предъявлен. Сказали, что хранится где-то в Барнауле, в каком-то управлении в малахитовой коробке. Мы его не видели» .
А что, спросим, съездить было трудно, если уж так свербело? Что Барнаул находился в каком-то недоступном для думских пролаз Беловодье? Скорее всего, все-таки в Таврическом дворце знали, что бумага имеется и потому почли за лучшее оставить все как бы под сомнением. Таким образом, когда «лучшие русские люди» поняли, что опорочить Царский дар им не удастся, они его просто надежно замолчали.
Но это думцы. А что же высшая бюрократия?
«По старинной традиции, - писал чиновник старого склада Ю.С. Карцов, - Царский министр не дерзал быть популярным. Обаяние власти ставя выше всего, благое и популярное предоставлял он Царю, а неблагодарное и возбуждающее ненависть безропотно принимал на себя. Наступило время, когда, вместо того, чтобы закрыть Царя грудью, министры в союзе в общественностью против самовластия Его принимали меры. [...] В конце концов слуги Царя расхватали все, что могли, и ничего не оставили Царю, чем бы приобрести Ему любовь народа и укрепить Свою власть» .
Всё это было весьма характерно уже в годы правления Императора Александра II. «Люди, создавшие у нас новые судебные учреждения, - писал К.П. Победоносцев, - сами не знали, что делали; но они успели раздуть и прославить свое создание и в мнении нашего невежественного общества, и в мнении ближайших советников покойного Государя» .
Да, при Императоре Николае Павловиче такое было немыслимо.
Вернемся, однако, к новому русскому премьеру. По словам товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, у прибывшего в Петербург П.А. Столыпина «было только весьма туманное в смысле способа его осуществления стремление примирить общественность с государственной властью» . (Такую политику Петр Аркадьевич проводил еще в его бытность в Саратовской губернии по отношению к местным земцам.)
Русский дипломат и чиновник Ю.С. Карцов в специальном очерке так обрисовывал систему компромисса П.А. Столыпина между Царем и общественностью: «Интересы города и деревни, экономически противоположные, расходились в отношении идеала политического строя. Интеллигенция, - профессора, адвокаты, доктора и т.п., в честолюбивой уверенности, что судьбами России распорядятся они лучше, стремились из рук Царя вырвать или, по крайней мере, поделить с Ним власть, и требовали конституции. Нажившее деньги купечество мечтало о господстве плутократии и водворении в России буржуазной монархии короля Людовика Филиппа с ее девизом: - обогащайтесь! Сельское население, в вопросах права ничего не смыслившее, ждало материальной помощи, - земли и более обильных оборотных средств и, как всегда, с высоты Престола. Ограничению Царской власти по этой причине оно не сочувствовало.
Склонил весы в пользу города и против деревни заведомый сторонник городского населения и враг сельского - С.Ю. Витте. Когда Первая Государственная дума была разогнана, а вторая распущена, Правительство, при желании, имело возможность Самодержавную власть, которой оно себя лишило, восстановить в полном объеме. Дойти до конца, однако, оно не решилось и ограничилось полумерами. Избирательный ценз оно повысило и долю участия окраин поубавило. Законодательные права государственной думы остались нетронутыми, как они были. Для проявления Самодержавия придумана была лазейка: 87 статья Основных Законов. [...]
Значения исторического Самодержавия, создавшего и объединившего Россию, как надежного оплота в борьбе с революцией, Столыпин и Гучков не признавали. По их мнению, оно себя пережило и превратилось в балласт, который надлежало выбросить. Столыпин старался укрепить власть, но власть эта была власть Правительства вообще, т.е. бюрократии. Царю противопоставлял он Государственную думу, отодвигал Его и ставил в тень» .
«Не забывайте, - внушал П.А. Столыпин директору Департамента полиции генералу П.Г. Курлову, - что Государю Императору благоугодно было даровать Русскому народу представительные учреждения. На нас лежит священная обязанность стараться, чтобы они могли правильно функционировать» .
При этом - подчеркнем - убеждения Петра Аркадьевича базировались вовсе не на возникших (при его непосредственном активном участии!) юридических реалиях. Близко знавший премьера И.Г. Щегловитов так характеризовал его: «...Столыпин был человеком своеобразным, очень одаренным, очень пылким человеком, который юридической стороне придавал наименьшее значение, и если для него какая-нибудь мера представлялась необходимой, то он никаких препятствий не усматривал [...] Тут его рассуждения были таковы, что, когда в государственной жизни создается необходимость какой-нибудь меры, - для таких случаев закона нет... Отсюда и попавшее в Манифест, который сопровождал акт 3 июня, выражение об исторических правах , которые принадлежат Монарху. Это, собственно говоря, и была та подкладка, которая должна была сглаживать эту незакономерность, которая едва ли может быть оспариваема...»
А вот как П.А. Столыпин, будучи премьером, управлял: «В действиях Правительства единства не было. В то время как Министерство внутренних дел в сознании безвыходности положения не знало, какими мерами воспрепятствовать революционному движению, - Министерство финансов, о безопасности государства совершенно не заботясь, продолжало капиталистическую политику привлечения иностранного капитала, стеснения внутреннего рынка и сокращения меновых знаков. Обрабатывающую промышленность, фабрики и заводы, вместо того, чтобы распределять их равномерно по лицу Империи, сосредоточивало оно в отдельных центрах, скучивало рабочий пролетариат и, таким образом, облегчало его распропагандирование» .
Кстати говоря, подтверждение этому мы находим в дневниковых записях весьма близкого премьеру Л.А. Тихомирова:
(2.12.1910): «Положение Правительства в СПб самое скверное. Столыпин не умеет объединять министров, и они с ним на ножах, как и между собой. Эта анархия министров отражается и на чиновниках. Все ждут чего-то скверного, а Столыпин утверждает, будто все обстоит превосходно» .
(12.12.1910) «А студенческие-то волнения! В Одессе уже дошли до пальбы, кровь городовых уже пролита. Шибко идут. Теперь будут, вероятно, раскачивать рабочих. Ах, Петруша, Петруша, как бы ему не дожить до второй революции» .
Вообще образ этого известного государственного деятеля сильно мифологизирован.
«Оратором он был пылким, - писал В.И. Гурко, - но речи его составлялись другими лицами» .
В свое время В.В. Шульгин давал совершенно фантастический портрет этого, по его словам, «русского Дуче»: «...Предтеча Муссолини... По взглядам... либерал-постепеновец; по чувствам - националист благородной "пушкинской" складки; по дарованиям и темпераменту - природный "верховный главнокомандующий", хотя он и не носил генеральских погон» .
По словам близкого премьеру чиновника, «взрыв на даче 12 августа 1906 г., косвенным виновником которого был сам Столыпин, получивший накануне два предостережения [...], которым он по неопытности не придал значения, облек его обаянием героя и мученика и вызвал подъем общественного сочувствия. Долгая болезнь пострадавшей при взрыве дочери подогревала это сочувствие» .
«П.А. Столыпин, - замечал В.В. Розанов, - получает своё историческое значение не от каких-нибудь умственных преимуществ, а исключительно от преимуществ своего характера . В нем нет того, о чем вздыхают русские патриотической складки вот уже 25 лет: "Боже, дай нам ¼ Бисмарка! Дай мужа железного, жестокого, который всех бы надул, и надул в нашу пользу". [...] В Столыпине нет не только "¼ Бисмарка", но и никакой его дроби: скорее эта дробь, и большая, была в С.Ю. Витте» .
Ныне дело осложняется тем, что, несмотря на издание множества связанных с ним архивных материалов, в обстановке отсутствия должного критического их анализа, Петр Аркадьевич на глазах «бронзовеет», превращаясь в своего рода символ России.
На это явление обратил недавно внимание современный политолог С.Г. Кара-Мурза: «В преддверии новой попытки приватизации и продажи земли, уже в конце ХХ в. была предпринята крупная идеологическая кампания по созданию "мифа Столыпина". Тот, чье имя сочеталось со словом "реакция", стал кумиром демократической публики! В среде интеллигенции Столыпин стал самым уважаемым деятелем во всей истории России - в начале 90-х годов 41% опрошенных интеллигентов ставили его на первое место» .
Между тем внутреннюю политику П.А. Столыпина критиковали с самых разных позиций, причем далеко не последние люди.
«Пишу вам об очень жалком человеке, - обращался 30 августа 1909 г. к Петру Аркадьевичу граф Л.Н. Толстой, - самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его положение. Человек этот - вы сами. Давно я уже хотел писать вам и начал даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга . Но я не успел окончить письма, как деятельность ваша, все более и более дурная, преступная, все более и более мешала мне окончить с непритворной любовью начатое к вам письмо. Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность - деятельность, угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи. Губит же, главное, ваша деятельность, что важнее всего, вашу душу. [...] Да, подумайте, подумайте о своей деятельности, о своей судьбе, главное, о своей душе, и или измените все направление вашей деятельности, или, если вы не можете этого сделать, уйдите от нее, признав ее ложной и несправедливой» .
«Столыпин был баловень судьбы, - писал еще его современник. - Всё, чего другие достигали безконечным трудом, ценою разбитого здоровья и надорванной жизни, досталось ему само собою, падало с неба. Обстоятельства всегда складывались для него благоприятно. Достигнув власти без труда и борьбы, по силе одних лишь дружественных связей, он в течение недолгой, но яркой государственной деятельности на всем ее пути видел над собою руку благодетельного Провидения. Достигнув власти в тяжелую годину смуты и всеобщего замешательства умов, он пришел в то, однако, время, когда смута эта была уже раздавлена, когда многие протрезвели, когда состоятельная часть населения бросилась под защиту Правительства и из самых недр России подымалась волна отпора против дерзкого хозяйничанья обнаглевшей кружковщины. Волна взмыла и вынесла на гребне своем Столыпина, который сразу очутился на высоте, поднятый, как многим казалось и во что он сам вскоре уверовал, как бы собственными его силами» .
Несмотря на его широко известную ныне правую риторику, Петр Аркадьевич был фактически весьма близок либеральным кругам.
В нашем конкретном случае очень важно понять мотивацию действий этого, несомненно, крупного государственного деятеля. К счастью, до нас дошли аналитические заметки о нем С.Е. Крыжановского (1861†1935). Последний Государственный секретарь Российской Империи, член Государственного Совета, при П.А. Столыпине он занимал пост товарища министра внутренних дел, т.е. хорошо всё знал изнутри.
«Для всех, служивших по ведомству внутренних дел еще за пятнадцать лет до крушения Империи, - вспоминал сенатор Д.Н. Любимов, - имя Крыжановского хорошо было известно и окружено всеобщим к нему уважением. Помню, - и по личному опыту знаю, - как губернаторы, приезжавшие по делам службы в Петербург, ранее чем приступить к хождениям по министерствам, всегда спешили повидаться с С.Е. Крыжановским, посоветоваться по своим делам и выслушать его авторитетное мнение. Познания его по самым различным вопросам прямо поражали...» Будучи в эмиграции , Сергей Ефимович редактировал пользовавшуюся заслуженной известностью «Русскую летопись».
В своих мемуарных заметках С.Е. Крыжановский описал историю политической карьеры П.А. Столыпина перед тем, как он появился на подмостках Большой истории, особенности его действительных, а не приписываемых ему, взглядов; довольно убедительно отметил особенности восприятия его личности и деятельности русским обществом:
«Будучи губернатором, он был склонен, по-видимому, к так называемым передовым течениям, дружил с Н.Н. Львовым, а из петербуржцев с А.А. Лопухиным и князем А.Д. Оболенским, который и вывел его в люди через посредство графа Витте. Оболенский говорил впоследствии, что в расценке губернаторов он считал П.А. вторым после князя Урусова . [...] В Петербург П.А. приехал с несомненными склонностями к левому октябризму, пытался опереться на соответствующие круги [...], а когда убедился в их несостоятельности и неспособности принять на себя труд и ответственность, перестроился правее, а затем склонился к национальному течению и умер в облике национального борца и вождя.
Истинно национального чувства у него, однако, не было, и окружал он себя людьми нередко совершенно другого направления. Из числа лиц, привлеченных им в Министерство внутренних дел по собственному выбору, один Макаров был человек русский , прочие были инородцы. Кноль - его правитель канцелярии - осторожный, но несомненный поляк. Немировский, бывший Саратовский городской голова, взятый им на должность управляющего отделом городского хозяйства, - крещеный еврей; им же назначен на должность помощника ветеринарного управления поляк Кучинский. Обстоятельства эти тем более резали глаз, что являлись в Министерстве внутренних дел невиданным дотоле новшеством и что общее число назначений по высшим учреждениям ведомства было при П.А. вообще крайне незначительным. Правой рукой его по политической литературе был крещеный еврей Гурлянд, человек весьма способный, одаренный искусным, злобным и ядовитым пером, но готовый ради повышения и выгод поддерживать этим пером кого и что угодно. [...]
Никогда, как мне кажется, перлюстрация не была поставлена так широко, как при Столыпине. Она обнимала не только всех политических деятелей, даже тех, с которыми Столыпин дружил в данную минуту, не только всех сотоварищей по Правительству, даже и самых близких к нему [...], но распространялась и на членов его семьи, особенно на брата Александра и на брата жены Алексея Нейдгардта.
Когда после смерти П.А. мне пришлось при участии этих двух его родственников и директора Департамента общих дел А.Д. Арбузова разбирать бумаги, хранившиеся в служебных кабинетах покойного, то в одном из ящиков письменного стола оказались кипы списков с писем Алексея Нейдгардта. [...] В тесной связи с этой способностью стояла страсть к сплетням и наушничеству и падкость на лесть» .
По верному замечанию директора Департамента полиции С.П. Белецкого, «в предпринятых Столыпиным начинаниях налаживания отношений Правительства с Государственной думой кроется весь секрет сознанной необходимости пребывания его на посту Председателя Совета Министров и министра внутренних дел и успех его борьбы с покойным П.Н. Дурново, окончившийся выездом последнего за границу незадолго до смерти Столыпина» .
То же писал и С.Е. Крыжановский: «Важным качеством Петра Аркадьевича было умение обращаться с народным представительством. Проведя много лет на местной службе и присмотревшись к дворянской и земской среде, Столыпин принес с собою опыт и знание психологии общественных собраний, которого не было в то время у других министров. Он любил бурные прения и любил Думу как ристалище для красноречия, в котором он чувствовал себя сильным, и как подмостки для впечатления на общество. В этом была его главная сила, и в этом смысле он был несомненным и верным другом обновленного строя. [...] ...Но это же обстоятельство было источником его слабости. Любя рукоплескания, он постоянно жаждал их и выдвигал нередко на первый государственный план такие вопросы, которые, обезпечивая сочувствие большинства Думы, заслоняли более существенные и важные потребности. [...] Как хороший актер, Столыпин, пока был на подмостках и слышал рукоплескания, способен был к самым высоким порывам самоотвержения и благородства; но в тиши кабинета это был во многом другой человек» .
Скажи мне, кто твои друзья, и я тебе скажу, кто ты.
Витте, говоря о Столыпине, писал, что тот управлял «при помощи III Государственной думы и верных ему молодцов, которыми командовал и командует господин Гучков» .
Хорошо изучивший взаимоотношения этих двух людей А.И. Солженицын называл А.И. Гучкова «единомышленником» Петра Аркадьевича «по думской борьбе, чьим резким речам Столыпин больше сочувствовал, чем мог выразить внешне» .
А.И. Гучкова Сергей Юльевич называл «агентом Столыпина в Государственной думе» , «сателлитом» . Председатель II Думы Ф.А. Головин именовал Гучкова «прислужником Столыпина» , утверждал что тот «пляшет под Столыпинскую дудку» .
Действительно, мало кем дорожил Петр Аркадьевич так долго, как дорожил он А.И. Гучковым; его политической думской помощью.
«...Был он человек самонадеянный, - писал о П.А. Столыпине человек, хорошо его знавший по совместной работе, - скажу больше, высокомерный, не любивший быть кому-либо обязанным. Но мало кем дорожил Петр Аркадьевич так открыто, так безбоязненно, как дорожил он А.И. Гучковым, его политической думской помощью» .
Столыпин, по словам графа С.Ю. Витте, «соглашался или мирволил Гучкову во всех его аппетитах и выступлениях [...], но зато Гучков был его человеком, а потому, состоя главою самой влиятельной партии Государственной думы, мирволил Столыпину во всех его произвольных действиях...»
А.И. Гучков, по свидетельству И.И. Тхоржевского, в Думе был «неизменным союзником и "суфлером" Столыпина, советчиком его по части разной "хитрой механики", в которой покойный А.И. был так силен» .
Постоянно общавшийся с А.И. Гучковым глава думской канцелярии Я.В. Глинка замечал: «...В разговорах со мной ежедневных употребляется имя Столыпина: Столыпин по этому поводу сказал то-то, Столыпин желает так-то, я говорил со Столыпиным, Столыпин говорил со мною. Не могу совершенно понять, кто же, наконец, кого поддерживает - Гучков Столыпина или Столыпин Гучкова?»
Выгода, подчеркнем, была обоюдной.
В высшей степени интересную характеристику Петра Аркадьевича находим мы в мемуарном очерке И.И. Тхоржевского, одного из близких его сотрудников: «Столыпин был диктатором. "Временщиком" звали его враги. Он властно вел русскую политику, круто направлял ее в определенное русло и одно время добивался в Царском Селе всего . А вместе с тем умел оставаться внешне , служилым рыцарем своего Государя» .
Ту же мысль мы находим и у близкого премьеру А.И. Гучкова, пытавшегося после переворота 1917 г., насколько это было возможным, очистить и причесать в глазах пришедших к власти либералов образ своего друга: «...Видимой власти Столыпина приходилось вести тяжкую борьбу и сдавать одну позицию за другой. [...] ...Но ответственность за реакционную политику, ознаменовавшую эти годы, приходится перекинуть все-таки на сторону безответственных влияний и главным образом, сказал бы я, влияний придворных. [...] Как ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся, в глазах тогдашних реакционных кругов, самым опасным революционером» .
«По мере успокоения страны, по мере упрочения и своего личного положения, - читаем в мемуарах В.И. Гурко, - менялся и Столыпин. Власть ударила ему в голову, а окружавшие его льстецы сделали остальное. Он, столь скромный по приезде из Саратова, столь ясно отдававший себе отчет, что он не подготовлен ко многим вопросам широкого государственного управления, столь охотно выслушивавший возражения, возомнил о себе как о выдающейся исторической личности. Какие-то подхалимы из Министерства внутренних дел принялись ему говорить, что он, Петр Столыпин, второй Великий Петр-преобразователь, и он если не присоединялся сам к этой оценке его личности, то и не возмущался этим. К возражениям своим словам, своим решениям он стал относиться с нетерпимостью и высокомерием. Разошелся он наконец и с октябристской партией, найдя ее недостаточно послушной» .
«...Ровно год - с осени 1910 г., - отмечал служивший в МИДе В.Б. Лопухин, - когда ушел Извольский и министром иностранных дел был назначен свояк Столыпина Сазонов, и до осени 1911 г., когда был убит Столыпин, - именно он фактически руководил нашею внешнею политикою, руководя действиями номинального главы дипломатического ведомства Сазонова» .
Современники отмечали эту амбициозность премьера, подогреваемую, видимо, в том числе и его домашними. «...Однажды жена Столыпина, урожденная Нейдгарт, устроила у себя званый обед. Приглашены были разные сановники, статские и военные. Был обычай, что в таких случаях снимали оружие, то есть оставляли шашки в передней. При оружии обедали только у Царя. Но на этот раз у Ольги Борисовны Столыпиной военные не сняли оружия, а обедали при шашках и кортиках. Это нарушение этикета дошло до сведения Царицы. И Она будто бы уронила:
Ну что ж, было две Императрицы, а теперь будет три: Мария Феодоровна, Александра Феодоровна и Ольга Борисовна» .
Мы уже обращали внимание на некоторые странности, которые были присущи Петру Аркадьевичу в борьбе с политическим террором в России.
Прежде всего стоит вспомнить о взрыве на Аптекарском острове 12 августа 1906 г., в котором пострадал не только сам П.А. Столыпин, но и его близкие. В связи с этим событием в предыдущей нашей книге «Боже! Храни Своих!» мы уже обращали внимание на некоторую странность. По словам С.Е. Крыжановского, П.А. Столыпину было известно точное местопребывание за границей организаторов этого, да и многих других терактов. Была и техническая возможность разом уничтожить это осиное гнездо убийц. Петр Аркадьевич эти предложения отверг, хотя, как замечает мемуарист, его «совесть не слишком щепетильная едва ли могла в этом случае возмутиться» .
Свидетельство С.Е. Крыжановского подтверждает запись разговора небезызвестного П.И. Рачковского, отставного руководителя заграничной агентурой Департамента полиции с его знакомым юристом-международником бароном М.А. Таубе. Произошла эта беседа приблизительно за год с небольшим до убийства премьера, летом 1910 года. Речь в нем идет о встрече Рачковского со Столыпиным.
«Я, - говорил Рачковский, - должен был категорически заявить главе нашего Правительства, что работа крайних революционных кругов за границей внушает мне самые серьезные опасения насчет дальнейшего развития противоправительственной агитации и преступлений в России. Конкретные наши указания из Парижа о лицах и путях террористической работы в Империи как-то расплываются в Департаменте полиции в ряде неясных, не приводящих к цели репрессий и скорее только раздражают общественное мнение, чем пресекают зло, идущее из-за границы. И вот я сказал Петру Аркадьевичу, что, имея в настоящее время в руках все нити этой преступной деятельности, скрывающейся во Франции и Швейцарии, я чувствую себя в силах радикально пресечь все зло, ликвидировав так или иначе десятка два главарей этой крайней - "большевицкой" - террористической группы: без всякого шума, один за другим начнут они неожиданно умирать в результате какой-нибудь болезни, станут жертвой автомобильной катастрофы или ночного столкновения с каким-нибудь уличным гангстером. И если эти люди исчезнут, то я гарантирую нашему отечеству долгие годы спокойствия, относительного, конечно, и без ежедневных убийств сотен верных слуг Государя и отечества. Итак, я прошу Вас дать мне устное разрешение на ряд таких необходимых экзекуций; без него я не могу взять это на свою личную ответственность. И Вы знаете, Михаил Александрович, что мне ответил наш благородный "конституционный" председатель Совета министров? - Он сказал мне (дословно): "Вы забываете, Петр Иванович, что мы не в Афганистане и не в Персии. Я не могу дать Вам такого разрешения". Тогда, - возразил я, - мы не в силах будем остановить тот террористический поток, который прольется на Россию и в случае - не дай Бог - какой-нибудь новой войны, неизбежно приведет к общей революции и к концу Императорской России» .
Таков был ответ премьера, в общем-то - повторим - не отличавшегося щепетильностью во многих иных случаях.
Что же могло явиться препятствием? - Не исключено, что родственные связи. Дело в том, что племянником П.А. Столыпина был известный эсер А.М. Устинов (1879-1937).
Алексей Михайлович родился в Саратовской губернии в богатой помещичьей семье. В 1904 г. окончил историко-филологический факультет Московского университета. Стал членом партии левых социалистов-революционеров. В 1902-1907 гг. трижды арестовывался. За участие в терроре был лишен дворянства. В мае 1908 г. А.М. Устинов был приговорен к административной высылке на три года в Вологодскую губернию, замененной принудительной эмиграцией на срок до мая 1911 г. (Тут хлопоты влиятельного дяди видны уже невооруженным взглядом.)
На родину, однако, Устинов предусмотрительно не вернулся: 1 сентября всесильный родственник был убит. До февральского переворота 1917 г. Алексей Михайлович жил попеременно во Франции и Швейцарии, окончил агрономическое отделение Цюрихского политехникума. Во время июльских событий 1917 г. в Петрограде арестовывался Временным правительством. После прихода к власти большевиков был членом ЦК левых эсеров, членом коллегии наркомзема РСФСР. В 1920 г. вступил в РКП(б).
В 1920 г. А.М. Устинова, как известного эсеровского боевика и опытного конспиратора, направляют на службу в разведку. В 1920-1921 гг. он является начальником Информационно-статистического отдела Регистрационного управления Полевого штаба РВСР, а также помощником начальника Регистрационно-разведывательного управления Штаба РККА.
Вскоре его признают способным совместить разведывательную службу с дипломатической работой. В 1921-1924 гг. он являлся 1-м секретарем Полномочного представительства РСФСР (а затем СССР) в Германии; в 1924-1929 гг. - полномочным представителем СССР в Греции; в 1930-1932 гг. - уполномоченным НКИД СССР при СНК Грузинской ССР; в 1934-1937 гг. - полномочным представителем СССР в Эстонии. На этом посту он и скончался в Таллине . Как видим, репрессии обошли А.М. Устинова стороной.
Об этом родственнике биографы премьера, как правило, молчат; в лучшем случае лишь вскользь упоминают. Между тем, сам П.А. Столыпин, как это видно, например, из его писем, не прерывал родственных связей с крайним политическим противником режима, который он вроде бы сам и олицетворял .
Примечательно, что террористы, по всей вероятности, учитывали родство своего сотоварища. Племянник премьера (главного проводника аграрной реформы) был известен среди эсеров под кличкой «Безземельный».
Сразу же после взрыва дачи на Аптекарском острове, по словам присутствовавшего там доктора А.И. Дубровина, П.А. Столыпин заявил: «А все-таки им не сорвать реформ!!!» А день спустя Петр Аркадьевич, по словам В.В. Розанова, заявил в своем окружении: «Ни одного дня остановки в либеральных преобразованиях не будет» . (Это премьер сказал пришедшим к нему сразу же после взрыва министру финансов В.Н. Коковцову и товарищу министра внутренних дел В.И. Гурко .)
Посредником между П.А. Столыпиным и кадетами, игравшими в Думе первые роли, был А.П. Извольский, в 1910-1917 гг. русский посол во Франции .
Из воспоминания современников известно, что П.А. Столыпин называл кадетов «мозгом страны» .
Любопытно, что, по свидетельству товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, Петр Аркадьевич «готов был принять и земельную реформу кадетской партии», что означало упразднение частного землевладения в России, что привело бы страну к экономическому краху . «...Я даже не так уже расхожусь с кадетской программой, - признавался он в разговоре с А.И. Гучковым, - [...], я считаю, что нужно другими мерами этого достигнуть [...] Я только не могу теми путями идти, которые указаны в кадетской программе» .
Правда, когда пытались действовать за его спиной, вопреки его схеме, он нервничал.
Так, в 1907 г., во время II Думы, когда депутаты (причем, члены продовольственной комиссии) пытались наладить непосредственные официальные контакты с земскими учреждениями, П.А. Столыпин, ссылаясь на существующие законы, отказал им в этом, указав, что такие сношения «возможны только чрез подлежащего министра и губернаторов». Более того, Петр Аркадьевич не ограничился посылкой по этому поводу специального письма председателю Думы, но «разослал губернаторам циркуляр о недопущении сношений земских учреждений с думской продовольственной комиссией и предложил губернаторам следить за тем, чтобы вопрос о продовольствии не поднимался на земских собраниях» .
Известно, что председатель Совета министров не раз встречался с известными кадетами: М.В. Челноковым, В.А. Маклаковым, П.Б. Струве, И.В. Гессеном, С.Н. Булгаковым. В откровенных разговорах с ними Петр Аркадьевич излагал свои взгляды на думскую полемику: «...Можно наносить удары Правительству и не колебать государственности [...] Мы идем... к той же цели и той же дорогой. Различие между нами только в темпе движения» . В.А. Маклаков при этом признавался, что «чувствовал в нем совсем не врага нашему делу, а союзника, с которым столковаться возможно» .
И действительно, по свидетельству генерала П.Г. Курлова, «П.А. Столыпин поставил себе задачей осуществление в законодательном порядке всех принципов, возвещенных Манифестом 17 октября, и исполнение этой задачи считал своей священной обязанностью» .
«Со смертью П.А. Столыпина порвалась связь между властью и народным представительством» , - так оценивали роль Петра Аркадьевича право-либеральные думцы. (Хотя, как считали некоторые вдумчивые современники, именно Дума «и была самой спорной частью столыпинского наследства» .)
Весьма интересны в связи со сказанным некоторые протежировавшиеся П.А. Столыпиным проекты, которые рассматривались Советом Министров осенью 1906 года.
Один из них касался свободы исповеданий, в основу которого была положена чисто американская система.
Во время Высочайшей аудиенции в январе 1909 г. Л.А. Тихомиров, по его словам, «с некоторой горячностью выражал досаду, что из его желания укрепить свойственную Православию веротерпимость сделали какое-то управление всех вер в ущерб Православию» .
Существенную роль в продвижении этих новшеств играл обер-прокурор Св. Синода П.П. Извольский , по желанию Столыпина сменивший на этом посту князя А.А. Ширинского-Шихматова . Петр Петрович попал в Кабинет Столыпина, как полагали, не без стараний брата - министра иностранных дел А.П. Извольского. Познания его в области церковных вопросов были весьма скромны, зато известна была его принадлежность к кружку князя Е.Н. Трубецкого, славившегося своими радикальными взглядами . («Куда этим П.П. советовать, - оценивал этого обер-прокурора владыка Серафим (Чичагов), - пожалуй, вместо канона прочтут тропарь, вместо панихиды посоветуют отслужить молебен» .)
Проект свободы исповеданий был провален во многом благодаря позиции, занятой товарищем министра внутренних дел В.И. Гурко. Она не касалось сути закона, а лишь политических последствий его принятия.
«Вы стремитесь привлечь к Правительству симпатии общественности и ослабить оппозицию, - заявил Владимiр Иосифович, - но имейте в виду, что настоящую оппозицию, ту, которая сеет смуту, вы никакими уступками не ублажите. Ей если нужны различные свободы, то лишь для того, чтобы использовать их для свержения существующей власти. А та часть общественности, которую вы действительно можете привлечь на сторону Правительства, умеренно-либеральные и умеренно-консервативные круги, неужели вы думаете, что они будут приветствовать изобретенные правила и расшатывание значения Православной Церкви. Не знаю, как на это смотрит обер-прокурор Св. Синода, но знаю, что если вы и добьетесь предположенной мерой некоторого благоволения радикальных кругов, то зато восстановите против себя не только крайних правых, с которыми вы и ныне с трудом боретесь, но и умеренно правых, а пренебрегать их опорой Правительство не может» .
Неучастие Государя непосредственно в прославлениях святых (после преп. Серафима Саровского), хотя, судя по Высочайшим резолюциям, Он и относился к ним всегда положительно, ряд православных иерархов относило, по словам современных исследователей, к «результатам влияния светских сановников, в первую очередь весьма нелюбимого ими П.А. Столыпина. Напряженность в отношениях между Столыпиным и духовным ведомством рельефно отразилась в официальных документах (см., например, переписку Столыпина с обер-прокурором С.А. Лукьяновым в 1909-1910 гг.)» .
Резкое недовольство епископата церковной политикой П.А. Столыпина и особенно его влиянием на Царя нашло отражение в письмах Владыки Серафима (Чичагова):
(2.1.1909): «Не знаю как еще молиться за Ц[аря]. Ничего не меняется, пребывает под гипнозом Ст[олыпина]. Трагедия ужасная!»
(26.4.1909): «Получил сегодня Ваше письмо от 23-го числа со сведениями о неподписании бумаги Ц[арем] и отставкою Ст[олыпина]. Но сердце не успокаивается еще, страх не проходит, за волю Ц[аря] и возможность резкой перемены. Газеты сегодня утверждают, что возможно еще соглашение и Ст[олыпин] останется, надеются опять на подпись бумаги. Готовятся овации Ст[олыпину]. Разве - Бог - совершит волю Свою и освободит Церковь - от гонителя!?»
(11.5.1909): «Поразил меня рассказ Марии Михайловны [Булгак] о разговоре на семейном обеде у Ст[олыпина]. Где же тут ум и государственность? Вот испытание для России! Недурно Ст[олыпин] понимает, что значит поддерживать Церковь? Как же он подвел Ц[аря], спутал Его и довел до края пропасти! Хорошо бы кому-нибудь еще эту картину нарисовать Ц[арю]» .
(22.5.1909): «Неужели Ст[олыпин] останется и с осени опять пойдут такие речи в Думе о церковных делах, при прежней политике? Лукьянов опять будет молча все слушать, иерархи опять ничего не делать, Россия по-прежнему гибнуть...»
(16.5.1910): «Пока Ст[олыпин] и Лукьянов - в силе, можно ли помышлять о восстановлении Синода? Государство совсем придавило Церковь и катастрофа неизбежна» .
Первостепенное значение для характеристики П.А. Столыпина имеет и его позиция в еврейском вопросе.
В беседе с Д.Н. Шиповым и князем Г.Е. Львовым, состоявшейся 15 июля 1906 г., Петр Аркадьевич развернул программу своей ближайшей деятельности, среди прочего заявив о своем желании расширить права евреев . И действительно, в начале октября он внес в Совет министров предложение по ликвидации целого ряда ограничений прав евреев. Согласно этому документу, евреям в черте оседлости разрешалось жить в селах, вести там торговлю, свободно участвовать в акционерных компаниях, скупать в городских поселениях и поселках недвижимое имущество. Большинство министров высказались за проект П.А. Столыпина. Не согласился лишь Царь, на чье согласие премьер явно рассчитывал. Выкрутить руки Государю у Столыпина не получилось, что хорошо видно из опубликованной переписки между ними .
Что касается обсуждения этого вопроса на заседании Совета министров, то недавно были опубликованы мемуары товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, в которых оно нашло подробное отражение:
«В день рассмотрения этого проекта, составленного Департаментом общих дел Министерства внутренних дел, я встретился, приехав на заседание Совета, в передней Зимнего Дворца [...] с П.Х. Шванебахом.
Вы читали еврейский проект? - сказал он мне. - Это нечто совершенно недопустимое. Я надеюсь, что вы будете возражать.
Да, я тоже нахожу его несвоевременным и не достигающим цели, но возражать мне не совсем удобно. Все-таки он подписан моим шефом - Столыпиным. Начните возражать, а я вас поддержу.
Однако... статьи проекта, одна за другой, проходят как по маслу. Никто не возражает, в том числе и Шванебах, невзирая на мои обращенные к нему знаки: "Что же, мол, вы!" [...]
В защиту проекта выступил Коковцов, обсуждавший многие проекты с точки зрения того влияния, которое произведет их принятие на биржу.
Начал он с заявления, что евреев не любит и признает тот разнообразный вред, который они приносят, "но, - продолжал он, - я убедился, что всякие меры относительно евреев совершенно безполезны. Евреи настолько ловки, что никакими законами им путь не преградишь. Совершенно безполезно запирать им куда-либо двери - они тотчас находят те отмычки, при помощи которых двери эти можно отворить. В результате получается безполезное раздражение еврейства, с одной стороны, и создание, с другой, почвы для всевозможных злоупотреблений и вмешательства со стороны администрации и полиции. Законы, стесняющие евреев, дали не что иное, как доходные статьи для разнообразных агентов власти".
Оставить без возражений такое странное рассуждение я был не в силах.
Первый раз слышу, - заметил я, - что если где замки не действуют, ибо их отмыкают отмычками, то их надо просто снять. Одно из двух: или присутствие евреев безвредно, и следует в таком случае упразднить все установленные по отношению к ним правоограничения, и в первую очередь упразднить черту еврейской оседлости, или, наоборот, они являются разлагающим элементом, и в таком случае, если навешенные против них замки недействительны, то нужно заменить их засовами или чем-либо иным, отвечающим цели.
Первое, быть может, самое лучшее. Население страны, в том числе и наша интеллигенция, лишенная механической защиты от засилья еврейства, поневоле выработает в себе самом силу сопротивления, как это уже произошло в значительной степени в пределах черты оседлости. Перестанет умиляться их участию и наша интеллигенция, испытав сама силу еврейского засилья, хотя бы, например, в школе. Принятие частных мер в смысле уравнения прав евреев с правами остальных граждан может иметь только отрицательные результаты. Оно не удовлетворит евреев, не ослабит их революционности, но зато придаст им лишнее орудие, даст большую возможность бороться с Правительством. Всем известна та роль, которую играло еврейство в продолжение смуты. Что же, в награду за это им предоставляются льготы?
Вслед за этим в прения вступили и другие из присутствующих, причем сразу обозначились два резко противоположных лагеря. Столыпин поначалу как будто защищал проект, но затем видимо смутился и сказал, что переносит решение вопроса на другое заседание. [...]
На следующем же заседании, на котором я не был, произошло следующее. Ранее чем приступить к обсуждению проекта, члены Совета по предложению Столыпина решили, что в этом вопросе меньшинство Совета подчинится большинству, на чем бы оно ни остановилось, иначе говоря, что журнал Совета по этому делу будет представлен Государю с единогласным мнением. Обыкновенно при разногласии в Совете министров Государю представлялись оба мнения - большинства и меньшинства, и от Николая II зависело утвердить любое.
Пришли к упомянутому решению из следующего весьма правильного соображения, а именно нежелания перенести на Царя ответственность за то или иное решение этого вопроса. Действительно, если бы Государь согласился на признание за евреями некоторых новых прав, то это неминуемо вызвало бы неудовольствие всех правых кругов общественности; наоборот, если бы Он их отклонил, вопреки мнению хотя бы части правительствующего синклита, то это усилило бы злобу против Него еврейства, чем пренебрегать не следовало. Правда, дела, проходившие в Совете, содержались в тайне, но тайна эта была весьма относительная, и заинтересованные круги всегда умудрялись тем или иным путем быть в курсе того, что там происходило.
Результат получился, однако, совсем неожиданный. Большинство Совета проект одобрило, причем самое любопытное, что в числе меньшинства был Столыпин, сам внесший проект на обсуждение господ министров, а Государь, невзирая на единогласное мнение Совета, не утвердил его, отступив, таким образом, как бы вопреки всему составу Правительства и приняв, следовательно, всецело на Себя всю ответственность за его неосуществление» .
«Еврейский вопрос поднят был мною, - писал П.А. Столыпин Царю, - потому, что, исходя из начал гражданского равноправия, дарованного Манифестом 17 октября, евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия». В ходе обсуждения в Совете министров произошла утечка информации, которая попала в прессу и общество, став предметом обсуждения и давления на... Правительство. «Теперь для общества и еврейства, - говорится в том же столыпинском письме, - вопрос будет стоять так: Совет единогласно высказался за отмену некоторых ограничений, но Государь пожелал сохранить их» .
Царь, однако, не поддался на внешнее давление. «Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным, - писал 10 декабря 1906 г. Император П.А. Столыпину. - Задолго до представления его Мне, могу сказать, и денно и нощно, Я мыслил и раздумывал о нем.
Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, - внутренний голос всё настойчивее твердит мне, чтобы Я не брал этого решения на Себя. До сих пор совесть Моя никогда Меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям.
Я знаю, вы тоже верите, что "сердце Царево в руцех Божиих".
Да будет так.
Я несу за все власти, Мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ» .
Эти же настроения явственны и в словах Государя, сказанных Им во время одной из аудиенций А.И. Гучкову: «А не думаете ли вы, что такие меры расширения прав евреев могут вызвать сильное противодействие, могут повести к громадному всероссийскому погрому. Ведь была такая аргументация, якобы Правительство ослабело...»
Между прочим, сам А.И. Гучков (ближайший сотрудник П.А. Столыпина в Думе) также был небезразличен к еврейскому вопросу. Причем характерно, что увязывал он его не только с проблемой насильственного уничтожения существующего государственного строя, но и со... старообрядческой проблемой. «В течение двух с половиной веков, - утверждал он с думской трибуны в мае 1909 г. - старообрядчество, вместе с еврейством, составило самый богатый источник доходов, предмет эксплуатации для низшей, средней, даже высшей администрации....»
Проходивший в июле 1915 г. съезд представителей Военно-промышленного комитета, которым руководил А.И. Гучков, принял специальное решение, имевшее пропагандистский антиправительственный характер: «Признавая несправедливым существующее отношение к еврейскому народу, съезд постановил ходатайствовать об отмене всех ограничительных по отношению к евреям законов. В частности, в видах облегчения пользования во внутренних губерниях трудом беженцев и эвакуируемых еврейских рабочих и ремесленников, а также в целях более успешной эвакуации промышленных заведений, принадлежащих евреям, из угрожаемых пунктов, съезд признал настоятельно необходимым ходатайствовать о предоставлении евреям - владельцам эвакуируемых предприятий, лицам технического персонала, рабочим, ремесленникам и их семьям права повсеместного жительства в Империи...»
Но были не только слова, но и конкретные дела.
«Еще в 1909 году, - вспоминал директор Департамента полиции А.Т. Васильев, - мне по службе пришлось встретиться с Гучковым, и представился случай преподать ему урок. Охрана в это время арестовала двух сестер по фамилии Иоффе, одна из которых была библиотекарем в социалистической группе. В ходе обыска, проведенного полицией, в помещении библиотеки были обнаружены революционные брошюры и их рукописный каталог. В ходе тщательного расследования я удостоверился, что одна из двух девиц Иоффе собственноручно внесла заглавия всех этих брошюр в каталог. Когда ее стали допрашивать, женщина почти сразу же призналась, что получала пакеты с революционными книгами от человека, чье имя она не может назвать, и отказывалась давать дальнейшие показания. На основании вещественных доказательств и ее признания я передал дело прокурору и освободил другую девицу Иоффе. После этого Гучков неожиданно явился ко мне и властным и повелительным тоном заявил, что выступает от лица семьи Иоффе и протестует против ареста двух дам, не имеющих никакого отношения к политике. По его мнению, это намеренная провокация со стороны Охраны, и он находит образ действий полиции, по меньшей мере, странным. "Что же в этом странного? - холодно спросил я. - А вы знаете, что мадемуазель Иоффе здесь, в этом кабинете, призналась, что запрещенные книги, найденные у нее, приняты ею и собственноручно внесены в каталог?" Гучков не мог не видеть, что на этот раз его попытка играть роль влиятельного покровителя и защитника не удалась, как он рассчитывал. С извинениями он удалился, как побитая собака. Месяцем позже суд вынес приговор Иоффе: она была приговорена к одному году тюремного заключения в крепости» .
Мечта Гучкова исполнилась после февральского переворота. На заседании Временного правительства 4 марта 1917 г. он высказался за отмену национальных, религиозных, сословных и политических ограничений при производстве в офицеры. Предложение было принято . Означало же оно лишь одно: евреи-талмудисты были допущены командовать русскими православными солдатами. Это было своего рода подготовкой того, что произошло семь месяцев спустя: засилие евреев в правительстве большевиков, среди комиссаров и чекистов.
Именно П.А. Столыпин с помощью своего родственника, «друга детства и товарища по гимназии» А.А. Лопухина сумел дискредитировать перед Государем Протоколы Сионских мудрецов, убедив Царя в их якобы подложности.
Известно, что Император Николай II, познакомившийся с «Протоколами» в 1906 году (по Царскосельскому изданию 1905 г. книги С.А. Нилуса «Великое в малом»), оставил пометки на полях предоставленного ему экземпляра:
«Какая глубина мысли!»
«Какая предусмотрительность!»
«Какое точное выполнение своей программы!»
«Наш 1905 г., точно, под дирижерством мудрецов» .
«Не может быть сомнений в их подлинности».
«Всюду видна направляющая и разрушающая рука еврейства» .
По свидетельству жандармского генерал-майора К.И. Глобачева, представил Государю «Протоколы» Дворцовый комендант (до этого, с апреля 1905 г. - министр внутренних дел) генерал-майор Свиты Д.Ф. Трепов, получивший их от Московского губернатора, генерал-майора Свиты В.Ф. Джунковского. «Чтение "Протоколов", - вспоминал К.И. Глобачев, - произвело очень сильное впечатление на Николая II, Который с того момента сделал их как бы Своим политическим руководством. [...] Заинтересовавшись получением "Протоколов", Николай II обратил внимание на заграничную агентуру и наградил многих орденами и денежными наградами» .
Однако на этом история представления Государю «Протоколов» не кончилась. Тот же К.И. Глобачев пишет: «Под давлением Лопухина Столыпин приказал произвести расследование об их происхождении двум жандармским офицерам - Мартынову и Васильеву». Дознание установило «подложность» «Протоколов». В результате «на докладе правых о возможности использовать» их Император Николай II, по словам жандармского генерала, написал: «Протоколы изъять. Нельзя чистое дело делать грязными способами» .
Чисто внешнюю канву событий, опираясь на семейную традицию, рисует сын министра внутренних дел и Председателя Совета Министров Российской Империи А.П. Столыпин (1903†1990): «Данные, собранные комиссией, были весьма вескими. Когда мой отец поехал с докладом по этому делу к Императору Николаю II и сообщил, что на основании заключений комиссии намерен запретить распространение "Протоколов" в России, Монарх был потрясен. Быть может, Он верил в существование мiрового еврейского заговора или допускал его возможность. Но методы, примененные Рачковским, глубоко возмутили рыцарскую натуру. Он одобрил доклад моего отца, содержащий запрет "Протоколов", осудив применение "порочных методов".
Категорическая позиция, занятая моим отцом, и запрет Государя не полностью обезоружили реакционный лагерь. Некоторые люди, в том числе и вполне добросовестные, продолжали отстаивать подлинность "Протоколов". Текст передавался из рук в руки, но дело заглохло. В Царской России широкого распространения "Протоколы" не получили» . (В основе «информации» Столыпина-младшего были, разумеется, не рассказы отца, а что-то вроде статьи Ю. Делевского « "Загадка" подлога и плагиата» .)
Однако, чтобы вполне оценить выводы комиссии, которые заставили Императора изменить Свое первоначальное мнение (к которому, как мы дальше увидим, Он вновь возвратился), нужно еще раз вспомнить о скороговоркой названном генералом К.И. Глобачевым А.А. Лопухине, «под давлением» которого, как мы помним, П.А. Столыпин приказал произвести расследование о происхождении «Протоколов».
Ангажированность Алексея Александровича, в 1902 г. пересевшего из кресла прокурора харьковской судебной палаты в кабинет директора Департамента полиции, не вызывает сомнения. Известно, что в 1903 г. он расследовал причины и обстоятельства еврейского погрома в Кишиневе. Именно к нему обращался председатель Комитета министров С.Ю. Витте с чудовищным предложением цареубийства . В 1906 г. наряду с давлением, оказанным на П.А. Столыпина, А.А. Лопухин «сделал попытку свести свои счеты» с возглавлявшим политический отдел Департамента полиции П.И. Рачковским. Получив через бывших своих сослуживцев компромат, «убранный» из Департамента А.А. Лопухин «выступил в печати с разоблачениями о печатаемых в Департаменте полиции погромных прокламациях». Деятельность А.А. Лопухина была прервана в 1909 г., когда он был арестован и предан суду особого присутствия Сената по обвинению в оказании помощи эсерам в разоблачении Азефа как агента охранного отделения. Был приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на пять лет, замененные ссылкой на поселение в Сибирь .
По-видимому, в 1915-1916 гг. Государю были представлены две рецензии на очередное издание «Великого в малом» (Ч. I-II. Троице-Сергиева Лавра. 1911-1912), хранившиеся с тех пор в Царской библиотеке Зимнего Дворца .
Знакомство Царской Семьи с книгой С.А. Нилуса продолжилось, уже когда Они находились под арестом. 20 марта 1918 г. Государыня пишет А.А. Вырубовой из Тобольска: «Большевики у нас в городе - ничего, не безпокойся. Господь везде, и чудо сотворит. Не бойся за Нас. Зина Мне послала свою книжку "Великое в малом" Нилуса, и Я с интересом читаю ее...»
Генерал М.К. Дитерихс свидетельствовал: «Часть... книг, взятых с собой Царской Семьей в Тобольск из библиотеки Царского Села, оказалась в помещении Волжско-Камского банка. [...] В Екатеринбурге в доме Ипатьева тюремщики лишили возможности Царскую Семью пользоваться книгами. [...] Филипп Проскуряков [охранник дома Ипатьева. - С.Ф. ] рассказывал, что обыкновенно читал Государь или Государыня, а все остальные заключенные, собравшись вместе в столовой, слушали и занимались каким-либо рукоделием» .
В первых числах августа 1918 г. и.д. следователя А. Наметкин осматривал дом Ипатьева и в «Протоколе осмотра» за 6 августа отметил: в комнате и спальне Великих Княжен «в заднем левом углу у печки стоит высокая, окрашенная черной краской подставка для цветов, на которой три книги: "Великое в малом и Антихрист" Сергея Нилуса, "Война и мiр", т. 1, Толстого и "Библия" на русском языке».
Книга С.А. Нилуса была одной из девяти «неразлучных спутниц», принадлежавших Государыне Александре Феодоровне, и фигурирует в описях, подписанных генералом М.К. Дитерихсом и следователем Н.А. Соколовым . Перечисляя книги, последний подчеркивал: «В них весь Их моральный облик, вся Их душа» .
Читал книгу и Государь (причем, судя по названию в «Протоколе осмотра», все то же второе Царскосельское издание 1905 г.), о чем не преминул сделать запись в дневнике под 27 марта 1918 г. (вторник): «Вчера начал читать вслух книгу Нилуса об Антихристе, куда прибавлены "протоколы" евреев и масонов, - весьма современное чтение» .
«Евреи бросают бомбы, - заявлял осенью 1906 г. П.А. Столыпин одному из своих ближайших сотрудников. - А вы знаете, в каких условиях живут они в Западном крае? Вы видели еврейскую бедноту?» В начале 1907 г. в интервью специальному корреспонденту агентства American Associated Press П.А. Тверскому Председатель Совета Министров заявил по поводу еврейских погромов: «...Пока я у власти, их больше не будет» . И действительно, отмечают современные еврейские исследователи, «до конца премьерства Столыпина погромов не было» .
Возмущение в правых кругах вызвал подписанный 22 мая 1907 г. П.А. Столыпиным циркуляр, разрешавший евреям, которым правдами и неправдами во время смуты удалось покинуть черту оседлости, остаться на новых, в обход закона, заселенных ими местах, если они обзавелись там домашним хозяйством: «Комиссией по запросам Государственной думы принят запрос министру внутренних дел: на каком основании издан им циркуляр от 22 мая 1907 года за № 20, коим он, гофмейстер, действительный статский советник, Петр Аркадьевич Столыпин, присвоил себе законодательную власть, принадлежащую токмо Его Императорскому Величеству, и, отдав незаконные приказания губернаторам, дал евреям право, им по действующему законодательству не принадлежащее?»
Подобно своим предшественникам, В.К. фон Плеве и графу С.Ю. Витте, Петр Аркадьевич в июле 1908 г. встречался с одним из руководителей сионизма. Правда, собеседник его был помельче - крутившийся вокруг Т. Герцля уроженец Ковенской губернии Давид Вольфсон (1856-1914) .
Оборотной стороной заигрывания П.А. Столыпин с еврейством были его отношения к черносотенцам.
По словам одного из ветеранов Союза Русского Народа Н.Е. Маркова, организация эта «возникла стихийно, как народный порыв для защиты Царского Самодержавия, оказавшегося под ударами сорганизовавшихся сил разрушения» .
Союз Русского Народа, говорили черносотенцы, - это не политическая партия, а сам Русский Народ. Черные Миллионы.
«Изданный в конце 1906 года список, - отмечал известный современный общественный деятель скульптор В.М. Клыков, - включал 272 патриотических организации, действовавших в более чем 200 городах и селах Российской Империи. По подсчетам Департамента полиции черносотенцев насчитывалось около 500 тысяч человек. [...] Сами же черносотенцы числили в своих рядах значительное большее число единомышленников - до трех миллионов. [...] Но даже если взять на вооружение минимальную цифру (400 тысяч человек), то при сравнении с численностью других политических организаций станет очевидным вся нелепость широко распространенного мифа о маргинальности и малочисленности Черной сотни. Так, октябристы числили в своих рядах около 80 тысяч человек, кадеты - до 70 тысяч, эсеры - около 50 тысяч, социал-демократы всех толков и течений - около 30 тысяч человек» .
При этом Союз действовал весьма эффективно. Первая смута в России 1905-1907 гг. была задавлена во многом именно черносотенцами.
«Конечно, по своему преобладающему составу членов и по приемам борьбы, - замечал член Совета министра внутренних дел тайный советник Н.Ч. Зайончковский, - Союз с его Отделами был орудием грубым; но ведь пушки, пулеметы, ружья со штыками - орудия еще более грубые, однако, необходимые. Самый факт возникновения Отдела Союза в какой-нибудь весьма революционной местности сразу полагал в ней конец революционным выступлениям. Деятельность Союза поощрялась сверху, его Отделы, иногда искусственно, насаждались губернаторами. Окончилась смута - и от Союза с его Отделами как-то сразу отвернулись» .
«...Союз наш, - вспоминал старейший деятель черносотенного движения Н.Е. Марков, - вначале имел достаточно интеллигентных сил из представителей состоятельных классов; но потом, когда первая революция прошла, состоятельные классы от нас отошли, и наш Союз состоял из того, что называется демократией в чистом виде, т.е. беднота...»
Связь союзников с Правительством и даже их определенная зависимость от него также вполне объяснимы. Такое положение дел имело основания более давние и глубокие. Либералы, подчеркивал еще в 1889 г. К.Н. Леонтьев, «сильны сами по себе, а наши начала держатся только тем, что Правительство теперь за нас» . Однако отнюдь не Правительство было причиной возникновения движения.
Вот, между прочим, к каким выводам вынужден был прийти современный либеральный (что далее будет видно из его «политкорректной» риторики) историк: после февральского переворота 1917 г. «с упразднением Департамента полиции и Охранных отделений, с арестами покровителей и вождей, с началом обысков у активистов и прочими акциями движение не исчезло. Оно только потеряло элемент организованности сверху: стало стихийным и самоорганизующимся. Последнее обстоятельство показывает, что это было не просто искусственно вносимое, навязанное части народа и поддерживаемое извне движение, но и (как это ни печально признать) движение части самого народа» .
«Грозный призрак Союза Русского Народа, - обращался в январе 1907 г. к ненавистникам Исторический России астраханский купец Н.Н. Тиханович-Савицкий, - который вас так страшит, - не призрак; это тот самый русский народ поднимается, над чувствами которого вы издевались и который потребует уже скоро вас к ответу. Это встает грозный Мститель за поруганную честь России, за ее растоптанное вами знамя. Союз Русского Народа растет, отделы его покрывают всю Россию... Ни ваша злоба, ни ваши вопли, ни хватанье за Правительство не остановят могучий рост Мстителя... Он освободит Россию от вас и выведет ее на тот путь истинной свободы народной, на котором не место вам, презренным обманщикам! Русь идет. Расползайтесь гады» .
Депутацию Союза Русского Народа Император впервые принял 23 декабря 1905 г. в канун Рождественского сочельника.
Председатель СРН А.И. Дубровин поднес Государю нагрудные знаки для Него и Наследника Цесаревича Алексия. (Автором этого знака был один из основателей и руководителей СРН художник, сын известного русского поэта А.А. Майков.)
Царь приветствовал «союзников» словами: «Объединяйтесь, русские люди. Я рассчитываю на вас» .
Членами Союза Русского Народа состояли люди из ближайшего окружения Государя: духовники епископ Феофан (Быстров) и протоиерей Александр Васильев, Дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков, штаб-офицер для поручений при Дворцовом коменданте, ктитор Государева Феодоровского собора в Царском Селе полк. Д.Н. Ломан, флигель-адъютант, гофмейстер Высочайшего Двора, личный секретарь Государыни граф П.Н. Апраксин, граф А.С. Гендриков и другие .
Знаменитая Именная телеграмма Государя, отправленная 4 июня 1907 г. на имя А.И. Дубровина, завершалась словами: «Да будет же Мне Союз Русского Народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка» .
Год спустя после первой Царской аудиенции, 26 ноября 1906 г., в день памяти святого Великомученика и Победоносца Георгия в Киеве св. праведный о. Иоанн Кронштадтский совместно с епископом Сергием (Страгородским), будущим Патриархом, освятили хоругвь и знамя Союза Русского Народа.
«Как тело без души мертво, - сказал Кронштадтский Пастырь, - так и Россия без всепросвещающей Православной Веры и жизнетворной Самодержавной Власти мертва» . (Осенью 1907 г. Всероссийского Батюшку избрали почетным членом СРН, а вскоре - пожизненным почетным членом. В марте 1917 г, после разгрома Главного Совета СРН в Басковом переулке знамя и хоругвь в качестве боевого трофея доставили в революционную Думу .)
«Вполне естественно, - писал Н.Е. Марков, - что еврейство и зависимая от еврейства российская либеральная и революционная печать со всех сторон накинулась с бранью, клеветой и доносами на сразу ставший им ненавистный Союз Русского Народа... Самые гнусные, самые нелепые обвинения посыпались на эту народную организацию. "Погромщики", "убийцы", "сыщики", "черная сотня" - пестрели страницы "освободительной" печати, не могшей простить Союзу Русского Народа провала революции. "Союзник" изображался в жидовских карикатурах не иначе как в виде дюжего волосатого мужика с бутылкой водки в кармане и с отрубленной головой еврея в окровавленной руке. [...] "Освободительные" демократы более всего издевались над Союзом Русского Народа за то, что он состоял преимущественно из простонародья» .
Хотя, заметим, среди его членов было немало выдающихся представителей русской культуры и науки: художник В.М. Васнецов, скульптор А.М. Опекушин, академики Н.П. Кондаков, А.А. Соболевский, К.Я. Грот, Н.П. Лихачев и В.Л. Комаров (впоследствии президент Академии Наук), член-корреспондент Академии Наук Ю.А. Кулаковский, ученые-слависты А.С. Будилович и В.И. Ламанский, медик проф. С.С. Боткин, историки И.Е. Забелин, Д.И. Иловайский, руководитель первого оркестра русских народных инструментов, виртуоз-балалаечник и композитор В.В. Андреев, актриса М.Г. Савина, книгоиздатель И.Д. Сытин и многие другие .
«...Интерпретация Союза Руского Народа, как борющихся извергов рода человеческого, - заявил Н.Е. Марков следователям ЧСК Временного правительства, - результат газетного измышления» .
«Разве дал бы святой праведный отец Иоанн Кронштадтский свое благословение Союзу, а тем более вступил бы он в его ряды, - вполне резонно задавался вопросом наш современник скульптор В.М. Клыков, - если бы Союз Русского Народа был причастен к тем преступлениям, в которых его обвиняли недоброжелатели и враги Исторической России?»
Но, заметим, Кронштадтский Пастырь был не одинок. Перечислим некоторых (и, кстати, далеко не всех) Архипастырей Русской Православной Церкви, не только состоявших в СРН, но и занимавших там руководящее положение (почетные председатели и председатели губернских отделов): митрополит Агафангел (Преображенский); архиепископы: Анатолий (Каменский), Андроник (Никольский), Димитрий (князь Абашидзе), Димитрий (Сперовский), Иннокентий (Беляев), Иннокентий (Ястребов), Митрофан (Краснопольский); епископы: Алипий (Попов), Виталий (Максименко), Ефрем (Кузнецов), Павел (Гальковский), Серафим (Чичагов), Феодор (Поздеевский) и др.
Активное участие в черносотенном и монархическом движении (вплоть до занятия официальных постов) принимали также первые три послереволюционные Патриарха Московские и всея Руси - Тихон (Беллавин), Сергий (Страгородский) и Алексий (Симанский); первоиерах Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий), основатель «парижского раскола» митрополит Евлогий (Георгиевский) и «американской автокефалии» митрополит Платон (Рождественский) .
Одним из многочисленных лживых «лэйблов», которые пытаются навесить на Россию западные демократы, - конечно же, погромы. Слово pogrom «внедрили» во все основные языки мiра, превратив его в символ Российской Империи - «родины погромов» .
Разоблачивший и подробно разобравший смысл и происхождение этой клеветнической напраслины, В.В. Кожинов пишет о том, что столь же голословны были обвинения в организации еврейских погромов черносотенцами. Он подчеркивал, что «вылеплен "страшный" образ Союза Русского Народа» был исключительно из воинственной «риторики» «союзников». При этом «их слова преподносятся как нечто гораздо более опасное и жестокое, нежели бомбы революционеров». Более того, по словам В.В. Кожинова, ни один еврейский автор так и не смог привести ни одного достоверного факта, «свидетельствующего об "организованных" Союзом Русского Народа погромах» .
Если не знать этого, то «возникает по меньшей мере странная картина: в октябре 1905 года погромы достигают прямо-таки невероятных масштабов (их, по подсчетам Д.С. Пасманика, было около 700), хотя "черные сотни" только еще "организуются", а после того, как они "уже организованы", происходит всего 2 или, точнее, 3 погрома (начиная с 1907 года погромов уже вообще не было, если не считать позднейшего военного - то есть по самой своей сути погромного - времени, когда громилась вся Россия вообще). Помимо этого, нельзя не отметить, что Белосток и Седлец (Седльце) - это чисто польские города (а Тальсен - ныне Талсы - латышский), которые после 1917 года стали (и сейчас являются), естественно, городами возрожденной Польши, и те части их населения, к которым мог апеллировать Союз Русского Народа, были весьма небольшими (основное население этих городов относилось к Союзу Русского Народа заведомо враждебно)» .
Выводы В.В. Кожинова подтверждают и другие современные профессиональные русские историки .
«...Образовавшийся в ноябре 1905 г. СРН, - пишет доктор исторических наук Ю.И. Кирьянов, - не мог быть организатором этих столкновений различных групп населения: они возникали как стихийная реакция консервативно-монархически настроенной части населения на поведение либералов и радикалов (восторженное или, наоборот, критическое) в связи с объявлением Манифеста 17 октября 1905 г.»
«Революционерам, - подчеркивает воронежский историк В.Ю. Рылов, - противостояли в те дни монархически настроенные слои населения, а не черносотенцы. [...] ...Обвиняли евреев в денежной поддержке забастовочного движения, наличия большого числа лиц еврейской национальности в революционном движении» .
Однако эти новые и весьма важные выводы являются по сути повторением давно забытого. В доказательство приведем слова товарища председателя Главного Совета СРН В.П. Соколова, сказанные им еще весной 1911 г.: «Левая печать, обвиняя Союз в устройстве жидовских погромов, сознательно закрывает глаза на то обстоятельство, что главная полоса погромов относится к тому времени, когда Союз и не существовал. А последний белостокский погром имел место тогда, когда там не было отдела Союза» .
Пытавшихся, было, развить тему погромов деятелей ЧСК Н.Е. Марков быстро поставил на место:
«Марков: Со времени организации Союза Русского Народа в России не было ни одного погрома; может быть, теперь они и будут, после закрытия. [...]
Соколов: Но демонстрации и выступления были?
Марков: Т.е. какие демонстрации? Ходили по улицам с хоругвями, - это бывало» .
Таким образом, в борьбе с еврейством черносотенцы предлагали чисто экономические меры, но они-то, в действительности, и представляли самую страшную угрозу. А поскольку возразить против такой мирной и законной борьбы было нечего, еврейству выгодно было перевести стрелки на выглядевшую внешне предосудительно физический стихийный народный протест, всячески его провоцировать, а затем раздувать в глазах российской и мiровой общественности.
Таким же мифом был и т.н. «черный террор», целью раздувания которого была попытка противопоставить его - в умах людей недалеких - реальному красному террору.
В этом смысле весьма характерен вот этот фрагмент допроса Н.Е. Маркова в ЧСК 24 июля 1917 г.:
«Председатель: Как относился Союз Русского Народа к террору?
Марков: Достаточно отрицательно.
Председатель: Но ведь был период, когда в составе Союза Русского Народа образовался особый боевой отдел?
Марков: Нет, такого времени никогда не было.
Председатель: Это время совпало с временем революционного движения 1905 года.
Марков: О существовании боевых организаций я слышу в первый раз. Правда, я читал в газетах противного нам лагеря обвинение со стороны левых партий, но это не верно.
Председатель: Так что вы это отрицаете?
Марков: Никогда не имел к этому доказательств.
Председатель: А убийства отдельных деятелей левых течений, противных Союзу Русского Народа, вы не считаете, что они были организованы?
Марков: Для меня это до сих пор загадка. Может быть, это и было организовано, но кем?
Председатель: Боевой организацией.
Марков: Убийства лиц левого лагеря редки и немногочисленны.
Председатель: Три ярких случая - Иоллос, Герценштейн и Караваев.
Марков: Три случая за 10 лет. Я думаю, что самая их малочисленность и сравнительная незначительность лиц убитых свидетельствует, что не было сколько-нибудь серьезной организации. [...] Я всегда считал возмутительной клеветой, что Союз Русского Народа организовывал убийства и притом таких, сравнительно невинных людей, как Иоллос, Герценштейн и Караваев. Я, прежде всего, не видел никакой логики в этом: я могу понять, что можно убить человека, но надо иметь для этого логические основания» .
Между тем об убитых революционерами-террористами государственных чиновниках, служащих и рабочих Союз Михаила Архангела выпустил 14-томную «Книгу Русской Скорби», в редколлегию которой входил известный русский художник В.М. Васнецов. К сожалению, этот огромный труд так и не был завершен. После прихода к власти большевики активно уничтожали эту книгу, заключив немногие уцелевшие от идеологического террора экземпляры в спецхран.
Погибших за свою верность Государю русских людей были многие тысячи. Только с февраля 1905 г. но ноябрь следующего 1906-го, менее, чем за два года, революционеры и банды «еврейской самообороны» убили и тяжело ранили 32 706 простых подданных Русского Царя. Это не считая представителей органов правопорядка, Армии, чиновников, дворян и сановников .
Со времен дореволюционных либералов, различного рода филосемитов и советских историков общим местом стала мифическая смычка Царской полиции с черносотенцами. Несомненно, ряд представителей Министерства внутренних дел и Департамента полиции пытались использовать «союзников» в нужных им целях, так же как, впрочем, и революционеров всех мастей, либералов, сионистов и даже масонов. Что же касается идейной смычки с родственными им будто черносотенцами, то вот как обстояло дело на самом деле, согласно опять-таки непреложным фактам, а не умозаключениям.
Среди документов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства сохранился любопытный документ - датированный декабрем 1913 г. отчет члена Совета министра внутренних дел тайного советника Н.Ч. Зайончковского.
«Крестьянин Виленской губернии, Иван Заневич, римско-католического вероисповедания, неграмотный, - читаем в документе, - живет в Смоленске с 1903 г., имеет лавку на базарной площади и торгует готовым платьем и обувью. Состоит членом Союза Русского Народа со дня открытия в Смоленске его отдела. [...] Будучи в Петербурге, купил брошюру Замысловского "Жертвы Израиля. Саратовское дело" . Заневич и его жена, умеющая читать, интересуются "правыми газетами". Большею частью самому Заневичу их читал и дома, и в лавке "союзник Тютькин". Чтение в лавке слушали иногда случайные посетители из покупателей; постоянных слушателей не было. Старые номера газет Заневич давал иногда знакомым и соседям по их просьбе. Это не нравилось евреям, они жаловались губернатору Суковкину на то, что у Заневича читают "хулиганские" газеты, от чего может произойти погром. Когда губернатор не обратил на эту жалобу внимания, то евреи дали Тютькину 100 рублей, чтобы он газеты Заневичу не читал, в чем и взяли с Тютькина подписку. Дело Ющинского, однако, так заинтересовало Тютькина, что он вновь начал читать. Однажды по поводу прочитанного у Заневича произошел разговор с евреем Петрикиным, причем первый спросил у второго, правда ли, что евреи употребляют христианскую кровь. На это Петрикин ответил: "Ты читаешь хулиганскую газету. Мы потратим 200-300 рублей, но заставим тебя этой газеты больше не читать". И вот недели через две после этого, 26 октября утром, в квартиру Заневича является помощник начальника сыскного отделения с городовым и понятыми и требует выдачи "погромной" литературы без обыска. После ответа Заневича, что у него такой литературы нет, был произведен обыск сперва в квартире, потом в лавке. Кроме номеров вышеуказанной газеты и брошюры Замысловского, было найдено несколько номеров "Русского слова" и "Смоленского вестника", больше ничего. Через день Заневич был вызван к полицмейстеру, куда и пошел в сопровождении "союзника" Исаюка. Полицмейстер фон Вернер начал на них кричать, называл хулиганами, говорил, то они читают хулиганские газеты, грозил высылкой и тюрьмой за то, что они будто бы подговаривают бунт. Всю эту нотацию фон Вернер закрепил площадной бранью. В этом обыске у простого мирного человека, в угрозах ему и брани я не могу не усмотреть полицейского произвола, весьма выгодного для евреев и еврейско-русских организаций» .
Как мы уже писали, вскоре после того, как революционная волна, получив народный отпор, схлынула, положение черносотенных организаций претерпело серьезные изменения. Это изменение проистекало, прежде всего, из того, что Союз Русского Народа не был правительственной партией, а представлял собой по существу «правую оппозицию колеблющемуся Правительству» .
«Как только наступило "успокоение" (то есть разрушительная работа иудо-масонства ушла в Государственную думу и в подполье), - писал Н.Е. Марков, - Союз Русского Народа стали определенно теснить, принижать и вести его к разложению. Даже крупные государственные люди, как П.А. Столыпин, думали, что "мавр сделал свое дело - мавру время уйти". Либеральная же министерская мелочь, вроде Коковцова, Философова, Тимирязева, князя Васильчикова, барона Нольде и им подобных, злобно шипела на Союз Русского Народа и в своих ведомствах учиняла на членов Союза формальное гонение. Этим достигалась двоякая цель: устранялись из ведомства непрошеные наблюдатели и обличители противогосударственной подпольной работы и одновременно заслуживалось одобрение и благоволение высших сфер иудо-масонства и еврейских банков» .
«...Союз возник, - отмечал еще в июле 1908 г. на закрытом заседании Отдела СРН в Ростове-на-Дону А.И. Дубровин, - в тот момент, когда в стране царила полная анархия, власти растерялись и спрятались, и Россия должна была погибнуть, но явился Союз, подавил революцию и спас родину, - только он один и никто более; тогда вновь явились и правители, забрали власть в свои руки и теперь, чувствуя под ногами довольно твердую почву, начинают говорить нам: "Уходите, Союз более нам не нужен, мы и сами управимся"; но это неправда: Союз нужен России более чем когда-либо; то, что сделано Союзом, было только началом работы; напрасно Правительство думает, что революция подавлена окончательно, ему предстоит горькое разочарование: революция ушла только с улицы и спряталась в дворцах и палатах; теперь революционеров менее по числу, но борьба с ними несравненно труднее, потому что эти революционеры - культурные люди, обладающие властью и громадными денежными средствами...»
«...Погромы 1905 и 1906 годов, - писал осенью 1912 г. один из руководителей Союза Михаила Архангела Н.Д. Облеухов, - были ничем иным, как победоносным отпором верного Монархии народа революционерам, объявившим в разных местах чуть не сотню республик. Но едва подавили бунт, как эти добровольные защитники существующего строя были выданы с головой кишащим кадетами судам и жидам-адвокатам. Патриотизм очутился на скамье подсудимых. Вчерашние бунтовщики и сочувствователи бунтовщиков судили патриотов за патриотизм. Целые сотни и тысячи русских людей томились в тюрьмах и все почти без исключения понесли суровые кары за разгром "республик". Если многие из этих осужденных освобождены от наказания, то произошло это по личной воле Его Императорского Величества, а Правительство здесь ровно ни при чем» .
В словах этих немало горькой правды, но не забудем: за этими «обидами» стояли также и дела, подобные безобразному бунту Гермогена-Илиодора, о котором мы подробно расскажем в настоящем томе. (Дата публикации цитируемой статьи вполне соответствует этому. Вполне конкретный скандал, безусловно, инициировал претензии черносотенцев.)
Взаимоотношения П.А. Столыпина и черносотенного движения исследовал в последние годы доктор исторических наук Ю.И. Кирьянов. Выводы, к которым пришел этот профессиональный историк из Института российской истории РАН, выгодно отличаются от взглядов нынешних апологетов Союза Русского Народа, так и не смогших выйти из-под внешнего обаяния Петра Аркадьевича. Характерно название главы монографии Ю.И. Кирьянова, раскрывающей суть и последствия конфликта премьера с «союзниками»: «Причины кризиса и краха».
Приведем несколько выдержек из работ Юрия Ильича:
«...Премьер отстаивал "конституционализм" (даже "с русской бородой" и "с русскими рукавицами", как писал В.В. Розанов), а правые не хотели никакого, даже "истинно-русского" конституционализма, обвиняя Столыпина в том, что "он стремится ограничить Самодержавие Царя и даже больше, - этот "сильный человек" грозит своим авторитетом вытеснить Царя"» .
«"Разрушительными силами" для устоев Самодержавной власти правые считали Государственную думу, Прогрессивный блок, левую печать, "общественные" организации - Земский и Городской союзы, а также Центральный военно-промышленный комитет. Они резко выступали против "вмешательства" общественных организаций в политические дела, обсуждение ими злободневных вопросов и принятие резолюций, которые будоражили общественное мнение (этим, по их мнению, должны были заниматься исключительно политические партии). В Военно-промышленных комитетах они видели источник не только разбазаривания казенных денег, но и подстрекательства рабочих к опасным "общественным акциям" - демонстрациям перед Государственной думой с целью замены Правительства и т.п. В глазах правых действия этих организаций и их руководителей могли привести к народной смуте или к давлению на Царя с целью Его "добровольного" отказа от Верховной власти. Поэтому в отношении этих учреждений и организаций, а также левой печати, по мнению правых, должны были применяться самые жесткие меры пресечения их антигосударственной деятельности (вплоть до отсрочки или даже запрета деятельности Государственной думы, реорганизации или закрытия Городского и Земского союзов и т.п.)» .
«Еще одной причиной охлаждения отношения "верхов" к правым стало, как можно полагать, определенное давление со стороны общественного мнения, российских и международных банков, влиятельные представители которых могли указывать на несовместимость выдачи кредитов Правительству, терпящему антисемитские выступления правых» .
«...После [первой] революции П.А. Столыпин и его ближайшее окружение постарались если не избавиться, то, во всяком случае, "трансформировать" СРН, устранить его с политической авансцены, отделив Царя от "союзников". И этот план во многом удалось реализовать» .
По существу, начиная с 1908 г., «правительственная власть только терпит» черносотенные организации .
«Благоволение Николая II к правомонархическим союзам, телеграммы местных организаций непосредственно на имя Царя (о необходимости роспуска и с одобрением роспуска I и II Государственных дум и т.п.), их вмешательство в дела администрации - все это мешало Столыпину. Премьер и его министры не только не желали видеть около себя "второе правительство" (в лице руководителей правомонархических партий), оказывавшее определенное влияние на Царя и тем самым мешавшая им, но и попытались путем некоторых манипуляций отвести от себя вину за все то, что вызывало в общественном мнении недовольство и раздражение» .
«В литературе, в частности мемуарной, неоднократно отмечалось, что, начиная со второй половины 1907 г., отношение Николая II к СРН и его председателю А.И. Дубровину стало меняться: если раньше Он явно благоволил к ним, то с этого времени Его отношение к "союзникам" стало сугубо официальным» .
«С помощью начальника Петербургского охранного отделения А.В. Герасимова Столыпину удалось представить отделы СРН, направлявшие Царю телеграммы и письма, как крайне незначительные объединения, возможности которых были сильно преувеличены . Более того, Правительство с помощью Департамента полиции МВД смогло фактически в конце 1907 г. расколоть, разъединить и ослабить правых в СРН» .
«Как вспоминал один из "союзников" Б.А. Пеликан, Столыпин, используя повышенное честолюбие товарища председателя СРН Пуришкевича, способствовал его ссоре с Дубровиным и созданию новой организации Союза Михаила Архангела. Затем, весной-летом 1908 г. тот же Столыпин содействовал образованию - в противовес СРН - Всероссийского Национального Союза. Оба этих шага, безспорно, дезорганизовали ряды правых. Но этим дело не кончилось. 9 декабря 1909 г. последовало очередное циркулярное письмо министра внутренних дел Столыпина, адресованное губернаторам, в котором указывалось, что "руководительство всякой политической организацией не только воспрещено начальствующим должностным лицам, в том числе и земским начальникам, но не может быть допущено", поскольку отвлекает их от исполнения прямых служебных обязанностей. Это распоряжение внесло явное замешательство в среду чиновничества, которое стало опасаться вступления даже в правые организации. Не случайно известный правый деятель, бывший председатель Одесского отдела СРН граф А.И. Коновницын заметил в письме от 4 января 1912 г, что в Министерстве внутренних дел боятся объединенной монархической силы» .
Что касается «незначительности» Союза Русского Народа, то, как в этом мы уже убедились из справки о численности его членов, со стороны премьера это был обдуманный (и поскольку речь шла об информации Царя, то преступный ) подлог П.А. Столыпина. Такой же характер, скорее всего, носила и «справка» генерала А.В. Герасимова.
Помогавший П.А. Столыпину интриговать против СРН начальник Петербургского Охранного отделения генерал А.В. Герасимов, напомним, содействовал также своему начальнику в его борьбе с Царским Другом.
Этот генерал в годы премьерства П.А. Столыпина был весьма весомой фигурой. «Столыпин совершенно игнорировал нас, - утверждал экс-директор Департамента полиции Е.К. Климович. - [...] Петроградский Департамент полиции, для своей собственной информации, был лишен возможности получать сведения от Охранного отделения, ибо Герасимов ничего не сообщал. [...] Герасимов представлял такую мощную фигуру в то время, что [начальник Дворцовой охраны] Спиридович с ним считался» .
В том же направлении действовал и начальник канцелярии Министерства Двора генерал А.А. Мосолов. Будучи по должности начальником придворной цензуры, этот генерал-масон всячески препятствовал появлению в черносотенной печати одобрительных высказываний Государя о Союзе Русского Народа. При этом, по его собственному признанию, он полностью игнорировал мнение Императрицы Александры Феодоровны .
По поводу запрета государственным служащим состоять в черносотенных организациях Союз Русского Народа высказался публично, причем в довольно резкой форме: «...Союз основною своею целью полагает уничтожение в стране всякой политической партийности, влекущей за собою взаимную вражду и ненависть, путем объединения всех честных русских людей, верных долгу и присяге, во имя Веры, Царя и Отечества, о чем заявлялось неоднократно и устно и в печати. [...] Лица, состоящие на государственной службе, очевидно, не могут не быть верноподданными русскими гражданами. Значит, они обязаны или безусловно признавать основные положения Союза и, по долгу службы, всеми мерами ему содействовать, или же, в случае несогласия, оставить совершенно службу тому государству, законов которого они не желают признавать. [...] Стало быть, никакая разумная и уважающая себя власть не может ни в каком случае запретить кому бы то ни было из русских подданных, а тем более состоящим на государственной службе, открыто вступать в Союз Русского Народа» .
Позицию бюрократии по отношении к черносотенцам разъяснил Ю.С. Карцову, уже будучи в эмиграции, хорошо информированный генерал П.Г. Курлов.
«Кто же, как не Столыпин, - настаивал дипломат, - правой партии помешал быть единой и сильной, вождей ее соблазнил и обезславил, монархистов перессорил и обратил в посмешище левых?»
«В России уже так заведено, - объяснял генерал, - всякое проявление общественности, - съезд какой-нибудь, собрание дворянское или земское - неизбежно кончает тем, что оборачивается против Правительства и вступает с ним в борьбу. Правительство по этой причине не могло допустить объединения правой партии» .
О деятельности Петра Аркадьевича, направленной на раскол СРН, свидетельствовали многие.
«Оппозиция правых тем и опасна была Столыпину, - писал тот же Ю.С. Карцов, - что отвечала она тайным желаниям Царя и Его приближенных. Правые укоряли Столыпина, что он отдавливает Царю ногу, и называли его узурпатором. Столыпин отплачивал им той же монетой и заподазривал их лояльность. Правая партия, если бы она объединилась и распространилась на всю Империю, приобрела бы огромное политическое значение. Весьма понятно, в заботе о собственной власти, подобного объединения не могла допустить бюрократия.
Начальник Охраны генерал Герасимов с откровенным цинизмом заявил председателю Союза Русского Народа А.И. Дубровину: "Мы перессорили крайних левых. Теперь ваша очередь. Мы перессорим вас так, что вы вцепитесь друг другу в волосы".
Об этом следователям ЧСК летом 1917 г. говорил и Н.Е. Марков:
«Соколов: В чем выражалось неблагоприятное отношение Столыпина?
Марков: В том, что он всячески, через своих подчиненных, поддерживал рознь в Союзе. Зная совокупность политики Столыпина, как к нам относились на местах, как наших союзников преследовали и выгоняли со службы, можно убедиться в том, что по внешности к нам относились хорошо и даже субсидировали, а в сущности нас уничтожали.
Соколов: Вы сказали: "всячески поддерживали рознь". Что это значит, каким путем министр внутренних дел поддерживал рознь между отдельными организациями?
Марков: Способы мне не известны, но известно, что мою идею и идею моих ближайших единомышленников всячески расстраивали, а идея была создание единого монархического органа.
Соколов: Каким же способом административного воздействия или какого-либо иного образа действий министр внутренних дел мешал вашей идее осуществиться?
Марков: Так, конкретно отвечать на этот вопрос очень трудно. Политика его влекла к розни; например, одним союзам покровительствовали на местах, а другие преследовались.
Соколов: Каким союзам покровительствовали и какие преследовали?
Марков: Это зависит от географии. Рознь поддерживали всячески: в одних городах поддерживали наших, в других - дубровинских, в третьих - третьих, во всяком случае, эта разность правительственного отношения несомненно имела значение» .
Далее Н.Е. Марков уточнил: «Столыпин [...] не желал уничтожения Союза, но боялся слишком большого его усиления» . По-иному о том же самом писал генерал А.А. Мосолов: П.А. Столыпин «понимал симпатии Царя к правым и пошел навстречу им, но лишь настолько, насколько они были ему [Столыпину] нужны» . (Однако «понимал» не значит, разумеется, одобрял .)
По словам видного деятеля черносотенного движения Е.А. Полубояриновой, П.А. Столыпин выделил в 1906 г. дубровинскому Союзу субсидию в 150 тысяч рублей с тем, чтобы большая ее часть была потрачена на проведение в Думу В.М. Пуришкевича. «Это было желание самого Столыпина» .
Начавшееся с 1909 г. субсидирование СРН П.А. Столыпин пытался использовать и для давления на «союзников». «Столыпин пробовал, - говорил Н.Е. Марков, - но я не соглашался, потому что ставил условие, что они [деньги] не должны стеснять нас в свободе нашей деятельности. Так что попытки были, но успеха не имели. Относительно позднейших министров я такого случая не помню. [...] Как сам Столыпин относился по существу враждебно, так, конечно, относилась и вся администрация. [...] Выдача денег вовсе не свидетельствует в государственных делах о симпатии; я думаю, тому много примеров. Иногда бывает обратное - желая нанести вред, можно выдать деньги. Такие бывают композиции» .
Николай Евгеньевич говорил о попытках со стороны П.А. Столыпина «влиять в желательном направлении на газеты» «союзников». Линия премьера была «в поддержании Правительства, в частности, Министерства внутренних дел». Однако черносотенная пресса, по словам Н.Е. Маркова, «часто нападала на отдельных министров и довольно резко, а это, конечно, не нравилось» .
Не обходили вниманием в правой прессе и самого П.А. Столыпина.
23 марта 1907 г. П.Б. Струве в бюджетной речи в Думе озвучил статью, опубликованную в 65-м номере газеты «Русское Знамя»: «Да будет ведомо Столыпину, что русский православный народ только смеется над его словами: "не запугаете". Когда-нибудь настанет время, и время это наступит очень скоро, когда мы не позволим дурманить русских граждан обещаниями заморской конституции, кадетскими бреднями. Нет, все говорит за то, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним Столыпинским министерством» .
Причина этой коллизии в свое время была раскрыта одним из правых деятелей: «Националисты и монархисты... питают безграничную преданность только к своему Царю и считают себя верноподданными только Царя, но отнюдь не Его министров». В черносотенных организациях прекрасно осознавали разницу между «Священной Особой Помазанника Божия и Его слугами, которых Он может одним мановением возвратить в "первобытное состояние", если они не оправдают Его доверия» .
В ответ на обвинение в получении Союзом Русского Народа денежных субсидий от Правительства Н.Е. Марков с достоинством отвечал: «...Мы не считаем ничего дурного в том, что партия, поддерживающая Монархию, получает от Правительства своего Монарха помощь, как партия, поддерживающая еврейство, получала помощь от еврейства» .
Итак, деньги брали - и критиковали. За дело, в их представлении.
Это, конечно, было выше понимания либеральных политиков, адвокатов и журналистов, осуществлявших свою деятельность и живших за счет еврейских денег. Все они были куплены на корню. И - попробуй пикни! Несанкционированный шаг влево или вправо - и прощай достаток, а, может, и нечто большее...
Но вернемся к премьеру...
«Меня угнетает мысль, - писал 12 декабря 1911 г. Одесский градоначальник генерал И.Н. Толмачев, - о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь; все ополчились друг на друга» .
«По приказу Столыпина, - утверждает современный исследователь монархической правой А.Д. Степанов, - Департамент полиции перлюстрировал переписку правых, за лидерами монархистов была установлена слежка. Орган Союза Русского Народа газета "Русское Знамя" регулярно подвергалась цензурным репрессиям, порою более безжалостным, чем либеральные издания. За пять лет, с декабря 1905 по декабрь 1910 года на газету было наложено шесть штрафов на весьма внушительную сумму в 11 тысяч рублей, орган Союза получил 13 предупреждений и "обращений внимания", 18 номеров газеты было изъято...»
Как писал уже в эмиграции упоминавшийся нами Б.А. Пеликан, «Правительство разрушило сильную и деятельную единственную организацию Союза Русского Народа и, разрушив ее, не сумело организовать другую» .
Однако справедливости ради, следует сказать, что в раскол черносотенного движения немалую лепту внесли и сами его лидеры. «...Столкновения личных амбиций и самолюбий, - справедливо отмечал В.М. Клыков, - вносили разброд и шатание в ряды союзников [...] ...Черносотенцы уничтожали сами себя. "И как Правительству опираться на нас, - с горечью писал архимандриту Макарию (Гневушеву) о. Иоанн Восторгов, - если мы сами друг друга едим"» .
Хороший урок в связи с этим преподал о. протоиерею Г.Е. Распутин. «В 1913 году, - рассказывал о. Иоанн, - когда я жил в Москве в Епархиальном доме, ко мне после всенощной под Вознесенье заявился Распутин и на мой вопрос, откуда, ответил, что от митрополита Макария зашел ко мне. "Ты меня ругаешь, - начал Распутин, - а я тебе зла не желаю", - и указал на одно совершенно частное собрание в Петербурге, на котором присутствовал Скворцов и на котором я резко отозвался о Распутине. "Ты вот назвал меня проходимцем, а я тебе добра желаю..."» .
Министр внутренних дел Н.А. Маклаков говорил о правых организациях, как об «области сплошного разочарования. «...В сущности, - утверждал он, - это была одна грусть. Я сочувствую принципам в чистом виде, потому что исповедывал их самых юных лет. Я, по крайней мере, не безнадежно смотрел на самый строй, а смотрел безнадежно на людей, которые занимали те или другие места. Зачастую приходили просить денежной помощи, субсидии. Потом начиналась Бог знает какая грязь, друг на друга взводили обвинения, разобраться не было возможности, грызли друг друга, разногласия и клевета выступали в печати. Одним словом, получалось впечатление такого чада, что иной раз думалось - лучше бы не было того, что было» .
В очередной раз подтверждалась непреложная истина: «Всякое Царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12, 25).
В критические предпереворотные дни действенную помощь Русской Власти оказали немногие черносотенцы.
Вспомним здесь глубокие по своей проницательности статьи, письма и телеграммы председателя Народной Монархической Партии купца Н.Н. Тихановича-Савицкого, принимавшегося, и весьма благосклонно, Царицей. Даже будучи в заключении у временщиков, он не переставал выдавать политический прогноз. «...Муж говорит, - писала в июне 1917 г. А.Ф. Керенскому супруга астраханского монархиста, - Правительству следует принять во внимание, что в непродолжительном времени власть перейдет к толпе и солдатам, сторонникам Ленина, и политические заключенные могут подвергнуться смертельной опасности» . Как мы помним, всё так и случилось.
К нему, как, впрочем, и ко многим другим черносотенцам, с полным основанием можно отнести слова думца, либерала и масона В.А. Маклакова: «..В своих предсказаниях правые оказались пророками. Они предрекали, что либералы у власти будут лишь предтечами революции, сдадут ей свои позиции. Это был главный аргумент, почему они так упорно боролись против либерализма» .
Стоит также вспомнить и о посещении заседания Совета министров 25 февраля 1917 г. группой известных правых членов Государственного Совета (А.А. Ширинский-Шихматов, А.Ф. Трепов и Н.А. Маклаков), настойчиво предлагавших ввести в Петрограде осадное положение .
Однако всё это факты единичные .
Современным авторам, пишущим о черносотенцах и разделяющим провозглашавшиеся ими благородные принципы (которыми, к сожалению, многие из них сами не следовали), конечно, очень бы хотелось видеть их героями без страха и упрека, «Донкихотами Самодержавия» . Но, увы, не получается...
Дурной шуткой выглядит обложка недавно вышедшей книги «Последние защитники Монархии» с шестью медальонами-портретами черносотенцев. Два из них принадлежат В.М. Пуришкевичу и А.Н. Хвостову, роль которых в крушении Русского Царства вряд ли кто из находящихся в здравом уме и твердой памяти станет ныне отрицать.
А вот названия некоторых очерков в юбилейном сборнике к 100-летию Союза Русского Народа «Воинство Святого Георгия» :
«Верный Богу, Царю и народу» - о А.И. Дубровине, пакостившем перед лицом чекистов ангельский образ Царицы-Мученицы Александры Феодоровны (причем, как это явствует из библиографии к очерку, автору его эта публикация протоколов хорошо известна).
«Крестный отец Союза Русского Народа» - о профессиональном клеветнике на Царя, Царицу, всю Их Святую Семью генерале Е.В. Богдановиче.
«Русский крестоносец» - о другом клеветнике на Царскую Семью и Их Друга, священнике Владимiре Востокове, в марте 1917 г., Великим Постом служившего по случаю переворота благодарственный молебен, облачившись в пасхальные красные ризы.
«Истинно-русский грузин» - о ялтинском градоначальнике И.А. Думбадзе, планировавшем демонстративное убийство Царского Друга во время пребывания в Крыму Императора, Императрицы и Их Детей.
Речь, как видим, идет не об отдельных согрешениях, о которых Церковь говорит, что нет такого человека, который поживет и не согрешит, а о сознательных и убежденных нарушителях присяги своему законному Государю, т.е. о государственных преступниках.
Момент истины для черносотенцев наступил в марте 1917 года. Нет сомнения, многие из них жестоко пострадали. «...Я беглец, скрывающийся от нападения врагов, - заявил следователям ЧСК Н.Е. Марков в июле 1917 г., - и не знаю того, что делается [...] Мы все уничтожены, мы фактически разгромлены, отделы наши сожжены, а руководители, которые не арестованы, - в том числе и я, пока не арестован, - мы скрываемся» .
Но и сопротивления ведь не было оказано никакого.
Если быть до конца честным, то сегодня, конечно, нельзя не задаться вопросом: «...Что этот "Союз" спас? Что спасла эта "русская партия"? Она ничего не спасла, но многое погубила. И список погубленного - в мартирологе жертв Империи. Напоминаю не для того, чтобы его предъявлять, а для того, чтобы понимать, что к чему. Если бы хоть что-то было спасено! Если бы на основе этих судорог (энергия - это всегда судорога) произросла великая русская жизнь. Так ведь ничего не произросло! Потому что не для произрастания изначально создано было» .
Русский мыслитель И.А. Ильин с понятной горечью писал: «Упорное противодействие левых Дум, "Выборгское воззвание" и убийство П.А. Столыпина в присутствии Государя - все это говорило языком недоверия к Престолу, языком ненависти и угрозы. А между тем никакого отпора этим угрозам, никакой безкорыстно-монархической мобилизации общественности, никакого искреннего организованного порыва к Престолу в стране не наблюдалось. Русский народный монархизм оставался пассивным и не давал Династии живого ощущения - доверия, любви, поддержки, весомости и единения. При таком положении дел воля Государя могла почувствовать себя изолированной, одинокой, безсильной...»
«Многие перестроились в марте 1917 года, - пишет специально исследовавший проблему историк. - Бывший председатель СРН в Москве и Всенародного Русского Союза И.И. Восторгов (расстрелян большевиками в 1918 г.) заявил, что солидарен с новым правительством. Дворянин и землевладелец, шталмейстер, сенатор, бывший член Главного Совета СРН А.А. Римский-Корсаков подал вместе с другими членами Государственного Совета письменное заявление министру-председателю Временного правительства князю Г.Е. Львову о готовности служить новому строю. Одесская черносотенная газета "Русская речь" заявила о своей лояльности. [...] Пресса сообщила, что о своем признании Временного правительства заявили: Г.Г. Замысловский, бывший член Главного Совета СРН; В.П. Соколов, один из главных учредителей СРН, товарищ председателя его Главного Совета; С.А. Кельцев, председатель Русского Монархического Союза...»
И потому прав был Н.Е. Марков, когда на открытии Рейхенгалльского монархического съезда в мае 1921 г. заявил:
«Монархия пала не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были ее защитники.
Падению Монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли. Монархисты презирались, монархические газеты не читались, монархические организации высмеивались и бойкотировались. Хорошим дореволюционным тоном считалось пренебрегать и презирать монархизм; так было в обществе, так было в правительстве, так шло до самого Трона. Не Ленин и Троцкий, а всеобщее забвение и пренебрежение к монархическому делу разрушили Великое Государство Российское. Ленин и Троцкий только черви, которые завелись в трупе.
Государь сознавал весь ужас такого отношения к монархизму, но Государь Сам был оклеветан и опорочен в глазах Своего народа, Он не смог выдержать злобного напора всех тех, кто, казалось бы, был обязан всячески укреплять и защищать Монархию» .
По разным данным на Столыпина было совершено от 8 до 18 покушений . Однако убить его суждено было 24-летнему Мордке Богрову.
«Его смерть, - говорил депутат Думы А.И. Шингарев, - была случайным концом. В сущности, политическая его карьера была уже закончена до этого» .
«Счастье не оставляло Столыпина до самого конца, - вспоминал государственный секретарь С.Е. Крыжановский. - Смерть подкралась к нему во время и в обстановке исключительно для него благоприятной. Он был сражен в дни наивысшей, казалось, власти в Киеве - колыбели Земли Русской, только что возвращенной им к сознательной общественной жизни. Он был убит перед лицом Царя, пал от руки еврея в торжественном собрании и, смертельно раненый, был вынесен под звуки народного гимна. Его предсмертные страдания приковали к себе сердца всей русской России. Вся Россия провожала его до могилы, и похоронен он был в ограде Киевской Лавры рядом с Кочубеем и Искрой, сложившими свои головы за целость и нераздельность Государства Русского. Такой кончины и таких похорон никто в России еще не удостаивался. А между тем, не срази его убийца, и судьба и конец Столыпина, притом конец самый близкий, вышли бы иные.
Его служебная звезда была уже на закате. Все высокие слова были уже сказаны, мысли исчерпаны, а провести их в жизнь было трудно. Столкновение с дворянством из-за покушения на власть предводителей [...] нажило ему влиятельных и непримиримых врагов у самого подножия Трона; неумение поладить с Государственным Советом [...] поставило его в положение, при котором ни одно из дальнейших начинаний не могло бы пройти через Совет и увидеть жизнь. [...]
Много вредила Столыпину в глазах Государя и несдержанность Гучкова, громко похвалявшегося своим влиянием на военные дела. Настойчивость, с которой Столыпин стремился исторгнуть у Верховной власти согласия на небывалые начинания, и притом личные меры и приемы, к которым он прибегал (обращение к Императрице Марии Феодоровне), не могли не оставить осадка горечи в душе Государя. [...] Предстояло стать живым покойником, предстояло пережить разочарование сторонников, злорадство и торжество врагов. Предстояло видеть, как новая рука одним презрительным движением сотрет всё то, что силою обстоятельств, удачи и личных способностей росло и толпилось вокруг него.
С другой стороны, здоровье Столыпина и сила жизни были уже исчерпаны. Он зажег сердца, но и сам сгорел в этом огне. Тяжелый труд и волнения последних лет разрушали его природу, и Столыпин, цветущий на вид, представлял, как удостоверило вскрытие, развалину [...]
Он утратил живую силу речи - главное оружие парламентского деятеля, которым был по природе своей наделен, и его последние выступления в Государственном Совете были лишь бледной тенью прежних боевых речей. Предстояли долгие годы страдания и медленного угасания. Предстояло нечто худшее, чем потеря власти и жизни, предстояла потеря сил, расслабление и отмирание деятельности, предстояло безсилие власти. И в это самое время рука убийцы возложила на него венец подвижника и запечатлела память его безсмертием» .
«С каждым выступлением, - отмечал один из думцев в марте 1910 г., - Столыпин все слабеет. Речь без подъема и без веры в то, о чем он говорил» .
Сломался П.А. Столыпин после введения закона о введении земства в шести западных губерниях Империи при помощи особого Положения (прервав на три дня заседания сопротивлявшихся этому акту Государственного Совета и Государственной думы). А.И. Гучков называл этот акт «политическим харакири» . А Л.А. Тихомиров - «государственным озорством» .
Проведению этого закона в жизнь Петр Аркадьевич, по справедливому замечанию ближайших его сотрудников, придал «чисто личный характер» .
После принятия закона о западном земстве, по мнению В.Н. Коковцова, «престиж Столыпина как-то сразу померк. [...] Столыпин был неузнаваем. Что-то в нем оборвалось, былая уверенность в себе куда-то ушла, и сам он, видимо, чувствовал, что все кругом него, молчаливо или открыто, но настроено враждебно. [...] ...Происшедшее с начала марта его совершенно расстроило; он потерял сон, нервы его натянуты, и всякая мелочь его раздражает и волнует. Он чувствует, что ему нужен продолжительный и абсолютный отдых...»
По словам приверженцев Петра Аркадьевича в Думе, это была «пиррова победа. [...] Раздражение этой мерой было велико и в Государственной думе, и в Государственном Совете, особенно в последнем. Вокруг Столыпина образовалась пустота. Против него, против его меры были и правые, и левые, хотя и по разным соображениям. [...] Дни премьера были сочтены, отныне стали искать, как и куда его сплавить, кем его заменить» .
В те дни, по свидетельству генерала П.Г. Курлова, в Петербурге «в эстампных были выставлены портреты В.Н. Коковцова, как вероятного премьера» .
Даже А.И. Гучков, лидер думской фракции октябристов (выпестованной П.А. Столыпиным и, кроме того, как раз и выступавшей инициатором законопроекта), в знак протеста против методов премьера, демонстративно подал в отставку с поста председателя Государственной думы, затем вышел из состава бюро фракции и даже сложил с себя звание председателя партии и уехал на Дальний Восток .
Впрочем, некоторые хорошо осведомленные современники небезосновательно видят в этом ловкий ход, неудачно завершившийся для думского политика: «Гучков, ставший временно председателем Государственной думы, сделался близким к нему [Столыпину] человеком и имел на премьера даже некоторое влияние. Но обойти П.А. Столыпина было не легко, и он скоро понял, что опасный для Правительства критик его начинаний ни к какой плодотворной - я уже не говорю творческой - работе совершенно неспособен. Его поняли и в Государственной думе, и пошатнувшийся авторитет заставил Гучкова отказаться от поста председателя Думы, под благовидным предлогом поездки по делам Красного Креста на Дальний Восток. Выборщики ему этого малодушного бегства не забыли, и в 4-ю Государственную думу он совсем избран не был» .
Как бы то ни было, по словам П.Н. Милюкова, «борьба с ассигновкой на броненосцы и отказ Гучкова от председательствования в Думе, - этими двумя датами определяется начало и конец борьбы между союзниками» - П.А. Столыпиным и А.И. Гучковым .
По поводу кризиса, наступающего в отношениях Государя с Председателем Совета Министров, высказалась и вдовствующая Императрица. Предугадав ход дела, Она и тут нашла повод для сравнения личности Александра III и Николая II (разумеется, не в пользу последнего), не замечая существенных различий во времени и, значит, в обстановке этих двух Царствований, не желая понимать некоторых существенных особенностей личности П.А. Столыпина (прежде всего, его политических устремлений).
Все приводимые нами высказывания вдовствующая Императрица нашла удобным высказать министру финансов, специально пригласив его к Себе:
«Она начала с того, что в самых резких выражениях отозвалась о шагах, предпринятых Дурново и Треповым. Эпитеты "недостойный", "отвратительный", "недопустимый" чередовались в Ее словах, и Она даже сказала: "Могу Я Себе представить, что произошло бы, если бы они посмели обратиться с такими их взглядами к Императору Александру III. Что произошло бы с ними, Я хорошо знаю, как и то, что Столыпину не пришлось бы просить о наложении на них взысканий: Император Сам показал бы им дверь, в которую они не вошли бы во второй раз.
К сожалению, - продолжала Она, - Мой Сын слишком добр, мягок и не умеет поставить людей на место [...]
Не думайте, что Он с кем-нибудь советуется. Он слишком самолюбив и переживает создавшийся кризис вдвоем с Императрицей, не показывая и вида окружающим, что Он волнуется и ищет выхода. И все-таки, принявши решение, которого требует Столыпин, Государь будет глубоко и долго чувствовать всю тяжесть того решения, которое Он примет под давлением обстоятельств.
Я не вижу ничего хорошего впереди. Найдутся люди, которые будут напоминать Сыну о том, что Его заставили принять такое решение. [...] ...Чем дальше, тем больше у Государя и все глубже будет расти недовольство Столыпиным, и Я почти уверена, что теперь бедный Столыпин выиграет дело, но очень ненадолго, и мы скоро увидим его не у дел..."» .
Физически П.А. Столыпин также был изношен. По словам В.В. Шульгина, «он ложился в четыре часа утра, начинал работу в девять» .
«Счастье не покинуло Столыпина до самого конца его жизни, - писал В.И. Гурко, - он умер на своем посту, накануне увольнения от должности и, что больше, незадолго до поджидавшей его уже смерти: при вскрытии его тела выяснилось, что наиболее жизненные его органы были настолько истрепаны, что, по свидетельству врачей, жить ему оставалось очень недолго» . А ведь когда он погиб, ему не было и пятидесяти...
По словам А.И. Гучкова, уже и «не знали, как отделаться от Столыпина. [...] Была мысль создать высокий пост на окраинах, думали о восстановлении наместничества Восточно-Сибирского» . По словам Александра Ивановича, после убийства премьера он говорил с А.В. Кривошеиным «на тему о роли Столыпина и о возможной для него будущности, если бы он не был убит, он мне сказал, что Столыпин был политически конченный человек; искали только формы, как его ликвидировать. Думали о наместничестве на Кавказе, в Восточной Сибири, искали формы для почетного устранения; еще не дошли до мысли уволить в Государственный Совет, но решение в душе состоялось - расстаться с ним» .
Понимал это и сам премьер. «По здешней обстановке, - говорил Петр Аркадьевич генералу П.Г. Курлову в Киеве, - вы не можете не видеть, что мое положение пошатнулось, и я после отпуска, который я испросил у Государя до 1 октября, едва ли вернусь в Петербург Председателем Совета Министров и министром внутренних дел» .
«Действительно, - замечал генерал, - признаки, о которых говорил П.А. Столыпин, существовали. Лучшим барометром, определяющим прочность положения того или иного сановника, являются на первый взгляд неуловимое, но для опытного человека совершенно ясное отношение к нему придворной толпы. Я помню, как раболепно склонялась эта толпа перед всесильным премьер-министром при Высочайших путешествиях в Полтаву и Ригу. Как почтительно она склонялась перед ним в Петербурге. В Киеве было иначе. Для Столыпина не нашлось места в придворных экипажах, следовавших в Императорском кортеже, и он ездил в наемной коляске...»
В течение последних роковых дней в Киеве, подтверждал В.Н. Коковцов, П.А. Столыпина «почти игнорировали при Дворе, ему не нашлось даже места на Царском пароходе в намеченной поездке в Чернигов, для него не было приготовлено и экипажа от Двора» .
«Мне здесь очень тяжело ничего не делать, - говорил он сам, - и чувствовать себя целый день каким-то издерганным, разбитым» .
Разговаривавший со Столыпиным за несколько дней до убийства А.И. Гучков вспоминал: «Я нашел его очень сумрачным. У меня получилось впечатление, что он все более и более убеждается в своем безсилии. Какие-то другие силы берут верх. [...] Чувствовалась такая безнадежность в его тоне, что, видимо, он уже решил, что уйдет от власти» . По словам думца Я.В. Глинки, «Столыпин [...] смотрит на будущее мрачно и не видит возможности продолжать при данных условиях работу» .
Да, «великая мудрость - уйти вовремя» . Так писал брат друга детства премьера В.Б. Лопухин.
Однако с предполагаемой отставкой все было не так просто.
Досконально изучивший деятельность Петра Аркадьевича А.И. Солженицын, между прочим, отмечал один малоизвестный факт, замалчиваемый по вполне понятным причинам историками патриотического направления: «Программа Столыпина охватывала и политику внешнюю. [...] Столыпин... в мае 1911 строил план создания Международного Парламента - ото всех стран, с пребыванием в одном из небольших европейских государств. [...] Парламент мог бы приходить на помощь странам в тяжелом положении, следить за вспышками перепроизводства или недостачи, перенаселенности, - и Россия предлагала в такой помощи участвовать. Международный Банк из вкладов государств - кредитовал бы в трудных случаях. Международный же Парламент мог бы установить и предел вооружения для каждого государства и вовсе запретить такие средства, от которых будут страдать массы невоенного населения. [...] Особо выделял Столыпин отношения с Соединенными Штатами, от которых более всего ожидал он и поддержки Международному Парламенту. [...] Его программе могла помешать отставка - но он надеялся на поддержку Марии Феодоровны , и даже если будет отставлен, то вскоре позже призван вновь. [...] (Эта программа, в ожидании осени, лежала летом 1911 в его письменном столе в ковенском имении. По его смерти приехала туда правительственная комиссия и, в присутствии свидетелей, в числе других бумаг изъяла эту программу - навсегда . С тех пор проект исчез, нигде не был объявлен, обсужден, показан, найден, - сохранилось только свидетельство помощника-составителя .)»
Международный Парламент, Международный Банк, разоружение, особая роль Соединенных Штатов. Чем не масонский проект, который снова, как и 1 марта 1881 г., накануне подписания конституции, был остановлен Свыше?!
Имеются и другие свидетельства в связи с этим.
«Скажем Тебе откровенно, Государь, - писал осенью 1908 г. известный черносотенец Н.Н. Тиханович-Савицкий, - что Столыпина и других так называемых "конституционных" министров, мы не считаем людьми, действующими с какой-либо затаенной целью во вред Тебе и монархической России; но, видя все происходившее, мы глубоко убеждены в том, что они находятся под чьим-то роковым для России, таинственным влиянием, ведущим Россию в ту пропасть, из которой государства уже не поднимаются» .
Сразу же после убийства премьера генерал П.Г. Курлов получил докладную записку от ездившего в 1910 г. заграницу от Департамента полиции изучать замыслы мiрового масонства в отношении России коллежского асессора Б.А. Алексева: «Уже с некоторых пор к г. Председателю Совета Министров делались осторожные, замаскированные подходы, имеющие целью склонить Его Высокопревосходительство на сторону могучего сообщества. [...] Любопытно, что в здешних масонских кругах господствует убеждение, что г. Председатель сильно считается с масонством и опасается могущества ордена. В печати даже проскользнула однажды статья ("Гроза". № 153 и "Русская Правда". № 13 - 1911 г.), заявляющая, что Его Высокопревосходительство находится "под влиянием масонов, действующих на него через его брата А. Столыпина"» .
На допросе в ЧСК в 1917 г. С.П. Белецкий указывал на то, что «по слухам среди чиновников Департамента полиции [...], Столыпин принадлежал к одной из масонских организаций» (1862-1937) - Бессарабском (1903-1904) и Тверском (1904-1905) губернаторе, товарище министра внутренних дел (1905-1906) при гр. С.Ю. Витте. Особенно известен он был своим юдофильством. Кишиневские евреи поднесли ему тору, провозгласив его почетным членом ряда обществ и даже учредив стипендию его имени. В 1906 г. он был избран в Государственную думу I созыва от кадетской партии. В том же году вступил в масонскую ложу. Привлекался к уголовной ответственности и подвергался наказанию за распространение преступного Выборгского воззвания и издание клеветнической книги «Записки губернатора» (1907). По свидетельству его дочери С.С. Урусовой, большинство семей московских аристократов отвернулось от него, не пожелав «иметь с моим отцом и его семьей ничего общего» (Розенталь И.С. Масоны и попытки объединения политической оппозиции в России начала ХХ в. // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 54.). При Временном правительстве кн. Урусов был товарищем министра внутренних дел. Остался в советской России, служа в военно-морских силах, работая в различных советских учреждениях Москвы. Жил в крайней нужде, лишившись семьи и имущества. - С.Ф.
Петр Петрович Извольский (14.2.1863†9.12.1928) - окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета (1886). Гофмейстер Двора Его Императорского Величества (1907, 1912). Обер-прокурор Св. Синода (27.7.1906-5.2.1909). Член Государственного Совета (6.2.1909). Выехал с семьей из Ялты в Константинополь (окт. 1920). Проживал в Мюнхене (1922) и Париже (1923). Рукоположен в священника (1922). Был настоятелем православного храма в Брюсселе. Скончался под Парижем. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. - С.Ф.
Сергей Михайлович Лукьянов (23.8.1855†2.9.1935) - обер-прокурор Святейшего Синода (5.2.1909-2.5.1911),тайный советник (1905), сенатор. Родился в Москве. Окончил Военно-медицинскую академию. Работал при клинике профессора С.П. Боткина в лабораториях профессоров Гольтца и Гоппе-Зейлера (Страсбург), в Лейпциге и Геттингене. Доктор медицины (1883). Приват-доцент по кафедре общей патологии. Экстраординарный профессор Варшавскогоуниверситета (1886). Директор Института экспериментальной медицины в Санкт-Петербурге (1894). Совещательный член Медицинского совета Министерства внутренних дел (1897). Преподаватель кафедры судебной медицины Императорского Училища правоведения (1898). Член Комиссии по вопросу о реформе средней общеобразовательной школы (1900). Товарищ министра народного просвещения (1902-1905). Член Государственного Совета (1904). Скончался в Ленинграде. - С.Ф.
Алексей Александрович Лопухин (1864-1928) приходился П.А. Столыпину дальним родственником и товарищем по гимназии; двоюродным братом известному либералу, проф. Московского университета кн. С.Н. Трубецкому. Записной юдофил кн. С.Д. Урусов (о котором мы уже писали) приходился ему шурином. С поста директора Департамента полиции (1902-1905) Лопухин был уволен 4 марта за неприятие должных мер охраны Вел. Кн. Сергея Александровича. Назначенного на пост Эстляндского губернатора (1905), его вскоре уволили и с этой должности за то, что он «сдал власть революционерам». В 1908 г. оставшийся не у дел Лопухин выдал эсерам и думцам секретного агента Охранного отделения, руководителя Боевой организации Е.Ф. Азефа. По словам И.Г. Щегловитова, «еще до производства предварительного следствия Лопухин признал [...], что, действительно, он [...] был в Лондоне и там дал те сведения, которые от него требовали эсеры» (Падение Царского режима. Т. II. М.-Л. 1925. С. 400). Двоюродный брат Лопухина считал, что тот совершил этот поступок из чувства мести властям за неудавшуюся карьеру. За разглашение служебной тайны Лопухина приговорили к 5 годам каторжных работ, замененным ссылкой на поселение на тот же срок в Восточную Сибирь (1909).
Разоблачая провокаторов, Лопухин и сам занимался, по существу, провокаторской деятельностью. «Ни при ком из директоров Департамента полиции, - писал петербургский журналист, - [...] не расцветала провокация, как при Лопухине». Современные исследователи считают, что известная клеветническая книжка П.Б. Струве о т.н. кишиневском погроме 1903 г. носит следы знакомства с секретным докладом Лопухина. Впоследствии Лопухин неоднократно информировал государственных и общественных деятелей, а также своих родственников о секретных мероприятиях Охранного отделения и жандармов. Даже С.Ю. Витте на заседании Комитета министров в январе 1905 г. заявил, что «близость революции неудивительна, когда во главе Департамента полиции стоит лицо, позволяющее себе такую критику законов». В салоне Е.В. Богдановича Лопухина открыто называли «красным». Даже Столыпин, в конце концов, «с величайшим раздражением» вынужден был назвать своего друга и родственника «революционером».
Будучи помилованным и восстановленным в правах (1912), Лопухин пытался поступить в присяжные поверенные, но ему отказали в связи с прошлой службой в полиции. Занявшись частной юридической практикой, он посредничал при сделках общегражданского характера, по коммерческим сделкам и созданию новых акционерных организаций, в частности, совместного русско-английского Соединенного банка. В это время он написал статью «Как живется евреям в России», по своему радикализму так и оставшуюся неопубликованной. В 1923 г. Советское правительство разрешило Лопухину выехать во Францию (Миндлин А.Б. Государственные, политические и общественные деятели Российской Империи в судьбах евреев. 1762-1917. Справочник персоналий. СПб. 2007. С. 193-204). - С.Ф.
В другом месте передававший слова Государя дает их в несколько измененном виде: Какое предвидение!
В др. варианте: Какая точность исполнения!
В др. варианте: Наш пятый год, точно, под их дирижерством!
Об этом свидетельствовал сам А.А. Лопухин, к которому после смещения с поста министра финансов в 1903 г. обратился Витте со следующим предложением: «...У директора Департамента полиции ведь, в сущности, находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и Царя, - так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации возможность покончить с Ним; Престол достанется Его брату (тогда еще Сына у Николая II не было), у которого я, С.Ю. Витте, пользуюсь фавором и перед которым могу оказать протекцию и тебе» (Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» гр. С.Ю. Витте. М.-Пг. 1923. С. 73).
Зинаи - да Львовна Менш - тед (Манчтет) - час-то упоминае-тся Государыней в переписке из заточения. Почитала Г.Е. Распутина. Жила в Смоленске. - С.Ф.
Речь идет о книге члена Государственной думы Г.Г. Замысловского, написанной «по актам подлинного производства», изданной официально, т.е. прошедшей цензуру. - С.Ф.
Эта акция подробно описана в мемуарах генерала (Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М. 1991. С. 156-159). - С.Ф.
Разделяй и властвуй (лат.) .
Вспомним в связи с этим весьма характерную дневниковую запись Л.А. Тихомирова (12.3.1911): «Столыпин теперь стал [...] престолоначальником [...] Говорят, Столыпина поддержала вдовствующая Императрица» (Из дневника Льва Тихомирова // Красный архив. 1936. № 1 (74). С. 187). - С.Ф.
Речь идет об очень редкой книге (тираж 750 экз.; в продажу не поступала) профессора кафедры земских и городских финансов Киевского коммерческого института Александра Васильевича Зеньковского (1878†1966), скончавшегося в США и погребенного на кладбище Ново-Дивеевского женского монастыря под Нью-Йорком: «Правда о Столыпине» (Нью-Йорк. 1956). - С.Ф.
Имя видного государственного деятеля России начала ХХ века, председателя Совета министров России (1906-1911) Петра Аркадьевича Столыпина (1862-1911) является широко известным и популярным в среде политиков, ученых, представителей творческой интеллигенции. Об этом, в частности, свидетельствует высокий рейтинг, который Столыпин получил в известном телепроекте "Имя Россия". Он оказался среди тех, кто попал в топ-лист 12 самых популярных деятелей России, и по результатам электронного голосования занял второе место после Александра Невского.
Между тем, и по сей день не стихают дискуссии о значении тех реформ, которые проводились или были подготовлены Столыпиным в период его премьерства. Представители различных политических течений современной России дают политике Столыпина оценки, которые варьируются от восторженных до крайне негативных. Если мы обратимся к прошлому, то увидим, что и современники Столыпина давали ему и его политике весьма разные характеристики: от полного одобрения, до полного отторжения. Таким образом, споры о личности выдающегося государственного деятеля эпохи Николая II начались еще при жизни Столыпина и не прекращаются до сих пор.
По сути дела, реформы П. А. Столыпина 1906-1911 гг. явились последней попыткой монархической реформации в Царской России. Правительство Столыпина ставило перед собой главную цель - спасти и укрепить монархию в той политической ситуации, которая сложилась в стране в ходе первой русской революции 1905-1907 гг.
Постановка задачи. Основной вопрос, который рассматривается в данной статье, заключается в том, могли ли реформы, предложенные Столыпиным, решить задачу спасения монархии, или же объективно они ее ослабляли, вне зависимости от планов реформатора.
Ответ на этот непростой вопрос мы будем искать, обращаясь к правому, монархическому лагерю, представители которого уже по своему определению должны были являться опорой монархии. Мы постараемся показать, как монархические круги оценивали столыпинские реформы с точки зрения возможности достигнуть заявленной цели - укрепить монархию и традиционные устои, и как действовали правые: помогали или мешали реформам?
Кто такие правые? В исторической и политологической литературе под правыми традиционно понимают "консервативные партии, отстаивавшие и отстаивающие традиционные - политический, социальный, экономический, религиозный, бытовой - уклады жизни, стоящие за сохранение основ существующего или существовавшего строя".
В России конца XIX-начала ХХ в. правые выступали за сохранение самодержавия, и в этой связи термин "правые" для того времени фактически являлся синонимом "монархические организации". Правые ратовали также за первенство русской народности и православной религии на территории традиционного проживания русских, малороссов и белорусов.
Старейшей политической организацией правых являлось Русское собрание, созданное в Петербурге в конце 1900 года монархической элитой русского общества под традиционным лозунгом: "Православие. Самодержавие. Народность". Официальная программа Русского собрания была утверждена в 1906 г. и включала следующие положения:
- самодержавная и неделимая Россия;
- господствующее положение Православия в России;
- законосовещательный характер Государственной Думы.
В дальнейшем правые круги были представлены различными политическими организациями, органами печати соответствующей направленности, политическими салонами, отдельными крупными деятелями, выступавших с публичной пропагандой своих взглядов.
Следует отметить, что правое консервативное движение не являлось однородным. В нем переплетается множество достаточно разнородных течений - от умеренно правых до крайне правых. Умеренно правые готовы были признать необходимость сочетания Самодержавия с неким ограниченным парламентом при ведущей роли самодержавия. Этот акцент на ведущую роль монарха резко отличал правых монархистов от правых либералов в лице октябристов и правых кадетов, признававших необходимость сохранения в России монархии, но при ведущей роли парламента (по британскому образцу).
К представителям умеренных монархистов относятся такие известные общественные деятели как В. П. Мещерский, издатель газеты "Гражданин", генерал Е. В. Богданович, организатор крупнейшего монархического салона и др. Они в основном поддерживали принципы и идеи третьеиюньской монархии. К умеренным правым с определенной долей условности можно причислить и партию "Всероссийский национальный союз" (ВНС), созданную в 1908 г., "Партию умеренно правых", возникшую в 1909 г. и вскоре объединившуюся с ВНС. Умеренные монархисты имелись и в составе руководящих органов сословно-политической организации "Объединенное дворянство" (1906-1917), где были представлены и лидеры крайне правых течений.
Крайне правые представлены главным образом Союзом русского народа (СРН) и другими родственными черносотенными организациями, которые возникли в 1905 г. в период первой русской революции. Отметим, что сам термин "Черная сотня" имеет большую историю и в Московской Руси, означал тяглое (облагавшееся налогами) посадское население так называемых "черных слобод". Черносотенцы также не были идеологически однородным течением. Не случайно после революции черносотенцы быстро раскололись. Более радикальными по своему содержанию оказались воззрения Всероссийского Союза русского народа во главе с Дубровинским. Более умеренными были приверженцы "обновленческого" крыла СРН во главе с Н. Е. Марковым и Союза Михаила Архангела, возглавляемого В. М. Пуришкевичем. В стане "дубровинцев", в свою очередь, были также свои крайне правые радикалы, вроде Н. Н. Жеденова, редактора-издателя газеты "Гроза".
***
К настоящему времени вышло в свет большое число работ, так или иначе посвященных реформам П. А. Столыпина и отношению к ним со стороны правых монархических кругов.
Среди работ советского периода следует отметить монографию "Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг.", написанную известным ленинградским историком В. С. Дякиным. Он одним из первых в советской историографии привлек внимание к тому факту, что реформы П. А. Столыпина встретили сопротивление со стороны тех политических сил, которые считали, что существующие в России порядки не требуют никаких реформ. Дякин назвал эти консервативные силы "легитимистами" и противопоставил им сторонников реформ, линию которых определил как "бонапартизм". По мнению Дякина, именно "столкновение бонапартистской и легитимистской группировок лежало в основе борьбы в верхах в 1907-1911 гг.".
Однако этот подход не был типичным для советской историографии. Гораздо более типичной была точка зрения известного московского историка А. Я. Авреха, который также отмечал бонапартистский характер столыпинской политики, но при этом оценивал Столыпина прежде всего как ярого реакционера, а не как реформатора. Аврех, в частности, писал, что "Столыпин - это именно и, прежде всего, правый крайний реакционер, проводник политики, вошедшей в историю под именем столыпинской реакции" .
В работах постсоветского периода, как научных, так и публицистических, преобладает тенденция, которая заключается в смене негативных оценок деятельности Столыпина на положительные. Так, П. Н. Зырянов в книге "Петр Столыпин. Политический портрет" (1992) дал в целом позитивную характеристику личности премьер-министра, и отметил в прогрессивный характер его реформ. Автор приводит массу интересных и малоизвестных фактов, характеризующих деятельность Столыпина. Правда, в работе содержатся отдельные неточности.
В 1992 г. вышла и другая монография Зырянова, посвященная крестьянская общине европейской России 1907-1914 гг. В этой работа автор приходит к выводу о том, что столыпинским реформам не удалось протаранить толщу крестьянства, чтобы навязать стране путь развития, выгодный небольшому числу помещиков, но обрекающий основную часть народа на долгие годы нищеты. Этот вывод несет в себе негативную оценку реформ с точки зрения их социальной направленности и степени успешности.
В своей книге "Август четырнадцатого", которая входит в состав романа-эпопеи "Красное колесо", известный писатель А. И. Солженицын дает восторженную характеристику П. А. Столыпина и его реформам, изображая премьера умеренным реформатором и гуманистом. Много страниц в своем романе Солженицын посвятил проблеме убийства Столыпина. "Хоронила Россия, - пишет он, - своего лучшего - за сто лет, или за двести - главу правительства - при насмешках, презрении, отворачивании левых, полулевых и правых. От эмигрантов-террористов до благочестивого Царя".
Работа Г. Сидоровнина "П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество" носит откровенно апологетический характер. Автор характеризует Столыпина как "замечательного человека, русского патриота" . Г. Сидоровнин полагает, что нынешнее положение России побуждает искать некий "третий", "национальный путь с присущими ему индивидуальными чертами", и в этой связи считает необходимым внимательное исследование "опыта преобразований в России, осуществленных премьер-министром П. А. Столыпиным".
Также стоит упомянуть двухтомник известного экономиста, политика и бизнесмена либерального направления Б. Г. Федорова, посвященный Столыпину, жизнь и деятельность которого стали предметом изучения и пристального интереса автора книги в последние годы его жизни.
Вятский исследователь А. П. Бородин посвятил свою монографию реформаторской деятельности П. А. Столыпина. Главное достоинство этого исследования состоит в том, что автор использовал широкий круг архивных источников, многие из которых прежде не использовались историками.
В 2004 году в серии "Жизнь замечательных людей" вышла в свет книга известного писателя и общественного деятеля С. Ю. Рыбаса "Столыпин", которая, по определению автора, является "документально-историческим романом" о "яркой личности, человеке трагической судьбы, вознесенном на вершину исполнительной власти Российской Империи". Автор поставит своей задачей "соотнести проблемы начала прошлого века (терроризм, деградация правящей элиты, партийная разноголосица и др.) с современными, обнажая дух времени". Он подчеркивает, что "и спустя сто лет для россиян важно знать не только о гражданском и моральном подвиге этого поразительного человека, но и о его провидческом взгляде на исторический путь России, на установление в стране крепкого державного и конституционного начала". По мнению автора, "столыпинские реформы - это последняя попытка тогдашнего общества отстранить от власти разлагающуюся петербургскую верхушку и провести без разрушения государственности либеральные реформы".
Видя суть реформ Столыпина в "освобождении производительных сил общества", Рыбас утверждает, что "Столыпин хотел создать в России тип экономически свободного человека, для чего сделан главный упор на "второе освобождение" крестьян (от власти общины)", на создание "среднего класса, способного стабилизировать страну и ускорить ее развитие".
Рассматривая вопрос об отношении к Столыпину со стороны монархических кругов, автор отмечает, что против Столыпина выступили и правые круги, "у которых реформы устраняли их опору в помещичьем землевладении", а также "царское окружение, которое стремилось свести реформы к минимуму, так как они ограничивали его власть".
В самые последние годы вышел еще ряд работ, представляющие несомненный интерес. Их авторы проводят анализ как личности Столыпина, так и его реформ. Все указанные авторы оценивают П. А. Столыпина как убежденного монархиста, который, однако, считал необходимым проведение в стране ряда либеральных реформ для того, чтобы сгладить наиболее острые социальные противоречия. Столыпин рисуется талантливым государственным деятелем, предложившим уникальную для своего времени программу реформ, и стремившимся к их проведению наиболее "мягкими средствами". Эти историки отметают обвинения в адрес премьер-министра в излишней жестокости по отношению к революционерам. Говоря о судьбе столыпинских реформ, исследователи отмечают, что Столыпин натолкнулся на сопротивление, прежде всего, части бюрократической элиты, считавшей допустимым сохранение существующего строя в его незыблемом виде.
В ряде общих работ, посвященных политической жизни России начала ХХ века, также тем или иным образом рассматривается вопрос, связанный как с деятельностью правого лагеря в целом, так и с отношением правых к реформам П. А. Столыпина. Некоторые аспекты взаимоотношений правых с кабинетом Столыпина рассматриваются в изданной в 1992 году, а затем переработанной и переизданной в 2005 году монографии С. А. Степанова, посвященной истории Черной сотни. В работе Д. Д. Богоявленского также исследована проблема взаимоотношений правых партий и правительства. Как справедливо отметил историк И. В. Омельянчук, Д. Д. Богоявленский "причинами раскола черносотенного движения считает аграрную политику П. А. Столыпина, столкнувшую защитников и противников общинного землевладения, правительственные дотации монархическим организациям, вызывавшие конфликты в правой среде как по вопросу их распределения, так и о принципиальной допустимости использования правительственных денег политическими партиями, а также целенаправленные действия власти, направленные на поддержание существования различных течений и группировок внутри правого лагеря".
Касался вопроса, связанного с взаимоотношениями правых с кабинетом Столыпина, и петербургский исследователь С. В. Лебедев. Целую главу, посвященную проблеме взаимоотношений правых со Столыпиным, посвятил в своей монографии уже упоминавшийся А. П. Бородин. Вместе с тем, он не избежал в своей работе тенденциозности, часто необоснованно обвиняя правых в клевете на премьера. Этому исследователю присуща определенная однобокость позиции, когда практически все правые рассматриваются им только как убежденные критики политики Столыпина.
Существенный вклад в рассматриваемую проблему внес московский историк А. В. Репников. Пятая глава его монографии "Консервативные концепции переустройства России" посвящена взглядам консерваторов на социально-экономические проблемы России. В ней проанализированы дискуссии по вопросу сохранения или реформирования крестьянской общины, показано неоднозначное, порой диаметрально противоположное отношение правых к аграрной политике П. А. Столыпина, приводятся критические суждения правых о капиталистическом укладе в целом.
Таковы некоторые наиболее интересные, по нашему мнению, работы, так или иначе касающиеся реформ П. А. Столыпина, а также отношения к нему правых. Как мы видим, оценка деятельности Петра Аркадьевича Столыпина, дававшаяся разными историками, неоднозначна. Смена ее ориентиров в сторону апологетики реформ была во многом связана со сменой социально-экономического строя в нашей стране в начале 1990-х гг.
***
Петр Аркадьевич Столыпин родился 2 (14) апреля 1862 года в Дрездене (Германия), куда ездила к родным его мать. Семья будущего реформатора принадлежала к старинному русскому роду, известному с XVI в., и была связана со многими именами, составлявшими славу и гордость России. Прадед П. А. Столыпина - сенатор, был другом М. М. Сперанского, крупного государственного деятеля начала XIX в. Дед по материнской линии - князь Горчаков, был главнокомандующим русской армией в годы Крымской войны. Отец - Аркадий Дмитриевич - участник Крымской войны, друг Л. Н. Толстого. Сам будущий премьер приходился троюродным братом М. Ю. Лермонтову. Жена Столыпина - Ольга Борисовна Нейгардт - правнучка А. В. Суворова.
В 1881 году Столыпин окончил Виленскую гимназию и в том же году поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, после окончания которого в 1885 г. занял должность помощника столоначальника в Министерстве государственных имуществ. Вскоре он был назначен ковенским уездным, а впоследствии и губернским предводителем дворянства. В 1889 г. Столыпин перешел в Министерство внутренних дел и в 1901 г. стал самым молодым в России губернатором - в Гродно, а с 1903 г. в Саратове. П. А. Столыпин был решительным человеком и не раз проявлял незаурядную личную смелость. По воспоминаниям современников, в период революции, будучи губернатором, он мог без охраны войти в бунтующую толпу и успокоить ее.
В апреле 1906 г. Столыпин был назначен министром внутренних дел, а 8 июля 1906 г. был назначен царем на пост председателя Совета Министров с сохранением за ним министерского кресла в МВД. По утверждению тогдашнего управляющего канцелярией Министерства внутренних дел Д. Н. Любимова, который, в свою очередь, ссылается на письмо Николая II к своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, назначению Столыпина способствовал его предшественник на должности председателя Совета министров И. Л. Горемыкин. "Старый Горемыкин дал мне добрый совет, указавши только на него. За то спасибо ему", - писал Царь своей матери.
Став главой правительства, Столыпин предпринял решительные меры по подавлению революционных выступлений, а также начал осуществлять серию реформ, которые, как ему представлялось, должны были бы предотвратить в России новый революционный взрыв и не допустить гибели монархии. Все известные источники позволяют говорить о том, что Столыпин был убежденным монархистом и весьма лояльно относился к Николаю II, служа ему верой и правдой.
***
Безусловно, важнейшей из программы реформ Столыпина являлась аграрная реформа. Аграрный вопрос в условиях, когда большинство крестьянства испытывало трудности, связанные с нехваткой обрабатываемой земли, являлся наиболее острым и трудным для государственной власти в начале ХХ века, что наглядно показали аграрные выступления крестьян 1905-1906 гг., наводившие ужас на власти Российской Империи.
Все левые партии предлагали решить аграрный вопрос за счет наделения крестьян землей, находившейся в собственности императорской фамилии, церкви и дворян-помещиков. При этом речь шла о конфискации этих земель и безвозмездном наделении ими нуждающихся крестьян.
Однако Столыпин был категорически против такого решения аграрного вопроса. Основная суть его аграрной реформы состояла в замене общинного крестьянского землепользования индивидуальным землевладением с тем, чтобы создать среди крестьян значительный слой крепких хозяев - частных земельных собственников. Эти собственники должны были, во-первых, стать защитниками частной собственности в принципе, а во-вторых, поднять производительность сельского хозяйства и повысить покупательную способность крестьян, и тем самым дать надежный внутренний рынок для развития отечественной промышленности.
Вот как сам премьер охарактеризовал главную цель своей аграрной реформы: "<…>Наше экономическое возрождение мы строим на наличии покупной способности у крепкого достаточного класса на низах, потому что на наличии этого элемента зиждутся и наши законопроекты об улучшении, упорядочении местной земской жизни, потому, наконец, что уравнение прав крестьянства с остальными сословиями России должно быть не словом, а должно стать фактом".
Первым шагом на пути аграрного реформирования стал Царский указ от 9 ноября 1906 года, который предоставлял крестьянам право на выход из общины и закрепление в личную собственность причитающейся им общинной земли. Для успешной реализации реформы необходимо было разделить общинные владения на самостоятельные хозяйства - отрубы и хутора. С этой целью 15 ноября 1908 г. были изданы "Временные правила о выдаче надельной земли к одним местам". В 1910 г. указ от 9 ноября 1906 г., ставший, наконец, законом, был дополнен положением, предусматривавшим обязательность ликвидации общины там, где не проходили переделы земли с 1863 г.
Аграрная политика Столыпина предполагала также массовое переселение крестьян за Урал с предоставлением им на просторах Сибири земли.
Представители правых кругов далеко не однозначно восприняли начавшуюся столыпинскую аграрную реформу. Нашлись как убежденные ее сторонники, так и противники, в том числе и среди дворянства.
Дворянские организации. Противоречивое отношение к реформам со стороны дворянства проявилось уже весной 1906 года, то есть в то время, когда проект будущей реформы еще только обсуждался. Так, на первом съезде уполномоченных дворянских обществ в мае 1906 года многие помещики поддержали Столыпина, говоря о том, что община являлась главной причиной кризиса сельского хозяйства. "Община - это то болото, в котором увязнет все, что могло бы выйти на простор, - заявлял на съезде К. М. Гримм, - благодаря ей нашему крестьянству чуждо понятие о праве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным шагом для крестьянства". Эта точка зрения на съезде победила. Однако, итоговую резолюцию съезда, выражавшую поддержку аграрным преобразованиям Столыпина, поддержали не все дворяне - участники этого собрания. Около тридцати депутатов представили особое мнение, в котором осуждали практику "схематически-шаблонного, однообразно-догматического решения в центральных учреждениях аграрного вопроса без достаточного внимания ко всем разнообразным бытовым, племенным, географическим и другим особенностям отдельных местностей России".
Реформы Столыпина критиковали и целый ряд высокопоставленных сановников империи. Так, видный государственный деятель, член Государственного Совета Петр Николаевич Дурново (1843-1915) также зарекомендовал себя убежденным противником аграрной реформы П. А. Столыпина и вообще каких бы то ни было преобразований в этой сфере. Еще в конце 1905 года на заседании совещания по проекту положения о выборах депутатов Государственной Думы (так называемые "царскосельские совещания") он скептически отнесся ко всем тогдашним предложениям по аграрному реформированию, считая, что авторы этих предложений сами плохо знают настроения деревни: "Эксперты, которых мы выслушали, примкнули к известным общественным течениям. Сами же они мало знают деревню и настроение крестьянских масс: Д. Н. Шипов был председателем московской губернской земской управы и является известным общественным деятелем, но он мало знаком с крестьянскою средою; А. И. Гучков и барон Корф - домовладельцы и деревни не знают, а граф Бобринский, хотя и состоит уездным предводителем дворянства и живет среди крестьян, но постоянно меняет свои взгляды".
Сенатор Александр Александрович Римский-Корсаков (1849-1922), один из видных правых, впоследствии (с 1914 г.) организатор правомонархического кружка, также резко критиковал аграрную политику П. А. Столыпина за слепое копирование западного опыта ведения хуторского хозяйства на русскую почву. Принято считать, что он был смещен с поста губернатора в 1909 г. в силу личной неприязни к нему П. А. Столыпина. Однако смещение способствовало лишь росту популярности сенатора среди монархистов.
Неоднозначным было отношение к столыпинской аграрной реформе и у членов черносотенных организаций. Оно стало одним из факторов, обусловивших раскол Союза русского народа на более традиционное (Дубровин) и "обновленческое" (Марков) крылья. Этот раскол произошел в 1911-1912 гг., т.е. в период, когда неоднозначные результаты столыпинских реформ уже проявились в полной мере.
Следует отметить, что по имеющимся данным царское правительство в период первой русской революции оказывало финансовую поддержку черносотенным организациям. Однако после революции Столыпин занимался финансированием только той части СРН, которая оформилась в виде так называемого "обновленческого" СРН во главе с Н. Е. Марковым, разделявшим основные положения аграрной реформы. Также есть сведения, что Столыпин оказывал финансовую помощь Всероссийскому национальному союзу и другим русским националистическим организациям.
П. А. Столыпин в годы своего премьерства, отказавшись от поддержки значительной части черносотенного движения, стал всецело поддерживать националистов. Так, по свидетельству преемника Столыпина на посту премьера, графа В. Н. Коковцова, опубликовавшего в эмиграции воспоминания, вскоре после покушения на Столыпина, "третьего или четвертого числа", к Коковцову явилась депутация националистов Юго-Западного края в лице членов Государственной Думы П. Н. Балашова, Д. Н. Чихачева, А. А. Потоцкого и профессора В. Е. Чернова. Балашов выступил перед Коковцовым с речью, в которой, как передает ее содержание сам Коковцов, "начал с того, что партия националистов взволнована покушением на Столыпина, не только как на выдающегося и благородного государственного человека, незаменимого в настоящую минуту, но и как на человека, всем своим существом слившегося с национальной партией, проникнутого ее идеалами и оказывающего ей свое могущественное покровительство, потому что в ней он видит единственную здоровую политическую партию в России, не борющуюся с Правительством во имя захвата власти. Волнение партии, - по словам Балашова, - увеличивается еще более от того, что преемником Столыпина назначен или назначаюсь я, потому что мне партия не доверяет и очень спасается, что моя политика будет совершенно иная, чуждая ясным национальным идеалам, и проникнутая слишком большими симпатиями к западу, следовательно, к элементам международного капитала и - инородческим".
В свою очередь, профессор В. Е. Чернов высказал мысль, что, по его мнению, "в Poccии нужно не бороться с властью, а работать вместе с нею, но работать можно только с такою властью, которую уважаешь, и помогать только той, которая помотает партии и ведет страну по правильному пути" . Сам же Коковцов остался недоволен заявлениями националистов, не разделяя одного из важнейших программных положений этого политического течения: "Оказывайте какое хотите покровительство русскому элементу, будемте вместе возвышать его во всех отношениях и давать ему первые места, но преследовать сегодня еврея, завтра армянина, потом поляка, финляндца, и видеть во всех их врагов России, которых нужно всячески укрощать, этому я не сочувствую и в этом нам с вами не по пути".
Подводя итоги преобразованиям Столыпина, публицисты Всероссийского национального союза, всецело выражавшие ему поддержку, писали после гибели премьера, что он "открыто и ясно принял национальную программу и выполнял ее на деле", что "общий фон всех государственных работ П. А. - национализм". А вот какую характеристику Столыпина дал в своей книге "Годы" известный депутат-националист В. В. Шульгин: "Я бы сказал, что Столыпин был именно таков, каким должен быть премьер-министр: внушителен, одет безукоризненно, но без всякого щегольства. Голос его не был колокольным басом Родзянки, но говорил он достаточно громко, без напряжения. Особенность его манеры говорить состояла в следующем. <…> Столыпин вовсе не беседовал с аудиторией. Его речь плыла как-то поверх слушателей. Казалось, что она, проникая через стены, звучит где-то на большом просторе. Он говорил для России. Это очень подходило к человеку, который если не "сел на царский трон", то при известных обстоятельствах был бы достоин его занять. Словом, в его манере и облике сквозил всероссийский диктатор. Однако диктатор такой породы, которому не свойственны были грубые выпады".
Активную поддержку аграрным реформам Столыпина оказывал Николай Евгеньевич Марков (1866-1945), лидер фракции правых в III и IV Государственных Думах, который с 1912 г. являлся руководителем "обновленческого" Союза русского народа. Марков считал, что "земля главным образом должна принадлежать тем, кто больше из нее извлекает питательных продуктов". А так как урожайность частновладельческих земель больше урожайности земель общинных, то следует способствовать выделению крестьян из общины. "Я, - подчеркивал Марков, - со своей стороны приветствую появление нового класса крестьян - мелких собственников или крестьян-помещиков".
Ратуя за "хозяйственного кулака", Марков выступал против общины: "Общинное землевладение есть не что иное, как крепостное землевладение, где свободная воля каждого отдельного крестьянина закрепощена волею тех, которых <…> называют анархической толпой <…>, пьяной сплошь и рядом. Отдельный русский крестьянин - прекрасный, добрый, хороший, отзывчивый человек, но когда они собираются толпой, когда они составляют из себя общину, когда эту общину разные писаря споят водкой, тогда действительно эта община является зверем, и с этим зверем надо бороться" .
Точку зрения Маркова разделяли многие правые депутаты Думы, которые поддерживали политику Столыпина и при его жизни и после трагической гибели. Так, петербургский исследователь право-консервативного движения А. А. Иванов выявил имена нескольких черносотенцев-депутатов IV Государственной Думы, которые одобряли аграрную политику П. А. Столыпина. Один из них - Козьма (Косьма) Егорович Городилов (1859-не ранее апреля 1917), член четвертой Государственной Думы от Вятской губернии, с 1913 г. - член Русского собрания. Являлся лидером крестьянской общины фракции правых и считал, что именно община является рассадником революционных идей в деревне.
Еще один активный сторонник политики П. А. Столыпина - Василий Николаевич Снежков (1864-не ранее 1917), член четвертой Государственной Думы от Тамбовской губернии. Активный участник черносотенного движения, председатель Козловского Союза русских людей, член Русского собрания с 1913 г. Также полностью поддерживал политическую программу П. А. Столыпина.
Следует отметить, что симпатии части черносотенцев к аграрной реформе Столыпина диктовались, в первую очередь, их представлениями о необходимости наличия в стране сильного крестьянина-кулака, независимого от общины, самостоятельно ведущего свое хозяйство.
Касаясь проблемы отношения лояльных премьеру правых к аграрной реформе, историк А. В. Репников справедливо отмечает, что противники сохранения общины "пытались противопоставить ей идею развития собственнического, "делового" духа, который, по их мнению, присущ лучшим представителям крестьянства".
В то же время, другая часть черносотенцев подвергали столыпинскую аграрную реформу резкой критике. В числе наиболее известных критиков находился доктор Александр Иванович Дубровин (1855-1921), первый председатель Союза русского народа, ставший после раскола лидером Всероссийского Дубровинского Союза русского народа. Он считал, что "хуторская реформа есть огромная фабрика пролетариата", и отмечал, что, "если до реформы пролетариата насчитывалось сотни тысяч - теперь его насчитывается миллионы, а в ближайшем будущем будет насчитываться десятки миллионов".
К убежденным критикам аграрной политики Столыпина можно отнести видного идеолога русских правых, талантливого организатора и публициста, активного члена старейшей правой организации - "Русского собрания" Клавдия Никандровича Пасхалова (1843-1924).
О значении Пасхалова в жизни монархистов красноречиво говорит утверждение А. Я. Авреха, согласно которому "Пасхалов для черносотенцев был примерно тем же, кем был князь П. А. Кропоткин для анархистов: патриархом и теоретиком одновременно".
Пасхалов выступал убежденным противником столыпинской аграрной реформы, полагая, что разрушение общины будет иметь для российской деревни непоправимые последствия. "Общину испортили не ее органические недостатки, а изменения отношений к ней правящей власти, которая одна и виновата в ее печальном ныне положении. Но ведь эта же власть, т. е. ее попустительство, привело в негодность и все остальные государственные учреждения, однако никому не приходит в голову дикая мысль требовать их уничтожения, а требуют восстановления в них контроля, порядка и законности. А то, если долой община, то по этой же причине почему не долой университеты, в которых производилось всевозможное пакостничество и преступления, долой все министерства с их казнокрадствами и беззакониями, долой Гос[ударственная] Дума и - что тогда не долой?" , - вопрошал Пасхалов.
Публицист также выражал озабоченность в связи с тем, как правительство намеревалось уравнять крестьян в правах: "Удивительно странное толкование дается у нас понятию об уравнении прав, когда дело идет о крестьянах. Крестьяне уравниваются в правах - и отнимается у них привилегия обеспеченности от взыскания и отчуждения земли и известной части движимого имущества, уравнение делает дальнейший прогресс - и земля общин принудительно отчуждается в личную собственность домохозяина, а семья его лишается всякого права собственности на землю, уравнение делает новый шаг, и крестьянин лишается привилегии своего собственного, выборного, сословного суда. Словом, все уравнение крестьян состоит до сих пор в постепенном отсечении всех преимуществ, которые они имели пред другими сословиями" .
На страницах работ К. Н. Пасхалова даны подчас очень резкие характеристики П. А. Столыпина (так же как, естественно, и его предшественника, либерала и "конституционалиста" С. Ю. Витте). Пасхалов считал, что Столыпин ничего не создал, но многое успел разрушить: крестьянскую общину, крупнейшую правую монархическую партию - Союз русского народа, которая в годы его премьерства оказалась расколотой на две враждующие между собой политические силы.
Пасхалов видел в Столыпине своего рода продолжателя либерального дела Витте и в статье "Честнейшие разрушители", написанной в 1906 г., так оценивал деятельность правительства Столыпина: "В виду всех действий настоящего кабинета, мы имеем полное право сказать, что, хотя графа Витте устранили от участия в государственном разрушении лично, но вся его разрушительная программа пунктуально выполняется его преемниками. И если при г. Столыпине введены против разбойников военно-полевые суды, то в такой бессистемности, непоследовательности, в такой гомеопатической дозе, которая ни мало не убивала аллопатических размеров общегосударственного разбоя, не достигавшего таких грандиозных размеров, как теперь, даже и в правление гр. Витте. Таким образом, если этот злой гений России губил ее сознательно, с определенною, эгоистическою целью, - то во имя чего же губят Русское государство эти "честнейшие" люди?"
Имеются свидетельства о том, что и различные местные черносотенные функционеры отрицательно относились к политике П. А. Столыпина. Так, известная исследовательница черносотенного движения в Поволжье Е. М. Михайлова пишет, что "определенную роль в привлечении крестьян в ряды движения сыграло дистанцирование некоторых правых организаций Поволжья от способов реализации столыпинской аграрной реформы. Нередко правые отделы даже вставали на защиту интересов крестьян в конфликтах с землевладельцами и местной властью, дело доходило до инициирования бойкота землеустроительных комиссий".
Таким образом, далеко не все монархисты поддержали аграрные преобразования П. А. Столыпина, указывая на опасность разрушения традиционного уклада в стране.
Крестьянство. Отметим, что и само крестьянство весьма не однозначно воспринимало новые веяния в деревне. Ход реформы показал, что у большинства крестьян она не вызвала ни понимания, ни сочувствия. За 1907-1915 гг. заявления о выходе из общины подали 34% домохозяев, формально же вышли из общины около 2,5 млн (28%) домохозяев. Случаев полного роспуска общины вообще было крайне мало (всего около 130 тыс.). Большая часть вышедших из общины крестьян была представлена беднотой и зажиточными хозяевами. Первые, получив землю в собственность, чаще всего ее продавали, а сами уходили в города или переселялись на новые места, пополняя, таким образом, выражаясь устами А. И. Дубровина, "фабрику пролетариата". Вторые, а их было около 10% от общего числа крестьянских хозяйств, организовывали свои фермерские хозяйства. Фактически получили землю в собственность 22% домохозяев, причем больше половины этих земель пошло на продажу. Покупателями такой земли часто оказывались зажиточные крестьяне-общинники, а также сами общины, возвращавшие земли в мирское пользование.
Князь С. Е. Трубецкой в своих воспоминаниях приводит характерный разговор со стариками-крестьянами соседнего с его усадьбой села Васильевского (Калужской губернии), происшедший в 1912 году. Князь спросил их, не выделился ли кто-нибудь из их общины, как это уже наблюдалось в соседних деревнях. "Нет, - отвечали старики, - никто не выделился". "И ошибется, кто выделится", - спокойно заметил при этом хозяйственный старик Поликарп Паршин. "Почему ошибется?" - спросил Трубецкой. "А потому, что палить его будем, - рассудительно сказал другой старик, Столяров. - Так уж решили - значит, не выделяйся!" И действительно, вплоть до 1917 года в Васильевском никто из общины не выделился. В глубине души многие крестьяне осознавали, что с разрушением общины разрушается что-то важное и главное в их жизни, а именно, их традиционный уклад. Следует признать тот факт, что столыпинская аграрная реформа фактически не улучшила положение крестьян и вместе с тем выработала в них более осторожное и недоверчивое отношение к царскому правительству, посягнувшему на их вековые устои.
***
Одной из первых акций правительства Столыпина был роспуск 3 июня 1907 г. II Государственной Думой, большинство депутатов которой были против аграрной политики Столыпина. Одновременно с манифестом Императора о роспуске Думы в стране вводился новый избирательный закон, урезавший избирательные права низших социальных слоев населения. Так, благодаря Положению о выборах в Государственную Думу от 3 июня 1907 г. резко изменилось соотношение между куриями выборщиков в пользу помещиков и крупной буржуазии (1% населения страны получал 2/3 депутатских мест). Выборы в новую Думу были не всеобщими, неравными и не прямыми. По сути дела, новый избирательный закон явился следствием невозможности проведения монархического реформирования в левой по составу Думе.
Большая часть правых деятелей и организаций поддержали эту акцию Столыпина. Как свидетельствует дневник А. В. Богданович, супруги генерала Е. В. Богдановича, ее муж поддержал действия правительства. По уверению жены Е. В. Богдановича, он вообще симпатизировал политике П. А. Столыпина, называл премьера "рыцарем и оратором".
Имеются свидетельства о том, что именно Е. В. Богданович в свое время настойчиво требовал от П. А. Столыпина роспуска первых двух Дум. Так, в частности, еще во время работы первой Думы, 22 марта 1906 г., Богданович пытался убедить П. А. Столыпина в необходимости ее роспуска: "Необходимо действовать, необходимо проявить власть. Неизбежность роспуска Думы очевидна для всех и каждого, а при этих условиях выжидание может быть истолковано и понято только как нерешительность и слабость. <…> Теперь нужны не слова, а действия". В тоже время генерал считал, что установление в стране военной диктатуры заменить Думу не могло. Ее роспуск должен был совпасть с "немедленным назначением новых выборов". Однако надежды на умеренный состав II Думы не оправдались, и генерал стал требовать ее немедленного разгона, критикуя Столыпина за медлительность.
Так, Е. В. Богданович 10 мая 1907 года писал Николаю II: "Прекрасный человек П. А. Столыпин совершенно негодный премьер, он не видит будущего и не понимает настоящего, когда говорит, что "Дума сгниет на своем корню"" .
Жена генерала писала, что премьер "характером напоминает Святополка-Мирского" (П. Д. Святополк-Мирский - министр внутренних дел Царского правительства в 1904-1905 гг. - Д. С.), ведет "двойственную игру", что политика Столыпина "доведет до страшных бедствий".
Богданович полностью одобрил манифест 3-го июня 1907 года. В одном из своих писем к председателю Совета министров генерал оценил манифест 3-го июня 1907 года и его редакцию, "во всех отношениях безукоризненную", которые "производят превосходное впечатление".
В дальнейшем, уже во время работы III Думы Богданович требовал и ее роспуска, тогда как сам премьер не считал необходимым идти на такие крайние меры.
Аналогичную позицию, фактически выражавшуюся в требовании установления неограниченного самодержавия, каким оно было до манифеста 17 октября 1905 года, обосновывал на страницах своего "Дневника консерватора" и издатель газеты "Гражданин" князь В. П. Мещерский. По словам преемника Столыпина на посту премьер-министра, В. Н. Коковцова, Мещерский считал, что Столыпин "затемнял собой особу государя" и выдвигал на слишком большую высоту "конституционный принцип объединенного кабинета, совершенно несовместимого с самодержавием русского царя".
Против сохранения Думы как законодательного учреждения выступали многие монархисты. Это позиция уходила своими корнями в споры, которые шли еще в 1905 г. Так, уже упоминавшийся П. Н. Дурново 5 декабря 1905 года при обсуждении у Царя проекта положения о выборах депутатов Государственной Думы (так называемые "царскосельские совещания") заявил: "Излечить смуту нельзя никакими выборами. <…> При общем избирательном законе в Думу попадут негосударственные элементы. <…> Мы открываем двери таким людям, которые чужды всяких традиций, и государственного дела обсуждать не могут. Общественного мнения в России теперь нет. Я нахожу, что государственное дело не так должно строиться".
Как справедливо отмечает современный исследователь черносотенного движения А. Д. Степанов, "Дурново полагал, что только существующий государственный аппарат сможет предохранить Империю от развала, что российское общество еще не достигло той степени зрелости, которая позволит ему создать собственные руководящие институты, что без государственного управления общество существовать не сможет. Вместе с тем он выступал против поспешного и неоправданного реформирования органов власти".
Еще один видный идеолог монархизма, Лев Александрович Тихомиров (1852-1923), в период с 1907 года активно сотрудничал с П. А. Столыпиным. В период работы третьей Государственной Думы Тихомиров, подобно князю В. П. Мещерскому, предложил правительству срочно пересмотреть Основные законы в пользу усиления самодержавия и написал соответствующее письмо премьер-министру. П. А. Столыпин наложил резолюцию о том, что это невозможно, ибо поведет к новой революции. После сего газета В. П. Мещерского "Гражданин" выступила с "огорчением" в связи с таким решением премьера.
А вот еще одно критическое суждение о Столыпине со стороны другого правительственного чиновника, государственного контролера, члена Государственного совета П. Х. Шванебаха. Л. А. Тихомиров в дневнике пишет, что как-то раз (16 декабря 1907 г.) он зашел к Шванебаху, и между ними зашел разговор о политике премьера. "Петр Христианович очень долго критиковал Столыпина. - Он решительно отрицает возможность у Столыпина какой-нибудь крупной роли национального вожака. Грустно мне слышать все это, особенно тогда, когда критика подтверждается рассказом о предшествующей деятельности. Шванебах признает его человеком благородным и талантливым, но отрицает в нем крупный ум и характер, называет его человеком компромисса и, сверх того, обвиняет в крайнем самолюбии и тщеславии, приводящих к популярничанью". Правда, сам Тихомиров, допуская справедливость критики Столыпина со стороны Шванебаха, тем не менее, пишет: "Нет, по-моему, если Столыпин не тот человек, какого нужно иметь, то такого человека еще совсем нет, он еще не пришел".
К. Н. Пасхалов, со своей стороны, высказывал мысль, что замена Самодержавием "народным представительством" в итоге может привести не просто к ослаблению Императорской власти, но и к постепенному разрушению монархии вообще. "Да и может ли быть какой-нибудь компромисс между Самодержавием и Представительством? Эти две правительственные идеи прямо противоположны и одна другую вполне исключает. Самодержавие есть сосредоточение народной воли в одном лице, все интересы которого неразрывно и органически связаны с интересами подчиненного ему народа и государства; в нем, как в фокусе, отражаются все переживаемые страною радости и горе, успехи и неудачи, нужды и благосостояние. Такое единение интересов Царя и народа делает присущим Самодержавию высшее и необходимейшее качество всякого правления: беспристрастие и справедливость. Примкнуть к Самодержавию выборных представителей народа с решающим голосом нельзя, не уничтожив принципа Самодержавия, придача же к нему особым законодательным актом постоянных народных представителей лишь с совещательным голосом, наверное, никого не удовлетворит, да и излишня потому, что Самодержец волен и без того приглашать всех, кого, как и когда заблагорассудит, к государственной работе" , - писал публицист в своей статье "О мерах к прекращению беспорядков и улучшению государственного строя". Уже после смерти Столыпина Пасхалов в переписке выражал надежду, что, "пока в Осн[овных] Зак[онах] существует слово "Самодержавие", хотя и ощипанное, - оно может возродиться во всей его исторической полноте и могучей силе".
Таким образом, как мы видим, многие правые считали, что изменения избирательного закона, которое было осуществлено в 1907 году, недостаточно, и требовали восстановления неограниченного самодержавия, с чем категорически не соглашался сам Столыпин. Так, в своей первой речи перед депутатами III Думы, произнесенной 16 ноября 1907 года, премьер, в частности, заявил: "При наличии Государственной Думы задачи правительства в деле укрепления порядка могут только облегчиться, так как помимо средств на преобразование администрации и полиции правительство рассчитывает получить ценную поддержку представительных (выделено в тексте речи - Д. С.) учреждений путем обличения незакономерных поступков властей как относительно превышения власти, так и бездействия оной".
Между тем, даже те правые, которые в целом соглашались с необходимостью существования в России представительных учреждений, тем не менее, требовали дальнейшего ужесточения избирательного закона. Как пишет в этой связи С. В. Лебедев, "даже и те черносотенцы, что поддерживали Столыпина, старались еще более изменить избирательный закон 3 июня 1907 г., чтобы еще более урезать представительство инородцев и дать большие льготы дворянству.
Отметим здесь, что опасения некоторых правых, в частности, К. Н. Пасхалова, в связи с тем, что наличие представительных учреждений со временем приведет к разрушению самого принципа самодержавия, во многом оказались справедливыми, если не сказать, пророческими. Уже после гибели Столыпина, в ходе работы IV Государственной Думы, оказалось, что значительная часть этого органа власти, объединившись в так называемый "Прогрессивный блок", в условиях Первой мировой войны перешла в жесткую оппозицию царской власти, способствовала разрушению монархии.
***
Помимо аграрной реформы и изменения избирательного закона, П. А. Столыпин на посту премьера проводил и другие важные реформы. Глава правительства, считавший рабочий вопрос немаловажным, много раз выступал в III Думе, обосновывая необходимость обсуждения и принятия новых законов, касавшихся рабочего класса.
Отдельные представители правых пытались оказывать поддержку Столыпину в решении рабочего вопроса. Так, после роспуска второй Государственной Думы (3 июня 1907 г.) по просьбе премьера Л. А. Тихомиров вошел в Совет Главного управления по делам печати как специалист в рабочем вопросе. По поручению Столыпина Тихомиров написал несколько записок по истории рабочего движения и отношений государства с рабочими. Результатом изучения этой проблематики стала книга "Рабочий вопрос. Практические способы его решения" (М., 1909).
Тихомиров в своих работах утверждал, что рабочий класс должен отойти от "пролетарской идеи" с ее "космополитизмом" и, при гарантии со стороны государства минимума социальных прав, самостоятельно заслужить уважение и почет в обществе: "Отказавшись от пролетарской идеи, сознав в себе "граждан", рабочие действительно могут приобрести сильное и почетное, а вместе с тем для всех полезное положение в обществе и государстве. На создании своей экономической организации рабочие могут развить и применить к общественному строению все высокие свойства, которые в человеке развивает труд (здесь и далее выделено автором - Д. С.). Но не положение пролетария, а труд развивает эти свойства", - утверждал публицист.
Проблема, однако, заключалась в том, что правая по своему составу третья Дума не спешила гарантировать рабочим даже минимум социальных прав.
В июне 1908 г. в Думу были вынесены 10 законопроектов, предусматривавших социальное страхование рабочих; создание сберегательных касс; регулирование правил найма рабочих и рабочего времени; меры поощрения строи-тельства дешевых жилых домов и т. п.
Однако проекты лежали без движения многие годы. Только в 1912 г., когда начался новый подъем общественного движения, Дума приняла закон о государственном страховании от несчастных случаев и по болезни (распространялся только на 15% рабочих). Было принято и решение о создании больничных касс для рабочих. Таким образом, столыпинская программа в рабочем вопросе не была осуществлена, и рабочие, вопреки надеждам Тихомирова, не оставили свою "пролетарскую идею".
Помимо попыток решения рабочего вопроса, важное место в политике столыпинских реформ занимали реформы в системе образования. В 1909 г. в Думу поступил проект о введении в 10-летний срок в России всеобщего начального обучения. Согласно ему, все дети, независимо от пола и сословия, могли "по достижении школьного возраста пройти полный круг обучения в правильно организованной школе". В связи с предполагаемой реформой высшего образования был разработан новый Университетский устав, предоставлявший высшей школе широкую автономию. С системой образования Столыпин тесно связывал и развитие научных знаний. В годы реформ активно финансировались научные исследования, экспедиции, реставрационные работы, издание научной литературы, развитие театра и кинематографа. Также в этот период было подготовлено "Положение об охране древностей"; принято решение о создании Пушкинского дома в Санкт-Петербурге; поддержаны проекты по организации музеев в губерниях. Но окончательного законодательного решения по школьным проектам так и не было вынесено. Не реализовались и планы Столыпина о введении принципа непрерывного образования с преемственностью различных ступеней.
Правые в большинстве своем поддержали начинания правительства в области образования. Даже такой критик деятельности П. А. Столыпина, как К. Н. Пасхалов, с одобрением писал, что "наши высшие государственные учреждения ревностно хлопочут о насаждении всеобщего и даже обязательного обучения, не жалея никаких расходов для достижения намеченной цели". Однако тот же Пасхалов предостерегал власти от излишнего заигрывания с либеральными кругами, которые, в частности, устроили в 1912 году Съезд деятелей по народному образованию в Московском городском управлении. В этом мероприятии приняли участие более тысячи учителей и учительниц городских училищ. Возмущение публициста вызвали резолюции съезда, согласно которым "было признано, что задавать уроки на дом не следует; не следует также ставить отметки за ответы и прибегать к наказаниям". "До сих пор все, что теперь отрицается современными просветителями, составляло основу школьного дела во всем мире", - подчеркивает при этом К. Н. Пасхалов. А резолюция съезда об отмене ограничительного каталога ученических библиотек и о совместном обучении детей мужского и женского пола, по мысли Пасхалова, будет способствовать распространению пороков и откровенного разврата в подростковой среде. По его мнению, подобного рода резолюции фактически перечеркивают все усилия правительства по улучшению системы народного образования, мешают их проведению.
Национальная политика осуществлялась под лозунгом "Россия для русских" и была направлена на сохранение единой неделимой России. Избирательный закон 3 июня 1907 г. сократил представительство в Государственной Думе Польши, Кавказа, а инородцы Средней Азии, Казахстана и Сибири вообще были лишены избирательных прав. Между тем, ряд законопроектов и циркуляров, подготовленных правительством, снимали различные национальные ограничения, в том числе и относительно еврейского населения.
Особенно острым был для Столыпина вопрос о положении Великого княжества Финляндского. Премьер настаивал на примате в Финляндии общероссийских законов и решил провести без согласия финского сейма законопроект о соотношении между Российской империей и Финляндией. Для разработки законов и мероприятий, касающихся Финляндии, при Совете Министров было образовано Особое совещание по делам Великого княжества финляндского под председательством П. А. Столыпина. В его состав входили также видные правые - участники салона Е. В. Богдановича - член Государственного совета В. Ф. Дейтрих, министр юстиции И. Г. Щегловитов и Финляндский генерал-губернатор генерал Ф. А. Зейн.
Глава правительства исходил, прежде всего, из того факта, что Финляндия являлась составной частью империи, а империя, по его мысли, должна управляться "объединенным правительством, которое ответственно перед Государем за все происходящее в государстве". При этом особо отмечалось, что "Россия не может желать нарушения законных автономных прав Финляндии относительно внутреннего ее законодательства и отдельного административного и судебного ее устройства". Однако "в общих законодательных вопросах и в некоторых общих вопросах управления должно быть и общее решение совместно с Финляндией, с преобладанием, конечно, державных прав России". Председатель Совета Министров считал, что общеимперские интересы ничем не были обеспечены, а "картина государственного бессилия" по отношению к Финляндии казалась ему полной. Правительство П. А. Столыпина, желавшего "установления на пространстве всей России стройного правового порядка", вырабатывало законопроект, главная цель которого, по мысли его создателей, заключалась в ограждении "исторических державных прав России".
План столыпинской реформы по отношению к Финляндии выражался в "повороте к решительной охране русских имперских интересов при сохранении полного уважения к финляндской автономии, к финляндским привилегиям". Следует особо отметить, что организатор крупнейшего правомонархического салона Е. В. Богданович полностью поддержал политику П. А. Столыпина по финляндскому вопросу. Посетители его кружка, как уже отмечалось, участвовали в разработке законопроекта, касающегося Финляндии.
Этот документ, внесенный в Думу 14 марта 1910 года, вызвал протесты думской оппозиции, однако был принят большинством. Одобренный также и Государственным Советом, документ стал законом 17 июня 1910 года. Теперь финский сейм сохранял только совещательный голос во всех существенных вопросах как общеимперского, так и внутреннего законодательства (государственный бюджет, воинская повинность, о печати, о собраниях и союзах, о народном образовании, о полиции и т. д.). Эти вопросы непосредственному разрешению сейма теперь не подлежали и должны были разрешаться законодательными учреждениями России. До издания новых законов в силе, однако, оставались старые, и фактически особых перемен в Финляндии не произошло.
Финляндский законопроект породил бурные дискуссии в правых кругах. Некоторые из правых выступили против финляндской реформы Столыпина. К примеру, В. П. Мещерский выступил в 1910 году за предоставление широкой автономии Финляндии. Это привело к ожесточенной критике его деятельности со стороны крайне правых.
Правый публицист М. О. Меньшиков опубликовал статью в "Новом времени" под названием "Мещерская перо-торговля", в которой критиковалась позиция князя по финляндскому вопросу. Взгляды издателя "Гражданина" провозглашались "совершенно еврейским принципом", "принципом "самоопределения" русских и инородцев". Он, по мнению Меньшикова, "годится для окончательной ликвидации Русской Империи".
В свою очередь, другой правый публицист, С. К. Глинка-Янчевский, критиковал позицию В. П. Мещерского по финляндскому вопросу в своей "Земщине". В статье от 5 июня 1910 года журналист утверждал, что князь своими воззрениями "упразднил самодержавие" и "клеветал на правое крыло Думы, когда возбужден вопрос об установлении менее унизительных, - но все-таки унизительных, - отношений России к Финляндии".
Итак, мнение В. П. Мещерского существенно расходилось с позицией других правых. Организатор другого известного салона, А. В. Богданович, в июне 1910 года в дневнике высказалась о финляндском законопроекте следующим образом: "Надо <…> провести теперь же этот законопроект, не внося поправок". Таким образом, позиция А. В. Богданович находилась в русле правительственной политики по финляндскому вопросу и разделялась большинством правых.
При Столыпине усилилась русификаторская политика и на территории Царства Польского. Был закрыт ряд польских культурно-просветительских обществ и польскоязычных школ, в городах были созданы муниципальные учреждения с преобладанием русских служащих.
В 1909 г. в Думу был внесен законопроект о выделении из Царства Польского Холмской губернии. Ее крестьянское население состояло, в основном, из украинцев, а помещики - из поляков и русских.
Идея образования отдельной Холмской губернии не являлась новой. На протяжении нескольких предыдущих десятилетий она обсуждалась в правительстве восемь раз и столько же раз отвергалась. Только в девятый раз, во время премьерства П. А. Столыпина, она была одобрена. Все варшавские генерал-губернаторы в свое время были против нее по чисто деловым соображениям. По их мнению, административная ломка, которая потребуется при выделении Холмщины в отдельную губернию, создает массу неудобств административного и военно-стратегического характера. По этим же соображениям против выделения Холмщины выступали такие известные правые государственные деятели, как К. П. Победоносцев, Д. С. Сипягин, С. И. Тимашев. В 1906 г. против этой реформы высказался министр внутренних дел П. Н. Дурново. 25 ноября 1911 г., уже после смерти П. А. Столыпина, началось обсуждение в Думе законопроекта "О выделении из состава губерний Царства Польского восточных частей Люблинской и Седлецкой губерний с образованием из них особой Холмской губернии".
Основная идея докладчика по законопроекту, националиста Д. Н. Чихачева, сводилась к тому, что численность русского населения в крае надо определять не по религиозному признаку, на чем настаивали поляки, а по этнографическому. Католик еще не поляк, важно его этническое происхождение - отмечал докладчик. "Несомненно, - доказывал Чихачев, - одним фактом перехода из православия в католичество русская народность никоим образом утрачиваться не может". Ссылаясь на академика А. И. Соболевского и перепись 1897 г., Чихачев делал вывод, что русская народность в Холмском крае преобладает, составляя 450 тыс. человек.
Позиция крайне правых отличалась от позиции националистов тем, что они критиковали законопроект с точки зрения его возможного, так сказать, побочного эффекта. Сама идея выделения вредна, доказывал Г. А. Шечков, ибо она исходит из признания Польши особым национально-историческим организмом, а это льет воду на мельницу поляков. Выделением "мы создаем фикцию польской национальности, ту фикцию, с которой мы должны бороться. Мы ее сами создаем на свою же голову". Из сказанного Шечков делал вывод: "Берите линейку и линуйте так, как это требуется: вы на это имеете полное право; вы действуете у себя дома, и вам не перед кем извиняться и приводить в свое оправдание довод, что мы имеем право вести границу так-то потому, что здесь такой-то процент русского населения, а такой-то - польского; это совершенно сюда не идет, все это совершенно лишнее".
Н. Е. Марков охарактеризовал законопроект как никчемную бумажку. С его точки зрения, он наносит вред, и "прежде всего, вред от того, что укрепляется ложное учение, будто бы существует какое-то реальное Царство Польское.<…> Вместо того, чтобы осадить зазнавшуюся шляхту, иезуитов и ксендзов на свое место, этот законопроект ограничивается исписыванием бумаги, переименованием одной местности в другую, образованием бумажной губернии.<…> Это не законопроект, гг., это обложка к законопроекту".
После долгих дебатов законопроект о Холмщине был принят 26 апреля 1912 г. правооктябристским большинством Думы. 4 мая его передали в Государственный Совет, а 23 июня его утвердил Царь. Законопроект стал законом. Однако его полной реализации помешала начавшаяся через два года первая мировая война и последовавшая немецкая оккупация польских земель.
Острую дискуссию в правых кругах вызвал и принятый в 1911 г. закон о создании земств в западных губерниях - Витебской, Минской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской. Русское (малорусское и белорусское) население этих губерний, в течение нескольких веков находившихся под польским владычеством, подвергалось дискриминации со стороны польских землевладельцев, которые владели большею частью земли, составляя лишь несколько процентов населения. Если бы земства в этих губерниях были созданы согласно общероссийскому законодательству, то большая часть мест в них досталась бы курии землевладельцев, т.е. полякам. Чтобы этого не произошло, Столыпин предложить снизить избирательный ценз в западных земствах вдвое против общерусского и создать курии по национальному признаку.
Этот законопроект был поддержан царем и Государственной Думой, но Государственный Совет отклонил его. Один из самых непримиримых противников законопроекта в Госсовете - граф С. Ю. Витте заявил, что национальные курии "не могут быть терпимы, доколе в России сохранится ясное и твердое сознание единства русской государственности". Проект же содержит "законодательное на весь мир признание, что в искони русских губерниях <…> могут существовать политические курии нерусских людей, которые могут иметь свои интересы, не тождественные с интересами русской государственности".
Еще дальше пошел князь А. Д. Оболенский. Всякая общность национальная, доказывал он, стремится к общности политической: "Свободно развивающаяся национальность в конце концов вырождается в государственность". Поляк в земстве при наличии курий будет "уполномоченным от польской национальности", чего "нет нигде ни в одном общественном или государственном учреждении России". Проектируемое "национальное обособление" будет означать "некоторую государственную опасность", и "если мы это начало в Западном крае допустим, то почему его не допустить в других местностях России?" Против национальных курий выступили также П. Н. Дурново, князь П. Н. Трубецкой и Н. А. Зиновьев. "Опять повторяю, - заявил последний, - распределение национальностей по куриям в западных губерниях признаю невозможным".
Князь В. П. Мещерский на страницах своего "Гражданина" также резко критиковал националистическую политику Столыпина. А когда премьер предложил проект введения земства в девяти западных губерниях, то В. П. Мещерский даже заявил об "огромном заговоре против России".
В ответ на отказ Государственного Совета поддержать законопроект, П. А. Столыпин подал прошение об отставке. Этот шаг вызвал неудовольствие императора. Однако он не только не принял отставки (не без влияния всецело покровительствовавшей Столыпину вдовствующей императрицы Марии Федоровны), но и был вынужден согласиться с условиями премьера: отправить в длительный отпуск П. Н. Дурново, В. Ф. Трепова, которые выступали против столыпинской политики. В апреле 1911 г. путем использования исключительной процедуры закон все-таки был принят правительством.
Подчеркнем еще раз, что Николай II в данном случае принял сторону премьера под влиянием Императрицы Марии Федоровны, которая считала Столыпина человеком, обладающим незаурядным умом и прозорливостью. О том, как относилась Мария Федоровна к премьеру, красноречиво свидетельствует дочь Столыпина М. Бок, которая в своих мемуарах рассказала о том, как вдовствующая Императрица принимала Столыпина сразу после провала его законопроекта о западном земстве в Госсовете: "Императрица встретила папа исключительно тепло и ласково и сразу начала с того, что стала убедительно просить его остаться на своем посту. Она рассказала моему отцу о разговоре, который у нее только что был с государем. "Я передала моему сыну, - говорила она, - глубокое мое убеждение в том, что вы одни имеете силу и возможность спасти Россию и вывести ее на верный путь".
Поддержку Столыпину в ходе кризиса, возникшего после отклонения Госсоветом столыпинского законопроекта о западном земстве, оказал генерал Е. В. Богданович. В начале 1911 года, когда в Петербурге поползли слухи о возможной отставке П. А. Столыпина, Богданович написал письмо Императору, в котором советовал "не отпускать Столыпина, удержать его непременно премьером".
Критик столыпинской аграрной реформы К. Н. Пасхалов также выразил поддержку действиям премьера по вопросу о западном земстве.
Таким образом, национальная политика П. А. Столыпина также встречала очень разное отношение в правых кругах. И только поддержка со стороны императора, во многом обусловленная давлением императрицы Марии Федоровны, способствовала реализации проектов главы правительства.
***
Правительство Столыпина пыталось осуществить и другие преобразования в разных сферах государственной политики. Однако все они вызывали критику не только со стороны левых, но и со стороны правых кругов. При этом критика со стороны правых постепенно нарастала, что явилось следствием их озабоченности общими результатами столыпинских реформ. Рост критического отношения проявился в Думе, когда видный представитель фракции правых, лидер Русского народного союза имени Михаила Архангела В. М. Пуришкевич (1870-1920), используя как повод законопроект о западном земстве, подверг резкой критике политику П. А. Столыпина в целом. При этом Пуришкевич выступил с нападками на личность премьера: "Я понимаю стремление Столыпина попасть в Бисмарки; но для того, чтобы попасть в Бисмарки, нужно отличаться проницательным умом и государственным смыслом; а в этом поступке нет ни проницательного ума, ни государственного смысла <…>, ибо, говорю я, если Столыпин за все время своего управления говорил об успокоении и не добился успокоения, если он говорил об усилении России и не добился усиления, то он этим шагом достиг и добился одного - добился полного объединения, за малым исключением, всего благомыслящего русского общества в одном: в оппозиции самому себе".
Именно на фоне растущей критики со стороны правых и усилении недовольства премьером со стороны царя произошло загадочное убийство Столыпина 1 сентября 1911 г., во время пребывания Царской Семьи в Киеве, в здании местной оперы. Как известно, Столыпин был смертельно ранен террористом Дмитрием Богровым, который с 1906 г. являлся агентом Киевского охранного отделения, "освещал" деятельность анархических и эсеровских групп.
Среди исследователей нет единого мнения о мотивах преступления Богрова. Некоторые считают, что убийство Столыпина - дело рук охранки; другие, - что убийца действовал по заданию партии эсеров (которая впоследствии заявила о своей непричастности к данному событию); третьи, - что у Богрова были личные причины.
Так или иначе, страна лишилась энергичного государственного деятеля, понимавшего необходимость реформ. После смерти Столыпина его реформы начали постепенно свертывать. Преемники на посту председателя Совета министров, в частности, В. Н. Коковцов, не обладали ни харизмой, ни темпераментом, ни организаторским талантом своего предшественника.
***
Безусловно, реформы П. А. Столыпина задумывались им как способ укрепления существовавшего тогда государственного строя, то есть монархии. Однако далеко не все его преобразования объективно способствовали этому процессу.
Аграрная реформа с ее разрушением общины, на что указывали многие правые, фактически привела к тому, что крестьянство, основная масса русского населения, традиционно питавшая верноподданнические чувства, в большинстве своем не приняло правительственные начинания, становясь постепенно во все большую оппозицию по отношению к власти.
Реформа избирательного права 1907 г., хотя и обеспечила в III и IV Думах правое большинство, тем не менее, не смогла устранить опасность формирования эффективной думской оппозиции, направленной против Самодержавия. Такая оппозиция сформировалась на фоне трудностей первой мировой войны и сыграла очень важную, если не ключевую роль, в обеспечении победы Февральской революции, покончившей с Самодержавной властью в России.
Русификаторская политика Столыпина на национальных окраинах вызвала яростное сопротивление со стороны национальных меньшинств и объективно способствовала нарастанию сепаратистских настроений, которые немедленно проявились в полной мере после падения монархии.
Прочие же реформы вообще, как в силу малого количества времени, отпущенного историей на них, так и в силу мощного сопротивления, с одной стороны, либералов, а с другой стороны, правых, не были реализованы и остались только на бумаге.
Подводя итоги можно сделать следующие выводы.
1. Несмотря на то, что целью реформ было укрепление основ существующего политического и социально-экономического строя в России, правые монархические силы не выступили с однозначной поддержкой политики Столыпина. Реформы премьера, и в особенности аграрную, в большей степени поддержали умеренно правые и националисты, признававших необходимость определенных экономических и политических реформ в стране и возможность ограничения самодержавия представительными учреждениями. Крайне правые (черносотенцы) в своем большинстве воспринимали столыпинские реформы, особенно аграрную, как опасную попытку разрушить традиционные устои в стране. Роль правых в торможении столыпинских реформ представляется существенной. В то же время ее не следует переоценивать.
2. В главном, аграрном вопросе, Столыпин провел те законы, которые хотел. Однако он не смог "замирить" деревню и создать там достаточно влиятельный слой защитников частной собственности. Избранная тактика проведения реформы, предполагавшая, в частности, форсированное разрушение общины, не опиралась на достаточное ресурсное (финансовое, организационное и др.) обеспечение. Страна в пору премьерства Столыпина готовилась к мировой войне, и государство было вынуждено решать другие задачи, неотложно стоявшие перед ним. В конкретных условиях России аграрная реформа не могли дать иного результата: в ближайшей перспективе она обостряла социальную напряженность в деревне, а не снижала ее. И это лишь усиливало недовольство реформами в монархических кругах.
Вероятно, Столыпин и сам понимал роль фактора времени. Не случайно, он произнес ставшую крылатой фразу: "Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России". На самом же деле, как оказалось, самому Столыпину на реформы было отпущено всего пять лет, а у России мирного времени после окончания японской войны до начала мировой было отпущено всего 11 лет.
3. Заявленная Столыпиным цель реформ - укрепление Самодержавия - не была достигнута в тот короткий срок мирного времени, который был отпущен историей. Весьма сомнительной представляется возможность решения этой задачи и в более благоприятных условиях. Все реформы, заявленные Столыпиным (аграрная, политическая, школьная, земская и др.), объективно обладали потенциалом, который должен был привести к господству буржуазных отношений в российском обществе. А в рамках такого общества Самодержавию просто не оставалось места: монархия могла претендовать лишь на роль традиционного института, в рамках которого Монархи "царствуют, но не правят".
Дмитрий Игоревич Стогов
, кандидат исторических наук
Литература:
Правые партии. Документы и материалы. 1905—1917 гг. Т. 1-2 / Публ. Ю. И. Кирьянова. М., 1998. Т. 1; Иванов А. А. "Россия для русских": pro et contra. Правые и националисты конца XIX—начала ХХ века о лозунге "русского Возрождения" // С. 92—101; Зырянов П. Н. Петр Столыпин: Политический портрет. М., 1992; Солженицын А. И. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках в 4 узлах. Узел 1: Август Четырнадцатого. М., 1993. Т. 2; Сидоровнин Г. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Жизнеописание (1862—1911). Саратов, 2003; Федоров Б. Г. Петр Столыпин: "Я верю в Россию". В 2 т. СПб., 2002; Рыбас С. Ю. Столыпин. М., 2004; Богоявленский Д. Д. Николай Евгеньевич Марков и Совет Министров: "Союз русского народа" и самодержавная власть // Консерватизм в России и мире: Прошлое и настоящее: Сб. науч. трудов. Воронеж, 2001. Вып. 1; Омельянчук И. В. Черносотенное движение в Российской Империи (1901 - 1914 гг.). Автореф. дисс… докт. ист. наук. Воронеж, 2006; Лебедев С. В. Русская идея и русское дело. Национально-патриотическое движение в России в прошлом и настоящем. СПб., 2007.
/324/ Умерщвление обер-вешателя Столыпина совпало с тем моментом, когда целый ряд признаков стал свидетельствовать об окончании первой полосы в истории русской контрреволюции. Поэтому событие 1-го сентября, очень маловажное само по себе, вновь ставит на очередь вопрос первой важности о содержании и значении нашей контрреволюции. Среди хора реакционеров, лакейски воспевающих Столыпина или копающихся в истории интриг черносотенной шайки, командующей Россией, - среди хора либералов, качающих головой по поводу «дикого и безумного» выстрела (к либералам относятся, конечно, и бывшие с.-д. из «Дела Жизни», употребившие приведенное в кавычках избитое выражение), слышатся отдельные ноты действительно серьезного принципиального содержания. Делаются попытки взглянуть на «столыпинский период» русской истории, как на нечто целое.
Столыпин был главой правительства контрреволюции около пяти лет, с 1906 по 1911 г. Это - действительно своеобразный и богатый поучительными событиями период. Его можно охарактеризовать с внешней стороны, как период подготовки и осуществления государственного переворота 3-го июня 1907 г. Именно летом 1906 г., когда Столыпин в роли министра внутренних дел выступил перед I Думой, началась подготовка этого переворота, который показал теперь уже все свои плоды во всех областях нашей общественной жизни. Спрашивается, /325/ на какие общественные силы опирались деятели этого переворота или какие силы направляли этих деятелей? Каково было социально-экономическое содержание «третьеиюньского» периода? - Личная «карьера» Столыпина дает поучительный материал и интересные иллюстрации по этому вопросу.
Помещик и предводитель дворянства становится губернатором в 1902 г., при Плеве, - «прославляет» себя в глазах царя и его черносотенной камарильи зверской расправой над крестьянами, истязаниями их (в Саратовской губернии), - организует черносотенные шайки и погромы в 1905 г. (Балашевский погром), - становится министром внутренних дел в 1906 г. и председателем Совета министров со времени разгона первой Государственной думы. Такова, в самых кратких чертах, политическая биография Столыпина. И эта биография главы контрреволюционного правительства есть в то же время биография того класса, который проделал нашу контрреволюцию и у которого Столыпин был не более, как уполномоченным или приказчиком. Этот класс - русское благородное дворянство, с первым дворянином и крупнейшим помещиком Николаем Романовым во главе. Этот класс - те тридцать тысяч крепостников-землевладельцев, в руках которых находятся 70 миллионов десятин земли в Европейской России, т. е. столько же, сколько имеют десять миллионов крестьянских дворов. Земельные латифундии в руках этого класса - основа той крепостнической эксплуатации, которая под разными видами и названиями (отработки, кабала и т. д.) царит в исконно русском центре России. «Малоземелье» русского крестьянина (если употребить излюбленное либеральное и народническое выражение) есть не что иное, как оборотная сторона многоземелья , этого класса. Аграрный вопрос, стоявший в центре нашей революции 1905 г., сводился к тому, сохранится ли помещичье землевладение - в таком случае неизбежно сохранение на долгие и долгие годы нищенского, убогого, голодного, забитого и задавленного крестьянства, как массы населения, - или масса населения сумеет завоевать себе сколько-нибудь /326/ человеческие, сколько-нибудь похожие на европейские свободные условия жизни, - а это было неосуществимо без революционного уничтожения помещичьего землевладения и неразрывно связанной с ним помещичьей монархии.
Политическая биография Столыпина есть точное отражение и выражение условий жизни царской монархии. Столыпин не мог поступить иначе, чем он поступал, при том положении, в котором оказалась при революции монархия. Монархия не могла поступать иначе, когда с полной определенностью выяснилось, и выяснилось на опыте, и до Думы, в 1905 г., и при Думе, в 1906 г., что громадная, подавляющая масса населения уже сознала непримиримость своих интересов с сохранением класса помещиков и стремится к уничтожению этого класса. Нет ничего более поверхностного и более фальшивого, как уверения кадетских писателей, что нападки на монархию были у нас проявлением «интеллигентского» революционаризма. Напротив, объективные условия были таковы, что борьба крестьян с помещичьим землевладением неизбежно ставила вопрос о жизни или смерти нашей помещичьей монархии. Царизму пришлось вести борьбу не на живот, а на смерть, пришлось искать иных средств защиты, кроме совершенно обессилевшей бюрократии и ослабленной военными поражениями и внутренним распадом армии. Единственное, что оставалось царской монархии в таком положении, была организация черносотенных элементов населения и устройство погромов. Высокоморальное негодование, с которым говорят о погромах наши либералы, не может не производить на всякого революционера впечатления чего-то донельзя жалкого и трусливого, - особенно, когда это высокоморальное осуждение погромов соединяется с полным допущением мысли о переговорах и соглашениях с погромщиками. Монархия не могла не защищаться от революции, а полуазиатская, крепостническая, русская монархия Романовых не могла защищаться иными, как самыми грязными, отвратительными, подло-жестокими средствами: не высокоморальные осуждения, а всестороннее и /327/ беззаветное содействие революции, организация революции для свержения такой монархии есть единственно достойный, единственно разумный для всякого социалиста и для всякого демократа прием борьбы с погромами.
Погромщик Столыпин подготовил себя к министерской должности именно так, как только и могли готовиться царские губернаторы: истязанием крестьян, устройством погромов, умением прикрывать эту азиатскую «практику» - лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под «европейские».
И вожди нашей либеральной буржуазии, высокоморально осуждающие погромы, вступали в переговоры с погромщиками, признавая за ними не только право на существование, но и гегемонию в деле устройства новой России и управления ею! Умерщвление Столыпина послужило поводом к целому ряду интересных разоблачений и признаний, касающихся этого вопроса. Вот, например, письма Витте и Гучкова о переговорах первого с «общественными деятелями» (читай: с вождями умеренно-либеральной монархической буржуазии) о составлении министерства после 17 октября 1905 г. В переговорах с Витте - эти переговоры, видимо, были продолжительны, ибо Гучков пишет о «томительных днях длящихся переговоров», - участвовали Шипов, Трубецкой, Урусов, М. Стахович, т. е. будущие деятели и кадетской, и «мирнообновленческой», и октябристской партий. Разошлись, оказывается, из-за Дурново, которого «либералы» не допускали в роли министра внутренних дел, а Витте ультимативно отстаивал. При этом Урусов, кадетское светило в I Думе, явился «горячим защитником кандидатуры Дурново». Когда князь Оболенский выдвинул кандидатуру Столыпина, «кое-кто подтвердил, кое-кто отозвался незнанием». «Определенно помню, - пишет Гучков, - отрицательного отзыва, о котором пишет гр. Витте, никто не делал ».
Теперь кадетская печать, желающая подчеркнуть свой «демократизм» (не шутите!) особенно, может быть, ввиду выборов по 1-ой курии в Петербурге, где кадет /328/ боролся с октябристом, пытается кольнуть Гучкова по поводу тогдашних переговоров. «Как часто гг. октябристы под предводительством Гучкова, - пишет «Речь» от 28 сентября, - в угоду начальству оказывались коллегами единомышленников г. Дурново! Как часто, обращенные взорами к начальству, они оказывались спиной к общественному мнению!» Передовица «Русских Ведомостей» от того же числа повторяет на разные лады тот же самый кадетский упрек октябристам.
Позвольте, однако, гг. кадеты: какое право вы-то имеете упрекать октябристов, если в тех же самых переговорах участвовали и ваши люди, даже защищавшие Дурново? Разве кроме Урусова все кадеты не были тогда, в ноябре 1905 года, в положении людей, «обращенных взорами к начальству» и «спиной к общественному мнению»? Милые бранятся - только тешатся; не принципиальная борьба, а конкуренция одинаково беспринципных партий - вот что приходится сказать по поводу теперешних попреков кадетов октябристам в связи с «переговорами» конца 1905 года. Препирательство подобного рода служит только для затушевывания действительно важного, исторически бесспорного факта, что все оттенки либеральной буржуазии, от октябристов вплоть до кадетов, были «обращены взорами к начальству» и поворачивались «спиной» к демократии с тех пор, как наша революция приняла действительно народный характер, т. е. стала демократической по составу ее активных участников. Столыпинский период русской контрреволюции тем и характеризуется, что либеральная буржуазия отворачивалась от демократии, что Столыпин мог поэтому обращаться за содействием, за сочувствием, за советом то к одному, то к другому представителю этой буржуазии. Не будь такого положения вещей, Столыпин не мог бы осуществлять гегемонию Совета объединенного дворянства над буржуазией, настроенной контрреволюционно, при содействии, сочувствии, активной или пассивной поддержке этой буржуазии.
Эта сторона дела заслуживает особенного внимания, ибо именно ее упускает из виду - или намеренно игнорирует /329/ - наша либеральная печать и такие органы либеральной рабочей политики, как «Дело Жизни». Столыпин - не только представитель диктатуры крепостников-помещиков; ограничиться подобной характеристикой значит ровно ничего не понять в своеобразии и в значении «столыпинского периода». Столыпин - министр такой эпохи, когда во всей либеральной буржуазии, вплоть до кадетской, господствовало контрреволюционное настроение, когда крепостники могли опираться и опирались на такое настроение, могли обращаться и обращались с «предложениями» (руки и сердца) к вождям этой буржуазии, могли видеть даже в наиболее «левых» из таких вождей «оппозицию его величества», могли ссылаться и ссылались на поворот идейных вождей либерализма в их сторону, в сторону реакции, в сторону борьбы с демократией и оплевания демократии. Столыпин - министр такой эпохи, когда крепостники-помещики изо всех сил, самым ускоренным темпом повели по отношению к крестьянскому аграрному быту буржуазную политику, распростившись со всеми романтическими иллюзиями и надеждами на «патриархальность» мужичка, ища себе союзников из новых, буржуазных элементов России вообще и деревенской России в частности. Столыпин пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом последнем, последнем мыслимом для царизма пути. Помещичья монархия Александра III пыталась опираться на «патриархальную» деревню и на «патриархальность» вообще в русской жизни; революция разбила вконец такую политику. Помещичья монархия Николая II после революции пыталась опираться на контрреволюционное настроение буржуазии и на буржуазную аграрную политику, проводимую теми же помещиками; крах этих попыток, несомненный теперь даже для кадетов, даже для октябристов, есть крах последней возможной для царизма политики.
Диктатура крепостника-помещика не была направлена при Столыпине против всего народа, включая сюда /330/ и все «третье сословие», всю буржуазию. Нет, эта диктатура была поставлена в лучшие для нее условия, когда октябристская буржуазия служила ей не за страх, а за совесть; когда помещики и буржуазия имели представительное учреждение, в котором было обеспечено большинство их блоку, и была оформлена возможность переговоров и сговоров с короной; когда гг. Струве и прочие веховцы с истерическим надрывом обливали помоями революцию и создавали идеологию, радовавшую сердце Антония Волынского; когда г. Милюков провозглашал кадетскую оппозицию «оппозицией его величества» (его величества крепостника-последыша). И тем не менее, несмотря на эти более благоприятные для гг. Романовых условия, несмотря на эти самые благоприятные условия, какие только мыслимы с точки зрения соотношения общественных сил в капиталистической России XX века, несмотря на это, политика Столыпина потерпела крах; Столыпин умерщвлен был тогда, когда стучится в дверь новый могильщик - вернее, собирающий новые силы могильщик - царского самодержавия.
***
Отношения Столыпина к вождям буржуазии, и обратно, характеризуются особенно рельефно эпохой I Думы. «Время с мая по июль 1906 года, - пишет «Речь», - было решающим в карьере Столыпина». В чем же был центр тяжести этого времени?
«Центр тяжести того времени, - заявляет официальный орган кадетской партии, - заключался, конечно, не в думских выступлениях».
Не правда ли, вот поистине ценное признание! Сколько копий было сломано с кадетами в то время из-за вопроса о том, можно ли видеть «центр тяжести» той эпохи в «думских выступлениях»! Сколько сердитой брани, сколько высокомерных доктринерских поучений было тогда в кадетской печати по адресу социал-демократов, утверждавших весной и летом 1906 года, что /331/ не в думских выступлениях заключается центр тяжести того времени! Сколько попреков всему русскому «обществу» бросала тогда «Речь» и «Дума» за то, что общество мечтает о «конвенте» и недостаточно восторгается кадетскими победами на «парламентской» перводумской арене! Прошло пять лет, приходится дать общую оценку перводумской эпохе, и кадеты с такой легкостью, точно они меняют перчатки, провозглашают: «центр тяжести того времени заключался, конечно, не в думских выступлениях».
Конечно, нет, господа! В чем же был центр тяжести?
«... За кулисами, - читаем в «Речи», - шла острая борьба между представителями двух течений. Одно рекомендовало искать соглашения с народным представительством, не отступая и перед составлением «кадетского министерства». Другое требовало резкого шага, роспуска Государственной думы и изменения избирательного закона. Такую программу проводил Совет объединенного дворянства, опиравшийся на могущественные влияния... Столыпин некоторое время колебался. Есть указания, что он два раза через Крыжановского предлагал Муромцеву обсудить возможность кадетского министерства, при участии Столыпина в качестве министра внутренних дел. Но в то же время Столыпин, несомненно, находился в сношениях с Советом объединенного дворянства».
Так пишут историю гг. образованные, ученые, начитанные вожди либералов! Выходит, что «центр тяжести» был не в выступлениях, а в борьбе двух течений внутри черносотенной царской камарильи! Политику «натиска» сразу и без оттяжек вел Совет объединенного дворянства - т. е. не лица, не Николай Романов, не «одно течение» в «сферах» , а определенный класс . Своих соперников справа кадеты видят ясно, трезво. Но то, что было слева от кадетов, исчезло из их поля зрения. Историю делали «сферы», Совет объединенного дворянства и кадеты - простонародье, конечно , в делании истории не участвовало! Определенному классу (дворянству) противостояла надклассовая партия «народной свободы», а сферы (т. е. царь-батюшка) колебались.
Ну можно ли себе представить более корыстную классовую слепоту? Большее искажение истории и забвение азбучных истин исторической науки? Более /332/ жалкую путаницу, смешение класса, партии и личностей?
Хуже всякого слепого тот, кто не хочет видеть демократии и ее сил.
Центр тяжести перводумской эпохи заключался, конечно , не в думских выступлениях. Он заключался во внедумской борьбе классов, борьбе помещиков-крепостников и их монархии с народной массой, рабочими и крестьянами. Революционное движение масс именно в это время снова стало подниматься: и стачки вообще, и политические стачки, и крестьянские волнения, и военные бунты грозно поднялись весной и летом 1906 г. Вот почему , господа кадетские историки, «сферы» колебались: борьба течений внутри царской шайки шла из-за того, можно ли сразу совершить государственный переворот при данной силе революции или надо еще выждать , еще поводить за нос буржуазию.
Помещиков (Романова, Столыпина и Ко) первая Дума вполне убедила в том, что мира у них с крестьянской массой и рабочими быть не может. И это их убеждение соответствовало объективной действительности. Оставалось решить второстепенный вопрос: когда и как, сразу или постепенно изменить избирательный закон. Буржуазия колебалась, но все ее поведение - даже кадетской буржуазии - показывало, что она во сто раз больше боится революции, чем реакции. Поэтому помещики и соблаговоляли привлекать вождей буржуазии (Муромцева, Гейдена, Гучкова и Ко) к совещаниям, нельзя ли вместе составить министерство. И буржуазия вся , вплоть до кадетов, шла советоваться с царем, с погромщиками, с вождями черной сотни о средствах борьбы с революцией, - но буржуазия с конца 1905 года никогда ни одной своей партии не послала на совещание с вождями революции о том, как свергнуть самодержавие и монархию.
Вот основной урок «столыпинского» периода русской истории. Царизм привлекал буржуазию на совещания, когда революция еще казалась силой - и постепенно отбрасывал прочь, пинком солдатского сапога, всех вождей буржуазии, сначала Муромцева и Милюкова, /333/ потом Гейдена и Львова, наконец, Гучкова, когда революция переставала оказывать давление снизу. Различие между Милюковыми, Львовыми и Гучковыми совершенно несущественно - вопрос очереди, в которой эти вожди буржуазии подставляли свои щеки под... «поцелуи» Романова - Пуришкевича - Столыпина и получали таковые... «поцелуи».
Столыпин сошел со сцены как раз тогда, когда черносотенная монархия взяла все, что можно было в ее пользу взять от контрреволюционных настроений всей русской буржуазии. Теперь эта буржуазия, отвергнутая, оплеванная, загадившая сама себя отречением от демократии, от борьбы масс, от революции, стоит в растерянности и недоумении, видя симптомы нарастания новой революции. Столыпин дал русскому народу хороший урок: идти к свободе через свержение царской монархии, под руководством пролетариата, или - идти в рабство к Пуришкевичам, Марковым, Толмачевым, под идейным и политическим руководством Милюковых и Гучковых.
«Социал-Демократ» № 24,
Ленин В. И. Столыпин и революция // Полн. собр. соч. В 55 т. Изд. 5-е. Т. 20. - М.: Политиздат, 1973. - С. 324-333.
В России ситуация в начале XX века была сложной - назревала революция. Роль личности в истории всегда имеет большое значение, но в кризисные, переломные эпохи, она иногда становится едва ли не определяющей.
По политическим взглядам Столыпин был убеждённым монархистом, считал самодержавие лучшей формой правления для России, но был готов пойти на некоторые уступки демократии ради сохранения самодержавия. При этом его политика подвергались яростной критике, как справа, так и слева. Столыпин был крайне негативно настроен против революции. Столыпин шёл ради «успокоения» на радикальные меры. Столыпин был за немедленный отказ от новых крупных займов при постепенном возвращении старых и получении незначительных новых. Что касается железных дорог, то он ни в коем случае не умалял их роли в развитии страны.
Таким образом главной целью он считал: осуществить модернизацию страны, добиться успешного развития экономики России, не затрагивая принципиальных основ политической системы, ничего не меняя в государственном управлении.
Столыпин делал упор на реформирование аграрного сектора, создание «фермерского класса» и реформу государственного управления. Петр Аркадьевич считал, что изменения должны проводиться последовательно, пошагово… Столыпин занимался укреплением финансовой стороны, для него она являлась последним в его жизни проектом. В попытке решения национального вопроса Столыпин проявил себя наиболее ярко. Факт остается фактом: никто из политических деятелей - предшественников не поднимал еврейский вопрос или какой-либо другой, связанный с ущемлением прав тех или иных народов на территории России в отличие от Столыпина. Это объясняются следующими обстоятельствами: во-первых, хотя их реформаторскую деятельность разделяло несколько лет, за эти года в России многое переменилось. Нерешенность ключевых проблем накопилась и привела к революции. Именно поэтому, когда недовольство достигло своего пика, к Столыпину прислушались, как к единственному человеку, способному найти решение проблемы.
Такую великую личность того времени, как Петр Аркадьевич Столыпин, часто называют «последним шансом» царского режима. «Весь внешний облик Петра Аркадьевича как нельзя более соответствовал редким качествам и сторонам его души», « Часто даже враги его восхищались увлекательной правдивостью его слов, благородством его образа, неотразимой силой его ораторского таланта”, “…избегал всяких выставок и рисовок…”, “Все, что делал он, казалось ему лишь скромным выполнением своего жизненного долга” . Так писал о Столыпине один из исследователей русской истории, Н.П. Шублинской. Современники и исследователи характеризуют его, как честного, прямого человека, не запятнанного никакими скандалами и сплетнями, храброго, порядочного до щепетильности, но достаточно сложного в общении из-за излишней прямоты, доходящей до нетерпимости.
Он не был профессиональным политическим деятелем-карьеристом. Власть принял как тяжелый крест. Нес его стойко. Работал ночами. Говорил, глядя на часы, с досадой: «Идите проклятые!». Подвело сердце: от мгновенной смерти спас крест Св. Владимира, в который попала пуля убийцы, и 4 дня у врачей была надежда. Но сердце не выдержало.
Столыпин был реформатор - потому что пытался сломать старые структуры. Российский - думал только о России, мыслил имперскими категориями, на пороге смерти шептал: «Счастлив умереть за Царя».
Просвещенных людей много, они были и есть, но вот Столыпин показал, что может сделать высокообразованный человек и патриот на государственном месте, если обладает главнейшим свойством настоящего государственного человека - бескорыстием, умением и стремлением ставить народные интересы выше личных расчетов. Многие его современники признавали, что стремление к личной выгоде совершенно чуждо его честной и неподкупной натуре. «Родина требует себе служения настолько жертвенно чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует работу», - эта фраза П.А. Столыпина. Главная заслуга Столыпина состояла не в аграрной реформе, а в энергичных действиях для подавления революционеров, укреплении государственного аппарата, выдвижении на передний план государственные работы национальных интересов. За короткий срок он сумел наладить эффективную систему борьбы с террористическими бандами.
Ядром государственных мероприятий Петра Аркадьевича стала твердая, национальная политика, ориентированная на придание справедливых преимуществ коренному русскому населению как хозяину русской земли. Одновременно Столыпин содействует консолидации всех активных государственных сил в России, имея в виду создание мощной национальной русской партии, способной противостоять натиску всех противников русского порядка. Очень важный закон, принятый по его инициативе, ограничил возможность немецкой колонизации западных губерний. Он позволил остановить скупку помещичьих земель немцами-колонистами.
Обладая упорством, решительностью, патриотизмом он отстаивал единственно верный на его взгляд путь сохранения монархии. Стремление Столыпина опереться на русское патриотическое движение становится главным элементом его политики.
Хорошо сказал Лев Тихомиров на похоронах П.А. Столыпина, что на него легла тяжелая задача в расшатанном состоянии страны и государства вести государственный корабль. И он его повел. Вчера еще никому неизвестный, он проявил несравнимое искусство. «Его долго не признавали и отрицали. Но это был деятель России, проявивший такие способности, каких не проявлял больше никто. Он соединил совокупность блестящих качеств, необходимых в то время, когда одному приходится заменять собою десятерых, правителя такого самоотвержения, такой напряженности сердечной любви к России».
Дело было не в опасности смерти. Страшна была сама трудность дела, отнимавшая надежду на успех. «В этом отношении, - говорил Л. Тихомиров, - у Петра Аркадьевича были внутренние опоры - это вера в Бога и Россию». Здесь и был, думаю, секрет его уверенности, которая давала шансы на успех сама по себе.
«Он делал, как ему указывал разум, поступал по-своему, как и должно. Иначе он бы и не заслуживал названия государственного человека», - рассуждает дальше Лев Тихомиров. Это идеал государственного деятеля. Ум, мужество, культура, патриотизм, вера, преданность царю и народу, неиссякаемая энергия, упорство, благородность, честность, сильная державная воля- все эти качества были в Столыпине - выдающемся русском человеке, превыше всех своих интересов ставившем интересы России.
"Высокий, представительный, великолепно воспитанный, всесторонне образованный; говорил громко, убедительно. Большим благородством веяло от его слов и поступков, что располагало к нему даже его политических противников. В нужных случаях он действовал решительно... Строгий к себе и снисходительный к ошибкам подчиненных. Он не был честолюбив, и все неблагородное и нечистое было противно его высокой душе" (князь А.В. Оболенский, "Мои воспоминания и размышления").
"Как человек П.А. Столыпин отличался прямодушием, искренностью и самоотверженной преданностью Государю и России. Он был чужд гордости и кичливости благодаря исключительно редким качествам своей уравновешенной натуры. Он всегда относился с уважением и пониманием к чужим мнениям. Враг всяких неясностей, подозрений и гипотез, он чуждался интриганства и интриганов. По своим политическим взглядам П.А. Столыпин не зависел от каких-либо партийных давлений и притязаний. Твердость, настойчивость, находчивость и высокий патриотизм были присущи его честной открытой натуре. Столыпин особенно не терпел лжи, воровства, взяточничества и корысти и преследовал их беспощадно; в этом отношении он был горячий сторонник сенаторских ревизий." (П.А. Столыпин. Некролог, опубликованный в газете "Новое время" 6 сентября 1911 г.)
"За его словами никогда не бывает пустоты" (А.Ф. Керенский)
В новом строе государства искали механизма, который начал бы обновительную, прогрессивную работу, состоящую из взаимных усилий со стороны правительства и народных представителей. Таково было основное течение, рядом с которым двигалось другое, мечтавшее само стать правительством и руководить жизнью страны.
Выразителем первой из этих группировок и был П.А. Столыпин, положивший ее намерения в основу своей политической программы. Столыпин был убежденным сторонником народного представительства в России. Он желал утверждения его и многое сделал в этом смысле. Идеальной формой правления для него была представительная монархия. Он напомнил, что в России господствующей силой является не анархически - революционный поток, а вековые исторические устои страны.
С гибелью Столыпина Российская империя умерла. В ней не было больше живых сил, и все быстро пошло по пути развала и революции. Деятельность Столыпина была последней выдающейся попыткой спасения государства от надвигавшейся катастрофы, энергичным и мощным рывком империи к модернизации. Он стремился приспособить архаические, политические структуры державы к быстро растущей экономике и динамическому обществу, освободить крестьянство от остатков крепостничества и вовлечь его в созидательную деятельность, укрепить народные устои монархии и превратить Россию в правовое государство. Курс, выбранный им, был единственно правильным, но видимо реформы пришли слишком поздно. Раскол между государством и интеллигенцией, превратившийся после 1905 года в пропасть, Столыпину преодолеть не удалось, хотя движение навстречу ему со стороны интеллигенции тоже имело место. Лишившись возможных союзников, Столыпин постепенно оказался в политической изоляции и, когда лишился поддержки царя, погиб. Сразу после его смерти модернизация была свернута, что сделало новую революцию неизбежной.
Оценка деятельности Петра Аркадьевича Столыпина, дававшаяся и его современниками, и историками, никогда не была однозначной: по словам одних Столыпин являлся талантливым государственным деятелем, не только предложившим уникальную для своего времени программу реформ, но и стремившимся к их проведению наиболее "мягкими средствами", по словам других Столыпин - "душитель и вешатель", "проводник политики, вошедшей в историю под именем столыпинской реакции".
Современники, потомки и историки о П.А. Столыпине:
С.Ю. Витте, который придирчиво следил за политической карьерой своего преемника, отмечал, что Петр Аркадьевич "был человек с большим темпераментом, человеком храбрым", но обвинял его в отсутствии государственной культуры, неуравновешенности, излишнем влиянии на его политическую деятельность жены Ольги Борисовны, использовании служебного положения для протекции родственникам. "Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное, внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение". В своих мемуарах Витте отмечал эволюцию Столыпина от либерального премьера до "такого реакционера, который бы не брезговал никакими средствами для того, чтобы сохранить власть, и произвольно, с нарушением всяких законов, правил Россией". "... Столыпин, - писал он, - обладал крайне поверхностным умом и почти полным отсутствием государственной культуры и образования. По образованию и уму... Столыпин представлял собою тип штык-юнкера".
П.Н. Милюков , одного из лидеров партии кадетов, которых Столыпин, несмотря на, казалось бы, непреодолимые разногласия с ними, именовал "мозгом нации": "Столыпин выступал в двойном обличье - либерала и крайнего националиста" . Милюков весьма скептически относился к эффективности реформаторской деятельности Столыпина, но отдавал должное его неординарности. "П.А. Столыпин, - писал Милюков, - принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее "великих потрясений". В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте".
Один из первых русских марксистов, Петр Бернгардович Струве , дал следующую характеристику деятельности Столыпина: "Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина - можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, - этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог".
В то же время другой гуманист XX века - В.В. Розанов - дал очень высокую оценку Столыпину, на котором, по мнению философа, "не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и трудная для политического деятеля", его "смогли убить, но никто не мог сказать: он был лживый, кривой или своекорыстный человек".
В.И. Ленин , оценивая Столыпина как политического деятеля, писал, что тот умел прикрывать свою деятельность "лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под "европейские".,"пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом полезном, последнем мыслимом для царизма пути". Ленин видел в его реформах «последний мыслимый для царизма путь», «последнюю возможную для царизма политику»
А.Ф. Керенский : «Политическая прозорливость Столыпина уступала силе его характера» А.С. Изгоев, член ЦК партии кадетов: «У П.А. Столыпина был сильный ум, но это был какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления, и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью и лукавством» .
Кончина Столыпина вызвала массу откликов в российской и зарубежной печати. Заграничная левая пресса восприняла этот факт с удовлетворением. Так, в газете Независимой рабочей партии Англии отмечалось: "Столыпин обратил Думу в фарс и мошенническую проделку. Он, именно он, бросил тысячи людей в зараженные тюрьмы и послал тысячи на виселицу". "Он не может воротиться - и, конечно, многие тысячи русских благоговейно поблагодарят за это господа". Печатный орган Французской социалистической партии заявлял: "Смерть Столыпина заслуженная. Пред этой могилой человечество может лишь вздохнуть с облегчением" .
В.В. Казарезов : «Никто не посмел упрекнуть его в бесчестии, личной корысти, трусости, беспринципности. Образованность и ум, умение широко мыслить и действовать сочетались в нем с такими коренными, глубинными качествами как любовь к родине и готовность жертвовать всем ради ее благополучия… Он был бесстрашен, когда создавалась реальная угроза для его жизни, и не менее смел и решителен, когда отстаивал свои позиции перед царем, Государственным советом, Государственной думой, перед политической оппозицией слева и справа.»
Родзянко М.М.: «П.А. Столыпин был воплощенное сознание своего долга перед родиной и никогда не уклонялся от ответственности за свои действия. Что ценили в Столыпине? Я думаю, не программу, а человека… Дела его правления никогда не были партийными, групповыми, не были классовыми или сословными; разумеется, если не принимать за «сословие» русских, а за партию самоё Россию… Столыпин показал единственно возможный путь парламентаризма в России. Он указал, что если парламентаризм будет у нас выражением народного духа и народного образа, то против него не найдется сильного протеста, и он даже станет многим и наконец, всем дорог.
Столыпин видел свою задачу в конструктивной работе с противоборствующими сторонами, в реализации и укреплении либеральных начал, заложенных в Манифесте 17 октября и кодифицированных в Основных Законах. При этом он исходил из сформулированного им позже принципа: разрешить существующие проблемы нельзя, их надо разрешать. В русской истории начала ХХ века нет фигуры вызывавшей большие разногласия в оценках. Народники и эсеры - клеймили за «развал общины» как исходной ячейки социализма. Монархисты попрекали, мыслившие общину - оплотом самодержавия. В бюрократических кругах было распространено мнение, что Столыпин вовсе не генерирует идеи, а использует «заготовки» - Крыжановского, Кривошеина, Гурко, Витте. Ближайшему окружению царя он казался диктатором, не склонным считаться с придворным политесом и даже с мнением самого императора.
Среди современников наиболее объективную оценку дал его коллега по министерству внутренних дел С.Е. Крыжановский. Соглашаясь с тем, что Столыпин не был инициатором многих законодательных актов, проводимых им в жизнь, и большинство иных находил готовыми или улавливал в общественном мнении, Крыжановский подчеркивал, что «блеском своего таланта, обаянием своей личности, умением идеализировать свою деятельность, поднимать идеи на пьедестал… (он) вдохнул жизнь в завещенную прошлым программу устроения России, сумел освоить ее и слить со своею личностью.
Столыпин П.А.: «Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как, пока писанный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц.»
«Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» - не были пустой фразой, а выражали квинтэссенцию достаточно стройной и продуманной концепции. Основными ее положениями были:
- · Создание гражданского общества и укрепление его основы - частной собственности,
- · Разделение властей исполнительной и законодательной,
- · Разграничение компетенции центрального правительства и местного самоуправления,
- · Вопрос о правах этнического большинства и национальных меньшинств.
Власть не может считаться целью. Власть - это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка… Не нужно забывать, что бездействие власти ведет к анархии, что правительство не есть аппарат бессилия и искательства. Правительство - аппарат власти, опирающейся на законы…»
Столыпин считал несовместимой любую - хоть черносотенную, хоть леворадикальную - политическую деятельность чиновника с государственной службой, что не означало отсутствия у него политических взглядов.
… Сильное правительство должно на местах иметь исполнителей испытанных, которые являются его руками, его ушами, его глазами. И никогда ни одно правительство не совершит ни одной работы, не только репрессивной, но и созидательной, если не будет иметь в своих руках совершенный аппарат исполнительной власти. Иными словами государственные служащие должны быть не только исполнителями воли, но и союзниками правительства, ставившего своею целью движение к состоянию, когда «писаная свобода» превратится в свободу настоящую, которая слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма.
В речи от 6 марта 1907 года Столыпин особенно рельефно проявился как государственный деятель нового типа:
«При множестве новизны, вносимой в жизнь народа, необходимо связать все отдельные правительственные предположения одной общей мыслью, мысль эту выяснить, положив ее в основание всего строительства и защищать ее, поскольку она проявляется в том или в другом законопроекте».
Особенностью деятельности Столыпина было соединение проектно-управленческих функций с контрольно-исполнительными. Примером может служить поездка премьера в Поволжье, Сибирь и Алтай. Эта рабочая поездка создавала прецедент нового стиля государственного управления. Столыпин получил возможность сопоставить официальные отчеты губернаторов со своими личными наблюдениями и на этой основе делать выводы и принимать квалифицированные решения. Столыпин приучил русскую общественность к думскому, парламентарному стилю государственного управления.
Маклаков: «Те, кто пережил это время, видели как конституция стала воспитывать и власть, и самое общество. Можно только дивиться успеху, если вспомнить, что конституция просуществовала нормально всего восемь лет (войну нельзя назвать нормальным временем). За этот 8-летний период Россия стала экономически подниматься, общество политически образовываться. Появились бюрократы новой формации, понявшие пользу сотрудничества с Государственной Думой, и наши политики научились делать общее дело с правительством… Совместное участие власти и общества в управлении государством оказалось и для тех и для других незаменимой школой, а для России началом ее возрождения»
О Столыпине можно судить как о деятеле нового типа по нескольким причинам:
- 1. Системный подход прослеживался во всех действиях правительства, в котором ощущался реализм (прагматизм) для осуществления реформ требовалась тщательная подготовка как материальных условий, так и психологического состояния общества.
- 2. Столыпин начал строить новое здание российской государственности не «с крыши», не с провозглашения либеральных свобод, а снизу, с обустройства самого многочисленного и обездоленного сословия России - крестьянства, полагая, что только так можно заложить основы гражданского общества в России.
- 3. Столыпин не был ни монархистом, ни либералом. Он был государственником, ставившим интересы России превыше царской милости и «общественного мнения». Однако действовать ему приходилось в «заданных обстоятельствах»: над ним давлено безволие монарха или своеволие придворной камарильи.
- 4. Столыпин выступал как председатель Совета министров, подчинил работу всех министерств единому плану, преодолев сопротивление весьма влиятельных лиц. Он считал что правительство должно или действовать смело и ярко, если оно рассчитывает на успех, или уйти в отставку, открыв эту возможность для других.
Столыпин видел три пути для развития России:
- 1. Путь реставрации самодержавия
- 2. Путь революционного экстремизма
- 3. Путь либеральных реформ
Именно последний из них избрал и до конца отстаивал Столыпин, быть может, и не всегда «праведными» средствами, в чем его не раз обвиняли оппоненты. Но для нас важны предпринятый им поиск новых политических решений, новый стиль политического мышления, и, наконец, он сам как новый тип государственного деятеля.
«Премьер-министр считал, что Манифестом 17 октября 1905 г. с высоты престола «было предсказано развитие чисто русского, отвечающего и народному духу, и историческим преданиям, государственного устройства».
Политическая цель: во что бы то ни стало сохранить монархию, не допускать революционного взрыва за счет политических уступок различным социальным силам.
В основу своей государственной деятельности П.А. Столыпин положил принцип, высказанный еще основателем государственной школы Б.Н. Чичериным: «Либеральные реформы и сильная власть». Понимая, что упование правительства только на карательные меры есть верный признак его бессилия, Столыпин основное внимание уделил не поиску зачинщиков революции, а разработке реформ, способных, по его мнению, разрешить главные вопросы, вызвавшие революцию, пытался наладить диалог с представителями оппозиционных политических сил. В то же время Столыпин не избегал и насильственных, карательных действий, что позволяет в целом оценить его политический курс как политику «кнута и пряника».
Враги и друзья запомнили его способность к короткой фразе, яркому политическому афоризму:
«Не запугаете!»
«Сначала успокоение - потом реформы!»
«Дайте мне двадцать лет покоя, и я реформирую всю Россию!»
«Только война может погубить Россию»
- Игра угадай кто я: примеры для взрослых Угадай кто распечатать
- «22 июня – скорбь - память - история
- Церковь во имя смоленской иконы божией матери на васильевском острове Фото церкви Смоленской иконы Божьей Матери
- Панорама Битва за Броды (1944)
- Храм спаса преображения в богородском
- Вкусные рецепты приготовления замороженной брокколи
- Как приготовить домашнюю колбасу и где купить череву
- Видеть во сне мертвых мышей что означает
- Лучшие рецепты для сушки яблок на зиму в домашних условиях, какие фрукты выбрать
- Вкусная и полезная закуска - квашеные яблоки
- Драники в горшочках с мясом и сметаной
- Закуп и откуп в магии Закуп в магии
- Обработка сложных событий с помощью цепочек Выстраивать по цепочке образы событий
- Возбудимость нервной системы
- Виды и строение мышц человека
- Причины возникновения зевоты у людей и способы избавления
- Значение и роль жирорастворимых витаминов для организма человека Жирорастворимые витамины их роль
- Хлористый калий (хлорид калия)
- В моче появляется кровь после занятий бегом
- Интерактивные методы обучения на уроках в начальной школе