О. генри. короткие рассказы о людях. читаем онлайн. Читать онлайн "Жизнь и рассказы О. Генри" Короткие новеллы о генри читать

Американский прозаик О. Генри (настоящее имя и фамилия Вильям Сидней Портер) родился 11 сентября 1862 года в Гринсборо, штат Северная Каролина. Он является автором свыше двухсот восьмидесяти рассказов, скетчей, юморесок. Жизнь Вильяма Портера была нерадостной c самого детства. В три года он потерял мать, а отец, провинциальный врач, став вдовцом, начал пить и вскоре превратился в никудышного алкоголика.

Покинув школу, пятнадцатилетний Билли Портер стал за аптечный прилавок. Работа в окружении микстуры от кашля и порошков от блох пагубно повлияла на его и без того подорванное здоровье.

В 1882 году Билли отправился в Техас, два года жил на ранчо, а затем устроился в Остини, служил в земельном управлении, кассиром и счетоводом в банке. Из банковской карьеры ничего путного у него не вышло. Портера обвинили в растрате 1150 долларов - очень серьезной суммы на то время. Биографы писателя и доныне спорят, был ли он в действительности виновен. С одной стороны, он нуждался в деньгах для лечения больной жены (и для издания "Rolling Stone"), с другой - кассир Портер уволился из банка в декабре 1894 года, тогда как растрата была раскрыта только в 1895 году, причем владельцы банка были на руку нечисты. Против Портера возбудили уголовное дело, и в феврале 1896 года он в панике убегает в Новый Орлеан, а оттуда - в Гондурас. В этой стране судьба свела Портера с приятным джентльменом - профессиональным бандитом-грабителем Эллом Дженнингсом.
Много позже Дженнингс, отложив револьвер, взялся за перо и создал мемуары, в которых вспоминал интересные эпизоды латиноамериканских приключений. Друзья принимали участие в местном гондурасском путче, потом убежали в Мексику, где Дженнингс спас будущего писателя от неминуемой смерти. Портер неосторожно поухаживал за какой-то замужней женщине; муж, который был где-то поблизости, мексиканец-мачо достал ножичек с лезвием длиной в два фута и хотел защитить свою честь. Ситуацию урегулировал Дженнингс - выстрелом от бедра выстрелил ревнивцу в голову, после чего они с Вильямом сели на коней, и конфликт остался позади.
В Мексике Портер получил телеграмму, в которой сообщалось о том, что его любимая жена, - Атолл Эстес умирает. Во время отсутствия мужа, она не имела средств к существованию, голодала, а заболев, не могла купить лекарства, однако в преддверие Рождества продала за двадцать пять долларов кружевную накидку и выслала Биллу в Мехико подарок - золотую цепочку для часов. К сожалению, именно в тот момент Портер продал свои часы, чтобы купить билет на поезд. Он успел увидеться и попрощаться с женой. Через несколько дней она умерла. Агенты полиции с жалобной повязкой молча шли за гробом. Сразу после похорон они арестовали кассира-растратчика, который не сказал ни одного слова на суде и получил пять лет тюрьмы.

В ссылке Портер пробыл три года и три месяца. Освободился досрочно (за образцовое поведение и хорошую работу в тюремной аптеке) летом 1901 года. Тюремные годы он никогда не вспоминал. Помогли воспоминания Элла Дженнингса, что по иронии судьбы опять очутился бок о бок с писателем в каторжной тюрьме Коламбуса, штат Огайо.

Вместе с Портером и Дженнингсом сидел двадцатилетний "медвежатник" (взломщик сейфов) Дикий Прайс. Он сделал хорошее дело - спас из сейфа, который неожиданно закрылся, маленькую дочь богатого бизнесмена. Срезав ножом ногти, Прайс открыл сверхсекретный замок за двенадцать секунд. Ему обещали помилование, но обманули. По этому сюжету Портер составил свой первый рассказ - о взломщике Джимми Валентайне, который спас племянницу своей невесты из огнеупорного шкафа. Рассказ, в отличие от истории Дика Прайса, заканчивался счастливо.

Прежде чем послать рассказ в газету, Портер прочитал его сокамерникам. Элл Дженнингс вспоминал: "С той минуты, как Портер начал читать своим низким, бархатным, слегка заикающимся, голосом, воцарилась мертвая тишина. Мы абсолютно замерли, затаив дыхание. Наконец грабитель Рейдлер громко вздохнул, и Портер, будто проснувшись от сна, взглянул на нас. Рейдлер улыбнулся и взялся тереть глаза своей искалеченной рукой.- Черти бы вас взяли, Портер, это впервые за мою жизнь. Накажи меня Господь, если я знал, как выглядит слеза!" Рассказы в печать взяли не сразу. Три следующих были опубликованы под псевдонимом.

Находясь в тюрьме, Портер стеснялся печататься под своей фамилией. В аптечном справочнике он натолкнулся на фамилию известного в то время французского фармацевта О.Анри. Именно ее в той же транскрипции, но в английском произношении (О.Генри) писатель избрал своим псевдонимом до конца жизни. Выходя из тюремных ворот, он вымолвил фразу, которую цитируют уже в течение если не века: "Тюрьма могла бы сделать большую услугу обществу, если бы общество выбирало, кого туда сажать".

В конце 1903 года О. Генри подписал контракт с нью-йоркской газетой "World" на еженедельную сдачу короткого воскресного рассказа - по сто долларов за одно произведение. Этот гонорар на то время был достаточно большим. Годовой заработок писателя равнялся прибыли популярных американских романистов.

Но бешеный темп работы мог убить и более здорового человека, чем О. Генри, который не мог отказать еще и другим периодическим изданиям. В течение 1904 года О. Генри напечатал шестьдесят шесть рассказов, за 1905 - шестьдесят четыре. Иногда, сидя в редакции, он дописывал сразу два рассказа, а рядом переминался редакционный художник, ожидая, когда можно будет начать иллюстрировать.

Читатели американской газеты не могли осилить большие тексты, терпеть не могли философствование и трагические истории. О. Генри стало недоставать сюжетов, и он в будущем чаще брал, а то и покупал их у друзей и знакомых. Постепенно он стал уставать и снижал темп. Однако из-под его пера вышло 273 рассказов - свыше тридцати рассказов за год. Рассказы обогатили газетчиков и издателей, но не самого О. Генри - непрактичного, который привык к полубогемной жизни. Он никогда не торговался, ничего не выяснял. Молча получал свои деньги, благодарил и шел: "Я должен мистеру Гилмену Холлу, по его словам, 175 долларов. Думаю, что должен ему не больше 30 долларов. Но он умеет считать, а я нет...".

Он избегал обществ литературных побратимов, стремился к одиночеству, чурался светских приемов, не давал интервью. По несколько суток без уважительной причины блуждал Нью-Йорком, потом запирал дверь комнаты и писал.

В блужданиях и отчужденности он узнавал и "переваривал" большой город, Вавилон-на-гудзоне, Багдад-над-подземкой, - его звуки и огни, надежда и слеза, сенсация и провалы. Он был поэтом нью-йоркского дна и самых низких социальных слоев, мечтателем и фантазером кирпичных закоулков. В унылых кварталах Гарлема и Кони-Айленда волей О.Генри появлялись Золушки и Дон Кихоты, Гарун аль-рашиды и Диогены, которые были всегда готовы прийти на спасение к тем, кто погибает, чтобы обеспечить реалистичному рассказу неожиданную развязку.

Последнюю неделю жизни О.Генри провел в одиночестве, в нищем гостиничном номере. Он болел, много пил, уже не мог работать. На сорок восьмом году жизни в нью-йоркской больнице он перешел в другой мир, в отличие от своих героев, так и не достав чудодейственной помощи.

Похороны писателя вылились в настоящий огенриевский сюжет. Во время панихиды к церкви ввалилась веселая свадебная компания, и не сразу поняла, что придется подождать на входе.

О.Генри можно было бы назвать своеобразным запоздалым романтиком, американским сказочником XX века, но природа его уникального новеллистического творчества шире этих определений. Гуманизм, независимая демократичность, бдительность художника, к социальным условиям в свое время, его юмор и комедия преобладают над сатирой, а "утешительный" оптимизм - над горечью и возмущением. Именно они создали уникальный новеллистический портрет Нью-Йорка на заре эры монополии - многоликого, привлекательного, загадочного и жестокого мегаполиса с его четырьмя миллионами "маленьких американцев". Интерес и сочувствие читателя к жизненным перипетиям, клеркам, продавщицам, бурлакам, безвестным художникам, поэтам, актрисам, ковбоям, мелким авантюристам, фермерам, и тому подобным, считается особенным даром, что свойственно О.Генри как пересказчику. Образ, который возникает будто на глазах, откровенно условен, приобретает быстротечную иллюзорную достоверность - и навсегда остается в памяти. В поэтике новеллы О. Генри очень важный элемент острой театральности, что, несомненно, связано с его мироощущением фаталиста, который слепо верит в Случай или Судьбу. Освобождая своих героев от "глобальных" размышлений и решений, О.Генри никогда не отворачивает их от моральных ориентиров: в его маленьком мире действуют твердые законы этики, человечности, - даже у тех персонажей, чьи действия не всегда соглашаются с законами. Чрезвычайно богатой, ассоциативным и изобретательным является язык его новеллы, насыщенный пародийными пассажами, иллюзией, скрытой цитатой и всяческими каламбурами, которые ставят чрезвычайно сложные задания перед переводчиками, - ведь именно в языке О.Генри заложен "формообразовательный фермент" его стиля. При всей своей оригинальности новелла О.Генри - явление сугубо американское, что выросло на национальной литературной традиции (от Э. По к Б. Гарта и М. Твена).

Письма и незаконченная рукопись свидетельствуют о том, что в последние годы жизни О.Генри подошел к новому рубежу. Он жаждал "простой честной прозы", стремился освободиться от определенных стереотипов и "Розовых концовок", которых ожидала от него коммерческая пресса, ориентированная на мещанские вкусы.

Большая часть его рассказов, которая публиковалась в периодике, вошла в сборники, которые были выданы при его жизни: "Четыре миллиона" (1906), "Пылающий светильник" (1907), "Сердце Запада" (1907), "Голос города" (1908), "Благородный плут" (1908), "Дорога судьбы" (1909), "На выбор" (1909), "Деловые люди" (1910), "Заразиха" (1910). Посмертно выдан еще больше десяток сборников. Роман "Короли и капуста" (1904) состоит из условно связанных сюжетом авантюрно юмористических новелл, действие которой происходит в Латинской Америке.

Судьба наследства О.Генри была не менее тяжелой, чем личная судьба В. С. Портера. После десятилетия славы наступила пора беспощадной критической переоценки ценности - реакция на тип "хорошо выполненного рассказа". Впрочем, приблизительно с конца 50-х лет прошлого века в США опять возродился литературоведческий интерес к творчеству и биографии писателя. Что же касается читательской любви к нему, то она неизменна: О.Генри, как и раньше, занимает постоянное место среди авторов, которых любят перечитывать во многих странах мира.

Абель Старцев

Жизнь и рассказы О. Генри

А. Старцев. Жизнь и рассказы О. Генри // О. Генри. Собрание сочинений в трёх томах. Т. 1. - М.: Правда, 1975. - С. 3-34.

О. Генри. Имя известное не одному уже поколению читателей. Популярнейший американский юморист начала столетия и мастер-рассказчик, один из корифеев этого жанра, имеющего давнюю традицию в литературе США.

Притом, хотя рассказы О. Генри читали и читают миллионы, его место в истории американской литературы нельзя назвать прочным. Историки литературы расходятся в своих мнениях о нем. Особенно когда речь идет об оценке его творчества рядом с мощным потоком социально-насыщенной, критико-реалистической американской литературы тех лет, с поздним Твеном и молодым Драйзером, Джеком Лондоном и Эптоном Синклером.

Как ни решать этот вопрос - мы коснемся его позднее, - остается бесспорным, что жизнь и рассказы О. Генри, взятые в целом - его творчество, писательский путь, судьба, - образуют яркую и примечательную страницу в истории культуры США начала XX века.

Уильям Сидней Портер, писавший под псевдонимом О. Генри, родился в 1862 году на юге США, в Гринсборо (Северная Каролина) в семье деревенского доктора. Он рано остался без матери; отец после смерти жены вскоре спился и бросил врачебную практику. Пятнадцати лет мальчик оставил школу и поступил учеником в аптекарский магазин, где получил профессию фармацевта.

В 1882 году он уехал в Техас и прожил два года в степи, на скотоводческом ранчо, общаясь с ковбоями и пестрым бродячим людом, населявшим в ту пору эту мало еще обжитую окраину США. Укрепив здоровье - это было одной из целей его пребывания на ранчо, - молодой Портер в 1884 году переехал на жительство в Остин, небольшой городок, столицу штата Техас. В течение двенадцати лет он был обывателем Остина, работая сперва клерком-чертежником в земельной управе, позднее - бухгалтером и кассиром в остинском банке. Он посвящал.много времени самообразованию и был популярен в обществе как занимательный собеседник и острый рисовальщик-карикатурист. Тогда же Портер опубликовал свои первые литературные опыты, показавшие его бесспорное комедийное дарование. В 1894-1895 годах он издавал в Остине юмористический еженедельник «Роллинг Стоун», а позже, в 1895-1896 годах; вел фельетон в еженедельной газете «Пост», выходившей в соседнем техасском городе Хьюстоне.

В конце 1894 года банковская ревизия обнаружила недостачу пяти тысяч долларов, и Портер потерял место в банке. Некоторые из биографов писателя полагают, что он был виновен не более чем в халатности - отчетность в банке велась беспорядочно. Другие считают, что в период особенно сильных денежных затруднений, вызванных расходами на издание «Роллинг Стоун», он самовольно взял деньги из банковских фондов и не сумел возместить нехватку.

Сперва казалось, что Портеру удастся избежать судебной ответственности, но в феврале 1896 года он был арестован. Выпущенный с обязательством явиться на суд по обвинению в хищении банковских денег, охваченный паникой. Портер тайно выехал в Новый Орлеан и оттуда бежал в Гондурас - в Центральной Америке - за пределы юрисдикции судебных органов США.

В Гондурасе Портер прожил около года. Он познакомился там с другим американцем, тоже беглецом от закона. Этот молодой южанин, Эл Дженнингс, поездной налетчик, потомок разорившегося плантаторского семейства, впоследствии опубликовал важные воспоминания о своем друге писателе, «О. Генри на дне».

Портер оставался в Центральной Америке, пока его не настигло известие о смертельной болезни жены. Он вернулся домой, отдался в руки властей, был освобожден до суда под залог, похоронил жену, после чего в феврале 1898 года был приговорен к пяти годам заключения.

О тюремных годах Портера стало известно из появившихся после его смерти уже названных воспоминаний Дженнингса (они свиделись снова в тюрьме). Сам О. Генри до конца своей жизни не вспоминал о «.мертвом доме» ни словом. Он отбывал заключение в Колумбусе, в каторжной тюрьме штата Огайо, где царил режим, описание которого у Дженнингса (и в некоторых из обнаруженных писем О. Генри к родным) заставляет вспомнить о дневниках заключенных в более поздних тюрьмах гитлеровской Германии. Каторжан изнуряли непосильной работой, морили голодом, жестоко пытали, при неповиновении забивали насмерть.

Портера спасло знание аптекарского дела, обеспечившее ему привилегированное место ночного аптекаря при тюремной больнице. Он был избавлен от физических мук, но по характеру своей работы стал свидетелем большей части трагедий, происходивших в тюрьме.

Срок заключения Портера был снижен «за хорошее поведение». Летом 1901 года он был освобожден, пробыв в тюрьме несколько более трех лет.

Еще в заключении Портеру удалось переправить на волю и опубликовать три рассказа, и он принял решение стать профессиональным писателем. Выйдя из тюрьмы, он вскоре перебрался в Нью-Йорк, наладил связи с редакциями и, остановившись на псевдониме О. Генри, стал известен под этим именем широкой читательской публике.

Следуют восемь лет напряженной литературной работы. В конце 1903 года О. Генри подписывает контракт с самой многотиражной нью-йоркской газетой «Уорлд» на пятьдесят два воскресных рассказа в год по цене 100 долларов «за штуку». Он сотрудничает также в других литературных изданиях. В 1904 году он напечатал шестьдесят шесть рассказов и в 1905 - шестьдесят четыре. В этот период он работал как бы на литературном конвейере. Мемуарист вспоминает, как О. Генри сидит за столом, завершая два - сразу - рассказа, и его с нетерпением ждет редакционный художник, чтобы приступить к иллюстрациям. При всей изобретательности О. Генри ему не хватает сюжетов, и он иногда «покупает» их у друзей и знакомых.

Труд этих лет, как видно, превышал его силы. В дальнейшем темп писательской деятельности О. Генри заметно ослабевает.

Всего в литературном наследии О. Генри насчитывается свыше двухсот пятидесяти рассказов. Его книги выходили в такой последовательности: «Короли и капуста» (1904), «Четыре миллиона» (1906), «Сердце Запада» (1907), «Горящий светильник» (1907), «Голос большого города» (1908), «Благородный жулик» (1908), «Дороги судьбы» (1909), «На выбор» (1909), «Деловые люди» (1910), «Коловращение» (1910) и посмертно еще три: «Всего понемножку» (1911), «Под лежачий камень» (1912) и «Остатки» (1917). В 1912-1917 годах было выпущено три собрания сочинений О. Генри. В дальнейшем еще несколько раз издавались его несобранные рассказы и ранние юморески.

Непрактичный, с характерными навыками богемы в повседневном быту, О. Генри не сумел извлечь из своего литературного успеха денежной выгоды. Последние месяцы жизни он провел в одиночестве в гостиничном номере, подорванный болезнями и алкоголизмом, нуждаясь в деньгах и уже не в силах работать. Он скончался в нью-йоркской больнице 6 июня 1910 года на 48-м году жизни. О. Генри чуждался литературных знакомств, и некоторые из американских писателей, приехавших на панихиду, впервые увидели своего собрата только в гробу.

Рассказы О. Генри можно разбить на две основные группы. К первой из них относится нью-йоркский цикл (около полутораста новелл), объединяемый местом действия и тем, что персонажами в нем выступают «четыре миллиона» (так писатель именует население этого крупнейшего американского города, - от уличных нищих и до биржевых королей). Ко второй - меньшей - группе принадлежат рассказы, действие которых происходит на Юге и на Западе США, иногда в Южной Америке. Действующими лицами в них выступают ковбои, бандиты и разного рода бродяги и плуты.

Несколько особняком, но сближаясь по ряду мотивов со второй группой рассказов, стоит повесть (цепочка новелл) «Короли и капуста», место действия которой - некое собирательное и условное по изображению государство в Центральной Америке.

Отличительные черты всех произведений О. Генри - это резко выраженная динамичность композиции и юмор.

Динамичность рассказов усугубляется характерным обострением сюжета, при котором привычная или считающаяся привычной логика событий сбивается, нарушается, и читатель переходит от одной неожиданности к другой, чтобы быть «обманутым» ложной развязкой и затем ошеломленным другой, окончательной, предполагать которую по первоначальному ходу действия было трудно или даже совсем нельзя. Таково построение значительного большинства рассказов О. Генри.

Юмор О. Генри характерен для его творчества в целом. Большая часть рассказов основана на комической ситуации. Но и в тех случаях, когда рассказ не является юмористическим в собственном смысле, юмор присутствует в языке персонажей, в ремарках и в комментариях автора, и в самом построении сюжета, головоломность которого также, как правило наделена юмористической функцией.

Успех рассказов О. Генри в США и во всем мире был прежде всего успехом рассказчика-юмориста. Задорная манера повествования, умение найти занимательную и забавную сторону в любом мало чем примечательном на первый взгляд каждодневном явлении, неистощимый запас шуток и каламбуров, блестки сатиры характеризуют почти каждую страницу О. Генри.

Юмористическое искусство О. Генри коренится в американской традиции. Одна из первых его юморесок, «Я интервьюирую президента», могла бы выйти из-под пера молодого Твена. Другая, написанная в тот же ранний техасский период, «Тайна улицы Пешо», близко напоминает литературные пародии Брета Гарта.

Насмешливо-снижающий» юмор О. Генри характерен для американской традиции в целом. Зародившийся еще в феодальной Европе, это был при начале юмор простолюдина, высмеивающего привилегии и претензии аристократа; в антифеодальной Америке он привился и «одомашнился». Наивысшее, последовательно демократическое выражение эта линия американского юмора получила в творчестве Марка Твена.

Лет десять назад, в Петербурге, я встретился с одним американцем. Разговор не клеился, гости собрались уходить, но случайно я упомянул имя О. Генри. Американец заулыбался, пригласил меня к себе и, знакомя со своими друзьями, каждому из них говорил:

— Вот человек, который любит О. Генри.

И те начинали улыбаться мне дружески. Это имя было талисманом. Одна русская дама спросила хозяина: «Кто этот О. Генри? Ваш родственник?» Все засмеялись, но, в сущности, дама была права: О. Генри, и вправду, для каждого американца — родственник. Других писателей любят иначе, прохладнее, а к этому у них отношение домашнее. Называя его имя, улыбаются. Его биограф, профессор Альфонзо Смит, говорит, что О. Генри привлек к себе и консерваторов, и крайних радикалов, и служанок, и светских барынь, и книжников, и деловых людей. Нет сомнения, что через несколько лет он и у нас в России будет одним из самых любимых писателей.

Подлинное имя О. Генри было Вильям Сидней Портер. Этого долго не знали даже его почитатели. Он был скрытен и не любил популярности. Кто-то написал ему письмо: «Ответьте, пожалуйста, — мужчина вы или женщина». Но письмо осталось без ответа. Напрасно издатели газет и журналов просили у О. Генри разрешения напечатать его портрет. Он отказывал всем наотрез, говоря: «Для чего же я и выдумал себе псевдоним, как не для того, чтобы спрятаться». Никогда никому не рассказывал он своей биографии, — даже ближайшим друзьям. Репортеры не имели к нему доступа и принуждены были выдумывать о нем небылицы.

Он никогда не бывал ни в светских, ни в литературных салонах и предпочитал бродить из трактира в трактир, заговаривая с первыми встречными, не знавшими, что он знаменитый писатель. Чтобы сохранить свое инкогнито, он усвоил себе простонародную речь и, если хотел, производил впечатление неграмотного. Любил выпить. Лучше всего чувствовал себя в компании рабочих: с ними он и пел, и пил, и танцевал, и насвистывал, так что те принимали его за фабричного и спрашивали, на каком заводе он работает. Писателем он сделался поздно, славу узнал только на сорок пятом году своей жизни. Доброты он был необычайной: раздавал все, что имел, и, сколько бы ни зарабатывал, постоянно нуждался. По своему отношению к деньгам он был похож на нашего Глеба Успенского: ни копить их, ни считать не умел. Однажды в Нью-Йорке он стоял на улице и разговаривал со своим знакомым. К нему подошел нищий. Он вынул из кармана монету и сердито сунул в руку нищему: «Уходите, не мешайте, вот вам доллар». Нищий ушел, но через минуту вернулся: «Мистер, вы были так добры ко мне, я не хочу вас обманывать, это не доллар, это двадцать долларов, возьмите назад, вы ошиблись». О. Генри притворился сердитым: «Ступайте, ступайте, я же вам сказал, чтобы вы не приставали ко мне!»

В ресторане он давал лакею на чай вдвое больше, чем стоил обед. Его жена сокрушалась: стоило любому попрошайке прийти к нему и налгать о своих злоключениях, и О. Генри отдавал всё до последнего цента, отдавал брюки, пиджак, а потом провожал до дверей, упрашивая: «Приходите опять». И те приходили опять.

Сверхъестественно наблюдательный, он позволял себе быть по-детски наивным, когда дело касалось нуждающегося.
Был он человек неразговорчивый, от людей держался в отдалении и многим казался суровым. По наружности он был похож на средней руки актера: полный, бритый, невысокого роста, глаза узкие, движения спокойные.

Он родился на юге, в сонном городишке Гринзборо, в штате Северная Каролина, 11 сентября 1862 года. Его отец был доктор — рассеянный, добрый, маленький, смешной человек, с длинной седой бородой. Доктор увлекался изобретением всевозможных машин, из которых ничего не выходило; вечно возился в сарае с каким-нибудь нелепым снарядом, сулившим ему Эдиссонову славу.

Мать Вилли Портера, образованная, веселая женщина, умерла от чахотки через три года после рождения сына. Мальчик учился у тётки, тётка была старая дева, поколачивавшая своих учеников, которые, кажется, стоили розги. Вилли Портер был такой же сорванец, как и прочие. Любимой его забавой было играть в краснокожих. Для этого он выдергивал перья из хвоста у живых индюков, украшал этими перьями голову и с диким визгом мчался за бизонами. Роль бизонов выполняли соседские свиньи. Мальчик с толпою товарищей преследовал несчастных животных, стрелял в них из самодельного лука. Хавроньи визжали, как будто их режут, стрелы глубоко вонзались им в тело, и горе было мальчикам, если владельцы свиней узнавали об этой охоте.

Другой забавой Вилли Портера было ломать те снаряды, которые изобретал его отец. Старик положительно помешался на этих снарядах: он изобретал и перпетуум мобиле, и паровой автомобиль, и аэроплан, и аппарат для механической стирки белья — забросил практику и почти не выходил из сарая.

Однажды Вилли убежал с товарищем из дому, чтобы поступить на китобойное судно (ему тогда было лет десять), но денег у него не хватило, и он должен был вернуться домой зайцем — чуть ли не на крыше вагона.

У Вилли был дядя, провизор, владелец аптекарского магазина. Пятнадцатилетним подростком Вилли поступил к нему на службу и скоро научился изготовлять порошки и пилюли. Но главное, он научился рисовать. Каждую свободную минуту он рисовал карикатуры на своего дядю и его покупателей. Карикатуры были злы и хороши. Все пророчили Вилли славу художника. Аптекарский магазин в захолустье — это не столько магазин, сколько и клуб. Все приходят туда со своими болезнями, вопросами, жалобами. Лучшей школы для будущего беллетриста нельзя и придумать.

Читал Вилли запоем — «Красноглазого пирата», «Лесного дьявола», «Грозу Ямайки», «Джэка Потрошителя», — читал и кашлял, потому что с восемнадцати лет ему стала грозить чахотка. Поэтому он очень обрадовался, когда один из завсегдатаев дядиного клуба, доктор Холл, предложил ему поехать на некоторое время в Техас, для поправления здоровья. У доктора Холла в Техасе жили три сына — великаны, молодцы, силачи. Один из сыновей был судья — знаменитый Ли Холл, которого боялась вся округа; вооруженный с головы до ног, он рыскал день и ночь по дорогам, выслеживая конокрадов и разбойников, которыми тогда кишел Техас. В марте 1882 года Вилли Портер приехал к нему и сделался у него на ферме ковбоем. Он был полу-слуга, полу-гость; работал, как слуга, но был в дружеских отношениях с хозяевами. Шутя научился управляться со стадом, бросать лассо, стричь и купать овец, ходить за лошадьми, стрелять, не сходя с седла. Научился готовить обед и часто стряпал, заменяя кухарку. Дикая жизнь Техаса была изучена им до мелочей, и впоследствии он великолепно использовал это знание в книге «Сердце Запада». Он научился говорить по-испански — не только на том испорченном испанском жаргоне, на котором говорят в Техасе, но на подлинном кастильском наречии.

Тогда же он начал пописывать, но беспощадно уничтожал свои рукописи. Что он писал, неизвестно. Изо всех книг он с наибольшим интересом читал в ту пору не романы и повести, а толковый английский словарь, в роде нашего Даля — лучшее чтение для молодого писателя.

На ферме он пробыл два года. Оттуда уехал в Остин, столицу Техаса, — и прожил там одиннадцать лет. Каких только профессий он ни перепробовал за эти одиннадцать лет! Был и конторщиком на складе табачных изделий, и бухгалтером в конторе по продаже домов, был и певцом во всевозможных церквях, и кассиром в банке, и чертежником у землемера, и актером в небольшом театрике — нигде не выказал особых талантов, ни особого пристрастия к делу, но, сам того не замечая, скопил огромный материал для будущей литературной работы. Литературы тогда он как будто нарочно избегал, предпочитая ей мелкие, незаметные должности. Никакого честолюбия он не имел и всегда любил оставаться в тени.

В 1887 году он женился на молоденькой девушке, которую тайно увез от родителей, — и вскоре стал писать для газет и журналов. Но писания его были мелкие — обычный газетный хлам. В 1894 году он сделался редактором местной юмористической газетки «Катящийся Камень», для которой поставлял рисунки, статейки, стишки, решительно ничем не замечательные. Газетка скоро зачахла.

В 1895 году он переехал в другой городок — Гаустон, где редактировал «Ежедневную Почту», и все шло хорошо, он выбивался на литературную дорогу, — вдруг над ним разразилась гроза.

Из Остина пришла судебная повестка. Вильяма Портера вызывали в суд по обвинению в присвоении денег. Судебное следствие установило, что, когда он был кассиром Первого Национального Банка, он в разное время присвоил себе больше тысячи долларов.

Все знавшие его считали это обвинение судебной ошибкой. Были уверены, что, представ перед судом, он в полчаса докажет свою невинность. Велико было изумление всех, когда оказалось, что обвиняемый скрылся. Не доезжая до города Остина, он пересел в другой поезд и ночью умчался на юг, в Новый Орлеан, оставив в Остине дочь и жену.

Почему он убежал, мы не знаем. Его биограф утверждает, что он был невиновен, а убежал потому, что хотел уберечь доброе имя жены. Если так, то ему — напротив — надлежало остаться и доказать на суде свою невиновность. Жене не пришлось бы вынести столько позора и горя. Очевидно, у него были причины бояться суда. Биограф рассказывает, что во всем была виновата администрация банка: отчетность велась халатно, заправилы сами брали из кассы то двести, то триста долларов, не занося этого в конторские книги. В книгах был чудовищный хаос; кассир, который до Портера служил в этом банке, так запутался, что хотел застрелиться. Немудрено, что и Портер запутался. Кто знает: может быть, пользуясь доступностью денег, он сам раза два или три позаимствовал из кассы сотню-другую долларов, с искренней уверенностью, что оп положит эти доллары в ближайшие дни обратно. Биограф уверяет, что он был абсолютно невинен, но зачем же он тогда бежал?

Из Нового Орлеана он пробрался на грузовом пароходе в Гондурас и, выйдя на пристань, почувствовал себя в безопасности. Вскоре он увидел, что к пристани подходит другой пароход и оттуда стрелой выбегает какой-то очень странный мужчина в изодранном фраке и помятом цилиндре. Одежда бальная, для корабля непригодная. Видно было, что мужчина угодил на пароход второпях, не успев переодеться, прямо из театра или с бала.

— Что заставило вас так поспешно уехать? — спросил у него убежавший кассир.

— То же, что и вас, — ответил тот.

Оказалось, что господин во фраке — Ал. Джэннингс, знаменитый преступник, глава шайки поездных воров, которые своими дерзкими кражами терроризировали весь юго-запад. Полиция выследила его, он вынужден был так быстро бежать из Техаса, что ему даже не удалось переодеться. Вместе с ним был его брат, тоже вор, тоже в цилиндре и во фраке. Вильям Портер примкнул к беглецам, и они втроем стали кружить по Южной Америке. Вот когда ему пригодилось знание испанского языка. Деньги у них вышли, они падали с ног от голода. Джэннингс предложил ограбить немецкий банк, дело верное, добыча поровну.
— Хотите работать с нами? — спросил он у Вильяма Портера.

— Нет, не очень, — ответил тот печально и вежливо.

Эти вынужденные скитания по Южной Америке пригодились Портеру впоследствии. Если бы он не бежал от суда, у нас не было бы романа «Короли и капуста», где сказалось близкое знакомство с бананными республиками Латинской Америки.

В это время его жена сидела в городе Остине, без денег, с маленькой дочкой, больная. Он звал ее к себе в республику Гондурас, но она была очень больна и не могла пуститься в такую дорогу. Она вышила какой-то платок, продала его и, купив на первые же вырученные деньги для беглого мужа флакончик духов, послала ему в изгнание. Он и не подозревал, что она тяжко больна. Но когда ему сообщили об этом, он решил отдать себя в руки судебных властей, пойти в тюрьму, лишь бы повидаться с женой. Так он и сделал. В феврале 1898 года он вернулся в Остин. Его судили, признали виновным — причем на суде он молчал, не сказал ни звука в свое оправдание, — и приговорили к пятилетнему заключению в тюрьме. То, что он находился в бегах, только усугубляло вину. Его заключили под стражу и послали в штат Огайо, в город Коломбос, в исправительную каторжную тюрьму. Порядки в этой тюрьме были страшные. В одном из своих писем Вильям Портер писал:
«Я никогда не думал, что человеческая жизнь такая дешевая вещь. На людей смотрят как на животных без души и без чувств. Рабочий день здесь тринадцать часов, и кто не выполнит урока, того бьют. Вынести работу может только силач, для большинства же это верная смерть. Если человек свалился и не может работать, его уносят в погреб и направляют в него такую сильную струю воды, что он теряет сознание. Тогда доктор приводит его в чувство, и несчастного подвешивают за руки к потолку, он висит на этой дыбе часа два. Его ноги почти не касаются земли. После этого его снова гонят на работу и если он падает, его кладут на носилки и несут в лазарет, где он волен или умереть или выздороветь. Чахотка здесь обычная вещь, — все равно, что насморк у вас. Дважды в день больные являются в госпиталь — от двухсот до трехсот человек. Они выстраиваются в очередь и проходят мимо доктора, не останавливаясь. Он прописывает лекарство — на ходу, на бегу — одному за другим, и та же очередь продвигается к тюремной аптеке. Там таким же манером, не останавливаясь — на ходу, на бегу — больные получают лекарство.

Я пробовал примириться с тюрьмой, но нет, не могу. Что привязывает меня к этой жизни? Я способен вынести какие угодно страдания на воле, но эту жизнь я больше не желаю влачить. Чем скорее я ее кончу, тем будет лучше и для меня, и для всех».

То был, кажется, единственный случай, когда этот сильный и скрытный человек выразил вслух свои чувства, пожаловался на свою боль.

Когда в тюрьме спросили, чем он занимался на воле, он ответил, что был репортером. В репортерах тюрьма не нуждалась. Но потом он спохватился и прибавил, что кроме того он фармацевт. Это спасло его; его поместили при госпитале, и скоро он обнаружил такие таланты, что и доктора, и больные стали относиться к нему с уважением. Работал он все ночи напролет, приготовляя лекарства, посещая больных, помогая тюремным врачам, и это дало ему возможность познакомиться почти со всеми арестантами и собрать огромный материал для своих будущих книг. Многие преступники рассказывали ему свою биографию.
Вообще жизнь как будто специально заботилась, чтобы приготовить из него беллетриста. Если бы он не был в тюрьме, он не написал бы одной из своих лучших книг «Рассказы жулика» (The Gentle Grafter).

Но не дешево досталось ему его знание жизни. В тюрьме его особенно мучили не свои, а чужие мучения. С омерзением описывает он жестокий режим американской тюрьмы:

«Самоубийства у нас такая же заурядная вещь, как у вас пикники. Почти каждую ночь нас с доктором вызывают в какую-нибудь камеру, где тот или иной арестант попытался покончить с собой. Этот перерезал себе горло, этот повесился, тот отравился газом. Они хорошо обдумывают такие предприятия и потому почти не терпят неудачи. Вчера один атлет, специалист по боксу, внезапно сошел с ума; конечно, послали за нами, за доктором и за мною. Атлет был так хорошо тренирован, что потребовалось восемь человек, чтобы связать его».

Эти ужасы, которые он наблюдал изо дня в день, мучительно волновали его. Но он крепился, не жаловался и порою умудрялся посылать из тюрьмы веселые и легкомысленные письма. Эти письма были предназначены для его маленькой дочери, которая не должна была знать, что ее папа — в тюрьме. Поэтому он принимал все меры, чтобы его письма к ней не носили мрачного характера:

«Алло, Маргарэт! — писал он. — Помнишь ли ты меня? Я Мурзилка, и меня зовут Алдибиронтифостифорникофокос. Если ты увидишь на небе звезду и прежде, чем она закатится, успеешь повторить мое имя семнадцать раз, ты найдешь колечко с алмазом в первом же следке голубой коровы. Корова будет шагать по снегу — после метели, — а кругом зацветут пунцовые розы на помидорных кустах. Ну, прощай, мне пора уезжать. Я езжу верхом на кузнечике».

Но как он ни старался казаться беззаботным, в этих письмах часто проскальзывали тоска и тревога.

В тюрьме он неожиданно встретился со своим старым знакомым, железнодорожным грабителем Ал. Джэннингсом. Здесь они еще ближе сошлись, и Джэннингс, под влиянием Портера, сделался другим человеком. Он забросил свою профессию и тоже пошел по литературной дороге. Недавно он обнародовал свои тюремные воспоминания об О. Генри, целую книгу, где описал весьма проникновенно, какие нравственные муки испытывал О. Генри в тюрьме. О тюремных порядках Ал. Джэннингс вспоминает с яростью. Вся критика единодушно признала, что этот вор — превосходный писатель, что его книга не только любопытный человеческий документ, но и превосходное произведение искусства. Между прочим, Ал. Джэннингс рассказывает, что в тюрьме был замечательный взломщик несгораемых касс, художник своего дела, который так гениально вскрывал любую запертую железную кассу, что казался чудотворцем, волшебником, неземным существом. Этот великий художник томился в тюрьме, — таял, как свеча, тоскуя по своему любимому делу. И вдруг к нему пришли и сказали, что где-то в каком-то банке есть касса, которую не в состоянии открыть даже судебные власти. Ее нужно открыть, ключей нет, и прокурор решил вызвать из тюрьмы гениального арестанта, чтобы тот оказал помощь судебным властям. И ему обещали свободу, если он откроет эту кассу. Можно себе представить, как вдохновенно и страстно накинулся на кассу талантливый взломщик, с каким упоением сокрушал он ее железные стены, но едва только он открыл ее — неблагодарные власти забыли о своем обещании и погнали его обратно в тюрьму. Несчастный не вынес этого издевательства, окончательно свалился и зачах.

Портер впоследствии изобразил этот эпизод в своем знаменитом рассказе «А Retrieved Reformation», но, как известно, изменил конец. Тюремные власти в рассказе добрее, чем они были на деле.

Его освободили раньше срока, за хорошее поведение в тюрьме. Хорошее поведение главным образом заключалось в том, что, будучи тюремным аптекарем, он не воровал казенного спирта, — добродетель небывалая в летописи тюремных аптек.

Выйдя из тюрьмы, он впервые в жизни серьезно принялся за писательство. Уже в тюрьме он набросал кое-что, а теперь взялся за работу вплотную. Раньше всего он присвоил себе псевдоним О. Генри (имя французского фармацевта Анри), под которым наглухо укрылся от всех. Он избегал встречи с прежними своими знакомыми, никто и не догадывался, что под псевдонимом О. Генри скрывается бывший каторжник. Весною 1902 года он впервые приехал в Нью-Йорк. Ему шел сорок первый год. До сих пор он жил только в провинции на юге, в сонных и наивных городишках, и столица очаровала его. Дни и ночи бродил он по улицам, ненасытно впитывая в себя жизнь великого города. Он влюбился в Нью-Йорк, стал поэтом Нью-Йорка, изучил в нем каждый уголок. И миллионеры, и художники, и лавочники, и рабочие, и городовые, и кокотки — всех он узнал, изучил, и занес к себе на страницы. Литературная его производительность была колоссальна. В год он писал около полусотни рассказов — лаконических, четких, до предела насыщенных образами. Его рассказы из недели в неделю появлялись в газете «World» — и были встречены с большим энтузиазмом. В Америке не было еще писателя, который довел бы до такого совершенства технику короткого рассказа. Каждый рассказ О. Генри 300 — 400 строк, и в каждом огромная, сложная повесть, — множество великолепно-очерченных лиц и почти всегда оригинальный, затейливый, замысловатый сюжет. Критики стали называть его «американским Киплингом», «американским Мопассаном», «американским Гоголем», «американским Чеховым». Слава его росла с каждым рассказом. В 1904 году он собрал свои рассказы, изображающие Южную Америку, в один томик, связал их на скорую руку забавным сюжетом — и напечатал под видом романа «Короли и капуста». Это была его первая книга. В ней много водевильного, нарочито-подстроенного, — но в ней есть и южные горы, и южное солнце, и южное море, и подлинная беззаботность пляшущего, поющего юга. Книга имела успех. В 1906 году появилась вторая книга О. Генри «Четыре миллиона», вся посвященная его Нью-Йорку. Книга открывается замечательным предисловием, которое стало теперь знаменитым. Дело в том, что в Нью-Йорке есть своя аристократия, — денежная, — живущая очень замкнутой жизнью. Проникнуть в ее круг простому смертному почти невозможно. Она малочисленна, не больше четырехсот человек, и все газеты пресмыкаются перед нею. Это не понравилось О. Генри, и он написал:

«Недавно кто-то вздумал утверждать, будто в городе Нью-Йорке имеется всего четыреста человек, достойных внимания. Но потом явился другой, поумнее — составитель переписи — и доказал, что таких людей не четыреста, а значительно больше: четыре миллиона. Нам кажется, что он прав, и потому мы предпочитаем назвать наши рассказы «Четыре миллиона».

В Нью-Йорке было тогда четыре миллиона жителей, и все эти четыре миллиона показались О. Генри одинаково достойными внимания. Он поэт четырех миллионов; то есть всей американской демократии. После этой книги О. Генри стал знаменит на всю Америку. В 1907 году он напечатал две книги рассказов: «Приправленная лампа» и «Сердце Запада»; в 1908 году тоже две — «Голос города» и «Деликатный Жулик»; в 1909 году опять-таки две — «Дороги Рока» и «Привилегии», в 1910 году снова две — «Исключительно по делу» и «Водовороты». Писание коротких рассказов не удовлетворяло его, он замыслил большой роман. Он говорил: «Все, что я писал до сих пор, это просто баловство, проба пера, по сравнению с тем, что я напишу через год». Но через год ему не довелось ничего написать: он переутомился, стал страдать бессонницей, уехал на юг, не поправился, и вернулся в Нью-Йорк совершенно разбитый. Его отвезли в Поликлинику на Тридцать Четвертую улицу. Он знал, что едет умирать, и с улыбкой говорил об этом. В клинике он шутил, лежал в полном сознании — ясный и радостный. Утром в воскресенье он сказал: «Зажгите огонь, я не намерен умирать в темноте», и через минуту скончался — 5 июня 1910 года.
Характеристика О. Генри, как писателя, будет дана в ближайших номерах «Современного Запада», когда русский читатель ближе познакомится с его произведениями.

К. Чуковский

1 О. Henry Biography, by Alphonso Smith, Рое Professor of English in the University of Virginia Garden City, N.-Y., and Toronto.

Рассказ грязной десятки

Деньги говорят. Но вы, может быть, думаете, что в Нью-Йорке голос старенькой десятидолларовой бумажонки звучит еле слышным шепотом? Что ж, отлично, пропустите, если угодно, мимо ушей рассказанную sotto voceавтобиографию незнакомки. Если вашему слуху милей рев чековой книжки Джона Д., извергаемый из разъезжающего по улицам мегафона, дело ваше. Не забудьте только, что и мелкая монета порой не лезет за словом в карман. Когда в следующий раз вы подсунете лишний серебряный четвертак приказчику из бакалейной лавки, дабы он с походом отвешивал вам хозяйское добро, прочтите-ка сперва слова над головкой дамы. Колкая реплика, не правда ли?

Я - десятидолларовая ассигнация выпуска 1901 года. Вы, возможно, видали такие в руках у кого-нибудь из ваших знакомых. На лицевой стороне у меня изображен бизон американский, ошибочно называемый буйволом пятьюдесятью или шестьюдесятью миллионами американцев. По бокам красуются головы капитана Льюиса и капитана Кларка. С тыльной стороны в центре сцены стоит, грациозно взгромоздившись на оранжерейное растение, то ли Свобода, то ли Церера, то ли Мэксин Эллиот.

За справками обо мне обращайтесь: параграф 3. 588, исправленный устав. Если вы вздумаете разменять меня, дядюшка Сэм выложит вам на прилавок десять звонких полновесных монет - право, не знаю, серебряных ли, золотых, свинцовых или железных.

Рассказываю я немного сбивчиво, вы уж простите - прощаете? Я так и знала, благодарю - ведь даже безымянная купюра вызывает этакий раболепный трепет, стремление угодить, не правда ли? Понимаете, мы, грязные деньги, почти начисто лишены возможности шлифовать свою речь. Я отродясь не встречала образованного и воспитанного человека, у которого десятка задержалась бы на больший срок, чем требуется для того, чтобы добежать до ближайшей кулинарной лавки. Для шестилетней у меня весьма изысканное и оживленное обращение. Долги я отдаю так же исправно, как провожающие покойника в последний путь. Каким только хозяевам я не служила! Но и мне однажды довелось признать свое невежество, и перед кем? Перед старенькой, потрепанной и неопрятной пятеркой - серебряным сертификатом. Мы повстречались с ней в толстом, дурно пахнущем кошельке мясника.

Эй ты, дочь индейского вождя, - говорю я, - хватит охать. Не понимаешь разве, что тебя уже пора изымать из обращения и печатать заново? Выпуск всего лишь 1899 года, а на что ты похожа?

Ты, видно, думаешь, раз ты бизонша, так тебе положено без умолку трещать, - отозвалась пятерка. - И тебя бы истрепали, если бы держали целый день под фильдеперсом и подвязкой, когда температура в магазине ни на градус не опускается ниже восьмидесяти пяти.

Не слыхивала о таких бумажниках, - сказала я. - Кто положил тебя туда?

Продавщица.

А что такое продавщица? - вынуждена была я спросить.

Это уж ваша сестра узнает не раньше, чем для их сестры наступит золотой век, - ответила пятерка.

Ишь, барыня! Ей фильдеперс не по душе. А вот засунули бы тебя за хлопчатобумажный, как сделали со мной, да донимали весь день фабричной пылью, так что даже расчихалась эта намалеванная на мне дамочка с рогом изобилия, что бы ты тогда запела?

Этот разговор состоялся на следующий день после моего прибытия в Нью-Йорк. Меня прислал в бруклинский банк один из их пенсильванских филиалов в пачке таких же, как я, десяток. С тех пор мне так и не пришлось свести знакомство с кошельками, в каких побывали мои пятидолларовая и двухдолларовая собеседницы. Меня прятали только за шелковые.

Мне везло. Я не засиживалась на месте. Иногда я переходила из рук в руки раз по двадцать в день. Мне была знакома изнанка каждой сделки; о каждом удовольствии моих хозяев опять-таки радела я. По субботам меня неизменно шваркали на стойку. Десятки всегда шваркают, а вот банкноты в доллар или два складывают квадратиком и скромно пододвигают к бармену. Постепенно я вошла во вкус и норовила либо нализаться виски, либо слизнуть со стойки расплескавшийся там мартини или манхэттен. Как-то ездивший с тележкой по улице разносчик вложил меня в пухлую засаленную пачку, которую носил в кармане комбинезона. Я думала, мне уж придется позабыть о настоящем обращении, поскольку будущий владелец универсального магазина жил на восемь центов в день, ограничив свое меню мясом для собак и репчатым луком. Но потом разносчик как-то оплошал, поставив свою тележку слишком близко от перекрестка, и я была спасена. Я до сих пор благодарна полисмену, который меня выручил. Он разменял меня в табачной лавочке поблизости от Бауэри, где в задней комнате велась азартная игра. А вывез меня в свет начальник полицейского участка, которому самому в этот вечер везло. Днем позже он меня пропил в ресторанчике на Бродвее. Я также искренне порадовалась возвращению в родимые края, как кто-нибудь из Асторов, когда завидит огни Чаринг-Кросса.

Грязной десятке не приходится сидеть без дела на Бродвее. Как-то раз меня назвали алиментами, сложили и упрятали в замшевый кошелек, где было полно десятицентовиков. Они хвастливо вспоминали бурный летний сезон в Осининге, где три хозяйкины дочки то и дело выуживали какую-нибудь из них на мороженое. Впрочем, эти младенческие кутежи просто бури в стакане воды, если сравнить их с ураганами, которым подвергаются купюры нашего достоинства в грозный час усиленного спроса на омары.

О грязных деньгах я услышала впервые, когда очаровательный юнец Ван Кто-то-там швырнул меня и несколько моих подружек в уплату за пригоршню фишек

Около полуночи разухабистый и дюжий малый с жирным лицом монаха и глазами дворника, только что получившего надбавку, скатал меня и множество других банкнот в тугой рулон - «кусок», как выражаются загрязнители денег.

Запиши за мной пять сотен, - сказал он банкомету, - и пригляди, чтобы все было как следует, Чарли. Хочется мне прогуляться по лесистой долине, пока на скалистом обрыве играет свет луны. Если кто-нибудь из наших влипнет - имей в виду, в левом верхнем отделении моего сейфа лежат шестьдесят тысяч долларов, завернутые в юмористическое приложение к журналу. Держи нос по ветру, но не бросай слов на ветер. Пока.

Я оказалась между двух двадцаток - золотых сертификатов. Одна из них сказала мне:

Эй ты, «новенькая» старушка, повезло тебе. Увидишь кое-что занятное. Сегодня Старый Джек собирается превратить весь «Бифштекс» в крошево.

О. Ге́нри (англ. O. Henry , псевдоним, настоящее имя Уи́льям Си́дни По́ртер — англ. William Sydney Porter ; 1862—1910) — американский писатель, прозаик, автор популярных новелл, характеризующихся тонким юмором и неожиданными развязками.
Биография
Уильям Сидни Портер родился 11 сентября 1862 г. в городе Гринсборо, штат Северная Каролина. После школы учился на фармацевта, работал в аптеке. Затем работал кассиром-бухгалтером в банке в техасском городе Остине. Был обвинён в растрате и полгода скрывался от правоохранителей в Гондурасе, затем в Южной Америке. Вернувшись в США, был осужден и посажен в тюрьму Колумбус штата Огайо, где провел три года (1898—1901).
В тюрьме Портер работал в лазарете и писал рассказы, подыскивая себе псевдоним. В конце концов остановил свой выбор на варианте О. Генри (часто неверно записывается наподобие ирландской фамилии O’Henry — О’Генри). Происхождение его не совсем ясно. Сам писатель утверждал в интервью, что имя Генри взято из колонки светских новостей в газете, а инициал О. выбран как самая простая буква. Одной из газет он сообщил, что О. расшифровывается как Olivier (французское имя Оливье), и действительно, несколько рассказов он опубликовал там под именем Olivier Henry. По другим данным, это имя известного французского фармацевта. Ещё одну гипотезу выдвинул писатель и учёный Гай Дэвенпорт: «О. Генри» не что иное, как сокращение названия тюрьмы, где сидел автор — Oh io Peniten tiary . Первый свой рассказ под этим псевдонимом — «Рождественский подарок Дика-Свистуна», напечатанный в 1899 в «Журнале Мак Клюра» (Mc Clure’s Magazine), — он написал в тюрьме.
Первая книга рассказов О. Генри — «Короли и капуста» (Cabbages and Kings) — вышла в 1904. За ней последовали: Четыре миллиона (The four million, 1906), «Неугасимый светильник» (The trimmed Lamp, 1907), «Сердце Запада» (Heart of the West, 1907), «Голос города» (The Voice of the City, 1908), «Благородный жулик» (The Gentle Grafter, 1908), «Пути судьбы» (Roads of Destiny, 1909), «Избранное» (Options, 1909), «Точные дела» (Strictly Business, 1910) и «Водовороты» (Whirligigs, 1910).
В конце жизни страдал от цирроза печени и диабета. Писатель скончался 5 июня 1910 г. в Нью-Йорке.
В сборник «Постскриптумы» (Postscripts), изданный уже после смерти О. Генри, вошли фельетоны, наброски и юмористические заметки, написанные им для газеты «Почта» (Хьюстон, штат Техас, 1895—1896). Всего О. Генри написано 273 рассказа, полное собрание его произведений составляет 18 томов.
Особенности творчества
О. Генри занимает в американской литературе исключительное место как мастер жанра «короткого рассказа» (short-story). Перед смертью О. Генри высказал намерение перейти к более сложному жанру — к роману («всё, что я писал до сих пор, это просто баловство, проба пера, по сравнению с тем, что я напишу через год»).
В творчестве, однако, эти настроения ничем не проявились, и О. Генри остался органическим художником «малого» жанра, рассказа. Не случайно, конечно, что в этот период писатель впервые начал интересоваться социальными проблемами и выявил свое отрицательное отношение к буржуазному обществу (Дженнингс «Через тьму с О. Генри»).
Герои О. Генри разнообразны: миллионеры, ковбои, спекулянты, клерки, прачки, бандиты, финансисты, политики, писатели, артисты, художники, рабочие, инженеры, пожарные — сменяют друг друга. Умелый конструктор сюжета, О. Генри не показывает психологическую сторону происходящего, действия его персонажей не получают глубокой психологической мотивировки, что еще более усиливает неожиданность финала.
О. Генри не является первым оригинальным мастером «короткого рассказа», он лишь развил этот жанр, в своих основных чертах сложившийся уже в творчестве Т. Б. Олдрича (Thomas Bailey Aldrich, 1836—1907). Оригинальность О. Генри проявилась в блестящем применении жаргона, острых словечек и выражений и в общей колоритности диалогов.
Уже при жизни писателя «короткий рассказ» в его стиле стал вырождаться в схему, а к 1920-м годам превратился в чисто коммерческое явление: «методику» его производства преподавали в колледжах и университетах, издавались многочисленные руководства и т. д.
Американские писатели межвоенного периода (Ш. Андерсон, Т. Драйзер, Б. Гехт) противопоставляли бессодержательности эпигонов О. Генри насыщенные психологические новеллы.
Премия О. Генри
Через восемь лет после его смерти в память о писателе была учреждена премия О. Генри