Двадцатый век переработало природу человека, и сама жизнь на земле оказалась на грани исчеВНОвения. Две мировые войны, концлагеря, гибель миллионов стали причиной того, что человеческая жизнь перестала быть высшей ценностью.

Франц Кафка физически был оторван от общества. Писатель сам загнал себя в тупик одиночества, но раненой душой тонко чувствовал природу человека, его сущность и творениях пытался показать свое видение всего, что происходило вокруг. Герой новеллы «Перевоплощение» - порядочный и добрый человек. Грегор Замзам много работает, все деньги отдает семье, а ближайшие люди радушно принимают от него эту жертву. Они воспринимают это как должное, даже не задумываясь над тем, что у молодого здорового мужчины должна быть собственная жизнь: свой дом, жена, дети. Грегор рано встает, тяжело работает, и его заработки дали возможность семье жить в достатке, иметь прислугу, не задумываться над будущим. И однажды случилось непоправимое. Грегор превратился в насекомое, его перестали понимать родители и сестра. Он в одну минуту потерял иллюзию, что его жизнь имеет огромную ценность не только для него, но и еще хотя бы для нескольких людей в этом мире.

Фирма олицетворяет все общество. Управляющий фирмой остался глух к мольбам самого старательного рабочего выслушать его снизойти на его беспомощное состояние и не выгонять с работы. Фирма, а значит, и общество отвернулись от Замзы. Ближайшие Грегору люди тоже остались глухи к горю сына и брата. Отец, увидев, какое чудовище превратился сын, схватил палку и стал загонять его в комнату, а потом бросал в него твердые крупные яблоки, пока не покалечил. Мать сначала падала в обморок, когда видела сына, а потом как будто смирилась с его несчастьем и перестала интересоваться состоянием Грегора. Единственным человеком, выразившим соболеВНОвания, была сестра, совсем молодая девушка, но пройдет немного времени - и она первой заговорит о том, что Грегора надо как-то избавиться. Она не могла точно знать, понимает ли ни брат ее слова, но даже дверей гостиной не закрыла, чтобы он хотя бы не услышал ее приговора. Семья формально как будто еще заботилась о Грегора: ставили еду, убирали в комнате. Но никто не поинтересовался, почему он ничего не Усть, а углы комнаты были устланы пылью. И все же герой не только не обижался на родителей и сестру, он с удовольствием вспоминал, сколько успел сделать для семьи и что еще надеялся сделать в ближайшее время, если бы не случилось с ним такого бедствия. Он мечтал отдать сестру в консерватории, ведь она любила музыку и хорошо играла на скрипке.

Свое счастье Грегор видел в том, чтобы его семья жила в достатке, без материальных проблем.

И вот насекомое тихо умирает в своей комнате, а семья облегченно вздохнула, ведь теперь они могут жить только своей жизнью.

Оказалось, что в них есть небольшие средства для того, чтобы продержаться некоторое время, не думая о бедности. Отец забыл о своей старости и снова пошел работать, иметь, хотя и больна астмой, но еще в состоянии приложить руки к работе, сестра зарабатывала неплохие деньги в магазине. Никто не впал в отчаяние, мир не перевернулся от того, что умер человек-насекомое. Все осталось так, как и было.

Кто же виноват в этой смерти? Общество? Семья? Нет! Ведь никто не хотел, чтобы с Грегором Замзою случилось такое несчастье. Он как человек, как личность, как высшее Божье создание умер не в момент превращения, а во время, когда решил забыть о себе, о своей жизни. Нельзя посвящать свою жизнь кому-либо или чему-либо. Надо хоть немножко любить себя, думать о своей душе, и тогда человеческая природа не даст превратиться любому на животное.

Книга Франца Кафки «Превращение» написана в комической манере, но она скрывает проблему, от которой вовсе не хочется смеяться. Писатель говорит о том, как сильно на поведение людей влияют общепринятые стандарты. Люди гораздо больше внимания обращают на внешнее, нежели на внутренний мир человека. Никто не задаётся вопросом, каково другому, главное, чтобы удовлетворялись их собственные желания. Если человек не может быть полезен, да ещё и выглядит не так, как все, сильно отличается от других, то его сторонятся, иногда боятся или испытывают отвращение. К сожалению, это происходит не только в обществе, но даже в кругу семьи. Этой повестью писатель обращает на это внимание, заставляя задуматься о своих поступках.

До определённого дня Грегор работал коммивояжёром, достаточно зарабатывал, по крайней мере, он был финансовой опорой всей семьи. Однажды утром он проснулся и обнаружил, что он уже не человек. Он превратился в огромное насекомое, которое не может позаботиться о себе. Поначалу родные не понимали, почему Грегор не может сам открыть дверь, но, когда увидели его, пришли в ужас.

Теперь Грегор стал полностью зависеть от своей семьи, которая стала его сторониться. Он постоянно находится в своей комнате, родители не готовы принять его таким, хотя он сохранил разум и внутри остался всё тем же Грегором. Только сестра приходит, чтобы покормить его. Но надолго ли хватит терпения всей семьи, тем более, что теперь некому зарабатывать деньги и придётся потуже затянуть пояс?

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Превращение" Франц Кафка бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Поэтика абсурда:«Превращение» Франца Кафки

СЛОВАРЬ

Михаил СВЕРДЛОВ

Поэтика абсурда:«Превращение» Франца Кафки

Не без невольного изумления в наши дни читаешь слова Франца Кафки, обращённые к отцу: “Ты <…> истинный Кафка по силе, здоровью, аппетиту, громкогласию, красноречию, самодовольству, чувству превосходства над всеми, выносливости, присутствию духа, знанию людей, известной широте натуры…” Кажется, будто произошла ошибка в употреблении понятия. Дело в том, что для нашего сознания имя “Кафка” стало нарицательным. “Кафка” и “аппетит”, “Кафка” и “самодовольство” - эти слова кажутся несовместимыми. Зато мы говорим: “как у Кафки”, когда хотим передать ощущение жизни как кошмара , ощущение абсурдности бытия .

Философ Вальтер Беньямин находил в судьбе австрийского писателя, пражского еврея Франца Кафки (1883–1924) “чисто кафкианскую иронию судьбы”: человек, до конца жизни прослуживший чиновником страхового ведомства, “ни в чём так не был убеждён, как в абсолютной ненадёжности всех и всяческих гарантий”. Парадоксальным образом писательская сила Кафки коренилась в его житейской слабости и неуверенности. “Он голый среди одетых, - писала о нём женщина, которую он любил, - Милена Есенская. - Человек, бойко печатающий на машинке, и человек, имеющий четырёх любовниц, для него равным образом непостижимы <…> Непостижимы потому, что они живые. А Франк не умеет жить. Франк неспособен жить. Франк никогда не выздоровеет. Франк скоро умрёт”. Кафка во всём сомневался - в том числе и в своём писательском даре: перед смертью он просил писателя Макса Брода уничтожить все неопубликованные рукописи (к счастью, тот нарушил волю покойного). Но зато немного найдётся книг, которые в такой же степени владели умами читателей ХХ века, как странные творения Кафки.

Одним из самых удивительных произведений Кафки является рассказ «Превращение» (1916). Удивительно уже первое предложение рассказа: “Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое”. О превращении героя сообщается без всякого введения и мотивировки . Мы привыкли, что фантастические явления мотивируются сновидением, но первое слово рассказа, как назло, - “проснувшись”. В чём причина столь невероятного происшествия? Об этом мы так и не узнаем.

Но удивительнее всего, по замечанию Альбера Камю, отсутствие удивления у самого главного героя. “Что со мной случилось?”, “Хорошо бы ещё немного поспать и забыть всю эту чепуху”, - поначалу досадует Грегор. Но вскоре смиряется со своим положением и обликом - панцирно-твёрдой спиной, выпуклым чешуйчатым животом и убогими тонкими ножками.

Почему Грегор Замза не возмущается, не ужасается? Потому что он, как и все основные персонажи Кафки, с самого начала не ждёт от мира ничего хорошего. Превращение в насекомое - это лишь гипербола обычного человеческого состояния. Кафка как будто задаётся тем же вопросом, что и герой «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского: “вошь” ли человек или “право имеет”. И отвечает: “вошь”. Более того: реализует метафору, превратив своего персонажа в насекомое.

Известно высказывание Л.Н. Толстого о прозе Л.Андреева: “Он пугает, а мне не страшно”. Кафка, напротив, никого не хочет пугать, но читать его страшно. В его прозе, по словам Камю, “безмерный ужас порождается <…> умеренностью”. Чёткий, спокойный язык, как ни в чём не бывало описывающий портрет на стене, вид за окном, увиденные глазами человека-насекомого, - это отстранение пугает гораздо больше, чем крики отчаянья.

Гипербола и реализованная метафора здесь не просто приёмы - слишком личный смысл в них вкладывает писатель. Неслучайно так похожи фамилии “Замза” и “Кафка”. Хотя в разговоре со своим другом Г.Яноухом автор «Превращения» и уточняет: “Замза не является полностью Кафкой”, - но всё же признаёт, что его произведение “бестактно” и “неприлично”, потому что слишком автобиографично. В своём дневнике и «Письме отцу» Кафка подчас говорит о себе, о своём теле почти в тех же выражениях, что и о своём герое: “Моё тело слишком длинно и слабо, в нём нет ни капли жира для создания благословенного тепла”; “…Я вытягивался в длину, но не знал, что с этим поделать, тяжесть была слишком большой, я стал сутулиться; я едва решался двигаться”. На что более всего похож этот автопортрет? На описание трупа Замзы: “Тело Грегора <…> стало совершенно сухим и плоским, и это по-настоящему стало видно только теперь, когда его уже не приподнимали ножки…”

Превращением Грегора Замзы доведено до предела авторское ощущение трудности бытия. Человеку-насекомому непросто перевернуться со спины на ножки, пролезть в узкую дверную створку. Прихожая и кухня становятся для него почти недосягаемыми. Каждый его шаг и манёвр требует огромных усилий, что подчёркнуто подробностью авторского описания: “Сперва он хотел выбраться из постели нижней частью своего туловища, но эта нижняя часть, которой он, кстати, ещё не видел, да и не мог представить себе, оказалась малоподвижной; дело шло медленно”. Но таковы и законы кафкианского мира в целом: здесь, как в кошмарном сне, отменён автоматизм естественных реакций и инстинктов. Персонажи Кафки не могут, как Ахиллес в известной математической загадке, догнать черепаху, не в состоянии пройти из пункта А в пункт В. Им стоит огромных усилий управляться со своим телом: в рассказе «На галёрке» ладоши у хлопающих “на самом деле - как паровые молоты”. Весьма характерна загадочная фраза в дневнике Кафки: “Его собственная лобная кость преграждает ему дорогу (он в кровь разбивает себе лоб о собственный лоб)”. Тело здесь воспринимается как внешнее препятствие, едва ли преодолимое, а физическая среда - как чуждое, враждебное пространство.

Превращая человека в насекомое, автор выводит ещё одно неожиданное уравнение. Даже после того, что с ним случилось, Грегор продолжает мучаться прежними страхами - как бы не опоздать на поезд, не потерять работу, не просрочить платежи по семейным долгам. Человек-насекомое долго ещё беспокоится, как бы не прогневить управляющего фирмы, как бы не огорчить отца, мать, сестру. Но в таком случае - какое же мощное давление социума испытывал он в своей былой жизни! Его новое положение оказывается для Грегора едва ли не проще прежнего - когда он работал коммивояжёром, содержал своих родных. Свою печальную метаморфозу он воспринимает даже с некоторым облегчением: с него теперь “снята ответственность”.

Мало того, что общество воздействует на человека извне: “И почему Грегору суждено было служить в фирме, где малейший промах вызывал сразу самые тяжкие подозрения?” Оно ещё внушает чувство вины, воздействующее изнутри: “Разве её служащие были все как один прохвосты, разве среди них не было надёжного и преданного человека, который, хоть он и не отдал делу несколько утренних часов, совсем обезумел от угрызений совести и просто не в состоянии покинуть постель?” Под этим двойным прессом - не так уж “маленький человек” далёк от насекомого. Ему только и остаётся забиться в щель, под диван - и так освободиться от бремени общественных обязанностей и повинностей.

А что же семья? Как родные относятся к ужасной перемене, происшедшей с Грегором? Ситуация парадоксальна . Грегор, ставший насекомым, понимает родных ему людей, старается быть деликатным, чувствует к ним, вопреки всему, “нежность и любовь”. А люди - даже не стараются его понять. Отец с самого начала проявляет враждебность по отношению к Грегору, мать - растерянна, сестра Грета - старается проявить участие. Но это различие реакций оказывается мнимым: в конце концов семья объединяется в общей ненависти к уродцу, в общем желании избавиться от него. Человечность насекомого, животная агрессия людей - так привычные понятия превращаются в собственную противоположность.

Автобиографический подтекст «Превращения» связан с отношениями Кафки и его отца. В письме к отцу сын признаётся, что тот внушал ему “неописуемый ужас”: “…Мир делился для меня на три части: один мир, где я, раб, жил, подчиняясь законам, которые придуманы только для меня и которые я, неведомо почему, никогда не сумею соблюсти; в другом мире, бесконечно от меня далёком, жил Ты, повелевая, приказывая, негодуя, что твои приказы не выполняются; и, наконец, третий мир, где жили остальные люди, счастливые и свободные от приказов и повиновения”.

Финал рассказа философ Морис Бланшо назвал “верхом ужасного”. Получается своего рода пародия на “happy end”: Замзы полны “новых мечтаний” и “прекрасных намерений”, Грета расцвела и похорошела - но всё это благодаря смерти Грегора. Сплочённость возможна только против кого-то, того, кто более всего одинок. Смерть одного ведёт к счастью других. Люди питаются друг другом. Перефразируя Т.Гоббса (“человек человеку - волк”), можно так сформулировать тезис Кафки: человек человеку - насекомое.

“Классическая трагедия и трагедия последующих веков предполагали трагическую вину героя или трагическую ответственность за свободно им выбираемую судьбу, - писала Л.Гинзбург. - ХХ век принёс новую трактовку трагического, с особой последовательностью разработанную Кафкой. Это трагедия посредственного человека, бездумного, безвольного <…> которого тащит и перемалывает жестокая сила”.

В рассказе о человеке-насекомом многое удивляет. Но ни разрыв логических связей , ни отсутствие мотивировки, ни пугающая странность гипербол, реализованных метафор, парадоксов - всё это не исчерпывает глубины кафкианского абсурда. Любая интерпретация Кафки сталкивается с неизбежным противоречием (предложенная выше, конечно, - не исключение) - загадки без ключа. Так, «Превращение» походит на притчу, аллегорический рассказ - по всем признакам, кроме одного, самого главного. Все толкования этой притчи так и останутся сомнительными. Это принципиально необъяснимая аллегория , притча с изъятым смыслом : “Чем дальше мы продвигаемся в чтении <…> тем больше убеждаемся, что перед нами развёртывается прозрачная аллегория, которой вот-вот мы угадаем смысл. Этот смысл, он нам нужен, мы его ждём, ожидание нарастает с каждой страницей, книга становится похожей на кошмар за минуту перед пробуждением, - но пробуждения так и не будет до конца. Мы обречены на бессмыслицу, на безысходность, непробудную путаницу жизни; и в мгновенном озарении вдруг мы понимаем: только это Кафка и хотел сказать”.

Но в этом нет произвола. Писатель точно подмечает провалы смысла в реальном, окружающем нас мире.

Франц Кафка , пражский еврей, писавший по-немецки, при жизни почти не публиковал своих произведений, только отрывки из романов "Процесс" (1925 г.) и "Замок" (1926 г.) и немногие новеллы. Самая замечательная из его новелл "Превращение" была написана осенью 1912 года и опубликована в 1915 году.

Герой "Превращения" Грегор Замза — сын небогатых пражских обывателей, людей с чисто материалистическими потребностями. Лет пять назад его отец разорился, и Грегор поступил на службу к одному из кредиторов отца, стал коммивояжером, торговцем сукном. С тех пор вся семья — отец, страдающая астмой мать, его младшая любимая сестра Грета — целиком полагаются на Грегора, материально полностью от него зависят. Грегор постоянно в разъездах, но в начале повествования он ночует дома в перерыве между двумя деловыми поездками, и тут с ним происходит нечто ужасное. С описания этого события начинается новелла:

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на панцирно-твердой спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами.

"Что со мной случилось?" — подумал он. Это не было сном.

Форма рассказа дает разные возможности для его интерпретации (предложенное здесь истолкование — одно из множества возможных). "Превращение" — новелла многослойная, в ее художественном мире переплетаются сразу несколько миров: мир внешний, деловой, в котором нехотя участвует Грегор и от которого зависит благополучие семьи, мир семейный, замкнутый пространством квартиры Замза, который изо всех сил пытается сохранить видимость нормальности, и мир Грегора. Два первых открыто враждебны третьему, центральному миру новеллы. А этот последний строится по закону материализовавшегося кошмара. Еще раз воспользуемся словами В.В. Набокова: "Ясность речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами. Прозрачность его языка подчеркивает сумрачное богатство его фантазии". Новелла по форме выглядит прозрачно реалистическим повествованием, а на деле оказывается организованной по алогичным, прихотливым законам сновидения; авторское сознание творит сугубо индивидуальный миф. Это миф, никак не связанный ни с одной классической мифологией, миф, не нуждающийся в классической традиции, и все же это миф в той форме, как он может порождаться сознанием ХХ века. Как в настоящем мифе, в "Превращении" идет конкретно-чувственная персонификация психических особенностей человека. Грегор Замза — литературный потомок "маленького человека" реалистической традиции, натура совестливая, ответственная, любящая. К своему превращению он относится как к не подлежащей пересмотру реальности, принимает его и к тому же испытывает угрызения совести только за то, что потерял работу и подвел семью. В начале рассказа Грегор прилагает гигантские усилия, чтобы выбраться из постели, отворить дверь своей комнаты и объясниться с управляющим фирмы, которого послали на квартиру к служащему, не уехавшему с первым поездом. Грегора оскорбляет недоверие хозяина, и, тяжко ворочаясь на постели, он думает:

И почему Грегору суждено было служить в фирме, где малейший промах вызывал сразу самые тяжкие подозрения? Разве ее служащие были все как один прохвосты, разве среди них не было надежного и преданного делу человека, который, хотя он и не отдал делу нескольких утренних часов, совсем обезумел от угрызений совести и просто не в состоянии покинуть постель?

Давно уже осознавший, что его новый облик не сон, Грегор все еще продолжает думать о себе как о человеке, тогда как для окружающих его новая оболочка становится решающим обстоятельством в отношении к нему. Когда он со стуком сваливается с кровати, управляющий за закрытыми дверями соседней комнаты говорит: "Там что-то упало". "Что-то" — так не говорят об одушевленном существе, значит, с точки зрения внешнего, делового мира человеческое существование Грегора завершено.

Семейный, домашний мир, для которого Грегор всем жертвует, тоже отвергает его. Характерно, как в той же первой сцене домашние пытаются разбудить, как им кажется, проснувшегося Грегора. Первой в его запертую дверь осторожно стучит мать и "ласковым голосом" говорит: "Грегор, уже без четверти семь. Разве ты не собирался уехать?" Со словами и интонацией любящей матери контрастирует обращение отца, он стучит в дверь кулаком, кричит: "Грегор! Грегор! В чем дело? И через несколько мгновений позвал еще раз, понизив голос: Грегор-Грегор!" (Этот двойной повтор имени собственного уже напоминает обращение к животному, типа "кис-кис", и предвосхищает дальнейшую роль отца в судьбе Грегора.) Сестра из-за другой боковой двери говорит "тихо и жалостно": "Грегор! Тебе нездоровится? Помочь тебе чем-нибудь?" — поначалу сестра будет жалеть Грегора, но она же в финале решительно предаст его.

Внутренний мир Грегора развивается в новелле по законам строжайшего рационализма, но у Кафки, как и у многих писателей ХХ века, рационализм незаметно переходит в безумие абсурда. Когда Грегор в своем новом облике наконец появляется в гостиной перед управляющим, падает в обморок его мать, начинает рыдать отец, а сам Грегор располагается под своей собственной фотографией времен военной службы, на которой "изображен лейтенант, положивший руку на эфес шпаги и беззаботно улыбавшийся, внушая уважение своей выправкой и своим мундиром". Этот контраст между былым обликом Грегора-человека и Грегором-насекомым специально не обыгрывается, но становится фоном для произносимой Грегором речи:

Ну вот, — сказал Грегор, отлично сознавая, что спокойствие сохранил он один, — сейчас я оденусь, соберу образцы и поеду. А вам хочется, вам хочется, чтобы я поехал? Ну вот, господин управляющий, вы видите, я не упрямец, я работаю с удовольствием; разъезды утомительны, но я не мог бы жить без разъездов. Куда же вы, господин управляющий? В контору? Да? Вы доложите обо всем?.. Я попал в беду, но я выкарабкаюсь!

Но сам он не верит своим словам — впрочем, окружающие уже не различают слов в издаваемых им звуках, он знает, что никогда не выкарабкается, что ему придется перестроить свою жизнь. Чтобы не пугать лишний раз ухаживающую за ним сестру, он начинает прятаться под диваном, где проводит время в "заботах и смутных надеждах, неизменно приводивших его к заключению, что покамест он должен вести себя спокойно и обязан своим терпением и тактом облегчить семье неприятности, которые причинил ей теперешним своим состоянием". Кафка со всей убедительностью рисует состояние души героя, которое все больше начинает зависеть от его телесной оболочки, что прорывается в повествовании некими завихрениями абсурда. Обыденность, увиденная как мистический кошмар, прием остранения, доведенный до высочайшей степени, — вот характерные черты манеры Кафки; его абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь прорваться в мир людей, и умирает в отчаянии и смирении.

Модернизм первой половины столетия сегодня считается классическим искусством ХХ века; вторая половина века — это эпоха постмодернизма.

Происшествие, случившееся с Грегором Замзой, описано, пожалуй, в одной фразе рассказа. Однажды утром, проснувшись после беспокойного сна, герой внезапно обнаружил, что превратился в огромное страшное насекомое…

Собственно, после этого невероятного превращения больше уже ничего особенного не происходит. Поведение действующих лиц прозаично, буднично и предельно достоверно, а внимание сосредоточено на бытовых мелочах, которые для героя вырастают в мучительные проблемы.

Грегор Замза был обычным молодым человеком, живущим в большом городе. Все его усилия и заботы были подчинены семье, где он был единственным сыном и потому испытывал повышенное чувство ответственности за благополучие близких.

Отец его обанкротился и по большей части сидел дома, просматривая газеты. Мать мучили приступы удушья, и она проводила долгие часы в кресле у окна. Еще у Грегора была младшая сестра Грета, которую он очень любил. Грета неплохо играла на скрипке, и заветной мечтой Грегора - после того как ему удастся покрыть отцовские долги - было помочь ей поступить в консерваторию, где она могла бы профессионально учиться музыке. Отслужив в армии, Грегор устроился в одну торговую фирму и довольно скоро был повышен от мелкого служащего до коммивояжера. Он работал с огромным усердием, хотя место было неблагодарным. Приходилось большую часть времени проводить в командировках, вставать на заре и с тяжелым саквояжем, полным образцов сукон, отправляться на поезд. Хозяин фирмы отличался скупостью, но Грегор был дисципли­нирован, старателен и трудолюбив. К тому же он никогда не жаловался. Иногда ему везло больше, иногда меньше. Так или иначе, его заработка хватало на то, чтобы снимать для семьи просторную квартиру, где он занимал отдельную комнату.

Вот в этой-то комнате он проснулся однажды в виде гигантской отврати­тельной сороконожки. Спросонья он обвел взглядом знакомые стены, увидел портрет женщины в меховой шляпе, который он недавно вырезал из иллюстри­ро­ванного журнала и вставил в золоченую раму, перевел взгляд на окно, услышал, как по жести подоконника стучат капли дождя, и снова закрыл глаза. «Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху», - подумал он. Он привык спать на правом боку, однако ему теперь мешал огромный выпуклый живот, и после сотни безуспешных попыток перевернуться Грегор оставил это занятие. Он в холодном ужасе понял, что все происходит наяву. Но еще больше ужаснуло его то, что будильник показывал уже половину седьмого, в то время как Грегор поставил его на четыре часа утра. Неужели он не слышал звонка и опоздал на поезд? Мысли эти привели его в отчаяние. В это время в дверь осторожно постучала мать, которая беспокоилась, не опоздает ли он. Голос матери был, как всегда, ласковый, и Грегор испугался, услыхав ответные звуки собственного голоса, к которому примешивался странный болезненный писк.

Далее кошмар продолжался. В его комнату стучали уже с разных сторон - и отец, и сестра беспокоились, здоров ли он. Его умоляли открыть дверь, но он упорно не отпирал замок. После невероятного труда ему удалось повиснуть над краем кровати. В это время раздался звонок в прихожей. Узнать, что случилось, пришел сам управляющий фирмы. От страшного волнения Грегор рванулся изо всех сил и упал на ковер. Звук падения был услышан в гостиной. Теперь к призывам родных присоединился и управляющий. И Грегору показалось разумнее объяснить строгому начальнику, что он непременно все исправит и наверстает. Он начал взволнованно выпаливать из-за двери, что у него лишь легкое недомогание, что он еще успеет на восьмичасовой поезд, и наконец стал умолять не увольнять его из-за невольного прогула и пощадить его родителей. При этом ему удалось, опираясь о скользкий сундук, выпрямиться во весь рост, превозмогая боль в туловище.

За дверью наступила тишина. Из его монолога никто не понял ни слова. Затем управляющий тихо произнес: «Это был голос животного». Сестра со служанкой в слезах бросились за слесарем. Однако Грегор сам ухитрился повернуть ключ в замке, ухватившись за него крепкими челюстями. И вот он появился перед глазами столпившихся у двери, прислонившись к её створке.

Он продолжал убеждать управляющего, что скоро все встанет на свои места. Впервые он посмел излить ему свои переживания по поводу тяжелой работы и бесправности положения коммивояжера, которого любой может обидеть. Реакция на его появление была оглушительной. Мать безмолвно рухнула на пол. Отец в смятении погрозил ему кулаком. Управляющий повернулся и, поглядывая назад через плечо, стал медленно удаляться. Эта немая сцена длилась несколько секунд. Наконец мать вскочила на ноги и дико закричала. Она оперлась на стол и опрокинула кофейник с горячим кофе. Управляющий тут же стремительно бросился к лестнице. Грегор пустился за ним, неуклюже семеня своими ножками. Ему непременно надо было удержать гостя. Однако путь ему преградил отец, который стал заталкивать сына назад, издавая при этом какие-то шипящие звуки. Он подталкивал Грегора своей палкой. С большим трудом, поранив о дверь один бок, Грегор втиснулся назад к себе в комнату, и дверь за ним немедленно захлопнули.

После этого страшного первого утра для Грегора наступила приниженная монотонная жизнь в заточении, с которой он медленно свыкся. Он постепенно приспособился к своему уродливому и неповоротливому телу, к своим тонким ножкам-щупальцам. Он обнаружил, что может ползать по стенам и потолку, и даже полюбил висеть там подолгу. Пребывая в этом страшном новом обличье, Грегор остался тем же, кем был, - любящим сыном и братом, переживающим все семейные заботы и страдающим оттого, что внес в жизнь близких столько горя. Из своего заточения он молча подслушивал разговоры родных. Его мучили стыд и отчаяние, так как теперь семья оказалась без средств и старый отец, больная мать и юная сестра должны были думать о заработках. Он с болью чувствовал брезгливое отвращение, которое испытывали самые близкие люди по отношению к нему. Мать и отец первые две недели не могли заставить себя войти к нему в комнату. Только Грета, преодолевая страх, заходила сюда, чтобы быстро убраться или поставить миску с едой. Однако Грегору все меньше и меньше подходила обычная пища, и он часто оставлял тарелки нетронутыми, хотя его терзал голод. Он понимал, что вид его нестерпим для сестры, и потому старался спрятаться под диван за простыней, когда она приходила убираться.

Однажды его унизительный покой был нарушен, так как женщины надумали освободить его комнату от мебели. Это была идея Греты, которая решила дать ему больше места для ползанья. Тогда мать впервые боязливо вошла в комнату сына. Грегор покорно притаился на полу за свисающей простыней, в неудобной позе. От переполоха ему стало совсем плохо. Он понимал, что его лишили нормального жилища - вынесли сундук, где он хранил лобзик и другие инструменты, шкаф с одеждой, письменный стол, за которым он в детстве готовил уроки. И, не выдержав, он выполз из-под дивана, чтобы защитить последнее свое богатство - портрет женщины в мехах на стене. Мать с Гретой в это время переводили дух в гостиной. Когда они вернулись, Грегор висел на стене, обхватив портрет лапками. Он решил, что ни за что на свете не позволит его забрать - скорее вцепится Грете в лицо. Вошедшей в комнату сестре не удалось увести мать. Та «увидела огромное бурое пятно на цветастых обоях, вскрикнула, прежде чем до нее дошло, что это и есть Грегор, визгливо-пронзительно» и рухнула в изнеможении на диван.

Грегор был переполнен волнением. Он быстро выполз в гостиную за сестрой, которая бросилась к аптечке с каплями, и беспомощно топтался за её спиной, страдая от своей вины, В это время пришел отец - теперь он работал рассыльным в каком-то банке и носил синий мундир с золотыми пуговицами. Грета объяснила, что мать в обмороке, а Грегор «вырвался». Отец издал злорадный крик, схватил вазу с яблоками и с ненавистью начал бросать их в Грегора. Несчастный бросился наутек, делая множество лихорадочных движений. Одно из яблок с силой ударило его по спине, застряв в теле.

После полученной раны здоровье Грегора стало хуже. Постепенно сестра прекратила у него убираться - все заросло паутиной и клейким веществом, истекавшим из лапок. Ни в чем не виноватый, но с омерзением отторгнутый самыми близкими людьми, страдающий от позора больше, чем от голода и ран, он замкнулся в жалком одиночестве, перебирая бессонными ночами всю свою прошлую немудреную жизнь. По вечерам семья собиралась в гостиной, где все пили чай или разговаривали. Грегор же для них был «оно», - всякий раз родные плотно прикрывали дверь его комнаты, стараясь не вспоминать о его гнетущем присутствии.

Однажды вечером он услышал, что сестра играет на скрипке трем новым жильцам - им сдали комнаты ради денег. Привлеченный музыкой, Грегор отважился продвинуться немного дальше обычного. Из-за пыли, лежавшей повсюду в его комнате, он сам был весь ею покрыт, «на спине и боках он таскал с собой нитки, волосы, остатки еды; слишком велико было его равнодушие ко всему, чтобы ложиться, как прежде, по нескольку раз в день на спину и чиститься о ковер». И вот это неопрятное чудовище скользнуло по сверкающему полу гостиной. Разразился постыдный скандал. Жильцы с возмущением потребовали назад деньги. Мать зашлась в приступе кашля. Сестра заключила, что дальше так жить нельзя, и отец подтвердил, что она «тысячу раз права». Грегор изо всех сил пытался вновь заползти к себе в комнату. От слабости он был совсем неповоротлив и задыхался. Оказавшись в знакомой пыльной темноте, он почувствовал, что совсем не может шевелиться. Боли он уже почти не ощущал, а о своей семье по-прежнему думал с нежностью и любовью.

Рано утром пришла служанка и обнаружила, что Грегор лежит совершенно неподвижно. Вскоре она радостно известила хозяев: «Поглядите-ка, оно издохло, вот оно лежит совсем-совсем дохлое!»

Тело Грегора было сухим, плоским и невесомым. Служанка сгребла его останки и выкинула вместе с мусором. Все испытали нескрываемое облегчение. Мать, отец и Грета впервые за долгое время позволили себе прогулку за город. В вагоне трамвая, полном теплого солнца, они оживленно обсуждали виды на будущее, которые оказались совсем не так плохи. При этом родители, не сговариваясь, подумали о том, как, невзирая на все превратности, похорошела их дочь.