Савва ямщиков служу по россии. Савва Ямщиков… «Числюсь по России

Ее задумали и создали еще в 2000-е годы Павел Пожигайло и Савва Ямщиков – выдающийся реставратор и популяризатор наследия, принципиальный борец за его сохранение. Сегодня силами волонтеров ВООПИК идет ремонт фасадов Дома Палибина (1818 г.) в Москве. Этот памятник архитектуры в свое время был спасен и отреставрирован, благодаря усилиям Саввы Васильевича. Там же находится его последний кабинет, ставший фактически мемориальным. В кабинете осталось все, как было при жизни хозяина. А хранителем является дочь – Марфа Ямщикова. С ней мы поговорили о работе и личной жизни Саввы Васильевича Ямщикова.

Вижу, что в кабинете много книг, целая стена дипломов, но … спрошу про пепельницы. Бросается в глаза их обилие. Это коллекция Саввы Васильевича? Ведь он не был заядлым курильщиком.

Нет, не был. Это шуточная коллекция. Савва Васильевич вообще любил пошутить. Всегда говорили, что Ямщиков коллекционирует иконы. Действительно, он был связан с иконами с самого начала своей деятельности. Специализацией в университете у него было древнерусское искусство. На втором курсе университета отец начал работать в мастерских Грабаря как реставратор темперной живописи. Иконы были его жизненным выбором, конечно. Но он никогда ничего не коллекционировал.

И вот эта подборка пепельниц возникла «в пику» расхожему мнению. Он решил: ну, пусть будут пепельницы. Эта идея возникла в перестройку, когда его стали выпускать за границу. До этого 25 лет он был невыездным, можно было только по России путешествовать. Так вот, когда он стал выезжать, привозил пепельницы. Можно было ведь попросить пепельницу в любом заведении, чтобы на память подарили, это как реклама. Но папа подшучивал, что пепельницы эти иногда он пытался украсть, и если это видел гарсон или кто-то из обслуживающего персонала, то подходили и спрашивали: «Может быть, вам завернуть? Мы сделаем вам подарок».

Уже незадолго до смерти папа перевез из дома сюда все пепельницы. Они всегда привлекают внимание... Ну а дипломами папа решил стену украсить пустующую…

- Которой из наград Савва Васильевич больше всего дорожил?

Очень дорожил вот этой - премией Ленинского комсомола. В 1980-м году ЦК ВЛКСМ наградил папу – за популяризацию произведений русских художников XVIII-XIX веков, и Сергея Сергеевича Голушкина – за реставрацию. Они много лет работали вместе. Смеялись, что были как «толстый и тонкий», Голушкин – реставратор, отец - организатор выставок. Так вот они были первыми, чьи заслуги в сфере реставрации отметил комсомол. За «Ярославские портреты»: именно в 1980-м году открыли эту выставку в Ярославле.

Как реставратор папа работал только первые 10 лет своей деятельности. Потом, зная весь процесс изнутри, занимался популяризацией профессии, устраивал выставки, издавал альбомы и каталоги, работал как искусствовед.

Вот – диплом к ордену святого Даниила Московского от Русской Православной церкви. Это за проект – Фонд "Сохранение", папа был председателем его Попечительского совета. Это награда 1995-го года. Дело было так. У папы была пара друзей, которые занимались покупкой и продажей икон. Разбирались в этом. Все вместе придумали сделать фонд. Находили иконы, привлекали банки для того, чтобы их приобрести, и – безвозмездно передавали в храмы. Это были 90-е годы, Церковь только-только «поднималась», не было еще особенно никаких спонсоров и благотворителей. А Фонд привлекал крупнейшие банки – Чара, Инкомбанк, Менатеп, Мост. У меня хранится много приглашений на акции Фонда – 20-25 акций состоялись. А ведь надо понимать, что каждая акция – это «начинка» в церковь. За один раз передавалось до 40 икон. Так они оформили Казанский собор на Красной площади, храм Большого Вознесения и многие другие храмы.

Вот благодарность от министра культуры СССР Демичева – «за успешное участие в культурной программе Олимпиады-80 в Москве».

- Я ожидала, что будет много наград, связанных с Псковом.

Псков – это один из этапов жизни Саввы Васильевича. И последние годы он к Пскову прикипел. Папа долго болел и после болезни, когда он почти 10 лет не выходил из дома и не знал вообще, вернется ли к своей привычной жизни и работе, он все-таки поправился и поехал во Псков, Петрозаводск, Ярославль. Первое, что он делал в каждом городе – это шел на кладбище: многие из его друзей уже были там.

И, конечно, последние годы папы были ответной волной тем местам и людям, которых он любил. Он стал писать «Мой Псков», вспоминания, как что было. Он видел, какой город был, как его возрождали после войны реставраторы - в основном его друзья. И как после перестройки это все стало «проседать». Савва Васильевич писал, что после войны Псков выглядел лучше, чем вот как сейчас, когда его так запустили.

Невозможно не обратить внимание на вот эти две работы: фотография тебя с папой в странной такой технике и портрет отца с первой женой в стиле художников Возрождения.

Да, всегда спрашивают, что это за фототехника. Недавно нас снимал телеканал «Культура» и оператор Игорь Иванов сказал, что это просто не очень хорошо выдержанная фотография, которая со временем дала эффект старения. То есть была нарушена технология. А снимал Юрий Рост в мастерской на Пречистенке.

Ну а на портрете - папа с Велиной Братановой, его первой женой. Это был молодой университетский брак. Они вместе учились. Она была из Болгарии Ее отец был дипломатом. Их союз не выдержал проверку на взросление, хотя отец с большим уважением и благодарностью всегда к ней относился. И кстати, он познакомил её с будущим мужем.

Папа вообще поженил несколько пар. У него был какой-то дар сказать: «А не сойтись ли вам?» Так, он поженил художника, сценографа Сергея Михайловича Бархина, тот до сих пор вместе со своей супругой Еленой Козельковой.

Папа чувствовал вину перед Велиной, но – он был слишком широким человеком, эмоциональным, ему не хватало узкого семейного коридора. Она была другая, очень переживала их разрыв. Савва Васильевич был ей очень благодарен. Она получила прекрасное образование в МГУ, у нее было два свободных языка – помимо болгарского и русского, еще французский, итальянский. Они вместе путешествовали. То есть такая утонченная девушка и мальчик из барака.

Она его «приподняла» в плане образования, скажем так. Но, судя по письмам, он был взрослее житейски. Он принимал важные семейные решения, она всегда ждала его мнения.

У папы была еще вторая жена. Ну а третьей стала моя мама. Они познакомились на Московском конкурсе балета в Большом театре в 1972 году. Причем его специально Владимир Васильев позвал на нее посмотреть. Такая, говорит, красивая узбечка танцует.

И отец влюбился с первого взгляда, развел маму с первым мужем: она была замужем за своим коллегой, тоже танцовщиком Кировского балета и не собиралась разводиться. Но Савва Васильевич же был, как танк, если чего-то хотел. Они прожили вместе четыре года.

- Потом он не женился?

Нет. Это был уже третий брак, он очень переживал разрыв и, видимо, принял решение, что – все, хватит. Тем более что ребенок, к счастью, у него появился. Но вообще надо понимать, что у отца - старообрядческие корни. Его мама, моя бабушка, из староверов, и он, и я крещены в Успенском храме на Преображенке. И вот эти его, скажем так, разгулы пресекались усилием воли, рефлексией и переживаниями. По его записям, письмам, видно, что он все время думал: куда я движусь, к чему это все – алкоголь, связи какие-то.

Так что он, в конце концов, видимо, принял решение остановиться. Я росла с бабушкой в Москве. Мама в Ленинграде продолжила карьеру, она впоследствии вышла замуж.

- А папа был верующим человеком… в классическом понимании?

Он не мог воцерковиться по обычной схеме, конечно же. Но я думаю, что вообще его жизненная позиция во многом объясняется именно старообрядческими корнями. Старообрядцы – бунтари. Революционеры. Не зря они поддержали 1917-й год. Они могут не согласиться с чем-то так, что выйдут из системы. И такая позиция давала внутреннюю свободу. Плюс советское образование и свободный взгляд отца на вещи… Он обожал Микеланджело. Попробуй нашему даже продвинутому иконописцу сказать, что Микеланджело – это хорошо. Да, он - гениальный художник, но …он антиправославен. Православный человек не имеет права на что-то широко посмотреть, просто потому что он тогда перестанет быть православным.

А здесь вроде хитрость такая: я - старообрядец. Он ходил в храм святителя Николая на Маросейке. Причащался, стоял на службе. Но … крестился по-своему, двумя перстами. И когда ему батюшка про это говорил, отец показывал на икону Спасителя и говорил: «У него вот так, двумя перстами, можно и я буду вот так?»

Да, он был верующий человек, но по-своему. Его знания давали ему кругозор, он не всегда считал, что надо придерживаться догматики. Это бы «сузило» его.

- Вера давала силу и для борьбы?

Его борьба – это особенности характера, конечно же. Он воевал всегда, но - всегда по конкретному поводу. Он не был склочным человеком. В воспоминаниях журналистки Гузели Агишевой приведен один из случаев его борьбы за справедливость, так вот там папа называет себя Эдмоном Дантесом. Видимо, так он себя и ощущал: отшельником и борцом. Конечно, без друзей себя он не мыслил, друзей было много, но уединение было ему необходимо...

В этот кабинет он редко поднимался в последние годы. Ему было уже тяжело. Он в основном сидел в кресле внизу и принимал людей, звонки. Многие шли к нему за помощь. У него был здесь как Смольный.

И я вот думаю, что в памяти он остался не только из-за своей борьбы. Ведь многие, кто защищает те же памятники – так не запоминаются. Папа многим помогал, поэтому его и ценят до сих пор.

Он всем помогал: кого устроить в больницу, кому деньги перечислить. О многом я узнаю только сейчас, читая его письма. Он об этом, конечно же, особо не распространялся. Вот, в Новгородской области затеяли журнал по искусству, а денег нет, просят помочь – он отправляет деньги, собственные, личные. Журналист Ольга Селюк, с которой папа делал передачи о русском искусстве XVII-XVIII веков, мне недавно рассказала, что когда серьезно заболел ее муж, только Савва Васильевич ей помог и не отвернулся.

Он очень дружил со Львом Гумилевым, считал его своим учителем. Так же помогал его вдове, когда та переехала в Москву.

А ведь он сам-то жил на зарплату, ну и на гонорары от консультаций. Причем он же никогда не занимался какими-то подложными, заказными оценками - как сейчас многие за большие деньги подписывают экспертизы в пользу застройщиков или в пользу фальшивых произведений искусства. Папа всегда говорил, что одна такая подпись перечеркнет весь труд, все усилия, всю биографию.

- А ты сейчас разбираешь его письма и записи? Планируешь публиковать?

Пока систематизирую. Их очень много. Он с юности хранил верность эпистолярному жанру. Из своих поездок слал друзьям открытки. Многие письма, конечно же, важны для нашей культуры в целом, например переписка с Тарковским, Солоницыным, Бурляевым во время съемок «Андрея Рублева».

И письма раскрывают Савву Васильевича не только как борца, но и как защитника. Думаю, именно поэтому память о нем живет.

- Да, собственно, и Дом Палибина – тоже пример его защиты.

После двадцати лет работы в «Грабарях», отец перешел на работу в ВНИИР, где создал Отдел пропаганды художественного наследия. Отдел делился на две части: сектор выставок и сектор предвыставочной реставрации. Институт реставрации тогда занимал здания Новоспасского монастыря, отдел сидел в колокольне. Отец хотел сделать специализированный выставочный зал при институте и, как он писал, подыскивал небольшой исторический дом в центре Москвы. Представьте размах личности человека, каждому ли придет в голову искать вот так запросто дом в центре Москвы?! И Дом Палибина оказался ничьим и свободным. А, по сути, никому не нужным. Отец убедил директора и основателя института Ивана Петровича Горина, что дом институту нужен. После реставрации и по сей день Дом Палибина функционирует как выставочный зал ГосНИИР. И вполне может называться «домом со счастливой судьбой», как сказал о нем когда-то Савва Васильевич.

Беседовала Евгения Твардовская

«… я работаю и живу для того,

чтобы это все осталось людям».

С . В . Ямщиков

8 октября этого года исполнилось 74 года со дня рождения уникального человека, поистине героя русской культуры – знаменитого искусствоведа, советского и российского реставратора Саввы Васильевича Ямщикова.

Член Союза писателей России, член президиума Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, член Межведомственног о совета по вопросам культурных ценностей, художник-реставр атор высшей категории, историк, автор многочисленных научных трудов, писатель, организатор множества выставок, составитель уникальной «Описи произведений древнерусской живописи», Савва Ямщиков известен своим неизмеримым вкладом в сохранение и восстановление отечественной культуры.

Академик Российской академии естественных наук, Заслуженный деятель искусств России, первый реставратор, получивший за двухсотлетнюю историю Российской академии художеств е почетную медаль, – звания и награды этого поистине незаурядного человека перечислять можно долго.

Савва Васильевич Ямщиков возродил к жизни имена многих и многих забытых русских художников и иконописцев, открыл жанр русского провинциального портрета XVIII-XIX веков, был консультантом Андрея Тарковского на съемках фильма «Андрей Рублев», отреставрировал более 400 икон. Однако жизнь этого, как могло бы внешне показаться, счастливого избранника судьбы, положившего всё – все свои силы, умения и дарования – на алтарь России и русской культуры (без которой немыслима и культура всех других народов России), была чрезвычайно сложной и исполненной немалых лишений и испытаний.

Савва родился в Москве 8 октября 1938 года, и детство провел в бараке на Павелецкой набережной, зато Кремль был из окна виден. По трудовой книжке местом его службы являлся Институт реставрации, а на самом деле – вся Россия. Он любил повторять слова А.С. Пушкина: «Я числюсь по России», — и сам тоже «числился» по России.

Семья его была далекой от искусства. Дед – кузнец, сгинул в ГУЛАГе. Отец – военный. И на кафедру искусствоведения МГУ Савва забрел как будто случайно. Он любил рассказывать то ли правду, то ли байку, что зимой гулять с девушкой по улицам холодно было. Вот они и ходили в Третьяковку – погреться, а заодно – картины посмотреть. Потому, мол, он и знал русскую живопись наизусть. А когда пришла пора поступать в институт, то увидел в МГУ программку искусствоведческ ого отделения для абитуриентов, решил поступать – и поступил.

На втором курсе технику живописи и реставрации читал Виктор Филатов – корифей в своем деле. Он и пригласил Ямщикова поработать у него – во Всероссийском реставрационном центре, когда узнал, что тот ищет подработку (стипендия была очень небольшая, отец Саввы давно умер, а дома были мама и братишка). И с того момента, как Савва пришел в Марфо-Мариинскую обитель, где в то время располагались реставрационные мастерские, древнерусское искусство навсегда стало его любовью и профессией.

Ямщиков очень рано стал известен в кругу знатоков древнерусского искусства. Ему было 28 лет, когда режиссер Андрей Тарковский пригласил его консультантом на съемки фильма «Андрей Рублев».

Тогда, в начале 1960-х, увлекаться древнерусским искусством было душевной потребностью самых разных людей – историков, физиков, лириков. Они не стремились в Париж или Нью-Йорк – все равно не выпустили бы. Но не побывать в Суздале или Пскове, не увидеть фресок Владимирских соборов было стыдно. Из этого поколения был и сам Тарковский.

«Андрей Рублев» стал фильмом, которого ждали, которого требовало время. Оператор Вадим Юсов, актеры Анатолий Солоницын, Юрий Назаров, Михаил Кононов, Николай Бурляев, Иван Лапиков остались друзьями Саввы Ямщикова на всю жизнь.

В те же годы, когда снимался «Андрей Рублев», Ямщиков устроил уникальную – на тот момент – выставку «Живопись древнего Пскова». Древнерусская живопись – это иконы, а иконы советская власть не жаловала. Однако выставку из 100 икон все-таки открыли на Кузнецком мосту, через дом от приемной КГБ, с большими трудностями. Разрешение Савве Ямщикову было выдано на выставку картин, а когда власти спохватились, у зала уже стояли огромные очереди, о выставке трубили «Би-би-си» и другие источники – и закрыть ее было невозможно.

Эта выставка стала первой после 1917 года выставкой икон! В эпоху, когда человека могли исключить из партии или даже уволить с работы за то, что он венчался или крестил ребенка, Ямщиков открывал людям мир русской иконы. А потом пошли выставки икон одна за другой – из Онежья, Ростова Великого, Кижей. Для зрителей, многие из которых икон никогда не видели, они стали настоящим откровением. Савва сам удивлялся, как это все удавалось.

Вообще с именем Ямщикова связано множество понятий с прилагательным «первый»: он первый описал все русские иконы, первый устроил выставку реставраторов, первый – после 1917 года – выставку древних икон, а на первой выставке шедевров из частных коллекций Ямщиков поставил задачу не только показать людям произведения искусства, но и вернуть доброе имя коллекционерам, которые в эпоху СССР считались спекулянтами. Благодаря организации крупных выставок имя коллекционера стало уважаемым по всей стране. Одним из первых в СССР Ямщиков стал заниматься вопросами реституции культурных ценностей, вывезенных немцами из нашей страны в годы Великой Отечественной войны. Во многом благодаря его усилиям была возвращена из Германии православная святыня – икона Богородицы Псковско-Покровс кая и другие реликвии.

Очень тяжелым периодом стал для Саввы Ямщикова распад Советского Союза. Практически все, чем он когда-то занимался, – его иконы и коллекции – оказались невостребованным и. Результатом стала тяжелейшая депрессия, из-за которой он 10 лет не выходил из дома и почти ни с кем не общался. у Ямщикова обострились все болезни – он с трудом ходил, перенес операцию на сердце, но по-прежнему себя не щадил и, немножко оправившись от болезни, спешил наверстать упущенное. Когда Савва узнал, что кроме него некому встать на пути несправедливости и беспредела, он поднялся с постели.

Надо сказать, что Савва Васильевич еще в детстве заболел полиартритом, и всю жизнь ему было трудно ходить и вообще двигаться, но это не помешало ему объездить всю страну. Нет ни одного старинного русского города, монастыря и храма, где бы он не побывал. По его словам, нет на Руси такой иконы, которую он не подержал в руках. «Я составлял опись икон по всем музеям – реставрационную опись. Я держал каждую икону в руках, составлял реставрационную опись для того, чтобы нам планировать работу. И поехал в Кострому. Это была командировка. Если бы я туда не поехал, не было бы открытия портретов Григория Островского, не было бы ярославских портретов, не было бы угличских портретов, не было бы рыбинских портретов» , — рассказывал о себе Савва.

Открытие картин Ефима Васильевича Честнякова – это тоже заслуга Ямщикова. И опять стояли километровые очереди на выставки его открытий. Выставки были его стихией. Он любил приходить в зал и смотреть на лица зрителей, впервые увидевших красоту провинциальных портретов и ростовских икон. Он вел передачи по телевидению и писал книги. Он был влюблен в историю русской культуры, в ее искусство и хотел, чтобы мир разделил его любовь.

В мастерской Ямщикова, где бы она ни находилась, всегда толпился народ – ученые, художники, спортсмены, артисты, музыканты, дипломаты – все, кого они заразил своей страстью к искусству, страстью к правде и справедливости. Круг друзей Саввы был огромным. Вместе с тем, советская власть относилась к нему с опаской и осторожностью, за ним следили, его славы боялись. Несколько лет КГБ пытался выяснить, не продает ли он иконы за границу. Однажды даже обмолвились, что если выяснится, что он продал хотя бы одну вещь, наказание ему дадут по «вышке» (высшая мера наказания — простонародн.).

«Обо мне шла слава монархиста, революционера и говорили, что я торгую иконами» , – вспоминал об этом времени Савва. Но, конечно, такое мнение о нем было вовсе не обоснованным. Его единственной материальной ценностью был портрет великой княжны Александры Павловны кисти Д.Г. Левицкого, который он сам нашел и отреставрировал (стоил портрет под 500 тысяч долларов). Савва его берег в приданое дочери Марфе. Но восставала душа, что такое сокровище лежит в шкафу, неведомое людям. Посоветовался с дочкой – Марфа не возражала остаться без приданого. Портрет они подарили Ярославскому музею.

Вместе с тем, Савву боялись. Была в нем какая-то истовость и непримиримость – за каждый храм, за каждую икону и картину он стоял насмерть. Он мог написать письмо Президенту, и на его письма откликались. Савва громил тех чиновников, которые уничтожали или препятствовали сохранению и развитию русской культуры – громил в печати и по телевидению, громил сплеча, не стесняясь в выражениях, не боясь вынести сор из избы.

Так, одно время в Абрамцеве директором был А. Пентковский, который разрушал Абрамцево, – Савве удалось снять его с работы. Ямщикову в свое время удалось снять с должности мэра города Суздаля, который разрушал и грабил древний город. Отстоял Ямщиков и Мемориальный музей-заповедник «Михайловское», где местные олигархи решили построить коттеджи: когда против директора Пушкинского музея-заповедник а состряпали уголовное дело, чтобы отстранить его и захватить землю, Савва защитил и доброе имя директора, и пушкинские пейзажи. А последним его делом стала подготовка Всероссийской конференции реставраторов во Пскове, посвященной спасению псковских памятников. Там Ямщиков и умер 19 июля 2009 года.

«Савва был истинным защитником русской культуры, русского искусства, наших традиций. Не в понимании традиции как бесконечного повторения пройденного, а в понимании развития принципов» , – говорил о Ямщикове известный актер, режиссер и писатель Василий Ливанов.

Сам же Савва любил повторять слова Евангелия: «Держите всегда свой светильник зажженным». Да, Ямщикову всю жизнь приходилось воевать – с грязью и копотью, губившими древние картины и иконы, с нерадивыми чиновниками и бюрократами, с собственными болезнями. Однако он был убежден: его жизнь удалась!

«Почему я так люблю выставки? – говорил Савва. — Потому что я работаю и живу для того, чтобы это все осталось людям. Когда я вижу на выставке, как люди смотрят на эти вещи, на этих иконных выставках, – для многих открывается новый мир. Одно дело – в музее. А на выставке – это все близко так. Мне радость доставляет, что эти шедевры находятся в надежных руках и, в конце концов, станут достоянием наших потомков. А что может быть лучше, чем-то, что ты знаешь, что дело твое – не напрасно» .

Литература:

1.​ Агишева Г. Реставратор всея Руси. Воспоминания о Савве Ямщикове. М.: НО ИЦ Москвоведение, 2010. – 448 с.

1.​ Савва Ямщиков. Числюсь по России. Док. фильм. Автор сценария Т. Басова. Режиссер А. Смирнов. 2009. http://www.youtu be.com/watch?v=t oi5gH6HQsc . Дата обращения: 01.10.2012.

1.​ Ямщиков С. Созидающие. М.: Русский мир, 2007. – 488 с.

1.​ Ямщиков С. Россия и бесы. Когда не стало Родины моей… М.: Эксмо, 2011. – 480 с.

1.​ Фото: Архив официального сайта факультета филологии и журналистики Иркутского государственного университета. 2009 г. http://www.slovo .isu.ru/news_arc hive_2009.html (дата обращения: 18.10.2012).

Работая всю жизнь художником-реставратором и одновременно занимаясь популяризацией этого редкого, сложного, интересного труда, я никогда раньше не тяготел к мемуарному жанру. В книгах, статьях, телепередачах рассказывал о свежих, только что состоявшихся открытиях, выставках, научных дискуссиях. Но, видно, всему своё время. Годы, а главное болезнь, на несколько лет прервавшая моё общение с миром, заставили сосредоточиться на прошедшем и по-новому вспомнить тех, с кем благодаря профессии художника-реставратора довелось работать, дружить, иногда – конфликтовать. Люди это были замечательные, уникальные. Правда, кому-то они сегодня покажутся странными чудаками, но я-то рассчитываю, что меня будут читать люди, заинтересованные тем делом, которому посвятили себя герои этой книги. Для них главным в жизни стало сохранение памятников, традиций народа, а значит – сбережение его памяти.

Пожалуй, нет такого места, связанного с развитием древнерусской архитектуры, иконописи, литературы, где бы я ни побывал. Причем побывал не наскоком. Многие месяцы и годы прошли в работе с иконами, русскими портретами XVII – XIX веков в музейных собраниях Вологды, Петрозаводска, Костромы, Ярославля, Ростова, Переславля Залесского, Смоленска… Трудясь реставратором, я обычно только треть года проводил в Москве, всё остальное время – экспедиции, походный быт, ночёвки в палатках, домах-вагончиках, а случалось, и в крестьянских избах. Теперь уже знаю точно, что лучшее время жизни прошло в деревне Ерснёво, в доме плотника Бориса Федоровича Елупова, любовно и как-то очень просто сохранявшего рукотворные жемчужины Кижей.

Там, в тихих деревнях и древних городах провинциальной России, я открывал для себя, какой он – подлинный патриотизм, и начинал постигать мудрую философию народной жизни.

Я, выросший в бараке на Павелецкой набережной, лишённый наставничества погибшего в войну отца, опекаемый бабушкой, ибо мама с утра до вечера трудилась, чтобы не умерли мы с братом с голоду, сам занимался своим образованием и устройством в жизни. Мне бесконечно повезло на встречи с уникальными людьми, начиная с университетских профессоров и кончая выдающимися спортсменами, сотрудниками провинциальных музеев, одарённейшими реставраторами, плотниками, сохранявшими сокровища Кижей, блестящими русскими офицерами, кинооператорами, писателями и просто одарёнными натурами.

В политической науке я не сильно подкован, с диаматом и истматом в университете не «дружил», хотя основные марксистские труды изучил. На веру принять их постулаты не мог, ибо я из старообрядцев и незаконно раскулаченных. Большинство родичей сгинуло вдали от родимых мест. Дед по матери сидел и умер в селе Шушенском. До сих пор храню его письма с обратным адресом, который ранее помечал на своих конвертах вождь революции. Всё, чем мне довелось заниматься в жизни – реставрация, искусствоведение, телевидение и пресса, – было не благодаря, а вопреки. Известную балерину спросили: как-то стимулировала ли её творчество закулисная борьба? Недолго думая, она ответила, что иногда травля заставляла мобилизоваться, но лучше бы грязных склок не было. А мне всё время приходилось собачиться с министерскими чиновниками и дураками, приставленными к нашему делу. Каждое открытие, выставка, каталог, альбом, книга давались с кровью. Некоторые полупрезрительно называли меня везунчиком. Если и везло мне в работе, то исключительно по воле Божией. Наряду с тупоголовыми начальниками, довелось мне в те времена встретить редкостных людей. Прежде всего университетские учителя помогли мальчишке из бараков найти своё место в науке, а значит, и в жизни. В. М. Василенко, В. И. Лазарев, В. В. Павлов, Е. А. Некрасова, В. В. Филатов не только открыли передо мной мир прекрасного, но и научили родное Отечество любить. А Николай Петрович Сычёв, отправленный на 20 лет в ГУЛАГ с поста директора Русского музея, ещё до революции входивший в золотую плеяду русских учёных, целых семь лет занимался со мною в маленькой квартирке на Чистых Прудах. Во Пскове его первый ученик Л. А. Творогов, прошедший с наставником каторжный путь, многие годы являл мне пример мужества и преданности любимому делу. Родившийся инвалидом, обречённый на неподвижность, он до 83 лет оставался героем, которому любой кадет из «Сибирского цирюльника» в ноги поклониться должен. Он создал во Пскове первую в мире библиотеку из библиотек: от рукописей XII века из Мирожского монастыря до книжных собраний Ганнибалов, Яхонтовых, Назимовых, Блоков и других псковских семей. Американские и английские слависты восторгались его немногочисленными статьями, а в местном музее, да и в Пушкинском Доме зачастую посмеивались над странным калекой, играющим на костылях в волейбол и кормящим из скудной получки десятки собак и стаи голубей. Во Пскове же встретил я Л. Н. Гумилёва, приехавшего к здешним кузнецам заказывать крест на могилу матери. Встретил, подружился и до последних дней талантливейшего ученого и замечательного человека окормлялся от щедрот его. А сколько мне богатств подарили годы общения с К. Я. Голейзовским – прекрасным художником, учеником М. А. Врубеля и В. А. Серова, основоположником современного балета, как его именуют мировые словари хореографии. В той эпохе было немало людей высокой культуры и истинной интеллигентности.

Реставрацией икон я занимался целых двадцать лет. Это были самые счастливые годы. Будучи человеком глубоко верующим, я никогда не перестану славить подвиги таких подвижников музейного и реставрационного дела, как семья Федышиных в Вологде, Л. А. Творогова и Ю. П. Спегальского во Пскове, П. Д. Барановского, Н. П. Сычёва, Н. Н. Померанцева, жизни не щадивших во имя спасения духовного наследия Отечества.

Когда говорят, что музеи отнимали у церквей иконы, мне больно: я-то знаю, что такое труд музейщика. За нищенскую зарплату в течение семи десятилетий именно музейщики сохраняли наше духовное наследие, и очень многие при этом рисковали не только своей свободой, но и жизнью в буквальном смысле слова. Вспомним Барановского, который за свои убеждения реставратора пошёл в тюрьму. Но не надо забывать, что и духовенство тоже страдало – и в тюрьмах, и в лагерях. И больно, когда пытаются противопоставлять сегодня труд одних и веру других.

Я родился в Москве, но, наверное, давно бы сошёл с круга, если бы не проводил большую часть времени во Пскове, Петрозаводске, Кижах. Что такое Москва? Это конгломерат. Была бы она заштатным тихим городом, если бы не деловые ярославцы да костромичи, которые ещё в позапрошлом веке приспособили её для себя. Провинция – это чистота духовной жизни, которая всегда питала меня.

Трагичность нашей демократической ситуации в том, что каждый лишь думает, как бы побольше урвать, – и в столицах это захватило всех, а провинция сопротивляется этому, российская глубинка осознала, что без заботы о культуре мы просто погибнем. Да, я всегда с особым удовольствием еду и в Вологду, и в Новгород, и в Кострому, и, конечно, в Ярославль. Это спасительные оазисы после Москвы. В Москве царят мразь и запустение. Да и в Петербурге то же самое. К счастью, это не коснулось пока провинции. Москва и Петербург усиленно разлагают культуру. Провинция ей – мать, а столица – мачеха.

Затворничество последних лет открыло мои глаза на друзей истинных и случайных, относившихся ко мне потребительски, а иногда под личиной приятельства таивших зависть и даже злобу. Бог им судья, но уже сейчас видно, во что превращаются нередко одаренные от природы люди, лавируя между правдой и ложью, попирая принципы порядочности и честности и забывая время от времени перечитывать провидческие страницы гоголевского «Портрета».

Истинных друзей осталось немного, но мал золотник, да дорог. Постоянно я ощущал заботу и внимание со стороны коллег по работе в Институте реставрации, да и служащих в других реставрационных учреждениях; ни на минуту не оставлял меня без внимания Валентин Лазуткин, один из тех, на ком держалось и держится отечественное телевидение. Трогательность и деликатность уроженца тёплой, благодатной Рязанщины помогала мне преодолевать тяжелые периоды полного отчаяния. Поддерживал меня своим сибирским духом и пониманием ситуации замечательный русский писатель Валентин Распутин, а его публицистические выступления и наши беседы о судьбах родной земли надолго отвлекали меня от повседневного уныния. Присылая книги с тёплыми автографами и советами, как надо лечиться травами, Виктор Петрович Астафьев не давал мне расслабляться и потерять веру в силу мужской дружбы. Очень переживал я, когда любимый писатель, пойдя на поводу своего не всегда уравновешенного характера и запальчивости, дал повод «демократической черни» записать его к себе в единомышленники, перессорить с товарищами по перу и даже проглотить наживку с ворованными премиальными от березовского «Триумфа». Знаю, как тяжело и больно стало его раскаяние, о котором он говорил своему постоянному собеседнику и младшему товарищу Валентину Курбатову. Описывал, как снится ему часто В. Г. Распутин и всё, что связано с прошлым писательским братством.

Так что этот мощнейший национальный генофонд, так активно уничтожавшийся большевиками, всё-таки успел проявить себя…» Савва Ямщиков

Ямщиков, Савелий Васильевич (08.10.1938, Москва, СССР — 19.07.2009 года, Псков, РФ) — русский реставратор, историк искусства, публицист, писатель. Окончил искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ.

После неудачной попытки устроиться в музеи Кремля, получил предложение от Филатова Виктора Васильевича начать свою трудовую деятельность во Всероссийском реставрационном центре в отделе реставрации иконописи. Так, с двадцати лет Савва Васильевич начал работать во Всероссийском реставрационном центре в отделе реставрации иконописи. (Центр находился в Марфо-Мариинской обители, основанной святой Елизаветой (великой княгиней Елизаветой Фёдоровной), построенной А. В. Щусевым и расписанной М. В. Нестеровым).

Большую часть своей жизни С. В. Ямщиков провёл в русской провинции, сначала занимаясь профилактическими реставрационными работами на произведениях иконописи, а затем, обследуя музейные запасники, составляя реставрационную «Опись произведений древнерусской живописи, хранящихся в музеях РСФСР» и отбирая иконы для восстановления в Москве.

За сорок с лишним лет Савве Ямщикову удалось возродить сотни произведений иконописи, уникальные собрания русских портретов XVIII—XIX вв. из различных музеев России, вернуть многие забытые имена замечательных художников. Организованные Ямщиковым выставки, на которых показывались новые открытия реставраторов, стали неотъемлемой частью отечественной культуры.

Кроме реставрационных выставок Ямщиков сумел в советское время познакомить современников с сокровищами частных коллекций Москвы и Ленинграда — от икон до лучших образцов авангардного искусства. Владельцы личных собраний избрали его председателем Клуба коллекционеров Советского фонда культуры. Издав десятки книг, альбомов, каталогов, опубликовав сотни статей и интервью в периодической печати, Савва Ямщиков много лет вёл постоянные рубрики на Центральном телевидении, снимал редкие сюжеты в различных городах России и за рубежом. Был консультантом А. Тарковского на съёмках фильма «Андрей Рублёв». Савва Ямщиков, один из тех людей, чьё имя ассоциируется в обществе с борьбой за сохранение русского культурного наследия. Он похоронен 22 июля 2009 года в Пушкинских Горах на городище Воронич, на кладбище у храма Георгия Победоносца.

САВВА ЯМЩИКОВ | ЕСЛИ РОССИЯ ЭТО ЖВАНЕЦКИЙ, ТО ЭТО НЕ МОЯ РОССИЯ *