Ключевые слова

ИСТОРИЧЕСКАЯ ХРОНИКА / РЕМАРКА / АВТОРСКАЯ ПОЗИЦИЯ / РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА / ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА / ЛЕКСИКА И СИНТАКСИС / HISTORICAL CHRONICLE / STAGE DIRECTION / AUTHOR"S POSITION / SPEECH CHARACTERISTICS / LANGUAGE MEANS / LEXIS AND SYNTAX

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы - Масленников Семён Владимирович

В статье рассматриваются структура, семантика и функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ремарки в современном языкознании недостаточно изучены. Ремарки (сценические указания) особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способствующих созданию его целостности. Ремарка обладает важными функционально-коммуникативными признаками, позволяющими определить достаточно жёсткие нормы в построении произведения. В исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» используется большое количество ремарок. Автор хроники часто создаёт ремарки к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Количество ремарок возрастает к финалу драматического произведения и увеличивается в массовых сценах, так как ремарки передают динамику событий, показывают развитие действия. Концентрация ремарок к репликам конкретного персонажа свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого героя драмы требуется «голос» автора. Ремарки в хронике Островского подразделяются на несколько типов и служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок раскрывается авторская позиция , создаётся текстовая модальность.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению, автор научной работы - Масленников Семён Владимирович

• Драматические хроники А. Н. Островского о самозванцах в оценке русской критики 1860-1870-х годов

  2017 / Ермолаева Нина Леонидовна

• Диалогические единства в исторических хрониках А. Н. Островского: структура - семантика - функционирование

• Ономастическое пространство в исторических произведениях А. Н. Островского

  2017 / Масленников Семён Владимирович

• А. Н. Островский: разрушение мизансцены (к проблеме авторской ремарки в драматических произведениях)

  2009 / Зорин Артем Николаевич

• Образ русского царя в исторической хронике А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»

  2014 / Новиков Антон Витальевич

• Первичный и вторичный текст: роль и функции ремарок в театре Сэмюэля Беккета

  2010 / Дубровина Светлана Николаевна

• Образ героя в драматических хрониках А. Ф. Писемского («Поручик Гладков») и А. Н. Островского («Тушино»)

  2016 / Ермолаева Нина Леонидовна

• «Минин» А. Н. Островского на перекрёстке мнений

  2016 / Овчинина Ирина Алексеевна

• Жанровая природа драматического этюда («Неожиданный случай А. Н. Островского)

  2012 / Чайкина Татьяна Васильевна

• Функции ремарок в драматургии Анемподиста Софронова

  2018 / Семенова Валентина Григорьевна

Functions of stage directions in the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky”

In the article, the structure, semantics and functions of stage directions in the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky” are considered. Stage directions in modern linguistics are insufficiently studied. Stage directions (scenic instructions) are a special type of the composite and stylistic units included into the text of drama work and along with monologues and cues of the characters, promoting creation of integrity of the play. The stage direction possesses the important functional and communicative signs allowing to define rather rigid norms in construction. In the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky”, what is used is a large number of stage directions. The author of the chronicle often creates stage directions for cues of those characters who play a major role in the subject line of work. The number of stage directions increases by the final of the drama work and especially in crowd scenes as stage directions transfer dynamics of events, show action development. Concentration of stage directions for cues of the specific character testifies that disclosure of the inner world of this character of the drama requires the author’s “voice”. Stage directions in Alexander Ostrovsky’s chronicle are subdivided into some types and serve to disclosure of images of characters, characterise drama action of the chronicle. By means of stage directions, the author’s position reveals, the text modality is created.

Текст научной работы на тему «Функции ремарок в исторической хронике А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»»

Функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»

УДК 821.161Г19’

Масленников Семён Владимирович

Костромской государственный университет имени Н.А. Некрасова

[email protected]

ФУНКЦИИ РЕМАРОК В ИСТОРИЧЕСКОЙ ХРОНИКЕ А.Н. ОСТРОВСКОГО «ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ»

В статье рассматриваются структура, семантика и функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ремарки в современном языкознании недостаточно изучены. Ремарки (сценические указания) - особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способствующих созданию его целостности. Ремарка обладает важными функционально-коммуникативными признаками, позволяющими определить достаточно жёсткие нормы в построении произведения. В исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» используется большое количество ремарок. Автор хроники часто создаёт ремарки к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Количество ремарок возрастает к финалу драматического произведения и увеличивается в массовых сценах, так как ремарки передают динамику событий, показывают развитие действия. Концентрация ремарок к репликам конкретного персонажа свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого героя драмы требуется «голос» автора. Ремарки в хронике Островского подразделяются на несколько типов и служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок раскрывается авторская позиция, создаётся текстовая модальность.

Ключевые слова: историческая хроника, ремарка, авторская позиция, речевая характеристика, языковые средства, лексика и синтаксис.

Ремарки в современной лингвистике изучены недостаточно. Назовём имена учёных, которые занимались изучением функций ремарок в драматических произведениях. Анализом семантических возможностей ремарок в лингвистическом аспекте посвящены диссертационные исследования К.К. Асановой, В.А. Безрукова, А.В. Хижняк, В.П. Ходуса, а также научные статьи, посвящённые некоторым аспектам бытования ремарки в художественном контексте (Е.К. Абрамовой, К.Ф. Баранова, М.Б. Борисовой, Н.С. Ганцовской, О.В. Гладышевой, П.С. Жуйковой, И.П. Зайцевой, Л.В. Ильичевой, И.Н. Левиной, Е.А. Покровской, Т.В. Седовой, Г.А. Устименко, М.Ю. Хватовой, Л.А. Шуваловой и других).

Среди литературоведческих работ разного характера, касающихся этой темы, выделяются исследования С.Д Балухатого, Т.Г. Ивлиевой, С.Н. Кузнецова, Н.К. Пиксанова, А.П. Скафтымова, В.В. Сперантова

С.В. Шервинского. Анализ формальных функций ремарок предложен в монографии немецкой исследовательницы Г.Х. Дамс, преимущественно на сценическом опыте основаны эссе С.В. Кржижановского «Театральная ремарка» и Б.В. Голубовского «Читайте ремарку!», есть ряд публикаций и наблюдений над частными ремарочными конструкциями в пьесах отдельных драматургов.

В нашем исследовании мы ориентируемся на определение и классификацию ремарок, которые приводятся в книге Н.А. Николиной «Филологический анализ текста» . Автор приводит систему ремарок и прослеживает их эволюцию, начиная от XVIII века и заканчивая XIX веком. Ремарки (сценические указания), по Н.А. Николиной, - особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способству-

ющих созданию его целостности. Основная функция ремарок - выражение интенций автора. Одновременно это средство передачи авторского голоса служит способом непосредственного воздействия на режиссёра, актёров и читателя драмы .

Основные типы ремарок сложились в русской драматургии XVIII - начала XIX вв. (под влиянием западноевропейской драматургии). В этот же период определились и их ведущие функциональнокоммуникативные признаки, позволяющие определить достаточно жёсткие нормы в построении ремарок. Перечислим эти нормы, характерные для драматических произведений XVIII-XIX вв.

1. Ремарки непосредственно выражают позицию «всеведущего» автора и коммуникативные намерения драматурга. Авторское сознание при этом максимально объективировано. В ремарках не употребляются формы 1-го и 2-го лица.

2. Время ремарки совпадает со временем сценической реализации явления (сцены) драмы (или его чтения). Несмотря на то, что ремарка может по длительности соотноситься с действием целой картины или акта, доминирующим для неё временем является настоящее, так называемое настоящее сценическое.

3. Локальное значение ремарки обусловлено характером сценического пространства и, как правило, им ограничено.

4. Ремарка представляет собой констатирующий текст. В ней, соответственно, не используются ни вопросительные, ни побудительные предложения. Ремарки избегают оценочных средств, средств выражения неопределённости и тропов, они нейтральны в стилистическом отношении.

5. Для ремарок характерна стандартизирован-ность построения и высокая степень повторяемости в них определённых речевых средств .

© Масленников С.В., 2015

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 6, 2015

ЯЗЫКОЗНАНИЕ

Ремарки в драме достаточно разнообразны по функции. Они моделируют художественное время и пространство произведения, указывают на:

Место или время действия: 19 июня 1605 года (здесь и далее приводятся примеры из пьесы А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»);

Действия героев или их интенции: даёт серебряную копейку юродивому;

Особенности поведения или психологического состояния персонажей в момент действия (интроспективные ремарки): в раздумье останавливаясь перед Осиновым;

Невербальную коммуникацию: пожимая плечами;

Адресата реплики: Дмитрий (Басманову);

Реплики в сторону, связанные с саморефлексией персонажа, принятием им решения и т. п.: Повар (сам с собою) .

Отметим, что в пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» содержится большое количество ремарок (160 единиц), которые представлены глаголами и глагольными формами, выражающими семантику процессуальности. Большую часть всех ремарок составляют ремарки-глаголы (46 единиц) и ремарки-деепричастия (32 единицы). Следовательно, мы видим, что в хронике больше динамики, чем статики.

Автор хроники часто использует ремарки лишь к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Например, ремарки чаще всего встречаются рядом с высказываниями Василия Шуйского, Дмитрия Самозванца, Калачника, Басманова. И читатель ощущает внимание автора к изображённым персонажам. Интересно, что количество ремарок возрастает к концу произведения и увеличивается в массовых сценах. Это можно объяснить тем, что ремарки придают произведению динамику, показывают развитие действия. Рассмотрим наиболее интересные ремарки, которые анализируются нами с учётом их взаимодействия с репликами персонажей.

Куракин (тихо Голицыну)

А Бельский все Ивана вспоминает;

Кому что мило, тот про то и грезит...

Масальский

(тихо Басманову)

А Шуйский все роднёй своей кичится.

Дмитрий Шуйский (тихо Василию Шуйскому)

Голицыным все воли

Недостаёт .

В данном эпизоде ремарки похожи по структуре: они содержат указание на адресата в сочетании

с наречием тихо. В этом отрывке бояре говорят о приходе к власти Дмитрия Самозванца, они боятся чем-то прогневить его, и поэтому разговаривают шепотом. Благодаря ремарке тихо в сцене создается особая, заговорщическая атмосфера.

Маржерет

Vive l’empereur!

(Солдатам.)

Ruft: «Hoch! vivat der Kaiser!»

Vivat! hoch! hoch!

Калачник

Заохали, собаки.

В народе смех .

Ремарка в народе смех показывает читателю ироничную реакцию народа на речь немцев, которая для русского человека похожа на лай собаки. Островский сумел изобразить речь немцев в виде звукоподражания. Слово собака имеет отрицательную коннотацию. Тем самым мы видим негативное отношение народа к иноземным интервентам.

Бельский

(берёт бердыш у немца)

Нельзя терпеть! Освободи нам руки,

И мы его на части разнесем!

Басманов

(берёт бердыш у другого)

Изменник тот, кто может равнодушно

В глазах царя такие речи слушать! <...>

Басманов

(занося бердыш)

Не изрыгай своих ругательств скверных,

А то убью!

Бельский

(занося бердыш)

Молчи! Ни слова больше! .

Эта сцена нам интересна тем, что повторяется ремарка берёт бердыш, которая объясняет действия героев. Бердыш - это широкий длинный топор с лезвием в виде полумесяца на длинном древке. Можно предположить, что бердыш в данной сцене является символом наказания и суда. Действие этой сцены происходит в палатах Дмитрия Самозванца, где он пытается осудить Осипова за организацию народного бунта. Басманов с Бельским, верные слуги Самозванца, с помощью бердышей пытаются запугать персонажа и хотят добиться признательных показаний. Следовательно, ремарка в данном контексте приобретает символичный смысл и добавляет сцене дополнительную эмоциональность.

Да вон бегут! Родную

К себе тащат.

Поляки с девушкой у ворот дома, где стоит Вишневецкий

Калачник

Денной разбой, робята!

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij- № 6, 2015

Функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»

На выручку! Работай чем попало.

Разбивают разножки, на которых ставят лотки, и обломками дерутся с поляками. Отбивают девушку.

Из ворот выходят люди Вишневецкого с ружьями.

Калачник

С пищалями?! Скликай народ, робята!

Вались, народ! Обидели поляки! .

В последней сцене происходит восстание народа и свержение Дмитрия Самозванца. Здесь преобладают массовые сцены, встречаются почти все ключевые персонажи и, чтобы точнее передать динамику, показать актёрам последовательность действий, Островский вводит большое количество ремарок, которые представляют собой целые предложения.

Таким образом, количество ремарок, сопровождающих монологи и реплики персонажей, связано с образами персонажей, на которых Островский хотел обратить внимание читателя и зрителя. Например, много ремарок в монологах Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского, в то время как реплики других персонажей оформляются минимальным количеством ремарок. Ремарки, вводящие реплики Самозванца и Василия Шуйского или указывающие на их действия, разнообразны по лексическому наполнению, называют различных адресатов речи или отмечают факт самоадресации, подчёркивают быструю смену эмоций героев. Концентрация ремарок, вводящих или сопровождающих речь определённых героев, свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого персонажа драмы требуется «голос» автора. Как показало наше исследование, ремарки в хронике А.Н. Островского подразделяются на не-

сколько типов, которые выполняют в произведении различные функции. Прежде всего, они служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок выражается авторская позиция, создаётся текстовая модальность.

Библиографический список

2. Николина Н.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 256 с.

3. Островский А.Н. Полное собрание сочинений: в 12 т. - М.: Искусство, 1973.

4. Островский А.Н. Энциклопедия / гл. ред. [и сост.] И.А. Овчинина. - Кострома: Костромаиз-дат; Шуя: Изд-во ФГБОУ ВПО «ТТТГПУ», 2012. -660 с.

5. Пиксанов Н.К. Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума» // Грибоедов А.С. Горе от ума. - М.: Наука, 1987. - 478 с.

6. Скафтымов А.П. К вопросу о принципах построения пьес А.П. Чехова // Чехов А.П. Три сестры: пьесы. - СПб.: Азбука-Классика, 2008. -544 с.

7. Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. - М.: Альта-Принт, 2008. - 512 с.

8. Фокина М.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2013. - 140 с.

9. Ходус В.П. Ремарка в драматургическом тексте А.П. Чехова: стереотипичность и новые модели // Изменяющийся языковой мир: тезисы докладов междунар. науч. конф. - Пермь, 2001. - С. 34-36.

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 6, 2015

Коммерсант , 6 марта 2007 года

В Малом театру наступило смутное время

Малый театр показал премьеру спектакля по полузабытой исторической хронике Островского "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский". Самозванец показался РОМАНУ ДОЛЖАНСКОМУ лучом света в темном царстве.

Хронику Александра Николаевича Островского на сцене Малого театра не ставили сто лет, да и на других сценах не то чтобы затаскали до неприличия. Это тот самый случай, когда не воскликнуть "Куда ж все смотрели!" хочется, а переспросить театр: может, есть какая причина, что не рвался народ к этой пьесе? Может, не все, что из-под пера гения вышло, стоит тревожить? Правда, сам Александр Николаевич свое сочинение оценил высоко, но была у него такая простительная слабость: каждую новую пьесу объявлять едва ли не лучшей своей.

"Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский" своего рода сиквел "Бориса Годунова", по структуре напоминающий трагедию Пушкина. Хроника начинается после смерти Годунова и описывает недолгое царствование царя Дмитрия, вошедшего в историю с приставкой "лже": завоевание Москвы, интриги бояр, приезд поляков и Марины Мнишек, осуждение Василия Шуйского, его возвращение и избрание на царство после гибели самозванца.

Не лучшую, мягко говоря, пьесу Островского в Малом поставил Владимир Драгунов. Режиссура его, по правде говоря, не стоит бумаги, на которой может быть описана: эти выходят справа, те выходят слева, в тревожные моменты включается тревожная музыка, эмоции передаются голосовыми модуляциями, актеры обряжены в приблизительно исторические костюмы. Кажется, художник Лариса Ломакина пыталась задать своим оформлением спектаклю некую степень отстранения – это система подъемных концертных занавесов, имитирующих полуобгоревшие рисунки с видами Москвы. Но на сцене согласья нет, и играют актеры так, как играли бы они, должно быть, на пустой сцене или среди тонн натуральных декораций. В общем, перед нами типичная лжеакадемическая продукция, отмеченная признаками глухоты и разлада театра с жизнью.

Есть, впрочем, одно любопытное обстоятельство. Оно касается контраста между протагонистом, Дмитрием Самозванцем, и Василием Шуйским. Известно, что Дмитрий у Островского поначалу предстал едва ли не положительным героем – реформатором, довольно-таки милосердным человеком, пытавшимся сделать доставшееся ему государство более рациональным и современным. Потом, правда, автор образ царя подправил. Но и в нынешней редакции Малого театра Дмитрий выглядит гораздо более привлекательным персонажем, нежели полукарикатурные бояре-интриганы, которые сначала ему присягнули, а потом убили. Можно сказать, что польский ставленник в нынешнем спектакле иллюстрирует довольно популярную историческую теорию, состоящую в том, что царствование Дмитрия стало упущенным Россией шансом пойти по европейскому пути развития.

Не думаю, что таков был замысел режиссера. Судя по его высказываниям, помещенным в программке, симпатии постановщика на стороне Шуйского, да и странно бы, наверное, на патриотических подмостках ожидать такую ересь, как сочувствие к иноземцу. Конфликт главных героев заключен не столько в поступках, сколько в манере исполнения и сценических рисунках. Борис Невзоров под руководством Владимира Драгунова делает все, чтобы вызвать единение зрителя с Василием Шуйским, личностью, по свидетельству историков, во всех смыслах малопривлекательной. Кряжистый, основательный Шуйский силен своей былинной мощью. Господин Невзоров громогласен, нетороплив, он пафосно и проникновенно страдает на авансцене, мало меняется от сцены к сцене, даже после плахи, на которую его уложили, прежде чем зачитать указ о помиловании, а в финале многозначительно бродит по сцене, видимо, изображая тягостные думы о судьбе государства.

Глебу Подгородинскому, играющему Дмитрия, таких театральных безобразий не поручено. Актер он весьма одаренный – очень подвижный, техничный, самостоятельный, современный. И роль свою делает не по законам картонного балагана, а с нервом и живым глазом. Так что и персонаж его становится симпатичен: он и нраву вроде нековарного, и выглядит по-человечески, и государству хочет хорошего.

Кстати, о российских нравах. Поскольку вашего обозревателя в Малый театр никогда не приглашают (видимо, критику мою считают несправедливой, таковой же сочтут и написанное выше), я обычно покупаю на премьеры в Дом Островского билетик. Так получилось, что на "Самозванца..." я опаздывал, вбежал в театр буквально с третьим звонком, сразу к окошечку кассы, и кассирша предлагает оставшийся одиночный билет. Называет цену – тысяча рублей. Недешево, но делать нечего, рецензию писать надо, так что сунул в окошко купюру, схватил билет и побежал на свое место. Потом, уже поздно вечером, взялся рассматривать от нечего делать билет: ба-а, да на нем цены вообще нет, а внизу видны следы надпечатки "бесплатно", неаккуратно отрезанной ножницами. А продали мне его, подчеркиваю, в кассе театра – национального достояния. Эх, батюшка-самозванец, где ты...

Новые известия, 6 марта 2007 года

Ольга Егошина

Смутная пьеса

В Малом театре показали еще одного царя

На сцене Малого театра состоялась премьера драматической хроники Александра Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Спектакль продолжает «историко-бытовую» репертуарную линию театра, в афише которого стоят пьесы «Царь Иоанн Грозный», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис», «Царь Петр и Алексей».

Закончив в 1866 году хронику «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», еще не остыв от работы, Александр Островский писал Некрасову: «Хорошо или дурно я написал, я не знаю, но, во всяком случае, это составит эпоху в моей жизни, с которой начнется новая деятельность; все доселе мною написанное были только попытки, а это, повторяю опять, дурно или хорошо написанное, – произведение решительное». Относительно достоинств хроники Островский сомневался зря: тщательно выписанный широкий исторический фон (недаром драматург столько времени потратил на изучение летописей), прекрасную роль Самозванца, – все это написано явно «хорошо». Относительно места этой пьесы в своем драматическом наследии Островский решительно ошибался: редко ставящаяся пьеса отнюдь не вошла в его «золотой канон».

«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» редко появляется на сцене, и история ее постановок небогата удачами. Похоже, что и в этот раз, выбирая пьесу, театр руководствовался не столько ее достоинствами, сколько потребностями репертуара. Малый театр – один из немногих сегодняшних театров, применительно к которым можно говорить о «строительстве» репертуара, о выверенной на века репертуарной линии. Малый настаивает на своей верности автору. Во времена, когда за «верностью букве» следили райкомы, настойчивость руководства старейшего театра Москвы вызывала недоумение. Сейчас, чем больше вокруг свободы и даже легкомыслия в обращении с классическим текстом, тем больше уважения вызывает Малый театр, продолжающий блюсти авторское право. В каком-то смысле он дает нашей беспорядочной жизни ощущение неизменности (хотя бы в одном отдельно взятом месте). В Англии встречаются магазины, сохраняющие ассортимент XVIII века (натуральную ваксу для сапог и фиксатуары для усов). Малый театр сохраняет в неизменности не только принципы, но и прихоти.

150 лет назад Островский страдал от скаредности дирекции, которая решительно не желала тратиться на историческую пьесу, предпочитая использовать декорации «из подбора». Сегодняшние декорации и костюмы «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» наверняка созданы художником Ларисой Ломакиной именно для этой постановки, но кажутся взятыми напрокат. На сцене деревянный помост и развешенные полотнища с архитектурными чертежами (как бы чуть опаленными по краям). Играть в этом антураже можно что угодно, но художественной энергии и смысла из него извлечь не удается.

Шаблонны мизансцены режиссера Владимира Драгунова; знакомы интонации актеров, правильные, но взятые как бы из общего драматического подбора. Наконец, не очень точен сам выбор исполнителей. Трудно поверить, что Василий Шуйский, каким его играет Борис Невзоров, способен на планомерную интригу – слишком благороден, распахнут и горяч. Еще труднее поверить в безоглядную страсть Дмитрия Самозванца – Глеба Подгородинского к Марине Мнишек – Елене Харитоновой, которая больше подходит ему в тетушки, чем в невесты (обыкновение Малого театра давать роли невест заслуженным актрисам временами мешает).

Но не замутненный решениями постановщика и талантами актеров, текст Островского, что называется, «цепляет» публику. Трагические перипетии родной истории, характеры времен Смуты, столкновения России и Запада – все это находит отклик в удивительно восприимчивом зрительном зале.

Не став художественным событием, новая постановка органически вписалась в репертуарную линию. И, ей-богу, когда театр строится как цельность, качество отдельного кирпича-спектакля не столь важно, как его вписанность в целое. Когда-то, 150 лет назад рецензенты острили, что московским гимназистам можно учить историю по афише Малого театра. Сейчас просветительский пафос не кажется предметом шуток, а цель «научить родной истории» представляется вполне достойной.

Культура , 15 марта 2007 года

Ирина Алпатова

Куш подан

"Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский". Малый театр

Под кушем, разумеется, следует понимать российский престол, который уж столько веков подряд манил государей званых и самозваных, коренных и иноземных, достойных и не вполне. Бесконечная царственная история в Малом театре полнится год от года. Иван Грозный и Федор Иоаннович, царь Борис, император Петр с царевичем Алексеем и даже в перестроечные времена последний русский самодержец Николай II - все появлялись на этой сцене. Теперь вот настал черед "Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского".

Эта пьеса Островского - из малоизвестных, даже в том театре, который Домом Островского привыкли именовать. В столице (да, вероятно, и не только) она не ставилась лет сто. С одной стороны, понятно - "драматическая хроника" длинна, тяжеловесна и местами очень высокопарна, хотя все эти приметы - законные спутницы жанра. С другой - ее сегодняшнее появление именно на этих подмостках вполне объяснимо. Островский и здесь остается хорошим психологом, пытающимся вывести всеобщие законы вечной российской смуты и человеческого к ней приспособления. Исторические нюансы, конечно, важны, но не они все определяют. Более того, кажется, что именно люди все эти акценты расставляют - по своему желанию и разумению.

Быть может, поэтому на сцене Малого на сей раз не стали выстраивать роскошных бытоподобных интерьеров. Наоборот, все очень скупо и создает обманчивый образ исторического далека. Художник Лариса Ломакина все эти соборы, колокольни, палаты словно бы нашла на страницах старинных рукописных книг, чудом уцелевших в многочисленных московских пожарах. Обгоревшие страницы, то и дело сменяя друг друга, зависают над сценой, обозначая место действия - и условное, и вполне определенное, где доминирует все же главное - русская площадь для народных бунтов и царственных откровений с непременным Лобным местом.

Режиссер Владимир Драгунов тоже не пренебрегал историческими обстоятельствами Смутного времени, он все же попытался сделать спектакль о вечно повторяющихся приметах "дворцовых переворотов" всех времен и эпох. Где народ, слышащий "звон" речей властителей, поначалу бунтует бессмысленно и беспощадно, а потом, как водится, безмолвствует. Где реальные и потенциальные государи и их свита льстят, подстрекают, лицемерно каются и изредка пытаются разобраться в самих себе. Где престол - вожделенная игрушка, с которой они порой не знают что делать, игрушка смертельно опасная.

Дмитрий Самозванец - Глеб Подгородинский и Василий Шуйский - Борис Невзоров в спектакле Драгунова не столько противостоят друг другу, сколько существуют параллельно, но в одной ситуации - жажде престола. Первому он уже достался: Самозванец - Подгородинский является "народу" на сцене и в зале в шапке Мономаха и с прочими атрибутами власти. Он молод и резв, отчасти хитер, но более простодушен, несмотря на "иезуитскую" подоплеку. Этакий "младореформатор", вторящий просвещенной Европе лишь потому, что платья там более удобны, обычаи свободнее и музыка не столь заунывна. Готовый в силу молодости лет все бросить к ногам обожаемой Марины Мнишек (Елена Харитонова), чьи властные аппетиты растут час от часу. Впрочем, этот Самозванец не чужд благородства и юношеского романтизма в желании "познать самого себя", разгадать загадки темного прошлого и понять собственное предназначение. Но в его виртуозной игре с мнимой матерью, царицей Марфой (Татьяна Лебедева), уже явно ощущается не только желание, но и умение идти к цели любым путем.

Шуйский - Невзоров по силе духа и опыту властных интриг - не чета юному Дмитрию. Несмотря на боярский сан, этот Василий Иванович - крепкий русский мужик, с обманчиво-демократичной простотой, но умеющий просчитывать все на сто ходов вперед. Впрочем, некая героизация следующего российского самодержца здесь все же случилась, хотя ни намека на оперную ходульность в игре Невзорова нет. Но все эти красиво оформленные световыми перепадами и торжественной музыкальной "атмосферой" (композитор Григорий Гоберник) его монологи в зал дело свое делают. И эта постановочная публичность внутренних монологов, быть может, и придает им оттенок декларативности - не в манере исполнения, но в форме подачи. Хотя Шуйский - Невзоров остается столь искренним и темпераментным, что зал, и без того весь спектакль благоговейно внимающий происходящему, тут же взрывается аплодисментами.

Публика Малого вообще по-хорошему удивляет своей самопроизвольной "отобранностью" и пониманием того, куда и на что идет. Своим вниманием и уважением к тому, что происходит на сцене. Это, если судить по контрасту со многими другими представлениями на иных сценах, Малый театр, несмотря на все перипетии времен и смену сценических стилей, упрямо сохраняет свою серьезную традиционность и ни в каких оправданиях не нуждается. Хотя вот этот полный контакт со своим зрителем таким оправданием может и послужить. Ну должен же кто-то в конце концов сохранять стабильность в нестабильном мире. Пусть это не всем по вкусу, но каждому - свое. К тому же в Малом актеры, особенно старшего поколения, уже непроизвольно сбиваются в ансамбль, где каждый и солирует (Борис Клюев - Голицын, Владимир Сафронов - Татищев, Владимир Боген - Басманов, Владимир Носик - Мстиславский, и другие), и общую мелодию тем самым только утверждает.

Финал же государевых амбиций Шуйского предрешен и историей, и Островским, и режиссером. Несмотря на видимость "доброго" и "мудрого" царя, артистом всячески обоснованную, он в этой ситуации - один из многих престолодержателей, век которых короток и бесславен. Режиссер выпускает Шуйского - Невзорова на пустую и оголившуюся сцену, лишь подсвеченную кровавыми отсветами, и словно бы готов вновь дать ему слово. Но Шуйский обреченно молчит в этой жутковатой пустоте. И это молчание куда красноречивее многих пламенных монологов.

Итоги , 12 марта 2007 года

Елена Сизенко

Шапки долой!..

Малый театр обратился к хроникам Александра Островского

Уверена, многие зрители не без опаски шли на премьеру драматической хроники Островского "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский": опять эти обязательные в историческом спектакле боярские шапки да поклоны, кафтаны и накладные бороды. Словом, живые картины, ряженые. А тут еще белый, как бы "былинный" стихЙ Режиссер спектакля Владимир Драгунов, кажется, предугадал эти тревожные предчувствия и постарался как мог преодолеть сложившийся "декоративный" канон. Ставку сделал на подчеркнутый аскетизм, суховатую графичность. События Смутного времени 1605-1606 годов, нашествие иноземцев, противостояние Самозванца и Шуйского, ожесточенная борьба за власть разных боярских партий - все это разворачивается на пустом планшете сцены при неярком, колеблющемся пламени свечи на фоне монохромных подъемных занавесов, напоминающих обгоревшие рисунки-чертежи соборов, кремлевских палат (художник Лариса Ломакина). Да и в костюмах историзм весьма условен. Не говоря уж о том, что роскошным клееным бородам, равно как парикам и всяческим толщинкам, дали здесь заслуженную отставку. Режиссер увлечен иным. И зрителя пытается увлечь то исследованием изощренных тогдашних политтехнологий, то вполне идеологическим диспутом. О чем? О прошлом и будущем страны, о "западничестве" и "славянофильстве". Получается? Иногда да. И тогда зал, удивляясь актуальности происходящего, живо реагирует на реплики, будто взятые из вчерашней газеты. Речь идет о самозванстве - очень типичном российском явлении, а еще о вине бояр перед народом, о вывозе чужестранцами русской казны за рубеж. В общем, пальцев не хватит загибать. Но главным становится, конечно, размышление о сути российской государственности, о печальной цикличности в ее развитии, когда падение в хаос неизбежно сменяется появлением нового тирана, и так до бесконечности. Пушкинская в сущности мысль.

Любопытно, скажете вы, но как это сценически выражено? Не в форме же настоящего диспута? Конечно нет. В лучшие моменты появляются очертания пусть не выдающегося, но серьезного драматического спектакля, искреннего в своем желании дойти до основанья, до корней того, что с нами происходит уж которое столетие. Другое дело, что без плакатности и шаблона здесь тоже не обошлось. Но винить в этом хочется не только режиссера, но и пьесу, не самую, прямо скажем, удачную у классика. (Недаром же ее не тревожили в театре больше ста лет.) Актерам приходится героически преодолевать схематизм характеров и ситуаций. Кто-то прокалывается на первой же фразе и тогда начинает привычно хвататься за штампы: ломать в руках по-холопски шапку, рвать на груди рубашку или, как Марина Мнишек (Елена Харитонова), изображать великосветскую спесь. А кому-то удается-таки сойти с голосовых и прочих "котурн". Особенно это относится к Глебу Подгородинскому. В его Самозванца хочется вглядываться, так он точен, современен в интонациях, каждом жесте. Обаятелен, незауряден и, что самое интересное в трактовке актера, явно желает добра России. А вот Борису Невзорову (Василий Шуйский), видимо, еще не все понятно в роли. И поэтому тянет представить своего государственника просто кряжистым, эпическим "надежей-государем"... Словом, поразительная вещь, но сыграть какую-нибудь шекспировскую хронику нам порой много проще, нежели свою, родимую. Может, нужно чуть больше отстранения?

Язык оригинала: Дата написания: Дата первой публикации:

«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» - пьеса (собственно, «драматическая хроника в двух частях») Александра Островского . Написана в 1866 году .

История написания

Островский приступил к работе над «Дмитрием Самозванцем…» в начале февраля 1866 года . Как свидетельствует сам Островский, «Дмитрий Самозванец…» - «плод пятнадцатилетней опытности и долговременного изучения источников».

Завершив работу над хроникой для печати, Островский приступил к созданию сценического варианта пьесы. Разночтения между текстом для печати и для сцены весьма значительны.

Действующие лица

сцена первая

• Князь Василий Иванович Шуйский .
• Князь Дмитрий Иванович Шуйский .
• Тимофей Осипов, дьяк из приказа.
• Федор Конёв, купец московский.
• Иван, калачник.
• Афоня, юродивый.
• Московский, новгородские, псковские купцы; подьячие, попы безместные, странники, мелочные торговцы, разносчики и крестьяне.

сцена вторая

• Дмитрий Иванович , самозванец.
• Шуйский, князь Василий Иванович.
• Шуйский, князь Дмитрий Иванович.
• Куракин, князь Иван Семёнович.
• Рубец-Mасальский, князь Василий Михайлович,
• Ян Бучинский , секретарь Дмитрия.
• Яков Маржерет , капитан немецкой роты.
• Корела, донской атаман.
• Куцька, запорожский атаман.
• Савицкий, иезуит.
• Конёв.
• Калачник.

• Десятские, венгры, поляки, запорожцы, казаки, татары, немцы, польские латники, бояре, дворяне, купцы, стрельцы и всякий народ обоего пола.

Напишите отзыв о статье "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский

– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?

По изд. А. Н. Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ. ред. Г. И. Владыкина, А. И. Ревякина, В. А. Филиппова. -- М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1960. -- Том 5. -- Комментарии Н. С. Гродской. OCR: Piter. А. Н. Островский ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ (1866) Драматическая хроника в двух частях I СЦЕНА ПЕРВАЯ ЛИЦА: Князь Василий Иванович Шуйский. Князь Дмитрий Иванович Шуйский. Тимофей Осипов, дьяк из приказа. Федор Конёв, купец московский. Иван, калачник. Афоня, юродивый. Московский, новгородские, псковские купцы; подьячие, попы безместные, странники, мелочные торговцы, разносчики и крестьяне.

Сени в доме Василия Шуйского.

Купцы и подьячие сидят на лавках; простой народ -- на полу.

1-й купец московский

Привел господь! Царевич прирожденный На дедовских и отческих престолах И на своих на всех великих царствах Воссел опять и утвердился...

2-й купец московский

Чудо Великое свершилось! Божий промысл Изменников достойно покарал И сохранил лепорожденну отрасль От племени царей благочестивых.

Подьячий

Вот праздник-то! Такого не видала Москва давно. В нарядах береженых, С сияющим на лицах торжеством, Идет народ веселыми стопами В предшествии хоругвей и икон...

(Тихо.)

Антихриста встречать!

1-й крестьянин

2-й крестьянин

Пора-то вольная, в полях убрались, Посеяли, а сенокос не вдруг... Ну и сошлись...

3-й крестьянин

И все-то, братцы, рады И веселы! Веселие такое, Что об святой, в великий день Христов.

Греха-то что! Греха-то что!

Подьячий

Болтали, Что в Угличе царевича убили, И верили тогда; а вот он с нами! И, значит, Бог его соблюл для нас.

1-й крестьянин

Была молва, и прежде толковали, Что Дмитрий, Углицкий царевич, жив...

Купец новгородский

В Москве молва, а в городах подавно...

Подьячий

И чуда нет, и нечему дивиться, Что сохранил его Господь живого.

1-й купец московский

Никто тому и не дивится -- знают, Что Господу возможно все: он может И мертвого из гроба воскресить.

Крестьянин

Само собой!

Странник

Уж если Бог захочет, Так сделает.

Крестьянин

Ну, что и говорить!

1-й купец московский

(новгородскому)

И веришь ли, когда пришли к нам вести Про смерть царевича, рыданье слезно По всей Москве пошло; заговорили, Что легче нам опять царя Ивана Мучительство, чем вовсе сиротать Без царского потомства; хоть и жутко Бывало нам, а все-таки мы знали, Что он -- царева отрасль, не холопья... И вот опять потомство Мономаха На грозный стол родительский вступает!

Веселие духовное и радость Вселенская...

Ну, радость не велика Под клятвой жить! Святителя проклятье Лежит на нас и чадах. Мы давно ли Предстателя пред богом, патриарха, Во время службы, в полном облаченье, Свели с амвона, рубищем одели, По улицам позорно волокли?! И поднял он на нас свою десницу, И проклял всю Москву и в ней живущих, И, точно камнем. придавил нам души Проклятием... Дела и мысли наши, Утробы все проклятием покрыты; Молитвы наши к Богу не доходят...

Подьячий

Ты не болтал бы громко при народе, А то как раз в застенок попадешь.

Молчание.

1-й крестьянин

Ахти, грехи! Ох, Господи помилуй!

2-й крестьянин

Хоть пожевать чего бы, скуки ради.

3-й крестьянин

Вон у него за пазухой отдулось... Что у тебя: мошна али коврига?

1-й крестьянин

Моя мошна-то по людям пошла, Да и домой нейдет.

2-й крестьянин

Ты, видно, тоже Бессребреник?

1-й крестьянин

Наг золота не копит! Краюха есть в запасе, часом с квасом, А то и так. С утра пошел из дома, А брюхо -- враг -- вчерашнего не помнит.

2-й крестьянин

Тащи ее, ломай да нам давай! Поделимся!

Не о единем хлебе...

Да тише вы!

Подьячий

Вот дурья-то порода! В боярские хоромы затесался, Сидит, как гость; кадык-то свой распустит, И не уймешь; не мимо говорится: "Ты посади свинью..."

1-й крестьянин

Ты не гневися! Мы замолчим: робята, жуйте тише!

Молчание.

2-й крестьянин

Чем так сидеть, давай перебуваться.

Да что вы, в хлев зашли?!

Подьячий

Позвать холопей Да вытолкать вас в шею за ворота.

Входят калачник и юродивый.

Калачник

Судьям, дьякам и вам, отцы честные, Гостям-купцам и прочему народу -- До матери сырой земли поклон.

(Садится на пол.)

Убогонький, садись со мной рядком!

Юродивый

Антихриста боюсь!

А разве скоро, Афоня, ждать его?

Юродивый

Пришел нежданный!

1-й купец московский

Не надивлюсь! Боярин, князь Василий Иванович, людей торговых лучших Равняет с площадными торгашами; Идет к нему и умный и безумный, И скоморох и думный дворянин.

Калачник

Да ты зачем к боярину-то ходишь? Ума занять?.. А я своим торгую По мелочи. Эх, бороды большие, Вы рады бы простой народ заесть, Да воли нет!

Мелочной торговец

(калачнику)

Куда тебя носило? Ни по торгам, ни в лавках не видать...

Калачник

Я в Туле был.

Мелочной торговец

Зачем?

Калачник

Хотел в казаки...

Юродивый

Казак -- поляк!

Калачник

Полякам да казакам Житье пришло, Афоня; царь Димитрий Вперед бояр к руке их допущает. Бояр казаки чуть не бьют...

Юродивый

Боярин -- Татарин!

Калачник

Что за диво, что бояре -- Татаровья: царем татарин был!

1-й купец московский

Что было, то прошло! Теперь Димитрий Иванович, царевич благоверный От племени Владимира святого...

Юродивый

В могилке Дмитрий!

Подьячий

Мы тебе, блаженный, И руки свяжем, да и рот замажем...

Калачник

Он простенький, с него взыскать нельзя.

(дает серебряную копейку юродивому)

Блаженный, на копеечку! Молися О грешных нас!

Мелочной торговец

(калачнику)

Ты говорил, в казаки...

Калачник

Охотой шел; да не горазд, сказали...

Мелочной торговец

Чего ж не стало?

Калачник

Воровать не ловок! Чем воровать, так лучше торговать Я золотыми, угорскими стану. Цена теперь хорошая на них: Нужда пришла царю нести в подарок.

1-й купец московский

А калачами полно?

Калачник

Пользы мало. Вот накупи ты польских кунтушей, Так наживешь, товар не залежится!.. Идет молва, что князь Рубец-Масальский, Петр Федорыч Басманов и другие Хотят свои боярские кафтаны На кунтуши сменять...

Подьячий

Язык-то длинно Ты распустил, держал бы покороче.

Входят Осипов и дворецкий.

Так не бывал?

Дворецкий

Всё там еще покуда, В Коломенском стану, у государя.

А скоро быть, ты чаешь?

Дворецкий

Да пора бы; Ты погляди, его боярску милость Народу сколько ждет -- скопились.

ПС что?

Дворецкий

Наехали из Новгорода, Пскова Посадские царевича встречать, Московские торговцы площадные, Крестьянишки из ближних деревень, Попы без мест, дьячишки из приказов, Убогие и всякие сироты, И деловой и шлющийся народ. Не всякий видел очи государя Димитрия Иваныча, так лестно У нашего боярина проведать Про царское здоровье; не слыхать ли Про милости какие для народа... Не обессудь! Шум некакий в воротах, Так побежать... Все как-то не на месте Душонка-то холопская; все мнится, Что вот наедет... Обожди часок.

(Уходит.)

(у окна)