Найдена раритетная коллекция реально существовавшего Плюшкина, судьбу которого Гоголь напророчил в «Мёртвых душах. Накопление — единственная жизненная цель Плюшкина Плюшкин произведение

Вий в свободном переложении Плюшкина

Часть первая http://www.youtube.com/watch?v=K-2z6g4cy_0
Можно прослушать в исполнении автора

Глава 15

Переезд на съёмную квартиру не занял много времени, потому, что перевозить-то собственно было и нечего. Весь скарб состоял из видавшего виды холодильника, обклеенного со всех сторон фантиками от конфет, такого же старого скрипучего дивана с просаленными подлокотниками, стола времён Сталина, достаточно большого и устойчивого, стиральной машинки «Ока» и магнитолы, тоже старой и скрипучей. Замыкал весь этот хлам огромный тяжеленный шифоньер, выполненный старым мастером по спец заказу. Ещё было несколько вязанок книг по медицине и каких- то закрытых мешков со шмотками и кухонной утварью. Правда детская мебель радовала глаз.
Мой тёзка свои игрушки переносил сам. Он был не по-детски серьёзным и казался от этого не по годам развитым. К взрослым обращался исключительно на Вы и был весьма с ними почтительным. Его сестра же проявляла свои незаурядные способности организатора, чувствовалась школьная закалка молодёжного активиста.
Из помощников были кроме меня ещё трое, это её муж, Олина подруга и друг. В первую очередь меня интересовал Владимир, муж Людмилы. Когда мы с ним работали на пару с тяжёлой мебелью, он показался мне вполне адекватным мужиком с покладистым характером и без инициативной натурой. Даже, когда решение, как развернуть мебель, для того, что бы поместить её в проём двери казалось очевидным, он смотрел на меня отрешённым взглядом и ждал команды. Был он, кроме всего прочего, весьма замкнут и за всё время погрузки только и бормотал:
-Людмила, ты это…,ты прости меня…, я…это…
А далее разобрать его бред не представлялось возможным. Обратил внимание и на одежду. В такой я хожу только за грибами и на рыбалку. Сама Людмила практически с мужем не общалась. Она даже не называла его по имени.
-Да уж…,-и эта, произнесённая мной вслух фраза, заставила Володьку на мгновение выйти из коматозного состояния и изречь:
-Ты это…Ты Людку не знаешь…Она баба что надо…
Потом каматозник опять забубнил, и я постарался не забивать свою голову его чушью. У меня своей чуши на тот момент хватало на двоих.
Тем временем, двое одноклассников, молодой человек и девушка, по-молодецки бегали по лестнице с не тяжёлыми сумками и пакетами в руках, при этом от любого сказанного друг другу слова истерически заливались гортанным смехом.
Оля краснела за них и оправдывалась:
-Не люблю я этих малолеток…Вечно их пробивает на ха-ха…
Её слова до меня дошли не сразу, но чуть позже я понял, что она имела ввиду. Молодым людям было по 17 лет. Такой романтический влюбчивый возраст… Позже, когда неполная семья въехала в новую квартиру и мы с Людмилой периодически в тайне от детей начали встречаться, случилось вот что…
Как обычно, созвонился с Людмилой на предмет встречи, та сказала, что задержится на работе, но пригласила всё равно к себе, потому, что дверь сможет открыть дочка. И мне предлагалось подождать.
Звонок разбудил дремавшую кошку, она соскочила с дивана, на котором спала Ольга и опережая хозяйку помчалась помогать отрывать входную дверь. Едва переступил через порог, как оказался в объятиях девчонки, которая после поцелуя в щёку тут же нашлась:
-Это не по настоящему, так можно…
Я опешил…Оля опередила меня с ответом на незаданный вопрос:
-У меня все друзья взрослые…Такие как Вы…А некоторые и покруче….
-А что так?-поинтересовался я.
И выяснилось, что Людмилина дочь уже с 14 лет начала жить как взрослая. Она встречалась с парнем, которому месяц назад исполнилось 26. Они расстались. От этого она не стала старше. Всё те же подростковые манеры и разговоры.
Пригласила на кухню и принялась готовить. Сидел напротив неё и думал:
-Какая помощница подрастает у мамы, будет маме на кого положиться в старости…
А хозяйка ловко орудовала ножом, кромсая в импровизированный салат свежевымытые овощи. Она стояла ко мне спиной и я невольно начал сравнивать её с Ксюшей. Ксюшка конечно постарше, но не многим...
В конце концов, пришёл к выводу, что несмотря на свою юность, она явно не дотягивала до моей женщины. Ксюша была почти модель, а Оля девочкой-подростком. Правда, и на её пухленькой фигурке тёмно-синий махровый халатик смотрелся вполне прилично, обволакивая кольцом её округлую попу. Но её попку не хотелось щупать, её попку хотелось отшлёпать…
Оля разложила салат по тарелкам, повелительно распорядилась нарезать хлеба и приступила к трапизе. Тщательно пережёвывая пищу, Оля нет-нет да и поглядывала на меня, стараясь уловить на моём лице отпечатки признаков своего очарования.
Перехватив её заискивающий взгляд, долго не мог восстановиться под его напором. Оля мои движения расценила по-своему. Она подошла ко мне и смело уселась на колени, обеими руками обвив мою шею и начинающую лысеть голову.
-Вот это финт,-просвистел я,-что дальше-то…?
Для Ольги дальше оказалось всё просто. Она вытянула трубочкой свои алые губки и направила их к моим. Потом, словно магнит припала к ним и как взрослая дама принялась языком водить по их очертаниям. Стало даже любопытно…А Оля продолжала внедряться языком в глубину моего рта, чем вызвала отклик моего языка и мы затянулись в страстном поцелуе.
Холодок пробежал по спине. И девушка почувствовала, как что-то большое и упругое стало подпирать её с низу. В тот момент в свои объятия она вложила все свои силы. Я стряхнул её с коленок и уже стоя, когда запустил свои шаловливые ручонки под халатик, почувствовал кончиками пальцев мягкое нежное восприятие её округлых нежных бёдер и столь же нежной попки.
Юная леди стояла передо мной в одном халатике и всё спланировала заранее. Я даже сравнил её со своей девушкой...До её припухших сосочков мои руки просто не успели дойти, потому что кошка сплошного чёрного окраса спрыгнула с подоконника, с которого она за секунду до этого безразлично рассматривала наши с Олей движения, лениво направилась к двери. Действительно, раздался звонок и Оля, отстранившись от меня, как ни в чём не бывало, пошла открывать дверь. Единственное, что бросалось в глаза, так это её пышащие жаром щёки.
Она перехватила у мамы сумки и понесла на кухню. Обходя в тесном коридоре друг друга мы как бы невзначай прижались телами и тотчас отпрянули…Оля взахлёб принялась хвалить гостя за то, что он пришёл не с пустыми руками, а заодно и своё умение быстро приготовить «вещь» из ничего.
Мама не заметила ничего подозрительного в поведении дочери и прошла на кухню. Оля прошла в свою комнату и затихла. Мы же с Людмилой при подростке не осмелились заняться любовью. Прошли в зал и до звонка её сына, который ходил в литературный кружок, рассматривали фотографии из семейного альбома.
Наши с Людмилой встречи у неё дома планировались заранее, так как нужно было согласовать абсолютно все графики и найти окно в 2-3 часа, что бы остаться одним. Не знаю, как, но Людмила выкраивала для встреч бывало и по 4 дня в неделю. Она говорила, что в это время отдыхает душой и телом. Я верил ей и старался не подводить.
Вместо цветов, в такие дни, я приносил продукты. Людмила брала у меня из рук оба пакета, ставила их на пол, как будто я сам не мог этого сделать и начинала ритуал встречи. Она обеими руками брала меня за воротник, притягивала к себе и впивалась в губы. Все движения её были точны и резки. Затем расстёгивала на куртке молнию и вешала её на плечики.
Прихожая в этой квартире просторная, в ней уместился даже новый импортный холодильник, который мы купили с ней почти сразу после переезда. В этом красавце бытовой техники принесённые мной продукты просто размазывались в объёме. Но смотрелся он среди прочей рухляди как то не очень. Очередная покупка пала на телевизор, выбирали все вместе. Пришли за маленьким, потому что, как я понял, Людмиле было не удобно принять от мужчины дорогой подарок, в результате купили навороченный. Телевизор на какое-то время приковал всё внимание ребятишек к себе так, как выдавал прекрасное чёткое изображение в стереоформате. Людмила шутила:
-Не знаю, радоваться покупке или плакать…Теперь детей не выпроводить на улицу просто так…То у них фильм хороший, то передача интересная…
-Да ладно, чего там,-успокаивал я женщину.
Но окончательно женщина запротестовала, когда речь зашла о покупке ноута. Была война, но дети одолели маму и она уступила, правда с кучей условий. Довольны остались все. В следующий раз мы замахнулись на диван. Скрип старого раздражал и не давал в полной мере выходу эмоциям Людмилы, когда мы занимались на нём сексом.
Учитывая её темперамент, мне приходилось не легко. Особенно в начале, когда весь мой предыдущий опыт говорил обратное. Людмила любила секс без правил, точнее, правила были, но почему –то всегда её. Она как вихрь, могла среди ясного неба так набедокурить, что мало не казалось. И это мне нравилось.
С этой женщиной не нужно было тратить время на подготовительные ласки, говорить комплименты и вообще, что либо делать. Она всё делала сама. Она даже не просила меня забить гвоздь в стену, а брала молоток и забивала его. Да так умело…Вот и в сексе всё делала сама.
Женщина сверху, это единственная поза, которой женщина владела в совершенстве.
После недельной гонки, инициативу в свои руки взял я. Как и положено, начал с классической позы, мужчина сверху. После душа совсем голенькие и мокрые мы как всегда подошли к дивану, Людмила бросила мне:
-Ложись на спину….
Я безвольно подчинился, а когда она привычно оказалась на мне, то я неожиданно для себя и тем более для неё, ловко подмял под себя. Её удивлённым глазам не было предела. Я смотрел на неё, а она на меня. Зная её темперамент, решил всё сделать по-своему, наоборот. Начал с чувственного поцелуя в губы, при этом не впился в её губы как это делала она, а очень нежно слегка притронулся к ним, и тут же отстранился.
Моя напарница не закрыла глаз, а продолжала наблюдать, как бы со стороны за моими дальнейшими действиями. Мне пришлось прибегнуть к хитрости, я начал целовать её в ресницы, вынуждая закрыть глаза. Потом перенёс свои поцелуи на разрумянившиеся щёки, а дальше опять на губы. В ход пошёл язык. Он, самым своим кончиком начал водить по губам женщины, меняя при этом и нажим и направление движения.
Иногда язык делал не смелую попытку погружения несколько глубже и получив отпор, тотчас возвращался на исходную позицию. На знакомство с языком партнёрши ушло несколько минут. Они не были потрачены в пустую, потому, что женщина начала трепетать всем телом, когда наши языки начинали танцевать. Кончик моего языка провёл ей по нёбу. Людмила вздрогнула и затихла в ожидании повторений.
-Это только начало, глупышка…,-подумал я и продолжил ласки.
Через мгновение сфокусировался на её шее и ушах. Когда мои губы ложились на шею и мягко подтягивали её кожу к себе, Людмила начинала выгибать голову вверх и в сторону, стараясь открыть доступ к ещё большим участкам открытого тела. Затем волосы начинали биться об подушку и выдавать её готовность принять новые ласки.
Оторвался от шеи и мгновение уделил оценке грудей. Они требовали доработки. Небольшие, заострённые, с небольшими кругами коричневой кожи вокруг набухших сосков и парой-тройкой длинных чёрных жёстких волосков, её груди смотрели в раскос и своей необычностью предполагали углублённые исследования на упругость и прочие оценки. Я прильнул к ним. Языком обозначил круг и принял сосок в рот. Прижал его к нёбу и стал рассасывать, как делают это новорожденные.
От причёски тут же не осталось и намёка, потому что Людмила забилась в конвульсиях и потекла. Соски обмякли и сморщились, тело расслабилось, а дыхание стало приходить в норму. Через несколько минут всё пришлось повторять заново. На этот раз язык обрабатывал спрятанный внутрь пупок. Реакция на прикосновения не бурная, но ожидающая дальнейших действий.
Опустился в поцелуях на новый уровень, уровень пришёлся на выпяченный наружу лобок. Он оказался свежевыбритым с запахом недавно принятого душа. Мой язык принялся исследовать возвышенность, подбираясь незаметно к впадине на её теле. Женщина приподняла таз и обнажила губы, приглашая поласкать и их языком. Ещё минута и мой язык ощутил соленоватый вкус, это произошла его встреча с её клитером.
После нескольких движений вокруг, язык вынурнул наружу, что бы потом снова погрузиться во тьму. Клитор, и без того напухший и скользкий, ещё больше увеличился в размерах и требовал от моих губ полностью поглатить себя, но не просто, а с нажимом и круговыми движениями.
На помощь для глубокого внедрения вглубь пещерки я призвал пальцы, которые к тому времени успели ухватить попку партнёрши и уже сильно привлекали её к моему лицу, помогая языку справиться с поставленной задачей. Людмила громко с отрывом стонала и перебрасывала по дивану своё тело с безумной яростью, пытаясь найти оптимальный угол атаки.
Ощутив, что женщина на подходе, резко отстранился от неё, заставив на мгновение открыть мутные глаза и тут же завис над тем же местом, упираясь в огненную стихию своим членом. С конца закапало сначала на лобок, а затем и на клитер. Мой член напрягся и начал проникновение. На полпути остановился и поспешил на выход, но не до конца, а так, что бы снова и снова подразнить её язычок.
Каждое вхождение углубляло проход совсем чуть-чуть. Людмила же старалась своими встречными движениями заполучить всё и сразу. Однако, обладая достаточным опытом мне, как правило, удавалось сдерживать её похоть. Наконец, погружение состоялось. Людмила ахнула, замерла и с диким напором начала принимать в себя всё удары моего конца.
Вот тут я уже перестал контролировать свои движения и они распоясались. Удары о лобок наносились с большой амплитудой и силой нажима. Потом, в ход пошло изменение угла атаки, что тут же сказалось на состоянии партнёрши, потому что после этого она уже перестала сама контролировать своё поведение и не придумала ничего лучше, как громко стонать и кричать во всё горло. Её безрассудное поведение добавило масла в огонь, мы нагнали невероятный темп и вскоре вышли на финишную прямую, при чём на мгновение она меня опередила и уже билась в конвульсиях, когда к ней, наконец, мне удалось присоединиться.
Немного полежав рядом без движений я спросил, не хочет ли она продолжить гонку. Она устало выдохнула и отказалась, сказав, что такого секса у неё ещё никогда не было и она за это время выложилась по полной программе. А я и не возражал…
В следующий раз Людмила полностью доверилась мне. Отключили все телефоны. Перед душем Людмила выпросилась на кухню покурить и выпить чашечку кофе. Она курила много и часто. Я ругал её и пытался остановить. После того как она призналась, что имеет незаконченное высшее образование и сама без пяти минут доктор и знает, что делает, я отступился.
Последовал за женщиной. Та села на против меня, затянулась сигаретой, набрала в рот побольше дыма и отвернувшись к приоткрытому окну начала наслаждаться процессом. Людмила была достаточно образованной и начитанной собеседницей и мне с ней было легко общаться на любую тему, даже на такую, как футбол или хоккей. Это была ходячая энциклопедия. Откуда это у неё?
Она рассказала, что до 18 лет была прилежной ученицей в школе и по настоянию родителей поступила в медицинский.
Учёба давалась легко и она на курсе блистала своими знаниями. Когда девушка перешла на 5 курс её ждали перемены. Умер отец. Влияние семьи ослабло на столько, что девке захотелось ощутить дыхание свободы. И впервые в её жизни появился мужчина. До него на молодую еврейскую девушку парни как то не спешили заглядываться...
С ним познакомились на картошке. Перенесли знакомство в город и вскоре поженились. Родилась Оля. Володя, с которым мы уже встречались при переезде, не всегда был букой. Золотые голова и руки обернулись трагедией для семьи. Он ударился в пьянку, хотя вначале просто приходил под лёгким шафе, всегда с готовым оправданием на устах.
-Отблагодарили водкой, я не смог отказаться, что бы не обидеть людей,-так он оправдывался перед супругой.
Потом Володька стал продавать из дома всё, что попадало под руку. А ещё потом, когда Людмила поставила вопрос ребром быть ли семье, муж крепко задумался и закодировался. Для семьи настали совсем другие времена. Людмила, которая устала от пьяных выходок мужа и наконец увидела просвет в отношениях сделала робкую попытку закрепить свалившееся счастье и решилась на рождение второго ребёнка. Муж обрадовался рождению мальчика и, видимо от чрезмерного счастья вновь запил.
На этот раз капитально. К тому времени потерял работу и жил только на скромный заработок жены. А та пахала с утра до ночи продавцом в супермаркете, где немножко подворовывала. Вскоре обман открылся и она тоже оказалась на улице. Присоединилась к мужу. Пили вместе. Жёстко и беспробудно.
Очнулась только когда встал вопрос о лишении её родительских прав и дети отдавались на воспитание в детский дом. Поклялась себе, что вернёт детей. Через год они уже жили вместе. Муж пить не перестал, а наоборот на глазах превращался в «нелюдя». Идти женщине было некуда. А у мужа была 2 комнатная квартира, правда в придачу к ней двое пьющих пенсионеров, родителей мужа.
Людмила для себя поставила целью во что бы то ни было вырваться из порочного круга и воспитать своих детей достойными людьми. У которых, по крайней мере, не было бы заветного Новогоднего желания чего-нибудь, но сытно поесть. Услышав эту историю я испытал шок.
Наверное и встречаться я с Людмилой начал от сострадания. Так или иначе, но женщина со мной ощутила, наконец, себя женщиной и преобразилась. Мы справили ей приличную одежду и я заметил, что женщина вовсе не переросток неопределённого возраста, а вполне респектабельная дама с вполне приемлемой фигурой и смазливым нарисованным лицом.
Что то перепало и детям. С младшим даже успели подружиться, но про отношения с Олей я вообще молчу. Дочка Людмилы не оставляла надежду остаться со мной наедине, правда все попытки так или иначе сводились на нет. К Людмиле по прежнему с моей стороны так и не было чувств. Скорее я восторгался её волей и трепетным отношениям к своим детям. Ради них она готова была пожертвовать своей жизнью и собственным счастьем. И это не пустые слова…
Через пару месяцев разведёнка примерила на себя бремя вдовы. Её бывшего по- пьяне грохнули собутыльники и его тело нашли недалеко от дома. Она не расстроилась и даже не пошла на похороны, хотя со своей стороны я призывал её сделать усилие над собой и проводить отца её детей в последний путь. Дети, следуя примеру матери не пошли на похороны отца тоже. Как говорит русская пословица, это было всё «по-еврейски». Я решил, что не имею права осуждать их и больше мы к этому вопросу не возвращались.
Постепенно начал привыкать к чужой и новой для меня семье.
Людмила работала не на себя, как мне могло показаться раньше, а на хозяйку. Та полностью доверилась продавщице и приходила только раз в месяц, что бы забрать свой доход. Людмила конечно приворовывала, но знала меру. Отношения устраивали обеих женщин.
Однако денег катастрофически не хватало, особенно когда после оплаты съёмной квартиры почти ничего не оставалось. Хорошо, что обеды для детей были бесплатными. Сама же целыми днями Людмила курила, подавляя на какое-то время чувство голода. С моим приходом в семью всё изменилось. Дети перестали голодать и у них появилось всё необходимое для нормальной жизни. Людмила по ночам, наверное плакала от счастья, потому что чрезмерная влажность подушки оставалась до самого вечера, до моего прихода.
Но полностью сходиться с Людмилой я не собирался…Приходил как обычно…и уходил как обычно…А Людмила сама так и не осмелилась предложить мне окончательный переезд.
Отношения затягивались на фазе кратковременных встреч. Ощущение свободы не отпускало меня…
Кроватно-диванные отношения между тем развивались нарастающими темпами. Мы с Людмилой перешли к экспериментам. Как правило, перед тем как оттянуться, мы с ней вместе принимали душ. Она поворачивалась ко мне спиной, а я брал в руки мочалку и доводил её тело до лилово-красных оттенков. Начинал с шеи. Людмила сгибала её вниз и обнажала от волос.
Потом, мочалка скользила вниз, по позвоночнику, перебирая каждый позвонок в отдельности. А когда она доходила до поясницы, то Людмила начинала нервничать и просила не опускаться ниже. От чего я так и не понял. Хотя несколькими минутами позже, когда она разворачивалась ко мне лицом и я проводил мыльной рукой по ей щекам и ресницам, она разрешала мне всё. Даже пускала мою руку себе между ног.
И вообще, Людмила отчего то боялась стоять ко мне спиной. Всякий раз, когда у меня появлялось желание войти в неё со спины, она выворачивалась и глядя мне в глаза просила:
-Пожалуйста не нужно, мне не приятно…
Я вспоминал Ксюху и удивлялся...
Мне всё же удалось убедить партнёршу довериться. Таким осторожным я ещё никогда не был. Прямо в душе, когда тёплая вода заливала её спину и моё лицо, я нагнул её так, что она вынуждена была выставить вперёд обе руки и сохраняя равновесие замереть в ожидании.
Нежными движениями рук начал массировать её напряжённую шею, плечи и руки. Потом перешёл к легким поглаживаниям плеч и лопаток. Людмила не шевелилась. Когда мои руки начали соскальзывающее движение вниз и вплотную подобрались к её талии с боков, Людмила попыталась освободиться от моих рук и произнесла:
-Давай всё-таки не будем…
Я что то промычал в ответ, но движений не прекратил. Она обречённо опустила голову.
Отложил в сторону мочалку и продолжил массировать её тело руками. Мыльная пена придавала движениям необыкновенную лёгкость и эротичность. Движения пришлись на бёдра, когда партнёрша взбрыкнула и стала вырываться. Удерживать я её не стал, так как почувствовал всю серьёзность её намерений.
-Хорошо,-тогда сказал я и продолжил массажировать другие части тела.
Женщина успокоилась и мы продолжили наслаждаться любовью.
Похожая картина ещё не раз наводила меня на определённые мысли. Несомненно женщина когда-то подверглась насилию…
На преодоление её страхов ушёл месяц. Постепенно я подводил партнёршу к мысли о неизбежности вторжения со спины, но для этого она должна мне полностью довериться. Я убеждал её, что ей будет совсем не больно, а наоборот приятно. И вот Людмила смирилась со своей участью окончательно. Она допустила меня до бёдер без видимого страха и сожаления.
Понимая, что наступает момент истины, я не мог ошибиться в своих действиях, поэтому развернул женщину к себе лицом и в последний раз открыто посмотрел ей в глаза. И по взгляду я понял, что она мне доверяет. Опустился перед ней на корточки и стал ласкать поцелуями её животик и бёдра. Постепенно поворачивая женщину вокруг оси остался один на один с её попкой. Она задрожала мелкой не проходящей дрожью.
Нанёс несколько чувственных поцелуев в область ягодиц, попеременно перенося фокус на следующий участок. И только после этого поднялся. Взял свой инструмент в руку и как можно нежнее дотронулся им между ног. Людмила, подчиняясь лёгкому нажиму наклонилась. Моя свободная рука не прекращала ласкать её ягодицы. А другая, та что с инструментом, начала лёгонько продавливать его вглубь, при этом совершая раскачивающе-вкручивающие движения.
Между ног засопливилось и безболезненное вторжение стало очевидным. Медленно и нежно мой член был полностью поглощен её плотью. Она не ойкнула и не вскрикнула… Цель безболезненного введения пениса состоялась и осталось только вывести партнёршу на новый уровень ощущений и эмоций. После нескольких приятных для неё вхождений женщина окончательно освободилась от напряжения и уже сама стала провоцировать меня на проникающие движения с обычной амплитудой и нажимом. Отчётливые хлопки моего живота об её попу только усиливали наши движения и наконец Людмила начала подмахивать. Процесс пошёл…
После акта, женщина созналась, что будучи студенткой она действительно была изнасилована придурком-одногруппником в позе со спины, после чего уже никогда не могла допустить физического контакта в этой позе. Страх после нашего романтического вечера у женщины пропал навсегда.
Более того, она всякий раз потом, когда у нас с ней были уже другие встречи, предлагала сама вторжение со спины и именно не в классическом исполнении. Предложения звучали как вызов и с благодарностью принимались мной как наивысшая степень доверия.

Галерея «мертвых душ» заканчивается в поэме Плюшкиным. Истоки данного образа находим в комедиях Плавта, Мольера, в прозе Бальзака. Однако, вместе с тем, гоголевский герой — порождение русской жизни. «В среде всеобщего мотовства и разорения... в обществе Петуховых, Хлобуевых, Чичиковых и Маниловых... человека мнительного и неглупого... невольно должен был охватить страх за свое благополучие. И вот скупость естественно становится той манией, в которую развивается его напуганная мнительность... Плюшкин — русский скупец, скупец от боязни за будущее, в устройстве которого русский человек так беспомощен», — замечает дореволюционный критик.

Основные черты Плюшкина — скупость, жадность, жажда накопительства и обогащения, настороженность и подозрительность. Черты эти мастерски переданы в портрете героя, в пейзаже, в описании обстановки и диалогах.

Очень выразительна внешность Плюшкина. «Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, настороже уши и моргая носом, они высматривают, не затаился ли где кот...» Примечателен наряд Плюшкина — засаленный и рваный халат, наверченное на шее тряпье... Портретом этим восхищался С. Шевырев. «Плюшкин так живо видится нам, как будто мы его припоминаем на картине Альберта Дюрера в галерее Дориа...», — писал критик.

Маленькие бегающие глазки, похожие на мышей, свидетельствуют о настороженности и подозрительности Плюшкина, порожденной страхом за свое имущество. Лохмотья его напоминают одежду нищего, но никак не помещика, имеющего тысячу с лишним душ.

Мотив нищеты продолжает развиваться в описании деревни помещика. Во всех деревенских строениях заметна «какая-то особенная ветхость», избы сделаны из старых и темных бревен, крыши похожи на решето, в окнах нет стекол. Дом самого Плюшкина смотрится «каким-то дряхлым инвалидом». Местами он в один этаж, местами в два, на ограде и воротах — зеленая плесень, сквозь дряхлые стены виднеется «нагая штукатурная решетка», из окон открыты только два, остальные — заставлены или забиты. «Нищенский вид» здесь метафорически передает духовную нищету героя, жесткую ограниченность его мировосприятия патологической страстью к накопительству.

Позади дома тянется сад, такой же заросший и заглохший, который, однако, «вполне живописен в своем картинном запустении». «Зелеными облаками и неправильными трепетолистными куполами лежали на небесном горизонте соединенные вершины разросшихся на свободе дерев. Белый колоссальный ствол березы... подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как...мраморная сверкающая колонна... Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем...» Ослепительно белый, мраморный ствол березы, зеленые чащи, яркое, сверкающее солнце — по яркости своих красок и наличию световых эффектов пейзаж этот контрастен описанию внутреннего убранства помещичьего дома, воссоздающему атмосферу безжизненности, смерти, могилы.

Войдя в дом Плюшкина, Чичиков сразу же попадает в темноту. «Он ступил в темные, широкие сени, от которых подуло холодом, как из погреба. Из сеней он попал в комнату, тоже темную, чуть-чуть озаренную светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери». Далее Гоголь развивает намеченный здесь мотив смерти, безжизненности. В другой комнате помещика (куда попадает Чичиков) — сломанный стул, «часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил свою паутину»; люстра в холстинном мешке, благодаря слою пыли похожая «на шелковый кокон, в котором сидит червяк». На стенах Павел Иванович замечает несколько картин, но сюжеты их вполне определенны — сражение с кричащими солдатами и тонущими конями, натюрморт с «висевшею головою вниз уткой».

В углу комнаты на полу навалена огромная куча старого хлама, сквозь огромный слой пыли Чичиков замечает там кусок деревянной лопаты и старую подошву сапога. Картина эта символична. По мнению И. П. Золотусского, куча Плюшкина — это «надгробный холм над идеалом материалиста». Исследователь отмечает, что всякий раз, когда Чичиков встречается с кем-либо из помещиков, он совершает «осмотр своих идеалов». Плюшкин в данном случае «представляет собой» состояние, богатство. Фактически это самое главное, к чему стремится Чичиков. Именно денежная независимость открывает для него дорогу к комфорту, счастью, благополучию и т.д. Все это неразрывно слито в сознании Павла Ивановича с домом, семьей, родственными связями, «наследниками», уважением в обществе.

Плюшкин же проделывает в поэме обратный путь. Герой как будто открывает нам оборотную сторону чичиковского идеала — мы видим, что дом помещика полностью запущен, семьи у него нет, все дружеские и родственные связи он разорвал, в отзывах о нем других помещиков нет и намека на уважение.

А ведь был когда-то Плюшкин бережливым хозяином, был женат, и «сосед заезжал к нему пообедать» и поучиться у него хозяйству. И все было у него не хуже, чем у других: «приветливая и говорливая хозяйка», славившаяся хлебосольством, две миловидные дочки, «белокурые и свежие, как розы», сын, «разбитной мальчишка», и даже учитель-француз. Но «добрая хозяйка» его и младшая дочь умерли, старшая сбежала со штаб-ротмистром, «сыну пришла пора на службу», и Плюшкин остался в одиночестве. Гоголь внимательно прослеживает этот процесс распада человеческой личности, развитие в герое его патологической страсти.

Одинокая жизнь помещика, вдовство, «седина в жестких волосах», сухость и рационализм характера («человеческие чувства...не были в нем глубоки») — все это дало «сытую пищу скупости». Потакая своему пороку, Плюшкин постепенно разорял все свое хозяйство. Так, сено и хлеб у него гнили, мука в подвалах превращалась в камень, холсты и материи «обращались в пыль».

Страсть Плюшкина к накопительству стала поистине патологической: каждый день он ходил по улицам своей деревни и собирал все, что подвернется под руку: старую подошву, бабью тряпку, железный гвоздь, глиняный черепок. Чего только не было на дворе помещика: «бочки, пересеки, ушаты, лагуны, жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки...». «Заглянул бы кто-нибудь к нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, — ему бы показалось, уж не попал ли он в Москву на щепной двор, куда ежедневно отправляются расторопные тещи и свекрухи...делать свои хозяйственные запасы...», — пишет Гоголь.

Подчиняясь жажде наживы и обогащения, герой постепенно утратил все человеческие чувства: он перестал интересоваться жизнью своих детей и внуков, рассорился с соседями, отвадил всех гостей.

Характеру героя в поэме целиком соответствует и его речь. Как отмечает В. В. Литвинов, речь Плюшкина представляет собой «одно непрерывное брюзжание»: жалобы на окружающих — на родственников, крестьян и брань со своими дворовыми.

В сцене купли-продажи мертвых душ Плюшкин, как и Собакевич, начинает торговаться с Чичиковым. Однако, если Собакевич, не заботясь о моральной стороне вопроса, вероятно, догадывается о сути аферы Чичикова, то Плюшкин даже не задумывается об этом. Услышав о том, что можно получить «прибыль», помещик как будто забывает обо всем: он «ожидовел», «руки его задрожали», деньги от Чичикова он «принял в обе руки и понес их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее». Таким образом, моральная сторона вопроса уходит от него сама собой — она просто меркнет под напором «нахлынувших чувств» героя.

Именно эти «чувства» выводят помещика из разряда «равнодушных». Белинский считал Плюшкина «лицом комическим», гадким и отвратительным, отказывая ему в значительности чувств. Однако в контексте творческого замысла автора, представленной в поэме жизненной истории героя данный характер представляется самым сложным среди гоголевских помещиков. Именно Плюшкин (вместе с Чичиковым), по замыслу Гоголя должен был появиться нравственно возрожденным в третьем томе поэмы.

Во время раскопок старинного здания в Пскове археологи обнаружили клад Федора Плюшкина (1837- 1911) - российского купца и крупнейшего коллекционера Российской империи. Особо выдающимся в его коллекции был нумизматический отдел - 84 ящика редких монет. Такого в то время не было даже в Эрмитаже! Ведь не случайно часть коллекции выкупил сам император Николай II. Может показаться мистикой, но легендарный персонаж гоголевский Плюшкин определил судьбу будущего коллекционера, которому на момент публикации романа было всего 5 лет.

Недавно в центре старинного Пскова был найден клад. При раскопках фундамента здания, снесенного в 1970-х годах, на месте бывшей печи археологи обнаружили шесть полусгнивших жестяных банок, серебряный кубок и ковш. В них лежали тщательно упакованные монеты, ордена, медали, значки, кресты, складни, украшения – всего более тысячи предметов.

Большую часть клада составляют монеты. Среди них есть как копеечные экземпляры, так и раритеты, которые датируются XVI - началом ХХ века и представляют собой практически полную историю русской монеты.

Также найдены ордена Святого Станислава и Святой Анны – высокие государственные награды Российской Империи.

Все найденные предметы представляют большую историческую ценность и станут украшением любого музея. А еще век назад эти артефакты находились в частной коллекции Федора Плюшкина, самого известного собирателя древностей в Российской Империи.

Федор Михайлович Плюшкин был потомственным купцом, и благодаря усердному труду он смог разбогатеть. Он занимал видное место в городском руководстве Пскова, избирался в городскую думу, входил в местное археологическое общество. Но больше всего Плюшкин запомнился современникам как коллекционер и собиратель предметов старины.

В свой дом в Пскове Плюшкин свозил как уникальные экспонаты, так и явный хлам. Вещи лежали буквально кучами, а все стены были увешаны картинами Айвазовского, Верещагина, Шишкина вперемешку со старинными русскими иконами. Фарфор, оружие, редкие книги, письма Гоголя, Суворова и Аракчеева соседствовали с вырезками из газет, булыжниками, чучелами птиц. Коллекция пополнялась более 40 лет и составляла около миллиона предметов. Особым предметом гордости Плюшкина были 84 ящика с монетами. Даже в Эрмитаже, самом крупном музее России, столько не было.

Собрание исторических предметов было гордостью Плюшкина, он охотно демонстрировал гостям свой особняк, где все хранилось. Федор Михайлович ушел из жизни в 1911 году и его коллекцию купил сам император Николай II. Но кое-какие предметы все же остались в семье. Именно их, спрятанные осенью 1917 года, и нашли в фундаменте разрушенного особняка псковского купца.

Каким же образом коллекционер Плюшкин попал на страницы поэмы «Мертвые души», ведь произведение было опубликовано, когда Федор Михайлович был еще ребенком? По распространенной версии, вывеску магазина отца Плюшкина увидел Пушкин. Поэт и подсказал Гоголю запомнившуюся фамилию, которая пригодилась для персонажа, известного своей скупостью и страстью к собирательству. Все остальное - это особая магия и

Последний помещик, к которому попадает Чичиков,- Плюшкин. Очутившись перед домом Плюшкина, Чичиков заметил, что когда-то здесь было обширное хозяйство, но теперь кругом - одно запустение и хлам. Имение лишилось жизни, ничто не оживляло картины, как будто все давно вымерло. Все предметы в пространстве, в котором живет Плюшкин, превратились в хлам, покрылись плесенью, обветшали и пребывают в каком-то непонятном, странном беспорядке. Нагроможденная мебель, сломанный стул на столе, боком прислоненный к стене шкап, бюро с выпавшей мозаикой и на нем куча всякой ненужной всячины - таково сборище вещей, представших взору Чичикова.

Время в имении Плюшкина давно прекратило течение: Чичиков увидел «часы с остановившимся маятником», к которому паук приладил паутину: как-то странно было надеяться, что в этом застывшем, замершем и угасшем мире обитало «живое существо». Но оно находилось тут, и, познакомившись с ним, Чичиков от изумления «поневоле отступил назад». Лицо и весь наряд Плюшкина произвели на Чичикова гнетущее впечатление. Тут в повествование включается автор и рассказывает то, о чем Чичиков еще не мог знать: не довольствуясь уже собранным в кучу в углу комнаты хламом, Плюшкин, оказывается, ходил по деревне и выискивал всякую оставленную нужную и ненужную в хозяйстве вещь, которую ему «во всю жизнь не пришлось бы... употребить...». Забросив поместье, крестьян, все, что, казалось бы, должно приносить ему доход при разумном хозяйствовании, Плюшкин сосредоточился на мелочном скопидомстве: «В комнате своей он поднимал с пола все, что ни видел: сургучик, лоскуток бумажки, перышко, и все это клал на бюро или на окошко».

«Мертвые души». Плюшкин. Художник А.Агин

Плюшкин не знает, где его выгода, и находит ее не в рачительном хозяйствовании, которое он забросил, а в накоплении хлама, в слежке за слугами, в подозрительной проверке графинчиков. Высокий смысл жизни он потерял и не понимает, ради чего он живет. Содержанием существования стал сбор разного хлама. Душа Плюшкина запущена и «захламлена». Она близка к полному омертвению, потому что ничто не волнует старика, кроме ненужных вещей. Плюшкин почти выпал из времени. Но в том-то и дело, что «почти», т. е. не совсем и не окончательно. Каждое изображение и каждая деталь у Гоголя в отношении Плюшкина символична и двойственна. Плюшкин напоминает Манилова. Тот тоже выпал из времени и из пространства. Но у Манилова никогда ничего не было. И прежде всего души. Он родился бездушным, не имевшим и не приобретшим никакого «задора». А у Плюшкина и сейчас есть страсть, пусть отрицательная,- доходящая до беспамятства скупость.

В прошлом Плюшкин обладал всем - у него была душа, была семья. «А ведь было время,- с элегической тоской восклицает Гоголь,- когда он только был бережливым хозяином!..» К нему приезжал сосед поучиться «у него хозяйству и мудрой скупости». И хозяйство Плюшкина процветало, находилось в движении, сам хозяин, «как трудолюбивый паук, бегал, хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины». Образ хлопотливого паука-хозяина контрастирует с образом насекомого, покрывшего паутиной часы Плюшкина.

Постепенно выясняется, что в превращении Плюшкина в скрягу виноваты обстоятельства - смерть жены, отъезд детей и обрушившееся на него одиночество. Плюшкин впал в уныние, перестал обращать на себя внимание, и только беспокойство, подозрительность и скупость развивались в нем. Он заглушил в себе отцовские чувства. Света в его доме становилось все меньше и меньше, окна постепенно затворились, кроме двух, да и то одно было заклеено бумагой. Подобно окнам, закрывались и створки души.

Мертвые души». Плюшкин. Художник П. Боклевский

Не только обстоятельства были виноваты в превращении Плюшкина из бережливого хозяина в мелочного и до крайности скупого старика. «Одинокая жизнь,- писал Гоголь,- дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и, чем больше пожирает, тем становится ненасытнее; человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине». Личная вина Плюшкина бесконечно велика: он, предавшись унынию и ожесточившись на судьбу, дочь, сына, позволил скупости овладеть его душой, поставить перед собой разрушительную, отрицательную цель и обратиться «в какую-то прореху на человечестве» .

И тем не менее у Плюшкина было прошлое, у Плюшкина есть биография. Плюшкину есть, что вспомнить,- без прошлого, по мнению Гоголя, нет будущего. Постепенно Гоголь при описании уже почти неподвижного и омертвевшего Плюшкина дает понять, что не все потеряно в этом помещике, что крошечный огонек тлеет в нем. Чичиков, всматриваясь в лицо Плюшкина, заметил, что «маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей...».

Когда-то дочь Плюшкина, Александра Степановна, привезла ему кулич к чаю, который уже совершенно засох. Плюшкин хочет попотчевать им Чичикова. Деталь весьма значимая и явственная. Куличи пекут к празднику Пасхи, Воскресения Христова. Кулич Плюшкина превратился в сухарь. Так и душа Плюшкина омертвела, иссохла, стала твердой, как камень. Плюшкин хранит ссохшийся кулич - символ воскресения души. Двойной смысл несет и сцена после сделки о продаже мертвых душ. Плюшкин боится оставить имение без своего надзора для заверения купчей. Чичиков спрашивает, нет ли у него знакомого, которому он мог бы довериться.

Плюшкин вспоминает, что ему знаком Председатель палаты - с ним он учился: «Как же, уж такой знакомый! в школе были приятели». Это воспоминание на мгновение оживило героя. На его «деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства...». Потом снова все исчезло, «и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее».

В тот час, когда Чичиков покинул имение старого скряги, «тень со светом перемешались совершенно, и, казалось, самые предметы перемешалися тоже». Но тлеющий огонь в душе Плюшкина способен разгореться, а персонаж преобразиться в героя положительного и даже идеального.

Омертвение Плюшкина, наиболее глубокое и очевидное среди всех персонажей, кроме Чичикова, сочетается не с отрицательными только движениями души, но и с запрятанными в безднах ее подобиями теплых дружеских и человеческих чувств. Чем больше этих движений сердца, тем желчнее стиль Гоголя и тем больше досады, упреков и проповеднического пафоса в его выражениях. Вина Плюшкина неизмеримо значительнее, чем других персонажей, потому и осуждение его строже: «И до какой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться!

Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!» Чем больше в человеке обещано и чем ниже он пал из-за собственной недостойной страсти, тем больший грех он совершил и тем суровее казнит его писатель нелицеприятным судом истины: «Могила милосерднее ее, на могиле напишется: «Здесь погребен человек!», но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах человеческой старости».

Благодаря такому описанию самый живой из помещиков - Плюшкин - превращается в наиболее караемого за грехи. На деле степень омертвения Плюшкина куда меньше степени омертвения остальных помещиков. Мера его нравственной вины, мера личной ответственности неизмеримо больше. Гоголевское сожаление, гоголевское негодование по поводу измены Плюшкина самому себе, своим человеческим качествам настолько сильны, что они создают иллюзию едва ли не окончательного угасания Плюшкина. На самом деле, достигнув нижней точки падения, Плюшкин сохраняет возможность возродиться духовно, нравственно. Обратный путь его преображения входил в замысел Гоголя.