Образ лебезятникова в романе преступление и наказание. Образ лебезятникова становится альтернативой раскольникову

Лебезятніков – один з другорядних персонажів роману “Злочин і кара” Достоєвського.

“Злочин і кара” характеристика Лебезятникова

Андрій Семенович Лебезяітніков – молода людина, друг пана Лужина. Це людина прогресивних поглядів, службовець “в міністерстві”. Він стежить за останніми подіями в Європі, новими течіями та ідеями.

«…Худосочный и золотушный человечек, малого роста, где-то служивший и до странности белокурый, с бакенбардами в виде котлет, которыми он очень гордился. Сверх того, у него почти постоянно болели глаза. Сердце у него было довольно мягкое, но речь весьма самоуверенная, а иной раз чрезвычайно даже заносчивая, - что, в сравнении с фигуркой его, почти всегда выходило смешно».

Своїми політичними поглядами Лебезятніков щедро ділиться у своїх висловлюваннях на сторінках роману. В результаті, Лебезятникова не можна назвати ні негативним героєм, ні позитивним. Він боягуз, цинічний, але при цьому за свої ідеали він готовий боротися і протестувати. Загалом, він може бути і шляхетний, якщо це відповідає його політичним переконанням.

Історія Лебезятникова

Лебезятніков проявив сміливість і виступив на захист , коли обмовив її в день поминок її батька, . Лужин звинуватив Соню в крадіжці 100 рублів. І тільки завдяки втручанню Лебезятникова Соня довела свою невіновность. Лебезятніков, як відомо з роману, давав книги Соні, які та читала раніше, а останнім часом перестала брати. Лебезятніков намагався “просвітити” її і наставити на шлях комунізму. Соня, в силу м’якості характеру, мабуть, якісь речі з ним обговорювала, але в комуну записуватися не поспішала.

Лебезятніков також говорив, що йому подобається Соня як дівчина і цінував її людські якості. За словами Лебезятникова, він поводився з нею більш пристойно, ніж багато навколишніх людей. Сама Соня дійсно по-доброму ставиться до Лебезятникова – хоча Соня взагалі по-доброму ставиться до всіх людей.

Молодой человек Андрей Лебезятников – один из персонажей известного произведения Ф.М.Достоевского. Его взгляды подтверждают развитие в умах народа новых идей и направлений.

Образ и характеристика Лебезятникова в романе «Преступление и наказание» описаны многосторонне. Читатель должен увидеть, насколько слова расходятся с делом и поступками, как низок может быть человек в своих желаниях, двуличен и опасен.

Характер героя

Лебезятникову отводится особая роль в романе. Через персонаж автор пытается показать, как по-разному распространяются в стране прогрессивные идеи. Что для одних умные теории, для других бред и ерунда. У персонажа множество противоречивых странностей, которые вызывают при чтении усмешку и иронию. Позиции персонажа:

Равенство полов в драке. Мужчина считает, что им нужно в драках относиться к женщине, как равной себе. Он не видит слабости женского пола. Женщины сильные, почему их нельзя бить? Позиция оправдывается тем, что если уступать, то насилие начнет брать верх, появится деспотизм. На самом деле, это простое оправдание страха и трусости Лебезятникова. Что скажут вокруг, если он поддастся женской половине? Напоминание о драке с Катериной Ивановной вызывает гнев, но у мужчины нет стыда о содеянном.

Мужчина пытается доказать свою образованность. Он делится идеями с соседями по дому, ждет, что его поддержат. Он рекомендует различные статьи, предлагает «прогрессивные» книги.

Лебезятников не пьет. Трезвость – не просто важное качество, а убеждение мужчины. Среди жильцов он считается довольно почетным, потому что платит вовремя.

Идеи персонажа

Лебезятников пытается мыслить прогрессивно, распространять новые идеи в обществе, но делает это непоследовательно.

Какие мысли выделяет

Сострадание - запрещенное чувство. Его нет в некоторых странах, например, Англия. Вместо этого чувства появляется политическая экономия. Сложно найти связь между двумя понятиями.

В будущем не будет драк. Люди откажутся от такого способа поиска истины. Драки исчезнут.

Нельзя помогать нищим. Благотворительность только развращает. Деньги для бедных не принесут пользы. Простые люди должны сами зарабатывать, находить возможность жить на свои средства, не ждать милостыню от богатых. Помощь не исцеляет, а ухудшает положение народа.

Не нужен законный брак между полами. Женщина и мужчина, зарегистрировав союз, лишаются свободы. Человек в браке теряет свою индивидуальность, становится зависимым от партнера. В браке люди теряют пользу и смысл для человечества. Результат законного брака - обман. Увлечения на стороне – это обязательная часть жизни замужнего человека.

Ценность гражданского брака. Люди, живущие в гражданском браке, свободны в чувствах и делах. Они легко меняют половых партнеров. Гражданский брак свободен от предрассудков. Женщина и мужчина легко сходятся и расстаются.

Смысл целования женских рук. Если мужчина целует руку девушки, он этим подчеркивает неравенство полов. Мужчина оскорбляет, принижает, ставит женщину в неловкое положение.

Свободное вхождение в комнаты. Новая идея еще только находит развитие. В будущем не нужно будет предупреждать о появлении в помещении, стук только проблема, замешательство. Не следует обращать внимание на входящих, нужно продолжать заниматься начатым без стеснения.

Особые черты характера

Лебезятников рассуждает о жизни по-своему. Часть его теорий можно признать правильными, но поступками он противоречит высказываниям. Рассуждая о работе, Лебезятников говорит, что каждый труд полезен. Мужчина отрицает ценность труда писателей, художников. Рафаэль, Пушкин ничего не дают народу. Чистка помоек важнее их деятельности. Свою противоречивость и непоследовательность ярко проявляет в отношении к Соне. Он пристает к девушке, но получает отказ. Когда узнает о непристойном поведении Сони, требует ее выселения. Он, просвещенный человек» не должен жить рядом «таковскою». Амбиции мужчины удовлетворены, Мармеладова уходит в другой дом. Лебезятников продолжает общение с девушкой с «желтым билетом». Он, оказывается, делал это бескорыстно, вызывал протест в Соне, заботился о ее развитии. Лебезятнков говорит, что уважает девушку, ставшую на путь грязной работы, рад за нее. Неприличное ремесло полезно обществу. Мужчина признается, что ждет и надеется на внимание Сони.

Лебезятников Андрей Семёнович («Преступление и наказание»), «служащий в министерстве», «молодой друг» Петра Петровича Лужина и сосед Мармеладовых. Именно в квартире Лебезятникова (номера Амалии Людвиговны Липпевехзель) временно остановился Лужин по приезде в Петербург. Он считает себя опекуном Лебезятникова и видит в нём представителя поколения «передовой молодёжи». Через восприятие Лужина поначалу и создаётся внешний и внутренний портрет этого персонажа (и попутно добавляются штрихи в портрет самого Лужина): «Пётр Петрович презирал и ненавидел его даже сверх меры, почти с того самого дня, как у него поселился, но в то же время как будто несколько опасался его. Он остановился у него по приезде в Петербург не из одной только скаредной экономии, хотя это и было почти главною причиной, но была тут и другая причина. Ещё в провинции слышал он об Андрее Семёновиче, своём бывшем питомце, как об одном из самых передовых молодых прогрессистов и даже как об играющем значительную роль в иных любопытных и баснословных кружках. Это поразило Петра Петровича. Вот эти-то мощные, всезнающие, всех презирающие и всех обличающие кружки уже давно пугали Петра Петровича каким-то особенным страхом, совершенно, впрочем, неопределённым. Уж конечно, сам он, да ещё в провинции, не мог ни о чём в этом роде составить себе, хотя приблизительно, точное понятие. Слышал он, как и все, что существуют, особенно в Петербурге, какие-то прогрессисты, нигилисты, обличители и проч., и проч., но, подобно многим, преувеличивал и искажал смысл и значение этих названий до нелепого. <…> Вот почему Пётр Петрович положил, по приезде в Петербург, немедленно разузнать, в чём дело, и если надо, то на всякий случай забежать вперёд и заискать у “молодых поколений наших”. В этом случае надеялся он на Андрея Семёновича и при посещении, например, Раскольникова уже научился кое-как округлять известные фразы с чужого голоса...

Конечно, он быстро успел разглядеть в Андрее Семёновиче чрезвычайно пошленького и простоватого человечка. Но это нисколько не разуверило и не ободрило Петра Петровича. Если бы даже он уверился, что и все прогрессисты такие же дурачки, то и тогда бы не утихло его беспокойство. Собственно до всех этих учений, мыслей, систем (с которыми Андрей Семёнович так на него и накинулся) ему никакого не было дела. У него была своя собственная цель. Ему надо было только поскорей и немедленно разузнать: что и как тут случилось? В силе эти люди или не в силе?..»

А уже от повествователя добавлено: «Этот Андрей Семёнович был худосочный и золотушный человечек малого роста, где-то служивший и до странности белокурый, с бакенбардами, в виде котлет, которыми он очень гордился. Сверх того, у него почти постоянно болели глаза. Сердце у него было довольно мягкое, но речь весьма самоуверенная, а иной раз чрезвычайно даже заносчивая, - что, в сравнении с фигуркой его, почти всегда выходило смешно. У Амалии Ивановны он считался, впрочем, в числе довольно почётных жильцов, то есть не пьянствовал и за квартиру платил исправно. Несмотря на все эти качества, Андрей Семёнович действительно был глуповат. Прикомандировался же он к прогрессу и к “молодым поколения нашим” - по страсти. Это был один из того бесчисленного и разноличного легиона пошляков, дохленьких недоносков и всему недоучившихся самодуров, которые мигом пристают непременно к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить её, чтобы мигом окарикатурить всё, чему они же иногда самым искренним образом служат. <…> Как ни был простоват Андрей Семёнович, но всё-таки начал понемногу разглядывать, что Пётр Петрович его надувает и втайне презирает и что “не такой совсем этот человек”. Он было попробовал ему излагать систему Фурье и теорию Дарвина, но Пётр Петрович, особенно в последнее время, начал слушать как-то уж слишком саркастически, а в самое последнее время - так даже стал браниться. Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет он связей позначительнее даже в своём кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может, не знает порядочно, потому что-то уж слишком сбивается, и что уж куда ему быть обличителем! Кстати заметим мимоходом, что Пётр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семёновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семёнович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой “коммуны” где-нибудь в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч., и проч. - всё в этом роде…»

Самый главный и благородный поступок Лебезятникова в романе, несмотря на все его глупости и нелепости, - он вывел на чистую воду негодяя Лужина, когда тот попытался представить Соню Мармеладову воровкой.

В рассуждениях Лебезятникова о проблемах, кои обсуждаются в «их кружке» (может ли член «коммуны» входить к другому без стука, надо ли целовать руку женщине, «полезная деятельность» выше деятельности «какого-нибудь Рафаэля или Пушкина» и пр.), спародированы и окарикатурены идеи «литературных врагов» Достоевского, в первую очередь - Н. Г. Чернышевского и Д. И. Писарева.

В рассказе «Бобок» (ДП, 1873) действует персонаж с такой же фамилией: Лебезятников Семён Евсеевич, судя по имени, - как бы отец Лебезятникова из «Преступления и наказания». В черновых записях к роману значение фамилии определил сам Достоевский: «Лебезятников, лебезить, поддакивать… картина лебезятничества». И чуть далее важное уточнение: «Нигилизм - это лакейство мысли…»

» Достоевского.

Это один из наиболее отрицательных персонажей, в котором отразил мерзкий для него социальный тип. Но вместе с тем Лебезятников, наряду с Лужиным, - кривозеркальный двойник Раскольникова, необходимый автору, чтобы оттенить глубоко трагическую фигуру главного героя.

Этот приём использовался Достоевским и в других романах:

• Ставрогин и Пётр Верховенский (« »);
• Смердяков и Иван Карамазов («Братья Карамазовы»).

Образ Лебезятникова

Внешность персонажа говорит сама за себя. Это «худосочный и золотушный человечек малого роста», у которого очень белые волосы и бакенбарды «в виде котлет», которыми он особенно гордится. Это довольно молодой человек, служит он чиновником в каком-то министерстве. И как многие молодые люди того времени, он со страстью заинтересовался всякими новомодными идеями, которые даже Лужину кажутся «вольнодумными и безбожными».

Лебезятников известен в молодёжных кружках как пропагандист и «обличитель», сторонник теорий Дарвина и Фурье, противник законного брака и сторонник свободных отношений мужчин и женщин. Он считает себя образованным и просвещённым человеком. Однако при этом не знает ни одного иностранного языка, а все его знания о новейших научных и философских идеях - поверхностные. Всё, что он пытается пропагандировать и отстаивать, он на самом деле карикатурно искажает.

Образ Лебезятникова переполнен взаимоисключающими параграфами. Этот бунтарь и «обличитель» не смеет возражать любому, в ком видит реальную силу и власть, даже Лужину он предпочитает поддакивать. Мягкий и дружелюбный Лебезятников добивается выселения из дома Сонечки Мармеладовой, когда она не ответила взаимностью на его домогательства. «Образованный» Лебезятников в итоге оказывается довольно глупым и наивным человеком.

Характеристика

Лебезятникова Лебезятников - типичный «хипстер» того времени; это благополучный и пригретый системой молодой чиновник, играющийся новомодными идеями и движениями ради повышения собственного достоинства. Дело даже не в том, что сами прогрессивные идеи были противны Достоевскому-обскуранту (реальными прообразами Лебезятникова являлись литераторы из «вражеского стана» - Писарев и Чернышевский); главное состоит в том, что «прогрессивность» героя дальше громких слов не выходит.

«Я первый, я, готов вычистить какие хотите помойные ямы!» - восклицает он, рассуждая о том, что такая простая, но полезная работа куда нужнее и «благороднее» для общества, чем деятельность Рафаэля или Пушкина. Однако чистить помойные ямы в реальности он не желает, а писать стихи - не умеет. Намёк на Чернышевского явно виден в том, что Лебезятников пропагандирует «коммуны» как новый и прогрессивный тип общества.

Чернышевский посвятил коммунам свой знаменитый огромный роман. Однако и с этой идеей, популярной в европейских и российских интеллектуальных кругах, Лебезятников, очевидно, знаком лишь поверхностно. В общем, довольно мерзкий и никчёмный персонаж. Однако взаимоисключающие параграфы на этом не заканчиваются: именно Лебезятников разоблачил своего бывшего лучшего друга - негодяя Лужина, когда тот пытался оклеветать Сонечку.

Несмотря на свою глупость, Лебезятников - в целом искренний персонаж, верящий в то, что пытается отстаивать, и это отличает его от того же Лужина - форменного злодея, который «вклинился» в прогрессивную среду из соображений личной выгоды. Поведение Лебезятникова у Достоевского - это «страсть», которая обязательно должна пройти с возрастом.

«Ошибка была еще, кроме того, и в том, что я им денег совсем не давал, – думал он, грустно возвращаясь в каморку Лебезятникова, – и с чего, черт возьми, я так ожидовел? Тут даже и расчета никакого не было! Я думал их в черном теле попридержать и довести их, чтоб они на меня как на провидение смотрели, а они вон!.. Тьфу!.. Нет, если б я выдал им за все это время, например, тысячи полторы на приданое, да на подарки, на коробочки там разные, несессеры, сердолики, материи и на всю эту дрянь, от Кнопа, да из английского магазина, так было бы дело почище и… покрепче! Не так бы легко мне теперь отказали! Это народ такого склада, что непременно почли бы за обязанность возвратить в случае отказа и подарки и деньги; а возвращать-то было бы тяжеленько и жалко! Да и совесть бы щекотала: как, дескать, так вдруг прогнать человека, который до сих пор был так щедр и довольно деликатен?.. Гм! Дал маху!» И, заскрежетав еще раз, Петр Петрович тут же назвал себя дураком – про себя, разумеется.

Придя к этому заключению, он вернулся домой вдвое злее и раздражительнее, чем вышел. Приготовления к поминкам в комнате Катерины Ивановны завлекли отчасти его любопытство. Он кой-что и вчера еще слышал об этих поминках; даже помнилось, как будто и его приглашали, но за собственными хлопотами он все это остальное пропустил без внимания. Поспешив осведомиться у г-жи Липпевехзель, хлопотавшей в отсутствие Катерины Ивановны (находившейся на кладбище) около накрывавшегося стола, он узнал, что поминки будут торжественные, что приглашены почти все жильцы, из них даже и незнакомые покойному, что приглашен даже Андрей Семенович Лебезятников, несмотря на бывшую его ссору с Катериной Ивановной, и, наконец, он сам, Петр Петрович, не только приглашен, но даже с большим нетерпением ожидается, так как он почти самый важный гость из всех жильцов. Сама Амалия Ивановна приглашена была тоже с большим почетом, несмотря на все бывшие неприятности, а потому хозяйничала и хлопотала теперь, почти чувствуя от этого наслаждение, а сверх того была вся разодета хоть и в траур, но во все новое, в шелковое, в пух и прах, и гордилась этим. Все эти факты и сведения подали Петру Петровичу некоторую мысль, и он прошел в свою комнату, то есть в комнату Андрея Семеновича Лебезятникова, в некоторой задумчивости. Дело в том, что он узнал тоже, что в числе приглашенных находится и Раскольников.

Андрей Семенович сидел почему-то все это утро дома. С этим господином у Петра Петровича установились какие-то странные, впрочем, отчасти и естественные отношения: Петр Петрович презирал и ненавидел его даже сверх меры, почти с того самого дня, как у него поселился, но в то же время как будто несколько опасался его. Он остановился у него по приезде в Петербург не из одной только скаредной экономии, хотя это и было почти главною причиной, но была тут и другая причина. Еще в провинции слышал он об Андрее Семеновиче, своем бывшем питомце, как об одном из самых передовых молодых прогрессистов и даже как об играющем значительную роль в иных любопытных и баснословных кружках. Это поразило Петра Петровича. Вот эти-то мощные, всезнающие, всех презирающие и всех обличающие кружки уже давно пугали Петра Петровича каким-то особенным страхом, совершенно, впрочем, неопределенным. Уж, конечно, сам он, да еще в провинции, не мог ни о чем в этом роде составить себе, хотя приблизительно, точное понятие. Слышал он, как и все, что существуют, особенно в Петербурге, какие-то прогрессисты, нигилисты, обличители и проч. и проч., но, подобно многим, преувеличивал и искажал смысл и значение этих названий до нелепого. Пуще всего боялся он, вот уже несколько лет, обличения, и это было главнейшим основанием его постоянного, преувеличенного беспокойства, особенно при мечтах о перенесении деятельности своей в Петербург. В этом отношении он был, как говорится, испуган, как бывают иногда испуганы маленькие дети. Несколько лет тому назад в провинции, еще начиная только устраивать свою карьеру, он встретил два случая жестоко обличенных губернских довольно значительных лиц, за которых он дотоле цеплялся и которые ему покровительствовали. Один случай кончился для обличенного лица как-то особенно скандально, а другой чуть-чуть было не кончился даже и весьма хлопотливо. Вот почему Петр Петрович положил, по приезде в Петербург, немедленно разузнать, в чем дело, и если надо, то на всякий случай забежать вперед и заискать у «молодых поколений наших». В этом случае надеялся он на Андрея Семеновича и при посещении, например, Раскольникова уже научился кое-как округлять известные фразы с чужого голоса…

Конечно, он быстро успел разглядеть в Андрее Семеновиче чрезвычайно пошленького и простоватого человечка. Но это нисколько не разуверило и не ободрило Петра Петровича. Если бы даже он уверился, что и все прогрессисты такие же дурачки, то и тогда бы не утихло его беспокойство. Собственно до всех этих учений, мыслей, систем (с которыми Андрей Семенович так на него и накинулся) ему никакого не было дела. У него была своя собственная цель. Ему надо было только поскорей немедленно разузнать: что и как тут случилось? В силе эти люди или не в силе? Есть ли чего бояться собственно ему или нет? Обличат его, если он вот то-то предпримет, или не обличат? А если обличат, то за что именно, и за что, собственно, теперь обличают? Мало того: нельзя ли как-нибудь к ним подделаться и тут же их поднадуть, если они и в самом деле сильны? Надо или не надо это? Нельзя ли, например, что-нибудь подустроить в своей карьере именно через их же посредство? Одним словом, предстояли сотни вопросов.

Этот Андрей Семенович был худосочный и золотушный человек, малого роста, где-то служивший и до странности белокурый, с бакенбардами, в виде котлет, которыми он очень гордился. Сверх того, у него почти постоянно болели глаза. Сердце у него было довольно мягкое, но речь весьма самоуверенная, а иной раз чрезвычайно даже заносчивая, – что, в сравнении с фигуркой его, почти всегда выходило смешно. У Амалии Ивановны он считался, впрочем, в числе довольно почетных жильцов, то есть не пьянствовал и за квартиру платил исправно. Несмотря на все эти качества, Андрей Семенович действительно был глуповат. Прикомандировался же он к прогрессу и к «молодым поколениям нашим» – по страсти. Это был один из того бесчисленного и разноличного легиона пошляков, дохленьких недоносков и всему недоучившихся самодуров, которые мигом пристают непременно к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить ее, чтобы мигом окарикатурить все, чему они же иногда самым искренним образом служат.

Впрочем, Лебезятников, несмотря даже на то, что был очень добренький, тоже начинал отчасти не терпеть своего сожителя и бывшего опекуна Петра Петровича. Сделалось это с обеих сторон как-то невзначай и взаимно. Как ни был простоват Андрей Семенович, но все-таки начал понемногу разглядывать, что Петр Петрович его надувает и втайне презирает и что «не такой совсем этот человек». Он было попробовал ему излагать систему Фурье и теорию Дарвина, но Петр Петрович, особенно в последнее время, начал слушать как-то уж слишком саркастически, а в самое последнее время – так даже стал браниться. Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет он связей позначительнее даже в своем кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может, не знает порядочно, потому что-то уж слишком сбивается и что уж куда ему быть обличителем! Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч. и проч. – все в этом роде. Петр Петрович, по обыкновению своему, не возражал на такие приписываемые ему качества и допускал хвалить себя даже этак, – до того приятна была ему всякая похвала.

Петр Петрович, разменявший для каких-то причин в это утро несколько пятипроцентных билетов, сидел за столом и пересчитывал пачки кредиток и серий. Андрей Семенович, у которого никогда почти не бывало денег, ходил по комнате и делал сам себе вид, что смотрит на все эти пачки равнодушно и даже с пренебрежением. Петр Петрович ни за что бы, например, не поверил, что и действительно Андрей Семенович может смотреть на такие деньги равнодушно; Андрей же Семенович, в свою очередь, с горечью подумывал, что ведь и в самом деле Петр Петрович, может быть, способен про него так думать, да еще и рад, пожалуй, случаю пощекотать и подразнить своего молодого друга разложенными пачками кредиток, напомнив ему его ничтожество и всю существующую будто бы между ними обоими разницу.

Он находил его в этот раз до небывалого раздражительным и невнимательным, несмотря на то, что он, Андрей Семенович, пустился было развивать перед ним свою любимую тему о заведении новой, особой «коммуны». Краткие возражения и замечания, вырывавшиеся у Петра Петровича в промежутках между чиканием костяшек на счетах, дышали самою явною и с намерением невежливою насмешкой. Но «гуманный» Андрей Семенович приписывал расположение духа Петра Петровича впечатлению вчерашнего разрыва с Дунечкой и горел желанием поскорее заговорить на эту тему: у него было кой-что сказать на этот счет прогрессивного и пропагандного, что могло бы утешить его почтенного друга и «несомненно» принести пользу его дальнейшему развитию.

– Какие это там поминки устраиваются у этой… у вдовы-то? – спросил вдруг Петр Петрович, перерывая Андрея Семеновича на самом интереснейшем месте.

– Будто не знаете; я ведь вчера же говорил с вами на эту же тему и развивал мысль обо всех этих обрядах… Да она ведь и вас тоже пригласила, я слышал. Вы сами с ней вчера говорили…

– Я никак не ждал, что эта нищая дура усадит на поминки все деньги, которые получила от этого другого дурака… Раскольникова. Даже подивился сейчас, проходя: такие там приготовления, вина!.. Позвано несколько человек – черт знает что такое! – продолжал Петр Петрович, расспрашивая и наводя на этот разговор как бы с какою-то целию. – Что? Вы говорите, что и меня приглашали? – вдруг прибавил он, поднимая голову. – Когда же это? Не помню-с. Впрочем, я не пойду. Что я там? Я вчера говорил только с нею, мимоходом, о возможности ей получить, как нищей вдове чиновника, годовой оклад, в виде единовременного пособия. Так уж не за это ли она меня приглашает? хе-хе!

– Я тоже не намерен идти, – сказал Лебезятников.

– Еще бы! Собственноручно отколотили. Понятно, что совестно, хе-хе-хе!

– Кто отколотил? Кого? – вдруг всполошился и даже покраснел Лебезятников.

– Да вы-то, Катерину-то Ивановну, с месяц назад, что ли! Я ведь слышал-с, вчера-с… То-то вот они убеждения-то!.. Да и женский вопрос подгулял. Xe-xe-xe!