Роман Чернышевского «Что делать?» Проблематика, идейный смысл. жанровое своеобразие. Идеалы утопического социализма. Д.И. Писарев о романе. «Роман «что делать?». Эволюция замысла. Проблема жанра Нравственные проблемы в романе что делать чернышевского

Сочинение

Высший этический закон для Чернышевского и его любимых героев прост. Счастье для одного невозможно, если оно построено на несчастье другого. Так возникает понятие о разумном эгоизме, о расчете выгод: надо сделать так, чтобы счастливы и свободны были все люди. Свою личную выгоду герои романа видят в борьбе за счастье всего народа. Этими же благородными принципами они руководствуются и тогда, когда стремятся по-новому осмыслить ту сложную ситуацию, которая возникла в их личной жизни. По Чернышевскому, отношение людей в любви, в семье есть проверка, испытание их общественной зрелости, стойкости, принципиальности, готовности бороться за права человека уже в более широкой сфере. И вполне закономерно, что тема любви в романе прямо приводит к четвертому сну Веры Павловны, где речь идет о будущем торжестве коммунизма. Для Чернышевского коммунизм – это не просто дворец из чугуна и стекла, алюминиевая мебель, машины, которые почти все делают за человека. Это и новый характер человеческих взаимоотношений, и в частности, новый характер любви.

По многочисленным воспоминаниям современников известно, что роман с необыкновенным воодушевлением был встречен передовой молодежью, которая восприняла его как «откровение и программу». Чернышевский создавал свой роман, руководствуясь теми основными эстетическими принципами, которые были сформулированы в его знаменитой диссертации. Однако нельзя забывать, что эстетические воззрения Чернышевского не оставались неизменными. Они уточнялись в процессе его литературно-критической деятельности. Опыт непосредственной работы над художественным произведением, в свою очередь, заставил его пересмотреть или переосмыслить некоторые представления, упрощенность или неясность которых он ощутил уже не с позиций теоретика, а с точки зрения практика.

Система образов в романс. Обыкновенные люди и особенный человек. Новаторство Чернышевского-писателя проявилось прежде всего в создании образов представителей революцион -но-демократического лагеря. К их числу относятся Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна. Это, по характеристике автора, новые люди – «добрые и сильные, знающие и умеющие».

Таким образом, для самого Чернышевского «Что делать?» – это роман, полноценное литературное произведение, связанное с определенными традициями в русской и мировой литературе (Дидро, Монтескье, Вольтер, Жорж Санд, Герцен) и полемически противопоставленное теории и практике враждебной эстетической школы. И в самом тексте романа Чернышевский настойчиво утверждает свое понимание принципов художественности. Спор с проницательным читателем был необходим автору для дискредитации чуждых ему эстетических теорий, ибо проницательный читатель не просто воплощает обывательское мировоззрение, но принадлежит к лагерю «чистых эстетиков», выражает их устоявшиеся понятия и представления.

Формы и приемы психологического анализа в романе «Что делать?» также внутренне полемичны. Автор и его герои не только действуют, но прежде всего и мыслят по законам разума. Просветительский рационализм приобретает у Чернышевского новый характер, он становится эстетической категорией. Самые сложные чувства героев всегда поддаются рациональному истолкованию. У них нет никакого душевного надрыва, мучительных колебаний. Они обладают таким нравственным здоровьем, такой жизненной устойчивостью, таким оптимизмом, которые не встречались до сих пор в русской литературе. Ясность и разумность чувств, переживаемых героями «Что делать?», контрастируют с иррациональностью внутреннего мира героев Достоевского.

Появление на страницах «Современника» романа Чернышевского, находившегося тогда в Петропавловской крепости, было событием громадной важности как в плане общественно-политическом, так и литературном. На всю Россию прозвучало пламенное слово писателя, призывавшего к борьбе за будущее социалистическое общество, за новую жизнь, построенную на началах разума, за подлинно человеческие взаимоотношения между людьми, за новый революционный гуманизм.

Однако в процессе работы Чернышевский приходит к выводу, что у него есть необходимые данные для создания именно художественного произведения – романа, а не мемуарного, документального повествования «из жизни» добрых знакомых автора. Спустя несколько месяцев после окончания «Что делать?» Чернышевский подводил итоги своим размышлениям о художественном своеобразии первого своего романа: «…Когда я писал «Что делать?», во мне стала являться мысль: очень может быть, что у меня есть некоторая сила творчества. Я видел, что я не изображаю своих знакомых, не копирую,- что мои лица столь же вымышленные лица, как лица Гоголя…». Эти соображения Чернышевского чрезвычайно важны не только как автохарактеристика егр собственного романа. Они имеют и теоретическое значение, помогая, в частности, судить об определенной эволюции в эстетических взглядах автора. Теперь он осознает художественную природу своего произведения, указывая на проявившуюся в нем творческую фантазию.

Различие между особенным человеком и обыкновенными «новыми людьми» в романе является не абсолютным, а относительным. Герои произведения могут подняться на ступеньку выше – и движению этому нет конца. В этом суть сюжетного развития: жизнь не стоит на месте, она развивается, вместе с ней растут и любимые герои автора. Разрыв со старым миром был когда-то для них принципиально важным и необходимым. Теперь сама действительность ставит перед ними новые задачи. Сюжет семейно-бытовой закономерно перерастает в общественно-политический. Поэтому Чернышевский не заканчивает роман картиной безмятежного счастья героев. Появляется новый персонаж – дама в трауре с ее трагической судьбой. Таким образом, в сюжете, в системе образов была передана автором концепция закономерностей исторического развития русской жизни тех лет. Герои идут в революцию, хотя это предвещает не только радость, но и печаль, возможно, даже траур, не только победу, но и временные поражения.

«Что делать?» – роман-проповедь, обращенный к массе читателей. Еще в статье «Русский человек» Чернышевский прямо требовал: «Что мне теперь делать,- пусть скажет каждый из вас». Что делать? – это тот самый жизненный вопрос, который стал заглавием романа. Когда? Теперь, немедленно, сейчас же. И решить этот вопрос должен каждый, понимая свою личную ответственность за все, что совершается вокруг. В этих словах, которые Чернышевский написал еще в 1857 г., заключено зерно его романа.

Роман «Что делать?» полемичен по отношению ко многим явлениям современной ему русской литературы. В науке считается установленным, что он частично был задуман как своеобразный ответ на роман Тургенева «Отцы и дети». Можно добавить, что Чернышевский сознательно отталкивался и от творческого опыта Гончарова (который, в свою очередь, не принимал художест венный метод Чернышевского). Мир Гончарова по преимуществу статичен, мир Чернышевского, напротив, динамичен. Воспроизведение жизни в ее движении, развитии прямо вытекает из главной особенности романа «Что делать?» – могущества мысли.

Образы «новых людей» у Чернышевского даны в развитии. Наиболее отчетливо это структурное своеобразие произведения проявляется черезобраз Рахметова, которого автор называет особенным человеком. Это профессиональный революционер, сознательно отдавший свою жизнь служению великому делу освобождения народа от векового угнетения.

Другие сочинения по этому произведению

РОМАН «ЧТО ДЕЛАТЬ?». ПРОБЛЕМАТИКА,
ЖАНР, КОМПОЗИЦИЯ. «СТАРЫЙ МИР»
В ИЗОБРАЖЕНИИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Цели: познакомить учащихся с творческой историей романа «Что делать?», рассказать о прототипах героев романа; дать представление о проблематике, жанре и композиции произведения; выяснить, в чем притягательная сила книги Чернышевского для современников, как повлиял роман «Что делать?» на ; назвать героев романа, передать содержание важнейших эпизодов, остановиться на изображении писателем «старого мира».

Ход урока

I. Беседа по вопросам:

1. Кратко охарактеризуйте основные этапы жизни и деятельности.

2. Можно ли назвать жизнь и творчество писателя подвигом?

3. В чем значение диссертации Чернышевского для его времени? Что в ней актуального для наших дней?

II. Рассказ учителя (или подготовленного ученика).

ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОМАНА «ЧТО ДЕЛАТЬ?».
ПРОТОТИПЫ РОМАНА

Самый известный роман Чернышевского «Что делать?» был написан в одиночной камере Алексеевского равелина крепости за кратчайшие сроки: начат 1862 года и завершен 1863 года. Рукопись романа прошла . В первую очередь с произведением Чернышевского познакомились члены следственной комиссии, а затем цензор «Современника». Сказать, что цензура полностью «просмотрела» роман, не совсем верно. Пржецлавский прямо указывал на то, что «это произведение… оказалось апологией образа мыслей и действий той категории современного молодого поколения, которую разумеют под названием «нигилистов и материалистов» и которые сами себя называют «новыми людьми» . Другой цензор, видя на рукописи печать комиссии, «проникся трепетом» и пропустил, не читая, за что и был уволен.

Роман «Что делать? Из рассказов о новых людях» (таково полное название произведения Чернышевского) вызвал неоднозначную реакцию читателей. Передовая молодежь с восхищением отзывалась о «Что делать?». Яростные противники Чернышевского вынуждены были признать «необыкновенную силу» воздействия романа на молодежь: «Молодые люди толпою пошли за Лопуховым и Кирсановым, молодые девушки заразились примером Веры Павловны… Меньшинство нашли себе идеал… в Рахметове». Враги Чернышевского, видя небывалый успех романа, требовали жестокой расправы с автором.

В защиту романа выступили, и их журналы («Русское слово», «Искра») и др.

О прототипах. Литературоведы считают, что в основу сюжетной линии положена история жизни семейного врача Чернышевских Петра Ивановича Бокова. Боков был учителем Марии Обручевой, затем, чтобы освободить ее из-под гнета родителей, женился на ней, но через несколько лет М. Обручева полюбила другого человека – ученого-физиолога. Таким образом, прототипами Лопухова стал Боков, Веры Павловны – Обручева, Кирсанова – Сеченов.

В образе Рахметова замечены черты Бахметьева, саратовского помещика, который часть своего состояния передал Герцену на издание журнала и революционную работу. (В романе есть эпизод, когда Рахметов, находясь за границей, передает Фейербаху деньги на издание его сочинений). В образе Рахметова можно увидеть и те черты характера, которые были присущи самому Чернышевскому, а также Добролюбову, Некрасову.

Роман «Что делать?» Чернышевский посвятил своей жене Ольге Сократовне. В своих воспоминаниях она записала: «Верочка (Вера Павловна) – я, Лопухов взят с Бокова».

В образе Веры Павловны запечатлены черты характера Ольги Сократовны Чернышевской и Марии Обручевой.

ПРОБЛЕМАТИКА РОМАНА

В «Что делать?» автор предложил открытую Тургеневым в «Отцах и детях» тему нового общественного деятеля (в основном из разночинцев), сменившего тип «лишнего человека». «Нигилизму» Е. Базарова противостоят взгляды «новых людей», его одиночеству и трагической смерти – их сплоченность и стойкость. «Новые люди» – главные герои романа.

Проблемы романа: появление «новых людей»; люди «старого мира» и их социально-нравственные пороки; любовь и эмансипация, любовь и семья, любовь и революция ().

О композиции романа. Роман Чернышевского построен так, что жизнь, действительность, предстает в нем в трех временных измерениях: в прошлом, настоящем и будущем. Прошлое – старый мир, существующий, но уже изживающий себя; настоящее – это появившиеся положительные начала жизни, деятельность «новых людей», существование новых человеческих отношений. Будущее – это уже приближающаяся мечта («Четвертый сон Веры Павловны»). Композиция романа передает движение от прошлого к настоящему и будущему. Автор не только мечтает о революции в России, он искренне верит в ее осуществление.

О жанре. Единодушного мнения в этом вопросе нет. считает «Что делать?» Чернышевского – социально-идеологическим романом, – философско-утопическим романом, созданным по законам, типичным для этого жанра . Составители биобиблиографического словаря «Русские писатели» считают «Что делать?» художественно-публицистическим романом .

(Есть мнение, что роман Чернышевского «Что делать?» семейно-бытовой, детективный, публицистический, интеллектуальный и др.)

IV. Беседа с учащимися по содержанию романа.

1. Назвать ведущих персонажей, передать содержание запомнившихся эпизодов.

2. Каким изображает Чернышевский старый мир?

3. Почему расчетливая мать тратила огромные деньги на образование дочери? Оправдались ли ее ожидания?

4. Что позволяет Верочке Розальской освободиться от гнетущего влияния семьи и стать «новым человеком»?

6. Покажите, как сочетается в изображении «старого мира» эзопова речь с открытым выражением авторского отношения к изображаемому?

Чернышевский показал две социальные сферы старой жизни: дворянскую и мещанскую.

Представители дворянства – домовладелец и прожигатель жизни Сторешников, его мать Анна Петровна, друзья-приятели Сторешникова с именами на французский манер – Жан, Серж, Жюли. Это не способные к труду люди – эгоисты, «поклонники и рабы собственного благополучия».

Мещанский мир представлен образами родителей Веры Павловны. Марья Алексеевна Розальская – энергичная и предприимчивая женщина. Но на свою дочь и мужа она смотрит «под углом зрения доходов, которые из них можно извлечь» ().

Писатель осуждает Марью Алексеевну за жадность, эгоизм, черствость и ограниченность, но в то же время и сочувствует ей, считая, что жизненные обстоятельства сделали ее такой. Чернышевский вводит в роман главу «Похвальное слово Марье Алексеевне».

Домашнее задание.

1. Чтение романа до конца.

2. Сообщения учащихся о главных героях: Лопухове, Кирсанове, Вере Павловне, Рахметове.

3. Индивидуальные сообщения (или доклад) по темам:

1) Что же «прекрасно» в жизни, нарисованной Чернышевским в «Четвертом сне»?

2) Размышления над («Будущее светло и прекрасно»).

3) Вера Павловна и ее мастерские.

Вопрос о «первоисточниках» произведения имеет принципиальное значение для понимания художественного метода автора «Что делать?», его жанровой и сюжетно-композиционной структуры. В каких взаимоотношениях находится действительность и творческая фантазия художника-романиста?

Каковы взаимосвязи между реальной жизнью молодого поколения разночинцев-шестидесятников и миросозерцанием героев романа, их просветительской практикой и социально-философской концепцией автора-мыслителя?

Каким путем произошла переориентировка жанровых критериев от любовно-интимного романа к роману социально-философскому?

Как использованы и пересмотрены традиционные сюжетные решения предшественников и на каких путях воздвигалась оригинальная жанровая структура нового повествования?

Чернышевский считал, что в жизни ежеминутно встречаются «поэтические события», которые «в своем развитии и развязке» нередко имеют «художественную полноту и законченность», а «первообразом для поэтического лица очень часто служит действительное лицо».

Не случайно действительные события и жизнь знакомых людей вызвали у него потребность осмыслить их в художественном дневниковом очерке (1848) и в повести «Теория и практика» 1849—1850 гг. (события, вызванные женитьбой В. П. Лободовского, товарища Чернышевского по университету), а исходным творческим началом в повести «Пониманье» (над которой Чернышевский работал также в университетские годы) послужили исторически существовавшие лица (Луиза, сестра Гете).

В научной литературе достаточно убедительно установлены прототипы многих литературных персонажей из произведении Чернышевского: В. А. Обручев — для Алферьева (из одноименной повести), Н. А. Добролюбов — для Левицкого, К. Д. Кавелин — для Рязанцева, С. И. Сераковский — для Соколовского, Н. А. Милютин — для Савелова, да и сам Н. Г. Чернышевский — для Волгина (роман «Пролог»).

Все исследователи романа «Что делать?» сходятся на том, что песни и дополнительные пояснения «дамы в трауре», особенно при исполнении шотландского романса-баллады Вальтера Скотта «Разбойник», воспроизводят в замаскированном виде сцену объяснения Чернышевского со своей невестой Ольгой Сократовной Васильевой.

«Разумеется, — уточняет он право художника на вымысел, — я должен был несколько переделать эти факты, чтобы не указывали пальцами на людей, о которых я рассказываю, что, дескать, вот она, которую он переименовал в Веру Павловну, а по-настоящему зовется вот как, и второй муж ее, которого он переместил в Медицинскую академию, — известный наш ученый такой-то, служащий по другому, именно вот по какому ведомству».

У исследователей имеются разные точки зрения на целесообразность изучения прототипов героев «Что делать?». Например, академик М. В. Нечкина считает, что «тип Рахметова уполномачивает исследователей на поиски всех прототипов и тем более указанных самим автором».

Следует при этом лишь заметить, что прототип никогда не будет идентичным художественному образу. В частности, несмотря на ряд сходных деталей в поведении Рахметова и П. А. Бахметова, о которых уже немало написано, знак равенства между ними поставить ни в коем случае нельзя.

Реальные источники в известной мере дают возможность заглянуть в творческую лабораторию писателя. В этом смысле любопытна, например, такая параллель. Интерес Рахметова к комментарию Ньютона к «Апокалипсису св. Иоанна» как «классическому источнику по вопросу о смешении безумия с умом» перекликается с работой «землевольца» Н. И. Утина над статьей об Апокалипсисе для «Энциклопедического словаря», выходившего при участии П. Л. Лаврова, и с переводом Библии, осуществленным В. И. Кельсиевым и напечатанным в Лондоне (1860).

Однако таких прозрачных намеков на связь Рахметова со своими прототипами в романе мало. Все данные о сходстве «особенного человека» с виднейшими деятелями периода революционной ситуации (Н. А. Добролюбовым, П. Д. Баллодом, братьями Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичами и др.) носят общийхарактер. Но даже и в этом случае мы можем прийти к заключению, что при работе над образом Рахметова («я встретил до сих пор только восемь образцов этой породы (в том числе двух женщин)») писатель художественно обобщил основное в мировоззрении и психологии, в личной и общественной практике друзей по революционному подполью.

Считая, что «оригинал уже имеет общее значение в своей индивидуальности», Чернышевский задачу писателя видел в том, чтобы понять «сущность характера в действительном человеке», уяснить, «как стал бы действовать и говорить этот человек в тех обстоятельствах, среди которых он будет поставлен поэтом», «передать его таким, каким понимает его поэт».

В этом состояла художественно-преобразующая функция романиста, предупреждающая опасность иллюстративности и натурализма.

Примечательно, что писатели-демократы 60—70-х гг. XIX в., продолжая традиции Чернышевского, опирались в своей творческой практике на действительные исторические события своего времени, художественно трансформируя их. Вполне вероятно знакомство Н. Бажина во время работы над повестью «Степан Рулев» (1864) с первыми шагами революционной организации Н. А. Ишутина — И. А. Худякова (1863—1866).

Во всяком случае один из персонажей его повести, Илья Кудряков, «лучший друг и соратник» Степана Рулева, напоминает крупнейшего революционного деятеля Ивана Худякова (сходство фамилий: Худяков — Кудряков; хромота обоих как следствие увечья, понесенного от лошади в детские годы; духовное родство и сходный метод просветительской деятельности странствующих по деревням фольклориста и книгоноши).

И. Кущевский в романе «Николай Негорев, или Благополучный россиянин» (1870) откликнулся на события первой революционной ситуации, рассказал о деятельности шестидесятников, устраивавших революционные «общества» и «ветви» и решивших «не упускать благоприятного случая объявления указа об освобождении крестьян» для народного восстания.

С большой теплотой автор пишет о члене этой «ветви» Андрее Негореве, распространявшем брошюры и прокламации, ставшем впоследствии политическим эмигрантом, об Оверине, который под влиянием этих прокламаций кинулся «в бездну» и возглавил крестьянское восстание.

Кущевский намеренно сближает подвиг Оверина с революционной деятельностью Чернышевского, когда в описании гражданской казни Оверина исторически достоверно воспроизводит место, обстоятельства и детали правительственного надругательства над Николаем Гавриловичем (не забыт и букет цветов, брошенный из толпы «преступнику у позорного столба»!).

Роман В. Берви-Флеровского «На жизнь и смерть» (1877), в его первой части во многом соотносится с общественными событиями 60-х гг.; заглавный персонаж этой части Павлуша Скрипицындаже встречается с самим Чернышевским!

Вторая часть произведения Флеровского «Ученики» соответствует времени и обстоятельствам пропагандистской деятельности «чайковцев» и «долгушинцев» в рабочих кружках (начало 70-х гг.), а третья часть («Новая религия») посвящена событиям «хождения в народ» 1874—1875 гг. В этом романе скрестились все узловые проблемы, занимавшие передовое русское общество на большом отрезке времени (40—70-е гг. XIX в.).

Участник революционного подполья С. Степняк-Кравчинский запечатлел в своих произведениях («Подпольная Россия», 1881; «Андрей Кожухов», 1889, и др.) настроения и обстоятельства героической борьбы с царизмом своих товарищей из эпохи «хождения в народ» (Петр Кропоткин, Дмитрий Лизогуб, Вера Засулич, Дмитрий Клеменц) и «народовольского» периода (Софья Перовская, Степан Халтурин, Александр Михайлов).

Некоторые исследователи романа «Что делать?» считают, что Чернышевский расширил круг литературных источников, обратившись к методике мысленного эксперимента, принятой в точных науках, когда «ученый, основываясь на данных своей теории, создает модель опыта, который в действительности невозможно произвести на данном техническом уровне, и таким образом доказывает принципиальную правильность идеи».

«Метод гипотетического упрощения ситуаций и конфликтов» переносится в данном случае на структуру утопического романа, который «представляет собою как бы описание „мысленного“ внедрения идеи в жизнь.

Опыт этот „описывается“ как реальный, и роман воспринимается читателями зачастую как научное описание». Гипотетический метод исследования Чернышевского-романиста видят в первую очередь в рассказе об организации Верой Павловной швейной мастерской-коммуны и в описании социалистического общества («Четвертый сон Веры Павловны») как исторически уже возникшего и неотвратимо нарастающего процесса переустройства общества.

Эти наблюдения несомненно помогают уточнить истоки социальной психологии, мировосприятия героев романа. Они позволяют конкретно представить внутренний «механизм» художественного воплощения мечты реальных людей о светлом будущем.

Однако при решении вопроса о соотношении реальности и фантастики нет основания «переводить» весь роман Чернышевского из произведения реалистического в разряд утопических романов, сводить «первые случаи» личной и общественной активности «новых людей», имеющих «исторический интерес», лишь к «имитации опыта».

Произведение, имитирующее объективность и точность описания, добивающееся правдоподобия и увлекательности повествования во имя доказательства некоего авторскогопостулата, не будет иметь ничего общего с реалистическим искусством и в лучшем случае выполнит иллюстративную функцию.

Современники воспринимали роман «Что делать?» иначе. Видный деятель революционного движения 60-х гг. Н. И. Утин (ставший впоследствии одним из организаторов Русской секции Первого Интернационала) писал 22 февраля 1864 г. Н. П. Огареву о произведении Чернышевского: «Я никак не соглашусь, что у него цель фантастическая, потому что он и не думает говорить, что все осуществимо сию же минуту, напротив, он показывает, что нужно идти шаг за шагом, и затем говорит: вот что будет в конце ваших трудов и стремлений, вот как можно жить. И потому „работайте и работайте“».

Принципы социалистической организации трудовых ассоциаций стали уже доступными лучшей части разночинной интеллигенции 60-х гг. XIX в. Социалистический идеал в миросозерцании «шестидесятников» (пусть даже в утопическом варианте!) — это реальность, а не фантастика.

Гипотетический подсчет прибылей, которые получает каждая швея от мастерской, их выгод от совместной жизни и общего хозяйства — это операция «реальных», «живых» людей, знающих, что делать, во имя чего жить. Поэтому Чернышевский пишет о мастерских-коммунах как о реально существующих в жизни трудовых ассоциациях.

Имелись ли в действительности источники для реалистического описания швейной мастерской Веры Павловны?

Чернышевский, рассказывая о работе мастерской Веры Павловны, стремился как-то откликнуться на стремление женщин 60-х гг. улучшить условия своего труда. По статистическим данным 1860 г. известно, что в Петербурге «4713 ремесленниц довольствовались жалованьем в 2—3—5 руб. в месяц на хозяйском столе и чае. Те, которые работали дома, живя при муже или родных, вырабатывали на перчатках, аграманте 2—3 рубля в месяц, на чулках — еще меньше».

Энергичную работу по улучшению жизни нуждающихся женщин провел кружок Марии Васильевны Трубниковой. В 1859 г. им было основано «Общество дешевых квартир и других пособий нуждающимся жителям» Петербурга. Общество сперва нанимало для своих клиентов квартиры в разных частях города, но затем на деньги, вырученные от лотереи, был куплен большой дом, в который перевели всех бедняков.

«Тогда же Общество получило возможность приступить к выполнению заветного желания своего — устройства школы для детей и швейной мастерской, где жилицы могли бы получать и выполнять работы и куда также могли бы приходить посторонниешвеи и выполнять собственную работу на предоставляемых им бесплатно швейных машинах.

В мастерской особенно энергично работала Н. В. Стасова, стараниями которой был вскоре получен большой заказ от интендантства, надолго обеспечивший ее работой. В школе преподавание велось сперва членами общества, а затем приглашенными для этой цели учительницами». Однако в работе мастерской мы еще не видим воплощения социалистических принципов.

В тех же воспоминаниях утверждается, что кружок М. В. Трубниковой, начав свою общественную деятельность с филантропии, затем «эволюционировал, отражая влияние других, часто более радикальных кругов, например кружка Чернышевского (общества «Земли и воли»), с которым лично Мария Васильевна была непосредственно связана через своих друзей, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, и к которым ее влекли собственные демократические и антимонархические тенденции».

Интересно вспомнить еще одну попытку кружка М. В. Трубниковой — создать «Общество женского труда». Сведения о нем расширяют наши представления об эпохе 60-х гг. и лишний раз свидетельствуют о больших трудностях, стоявших перед энтузиастами женского движения.

Общество было задумано с широкими планами. Оно должно иметь право заводить различные мастерские: швейные, переплетные, конторы для переводов и издания детских и научных книг. В составлении его устава в 1863 г. принимал участие П. Л. Лавров.

Реализована была лишь часть этой программы. В начале 1863 г. удалось организовать женскую артель или общество переводчиц-издательниц, в которое входило 36 человек (М. В. Трубникова, Н. В. Стасова, А. Н. Энгельгардт, Н. А. Белозерская, М. А. Менжинская, А. П. Философова, В. В. Ивашева, Е. А. Штакеншнейдер и др.). Брошюровка и переплет изданных обществом книг осуществлялись женской переплетной артелью, основанной В. А. Иностранцевой. Иллюстрации и гравюры выполнялись тоже женщинами.

Таким образом, есть все основания полагать, что в рассказе о трудовой деятельности Веры Павловны Чернышевский опирался на действительные жизненные факты. Попытки найти новые формы организации труда, устройства быта и просвещения работников уже были.

Жизненную основу имеет описание революционно-просветительской работы Лопухова, Кирсанова и Мерцалова среди работниц швейной мастерской. Мы знаем о существовании воскресных школ для взрослых, организованных «землевольцами». И все-таки действительных фактов из жизни оказалось недостаточно для воплощения художественного замысла Чернышевского.

В романе мастерская Веры Павловны не походила на предприятие, организованное кружком Трубниковой. Поэтому писатель в черновом варианте романа писал: «Есть в рассказе еще одна черта, придуманная мною: это мастерская. На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве. На самом деле она [хлопотала над] чем-то вроде воскресной школы <...> не для детей, а для взрослых».

Чернышевскому пришлось в известной мере «придумывать» мастерскую Веры Павловны. В этом смысле «гипотетический метод исследования» Чернышевского-экономиста действительно пригодился Чернышевскому-романисту как дополнительный, подсобный путь художественной мотивировки замысла Веры Павловны организовать мастерские по образцам, предложенным «добрыми и умными людьми», написавшими «много книг о том, как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо».

Впрочем, следует уточнить, что в этом случае метод мысленного эксперимента уже отстранен от автора, стал достоянием Веры Павловны («Вот какие мои мысли»), реальной приметой интеллектуальных достижений «новых людей».

Впоследствии читатель романа узнает, что осуществить социалистический идеал в стране самодержавного деспотизма оказалось невозможным. Как известно из романа, после визита Кирсанова к «просвещенному мужу» (представителю власти) и разговора с ним (XVII раздел четвертой главы) было «нечего уж думать о развитии предприятия, которое так и просилось идти вперед». Путь к новой жизни в социалистических трудовых ассоциациях лежит только через революцию.

У Чернышевского уже было теоретическое обоснование разницы между мечтой праздной фантазии, оторванной от действительности, и мечтой о светлом будущем, способствующей общественному прогрессу. В понятие действительности он включал «не только настоящее, но и прошедшее, насколько оно выразилось делом, и будущее, насколько оно приготовляется настоящим». Эта связь будущего с настоящим и определяет художественную «совместимость» реализма и романтизма в «Что делать?».

Судьба произведений писателей-утопистов, которые принуждены были конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо эти элементы еще не вырисовывались ясно для всех в недрах старого общества, зависела от большой теоретической подготовки и художественного такта автора, от его уменья верно вскрыть исторические закономерности развития общества.

Опасность «произвольной регламентации подробностей, и именно тех подробностей, для предугадывания и изображения которых действительность не представляет еще достаточных данных», подстерегала,по мнению М. Е. Салтыкова-Щедрина, и автора «Что делать?». Однако Чернышевский во многом (как это подтверждается практикой осуществившегося в наше время развитого социалистического общества) избежал этой опасности.

Насколько это было для него возможно, при работе над романом он использовал достижения науки и техники своего времени, чтобы рельефнее, художественно осязательнее воссоздать картину будущего (начавшиеся уже в то время постройки каналов и оросительных систем, открытие электричества, использование алюминия в промышленности и в домашнем быту, опыт выращивания фруктов в оранжереях, достижения архитектуры).

Впрочем, все это для писателя лишь «намек», толчок для воссоздания более возвышенной картины, но без этого «намека» невозможно было добиться конкретно эмоционального восприятия картин будущего. Таким, например, «намеком» на громадный «хрустальный дворец», который видит Вера Павловна во сне, был Кристальный дворец на Сайденгамском холме в Англии. Чернышевский впервые описал «дворец Пакстона» еще в августовском номере журнала «Современник» за 1854 г.

Таким образом, утопические картины в романе Чернышевского многими своими художественными деталями восходили к действительности, и это предотвращало опасность отвлеченного схематизма. Романтическая торжественность, приподнятость в описании светлого и прекрасного будущего соответствовала законам романтического искусства и индивидуальному проявлению их в художественной форме сновидений.

Последние, в свою очередь, не позволяли читателю забывать о том, что он прикосновенен к миросозерцанию и сокровенной мечте реальной героини — своей современницы.

Так в сложном соотношении исторической действительности и утопии, реального и романтического, событий из жизни знакомых людей и «мысленных», «гипотетических» ситуаций и конфликтов воссоздается оригинальная художественная структура романа Чернышевского, в которой первое — реалистическое — звено и по своим первоисточникам и по своей художественной форме является ведущим.

«Чернышевский ставит ставку на реализм, вытекающий из знания жизни и располагающий сочными красками», — авторитетно утверждал А. В. Луначарский. Что же касается романтических тенденций в беллетристике о «новых людях», то они, проявляясь в усиленной тяге к «идеализации», возникают там, где остро ощущается «эстетически осознанная необходимость восполнить недостаток реального жизненного материала лиризмом, авторской убежденностью».

«Первые случаи» производственной деятельности героев «Что делать?», имеющие «исторический интерес», примечательны и в другом отношении. Рассказывая об организации швейной мастерской-коммуны и о просветительской деятельности Лопухова среди рабочих, Чернышевский по сути дела открыл новый сюжетоорганизующий центр для будущих романов о «новых людях».

Швейные мастерские, воскресные школы, просветительские чтения для рабочих, ссудо-сберегательные кассы были для революционеров-разночинцев опорными пунктами агитационной деятельности и, естественно, нашли отражение в литературе, заложив прочные основы новой сюжетно-композиционной структуры произведения (Н. Бажин, «Степан Рулев», «История одного товарищества»; И. Омулевский, «Шаг за шагом»; К. Станюкович, «Без исхода»; П. Засодимский, «Хроника села Смурина», и др.).

В романе Чернышевского «Что делать?» впервые в литературе осуществлен замысел художественного изображения социалистической трудовой ассоциации, показан руководитель коллективного производства из среды разночинной интеллигенции, намечены пути повышения общей культуры и политической сознательности «простолюдинов» через воскресные школы. Чернышевский предвидел необходимость изучения опыта революционного рабочего движения на Западе (поездка за границу Рахметова и Лопухова).

В повести Н. Бажина «Степан Рулев» влияние романа «Что делать?» подкрепляется впечатлениями от усилия ишутинцев по устройству завода на артельных началах. Смысл главного «предприятия» Рулева и Вальтера как раз и состоит в подготовке артельного завода на Урале.

Произведения И. Омулевского «Шаг за шагом» (1870) и К. Станюковича «Без исхода» (1873) продолжают художественно разрабатывать тему пропаганды среди рабочих через воскресные школы, знакомят с трудностями легальной деятельности этих школ. Светлову первому из «новых людей» в демократической литературе пришлось познакомиться со стихийной стачкой рабочих и оказать пока еще робкое воздействие на ее развитие в законных рамках. Г. Успенский заметил в рабочем Михаиле Ивановиче устойчивые тенденции к бунту, к протесту против «прижимки» («Разоренье», 1869).

В обстановке подъема общественного движения на рубеже 60—70-х гг., организации Русской секции Первого Интернационала и деятельности Большого общества пропаганды в рабочих кружках сами народники-пропагандисты предъявляют к писателям требование отразить контакты русских революционеров с рабочим движением Западной Европы (В. Трощанский, «Идеалы наших общественных деятелей»).

М. Ковальский приветствуетдеятельность Светлова. Л. Щеголев разрабатывает план литературного произведения из жизни рабочих, А. Ободовская пишет рассказ о судьбе вольнолюбивого деревенского паренька, прошедшего школу социального воспитания на заводе («Неустрашимко»). Однако творческое воплощение рабочей темы в литературе осложнялось неразвитостью пролетарского движения в России.

В начале 70-х гг. художественная разработка «рабочего вопроса» и связей русских «просветителей» с революционным Западом была осложнена бакунинско-нечаевской пропагандой, авантюризмом и диктаторством анархистов. В романе С. Смирновой (Сазоновой) «Соль земли» (1872) скрестились противоречивые тенденции начала 70-х гг.: с одной стороны, впервые в литературе воссоздается колоритный образ рабочего-агитатора Левки Трезвова, сочетающего силу и мастерство рабочего-молотобойца с талантом революционного пропагандиста, доходчиво разъясняющего рабочим необходимость социальной солидарности в борьбе за свои права; с другой стороны, в образе Левки отразились слабости нечаевщины (демагогия и честолюбие, «желание непременно играть роль», следование правилу: «цель оправдывает средства»).

В том же романе идея производственной ассоциации социалистического типа заменяется пропагандой лассальянского плана создания кредитного и промышленного товарищества при покровительстве властей.

Во второй половине 70-х — начале 80-х гг. в литературе проявляется заметная тенденция по-новому осмыслить работу «новых людей» с рабочими. В 1877 г. Берви-Флеровский обращается к началу 70-х гг. и деятельности агитаторов из Большого общества пропаганды в рабочих «ячейках» («На жизнь и смерть»).

Во второй части романа Берви вводится художественная характеристика разных типов рабочих, отошедших школу политического воспитания у Испоти и Анны Семеновны, обращено внимание на появление сознательных рабочих с «более глубоким и острым пониманием науки, чем большинство образованных юношей», интересующихся жизнью и борьбой рабочего класса за границей.

К событиям начала 70-х гг. обращается в романе «Два брата» (1880) К. Станюкович. Герой этого романа Мирзоев имеет связи с русской политической эмиграцией и читает лекции рабочим.

Наряду с народническим интересом к крестьянским бунтам в русской литературе периода второй революционной ситуации проявляется внимание к волнениям среди рабочих (Н. Златовратский, «Золотые сердца», 1877; А. Осипович-Новодворский,«История», 1882; О. Шапир, «Одна из многих», 1879). Подлесовщик Абрамов возглавил бунт рабочих на сахарном заводе, техник Утюжинского завода Нежинский, изучивший опыт пролетарского движения на Западе, планомерно руководит борьбой рабочих за свои права на четырех заводах.

Здесь приведены далеко не все произведения демократической литературы, воссоздающие художественную летопись рабочего движения и роли в нем разночинной интеллигенции.

Однако и приведенного материала достаточно для того, чтобы убедиться в историко-литературной перспективности художественных открытий автора «Что делать?» при описании организаторской деятельности «новых людей» в рабочих коллективах нового типа, превратившихся из «мысленного эксперимента» полуутопического характера в реальную практику пропагандистской работы демократической интеллигенции в рабочих кружках на заре пролетарского движения в России. Так происходило становление в реалистической литературе новых сюжетоорганизующих тенденций, берущих начало в первом романе Чернышевского.

(Примечательно, что и в последнем (незаконченном) романе Чернышевского «Отблески сияния», написанном в сибирской ссылке (1879—1883), вводится рассказ об организации Авророй Васильевной трудовой садоводческой ассоциации и фабрики на коллективных началах).

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

Роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» создан им в камере Петропавловской крепости в период с 14/12/1862 по 4/04/1863 гг. за три с половиной месяца. С января по апрель 1863 г. рукопись частями передавалась в комиссию по делу писателя для цензурирования. Цензура ничего предосудительного не нашла и разрешила публикацию. Недосмотр вскоре был обнаружен и цензора Бекетова отстранили от должности, но роман уже опубликовали в журнале «Современник» (1863, No 3—5). Запреты номеров журнала ни к чему не привели и книга разошлась по стране в «самиздате».

В 1905 г. при императоре Николае Втором запрет на издание сняли, а в 1906 г. книга издана отдельным тиражом. Интересна реакция читателей на роман, которые разделились по мнениям на два лагеря. Одни поддерживали автора, другие сочли роман лишённым художественности.

Анализ произведения

1. Социально-политическое обновление общества путем революции. В книге автор из-за цензуры не мог развернуть данную тему подробнее. Она даётся полунамёками в описании жизни Рахметова и в 6-й главе романа.

2. Нравственные и психологические. Что человек силой своего ума способен создать в себе новые заданные моральные качества. Автор описывает весь процесс от малого (борьба против деспотизма в семье) и до масштабного, то есть революции.

3. Женская эмансипация, нормы семейной морали. Данная тема раскрывается в истории семьи Веры, в отношениях трёх молодых людей до мнимого самоубийства Лопухова, в 3- х первых снах Веры.

4. Будущее социалистическое общество. Это мечта о прекрасной и светлой жизни, которую автор разворачивает в 4-м сне Веры Павловны. Здесь же видение облегчённого труда при помощи технических средств, т. е. техногенное развитие производства.

(Чернышевский в камере Петропавловской крепости пишет роман )

Пафос романа - пропаганда идеи преобразования мира через революцию, подготовка умов и ожидание её. Более того, желание активного в ней участия. Главная цель произведения - разработка и внедрение новой методики революционного воспитания, создания учебника по формированию нового мировозрения для каждого думающего человека.

Сюжетная линия

В романе она фактически прикрывает основную мысль произведения. Не зря ведь поначалу даже цензоры сочли роман не более, чем любовной историей. Начало произведения, нарочито занимательное, в духе французских романов, ставило своей целью сбить с толку цензуру и попутно привлечь внимание большинства читающей публики. В основе сюжета незамысловатая любовная история, за которой скрываются социальные, философские и экономические проблемы того времени. Эзопов язык повествования насквозь пронизан идеями грядущей революции.

Сюжет таков. Есть обычная девушка Вера Павловна Розальская, которую корыстная мать всячески старается выдать за богача. Пытаясь избежать этой участи девушка прибегает к помощи своего друга Дмитрия Лопухова и заключает с ним фиктивный брак. Таким образом, она получает свободу и покидает дом родителей. Впоисках заработка Вера открывает швейную мастерскую. Это не совсем обычная мастерская. Здесь нет наёмного труда, работницы имеют свою долю в прибыли, поэтому заинтересованы в процветании предприятия.

Вера и Алекандр Кирсанов обоюдно влюблены. Чтобы освободить мнимую жену от угрызений совести Лопухов инсценирует самоубийство (именно с описания его и начинается всё действие) и уезжает в Америку. Там он приобретает новое имя Чарльз Бьюмонт, становится агентом английской фирмы и, выполняя её задание, приезжает в Россию для приобретения стеаринового завода у промышленника Полозова. Лопухов дома у Полозова знакомится с его дочерью Катей. Они влюбляются друг в друга, дело заканчиваетсясвадьбой.Теперь Дмитрий объявляется перед семьёй Кирсановых. Начинается дружба семьями, они поселяются в одном доме. Вокруг них образовывается круг «новых людей», желающих устроить свою и общественную жизнь по-новому. Жена Лопухова-Бьюмонта Екатерина Васильевна также присоединяется к делу, устраивает новую швейную мастерскую. Такая вот счастливая концовка.

Главные герои

Центральный персонаж романа - Вера Розальская. Особа общительная, относится к типу «честных девушек», не готовых идти на компромисс ради выгодного брака без любви. Девушка романтичная, но, не смотря на это, вполне современная, с хорошими административными задатками, как сказали бы сегодня. Поэтому она смогла заинтересовать девушек и организовать швейное производство и не одно.

Ещё один персонаж романа - Лопухов Дмитрий Сергеевич, студент медицинской академии. Несколько замкнут, предпочитает одиночество. Он честен, порядочен и благороден. Именно эти качества подвигли его помочь Вере в её тяжёлой ситуации. Ради неё он бросает учёбу на последнем курсе и начинает заниматься частной практикой. Считаясь официальным мужем Веры Павловны, он ведёт себя по отношению к ней в высшей степени порядочно и благородно. Апогеем его благородства становится его решение инсценировать собственную смерть, чтобы дать любящим друг друга Кирсанову и Вере объединить свои судьбы. Так же, как и Вера, он относится к формации новых людей. Умён, предприимчив. Об этом можно судить хотя бы потому, что английская фирма доверила ему очень серьёзное дело.

Кирсанов Александр муж Веры Павловны, лучший друг Лопухова. Очень импонирует его отношение к жене. Он не просто нежно любит её, но и ищет для неё занятие, в котором она могла бы самореализоваться. Автор испытывает к нему глубокую симпатию и отзывается о нём, как о человеке отважном, умеющим вести до конца то дело, за которое взялся. При этом, человек честный, глубоко порядочный и благородный. Не зная об истинных отношениях Веры и Лопухова, влюбившись в Веру Павловну, надолго исчезает из их дома, дабы не нарушать покой любимых им людей. Только болезнь Лопухова принуждает его появиться для лечения друга. Фиктивный муж, понимая состояние влюблённых, имитирует свою смерть и освобождает место для Кирсанова рядом с Верой. Таким образом, влюблённые обретают счастье в семейной жизни.

(На фотографии артист Карнович-Валуа в роли Рахметова, спектакль "Новые люди" )

Близкий друг Дмитрия и Александра революционер Рахметов - наиболее значимый герой романа, хотя ему отведено в романе немного места. В идейной канве повествования ему выпала особая роль и посвящено отдельное отступлении в 29 главе. Человек неординарный во всех отношениях. В 16 лет оставил на три года университет и бродил по России в поисках приключений и воспитания характера. Это человек с уже сформированными принципами во всех сферах жизни, в материальной, физической и духовной. При этом, обладающий кипучей натурой. Он видит свою дальнейшую жизнь в служении людям и готовится к этому, закаляя свой дух и тело. Отказался даже от любимой женщины, потому что любовь может ограничить его в действиях. Он хотел бы жить как большинство людей, но не может себе этого позволить.

В русской литературе Рахметов стал первым революционером практиком. Мнения о нём были совершенно противоположными, от негодования, до восхищения. Это - идеальный образ революционера - героя. Но сегодня, с позиции знания истории, такой человек мог бы вызвать только сочувствие, так как мы знаем насколько точно история доказала правоту слова императора Франции Наполеона Бонапарта: «Революции задумывают герои, исполняют дураки, а её плодами пользуются мерзавцы». Возможно, озвученное мнение не вполне вписывается в рамки сформированного десятилетиями образа и характеристики Рахметова, но это, действительно, так. Вышесказанное нисколько не умаляют качества Рахметова, потому что он герой своего времени.

По признанию Чернышевского, на примере Веры, Лопухова и Кирсанова, он хотел показать обыкновенных людей нового поколения, которых тысячи. Но без образа Рахметова у читателя могло бы сложиться обманчивое мнение о главных героях романа. По мнению писателя, все люди должны быть такими как эти три героя, но высшим идеалом, к которому должны стремиться все люди, это образ Рахметова. И с этим я полностью согласен.

Публикация романа «Что делать?» в 3, 4 и 5-м номерах «Современника» 1863 года буквально потрясла читающую Россию. Лагерь прямых и скрытых крепостников, реакционная и либеральная пресса приняли роман крайне недоброжелательно. Реакционные «Северная пчела», «Московские ведомости», «Домашняя беседа», славянофильский «День», как и другие издания охранительного толка, разными способами, но с одинаковой степенью неприятия и ненависти обрушились на роман и его автора.

Прогрессивно настроенные круги, особенно молодежь, читали роман с напряженным вниманием и восторгом.

Против клеветнических нападок на «Что делать?» выступили В. Курочкин, Д. Писарев, М. Салтыков-Щедрин, А. Герцен и другие видные деятели русской литературы. «Чернышевский создал произведение в высшей степени оригинальное и чрезвычайно замечательное», - отмечал Д. Писарев. М. Салтыков-Щедрин писал: «...«Что делать?» - роман серьезный, проводящий мысль о необходимости новых жизненных основ» .

Даже враги вынуждены были признать роман явлением незаурядным. Цензор Бекетов, снятый со своего поста за столь грубый просмотр, свидетельствовал: «Поднялся по поводу его содом, когда увидели, что нечто необыкновенное совершается между молодежью обоего пола под впечатлением этого произведения».

Номера «Современника» с романом Чернышевского были строжайше запрещены правительством. Но значительная часть тиража уже разошлась по стране. Сотнями экземпляров «Что делать?» переписывается от руки. Ни одно художественное произведение в России XIX века не имело такого общественного резонанса, не оказывало столь непосредственного воздей-ствия на формирование революционных поколений. Это подчеркивали видные народники П. Кропоткин, П. Ткачев. Об этом эмоционально и взволнованно писал Г. Плеханов: «Кто не читал и не перечитывал этого знаменитого произведения? Кто не увлекался им, кто не становился под его благотворным влиянием чище, лучше, бодрее и смелее? Кого не поражала нравственная чистота главных действующих лиц? Кто после чтения этого романа не задумывался над собственною жизнью, не подвергал строгой проверке своих собственных стремлений и наклонностей? Все мы черпали из него и нравственную силу, и веру в лучшее будущее».

Вскоре после шумного успеха в России роман Чернышевского переводится на английский, французский, немецкий, итальянский и многие другие языки мира, издается и читается широко, вербуя вдали от России все новых и новых волонтеров революционного дела.

Влияние Чернышевского и его романа «Что делать?» признавали такие известные деятели международного освободительного и рабочего движения, как А. Бебель, X. Ботев, Ж. Гед, Г. Димитров, В. Коларов, К. Цеткин. Родоначальники научного коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс высоко ценили революционный и литературный подвиг Николая Гавриловича, называя его великим русским писателем, социалистическим Лессингом.

В чем же секрет неувядающего долголетия книги Н. Г. Чернышевского? Почему каждое новое поколение социалистов и революционеров вновь и вновь видит в романе «Что делать?» «старое, но грозное оружие»? Почему с таким волнением читаем его и мы - люди конца XX века, периода развитого социализма?

Может быть, прежде всего потому, что Н. Г. Чернышевский первым в истории мировой литературы показал, что высокие идеи социализма и просветленная нравственность будущего золотого века - не удел небожителей и сверхчеловеков, а повседневная жизнь вполне понятных, осязаемых «обыкновенных новых людей», которых он увидел в жизни и характеры которых сделал предметом художественного исследования.

Неоспоримой заслугой писателя является естественность того восхождения к высотам человеческого духа и действия - из грязи и неподвижности мещанского мира «старых людей», - которое он заставляет шаг за шагом пройти читателя-друга вместе со своей героиней Верочкой Розальской - Верой Павловной Лопуховой-Кирсановой.

Вспомним самое начало его неожиданного «Предисловия», дерзко вторгшегося в полудетективное начало романа: «Содержание повести - любовь, главное лицо - женщина...

I. Это правда, - говорю я», - утверждает автор.

Да, это правда! Роман «Что делать?» книга о любви людей и о любви к людям, которая неизбежно приходит, которая должна утвердиться на земле.

Любовь Веры Павловны к «новому человеку» Лопухову постепенно привела ее к мысли о том, что «всем людям надобно быть счастливыми, и что надобно помогать этому скорее прийти... это одно и натурально, одно и по-человечески...» Н. Г. Чернышевский был глубоко убежден, что в среде «новых людей», главными чертами которых он считал деятельность, человеческую порядочность, отвагу и уверенность в достижении раз избранной высокой цели, этика социализма и революции может и должна вырастать из взаимоотношений в любви, в семье, в кругу соратников, единомышленников.

Свидетельства этого убеждения он оставил нам не только в романе, мастерски показав в нем развитие и обогащение (от частного к общему) живого чувства Веры Павловны. В одном из писем сыновьям из сибирского далека уже много лет спустя он писал: «Никто не может думать о миллионах, десятках, сотнях миллионов людей так хорошо, как следовало бы. И вы не в силах. Но все-таки часть разумных мыслей, внушенных вам любовью к вашему отцу, неизбежно расширяется и на множество, множество других людей. И хоть немножко переносятся эти мысли и на понятие «человек» - на всех, на всех людей».

Многие страницы романа - подлинный гимн любви «новых людей», которая есть результат и венец нравственного развития человечества. Только реальное равноправие любящих, только их совместное служение прекрасной цели поможет войти в царство «Светлой красавицы» - то есть в царство такой Любви, которая стократ превосходит любовь времен Астарты, Афродиты, царицы Непорочности.

Этими страницами зачитывались многие в России и за рубежом. О них с восторгом писал, например, И. Е. Репин в книге воспоминаний «Далекое близкое». Их выделял из всего романа Август Бебель, «...жемчужиной среди всех эпизодов представляется мне сравнительная характеристика любви в различные исторические эпохи... Это сравнение, пожалуй, лучшее, что XIX век до сих пор сказал о любви», - подчеркивал он.

Правда и то, что, являясь романом о любви, «Что делать?» - книга о революции, о ее нравственных началах, о путях достижения лучшего будущего для человечества. Всем строем своего произведения, конкретной жизни конкретных его героев Чернышевский показывал, что прекрасное будущее не может прийти самотеком, что за него нужна упорная и долгая борьба. Темные силы зла, которые так конкретизированно «очеловечены» в персонажах «старых людей» - от Марьи Алексеевны, Сторешникова и многоликого в своей мерзостной пошлости «проницательного читателя» до едва обозначенных гонителей мастерской Веры Павловны, за коими угадываются полицейские чины, запретительство, тюрьмы и весь накопленный веками арсенал насилия, - вовсе не собираются добровольно уступать дорогу будущему.

Мир, враждебный подлинной нравственности и любви, должен быть сметен весенним половодьем революционного обновления, которого надо ожидать, но которое необходимо деятельно готовить. Именно для этого выдвигается жизнью и открывается читателю Чернышевским «особенный человек». Создание образа Рахметова - профессионального революционера, конспиратора, глашатая, а возможно, и вождя будущего народного восстания, - писательский подвиг Николая Гавриловича. Искусство романиста и высоты «эзоповских возможностей» автора, умевшего и в подцензурных условиях «воспитывать настоящих революционеров», позволили ему сказать о Рахметове много больше, чем сказано в главке «Особенный человек».

Однажды найденный и разбуженный к новой жизни Кирсановым, Рахметов активно влияет на внутренний мир всех главных героев: Лопухова, Кирсанова, Веры Павловны, их друзей. Он - катализатор и внутренняя пружина их поступков, как, впрочем, внутренняя пружина и самого романа. Этого не видит и не может видеть «проницательный читатель». Но читателя-единомышленника автор постоянно приглашает принять участие в этой внесюжетной линии романа.

Рахметов действительно человек особенный, из тех немногих, которые, по словам автора, «соль соли земли», «двигатели двигателей». Он - рыцарь задуманного, рыцарь той Светлой красавицы, что является в прекрасных грезах Веры Павловны. Но как бы ни отличал автор Рахметова от других своих любимых героев, он все же не разделяет их непроходимой про-пастью. А временами дает понять, что при определенных обстоятельствах «обыкновенные порядочные люди» могут переплавляться в людей «особенных». Такое бывало и во времена Чернышевского, а еще более встречаем мы примеров в последующий нашей истории, когда скромные солдаты революции становились ее подлинными рыцарями, вождями миллионных мисс»

О знаменитых снах Веры Павловны, о ретроспективных аллегориях и прозрениях будущего в них за время существования романа написаны тома. Едва ли нужны дополнительные их толкования. Конечно, конкретные картины социалистического далека, своеобразной утопии, нарисованной смелой кистью автора «Что делать?», кажутся нам сегодня наивными, но на читателя прошлого века они производили сильное впечатление. Кстати сказать, сам Н. Г. Чернышевский скептически относился к возможности «отчетливым образом описать для других или хотя бы представить самому себе иное общественное устройство, которое имело бы своим основанием идеал более высокий».

Но и сегодняшнего читателя романа не может не увлечь та трепетная вера, та неизбывная убежденность, тот исторический оптимизм, с которыми более ста двадцати лет назад смотрел в будущее своего народа и человечества узник из «одиннадцатого нумера» Петропавловской крепости. Не дожидаясь приговора, что готовил ему мир самодержавия и крепостничества, мир «старых людей», уже обреченных историей, Н. Г. Чернышевский сам произнес этому миру свой приговор, пророчески провозгласив неотвратимость наступления мира социализма и труда.

Чернышевский закончил «Что делать?» незадолго до своего 35-летия. Он пришел в литературу человеком всесторонней эрудиции, твердого материалистического мировоззрения, серьезного жизненного опыта и почти невероятных познаний в области филологии. Николай Гаврилович сознавал это сам. В одном из вариантов предисловия к роману «Повести в повести», написанном вскоре после издания «Что делать?», он говорит: «Я столько вдумывался в жизнь, столько читал и обдумывал прочтенное, что мне уже довольно и небольшого поэтического таланта для того, чтобы быть замечательным поэтом». Едва ли надо приводить здесь другие рассуждения о возможном месте его в литературе как романиста. Они, как хорошо помнит читатель «Что делать?», полны иронической самокритики, но, по большому счету, в них есть сдержанная оценка своих возможностей, без самоуничижения.

Конечно, громадный талант Чернышевского-беллетриста не смог раскрыться в полную силу. Тяжкий пресс цензуры и запрет даже на самое его имя от 1863 года почти до революции 1905-го - одно из наиболее подлых преступлений царизма перед русским народом и мировой литературой. Читатель XIX века практически так и не узнал ни одного нового произведения заживо похороненного писателя. Однако «Что делать?», несравненная литературная судьба первого романа Н. Г. Чернышевского, дает убедительное представление о размахе и глубине беллетристического его дарования.

Общепризнанно в советском литературоведении заметное влияние романа Чернышевского на дальнейшую судьбу русской литературы. Оно прослежено даже в творчестве таких выдающихся художников, как JI. Толстой, Ф. Достоевский, Н. Лесков, которые не смогли избежать силы воздействия многих идей «Что делать?», - даже когда строили некоторые свои произведения с учетом их неприятия или прямой полемики с ними.

Книга Чернышевского «Что делать?» принесла в литературу не только необъятный мир идей, не только новый жанр интеллектуального романа. Многое вобрав в себя из неисчислимых сокровищ литературного арсенала, автор обогатил их, переработал силой своего таланта, а подчас сам сделал открытия как в области содержания, так и в смысле оснащенности литературными приемами, сюжетными ходами, раскованностью видимого авторского участия в самой ткани, архитектонике произведения.

Исследователи справедливо отмечают, например, что истоки такого литературного приема, как сны Веры Павловны, надо усматривать в радищевской Прямовзоре из главы «Спасская полость» знаменитого «Путешествия...». «Сестра своих сестер и невеста своих женихов» - талантливое продолжение образа той, которая, по воле Александра Радищева, снимала бельма с глаз, по видящих реальности подлинной жизни. Конечно, Чернышевский учитывал опыт «Евгения Онегина» и «Мертвых душ», когда смело вводил в роман не просто отдельные авторские отступления, лирические размышления, а самого автора но плоти, характере, силе сарказма или уважения к многоликому читателю, который сам оказывается нередко героем и участником повествования.

Л н способности Чернышевского к созданию зримых, «культурно-осязаемых типов «старых людей» - таких, как родители Верочки, или безнадежно тупой Сторешников с глупой, погрязшей в сословных тенетах maman, или чудовищно раздувшийся вельможный паук Чаплин из «Пролога», - разве не видим мы дарования щедринской или свифтовской силы?

В свете сказанного кажутся действительно нелепыми опровергнутые теперь более чем вековой жизнью «Что делать?», возникшие еще в первой схватке вокруг романа рассуждения

о его малохудожественности. К сожалению, эта подлая версия оказалась живучей. Видимо, не зря так долго потрудились вокруг нее недруги революционной литературы.

Весьма показательно, что гремевшие некогда споры вокруг творчества Н. Г. Чернышевского, вокруг романа «Что делать?» не отошли в область архивного литературоведения. То затихая, то разгораясь вновь, они не прекращались ни в годы, предшествовавшие Великому Октябрю, ни в середине двадцатого века, ни в наши дни. Страшась воздействия революционного романа на читающую публику, желая во что бы то ни стало приуменьшить человеческий подвиг его автора, буржуазные идеологи всех мастей, от русских белоэмигрантов до их сегодняшних идейных последователей - литературоведов-советологов, и по сию пору, как с живым, продолжают воевать с Чернышевским.

В этом смысле немалый интерес представляет картина «изучения» творчества Чернышевского в США. Некоторое оживление, наметившееся в исследовании русской революционной мысли в годы второй мировой войны и первые послевоенные годы, сменилось затишьем. Долгое время имя Чернышевского лишь изредка появлялось на страницах американских литературоведческих изданий. В 60-70-е годы в силу целого ряда причин: обострения социальных противоречий, кризисных явлений в экономике, роста антивоенных настроений в США, успехов мирных инициатив СССР, поворота к международной разрядке - оживился и стал нарастать интерес к нашей стране и ее истории. Определенные интеллектуальные круги в США стремились другими глазами взглянуть на «русский вопрос» и его истоки. Именно в это время возросло внимание американских исследователей к русским революционным демократам, и особенно к Чернышевскому.

Новые процессы в общественно-политической и интеллектуальной атмосфере тех лет в немалой степени проявились, например, в серьезной работе Ф. Б. Рэндолла - первой американской монографии о Чернышевском, вышедшей в свет в 1967 году. По собственному заявлению автора, он ставил задачу открыть для западного читателя новое имя в русской литературе XIX века. Он считает, и с этим трудно не согласиться, что прежние работы его коллег не давали даже приблизительного представления о подлинных масштабах и значимости Чернышевского в истории литературы и общественной мысли России.

Рэндолл весьма убедительно показывает читателю стереотипы-«мифы», сложившиеся в американской и вообще в западной литературе о Чернышевском. Один из них - «миф» о Чернышевском как о примитивном утилитаристе в области эстетики и морали. Другой «миф» - о русском мыслителе как о некритическом популяризаторе грубых вульгарно-материали-стических теорий, заимствованных с Запада. Третий «миф» -

о Чернышевском как о скучном, тяжеловесном писателе, якобы не представляющем интереса для современного читателя. Все эти «мифы» Рэндолл считает порождением некомпетентности, научной недобросовестности и даже невежества ученых специалистов, из которых, по его мнению, лишь каждый второй с грехом пополам прочел «Что делать?» и от силы один из двадцати дал себе труд познакомиться с другими произведениями русского автора.

Что ж, оценка суровая, но, пожалуй, не лишенная оснований. Рэндолл показал завидное знакомство не только с произведениями Н. Г. Чернышевского, но и с мировой (в том числе и советской) литературой по этим вопросам. Для него чтение Чернышевского - романа «Что делать?» и других произведений - совсем не скучное занятие. Оно доставляет «удовольствие и подлинное наслаждение». По его мнению, Чернышевский - остроумный полемист, обладающий исключительными достоинствами стиля, цельностью, единством формы и содер-жания. Американского исследователя покоряет высокая степень убедительности произведений Чернышевского, его вера в светлое будущее человечества, в правоту своих взглядов. Он С откровенной грустью и сожалением признается при этом, что такие качества отсутствуют у идеологов современного западного мира.

Отмечая несомненные заслуги и личное мужество Рэндолла, взвалившего на себя нелегкий груз «реабилитации» Чернышевского перед американским читателем, следует сказать, что эта роль не всегда им выдерживается. Слишком тяжелым окапывается груз буржуазных «мифов». Автор -сам подчас занимается мифотворчеством, обвиняя то советских исследователей, то самого Чернышевского в разного рода грехах. Нет в книге недостатка в противоречивых аргументах, свидетельствах влияния стереотипов западной пропаганды и буржуазного мышления, но все же появление такой монографии - несомненный шаг американского ученого по пути постижения подлинного Чернышевского, по пути конструктивности и научной добросовестности.

Продолжением обозначившейся тенденции серьезного интереса к жизни и творчеству Чернышевского в американской научной литературе следует считать монографию профессора Уильяма Вёрлина «Чернышевский - человек й журналист», вышедшую в и ада пи и Гарвардского университета в 1971 году. И ной автор свободно оперирует и произведениями самого Чернышевского, и литературой о нем своих предшественников па Западе, и обширным рядом имен советских исследователей. В книге немало верных выводов и наблюдений о лич-ности, философских, экономических взглядах Чернышевского. По в оценке его эстетики и литературных позиций Вёрлин остается в тенетах расхожих буржуазных представлений. Он не смог понять диалектическую глубину эстетических взглядов великого демократа, довольно примитивно оценивается им и роман «Что делать?». По мнению Вёрлина, Чернышевский «на-солил свой роман героями, воплощающими абстрактные пороки и добродетели». Но автор не отрицает широкой популярности романа и того факта, что «новые люди» были восприняты рус-ской молодежью как пример для подражания, а Рахметов на долгие годы сделался «образцом профессионального революционера».

Однако даже робкие поползновения к правде и объективности в вопросах изучения русской литературы и истории общественной мысли встревожили блюстителей «правоверных» буржуазных нравов от науки. Советологи всех мастей попытались «отыграть назад». Необычная книга Рэндолла не прошла незамеченной. В первой же рецензии некоего Ч. А. Мозера она была раскритикована за разрыв с «общепринятыми» концепциями. Н. Г. Перейра сначала в статьях, а потом и в специальной монографии поспешил не только восстановить прежние «мифы», но и пойти дальше других в своих клеветнических обвинениях в адрес Чернышевского.

В 1975 году в войну против Чернышевского включились новые имена. Среди них особо «отличился» профессор Колумбийского (Нью-Йорк) университета Руфус Мэтьюсон. Он вы-ступил с пасквильной книгой под названием «Положительный герой в русской литературе»2. Одна из многочисленных глав, озаглавленная «Соль соли земли», специально посвящена Чер-нышевскому, его эстетике и литературной практике. Николаю Гавриловичу прямо предъявляется обвинение (которое эстетствующему профессору почему-то кажется ужасным), что «он создал последовательную и целостную доктрину литературы на службу обществу» и тем самым стал теоретическим провозвестником столь ненавистной Мэтьюсону советской литературы. «Полный объем его (Чернышевского.- Ю. М.) влияния на советскую мысль еще должен быть оценен», - угрожающе предупреждает воинственный профессор. Ведь положительный герой советской литературы «согласен на всевозможные ограничения своих жизненных потребностей, чтобы стать, как Рахметов у Чернышевского, инструментом истории».

Для буржуазного исследователя самая мысль о том, что искусство есть отражение жизненной реальности, кажется кощунственной. Чего только не приписывает Чернышевскому этот буржуазный мещанин: и то, что он «полностью отрицает творческие функции художника», и то, что написал «Что делать?» с «радикальной утилитаристской позиции», и то, что «отрицает художественное воображение», и, наконец, даже то, что предвидел советские пятилетки.

«Что делать?» вызывает буквально патологическую ненависть Мэтьюсона, поскольку роман есть реализация эстетических принципов, развитых Чернышевским в его диссертации. Он видит в романе множество грехов и даже готов простить и неопытность автора, и якобы его безразличие к литературным традициям, но не может простить самое для него страшное - «ошибки, происходящие от основных доктрин радикальной литературы, сформулированных тогда и действующих еще и теперь». Мэтьюсон «критикует» Чернышевского именно с позиций буржуа, напуганного возможностью организованной борьбы трудящихся за свое будущее. Его явно не устраивает призыв автора «Что делать?» к читателю - видеть лучшее будущее и бороться за него. Он пытается отвергнуть замечательный роман, осудить его именно за его действенность, за его революционный смысл.

Читая и думая об этом сегодня, нельзя не удивляться тому, как же дальновиден был Чернышевский, когда 14 декабря 1862 года задумывал произведение, несущее интеллекту-альный заряд такой взрывчатой силы, против которого и по сей день столь безуспешно машут руками идеологические защитники уходящего мира «старых людей».

Более века активной работы романа Чернышевского «Что делать?» на светлой ниве борьбы за социализм еще ярче показывает несомненную правоту В. И. Ленина, так высоко ставившего самого Чернышевского, художественные и идейно- политические достоинства его романа «Что делать?». Уже в послевоенные годы из книги воспоминаний бывшего меньшевика Н. Валентинова «Встречи с Лениным» стали известны дополнительные материалы об этом. Характерен такой штрих. Когда в 1904 году во время беседы Ленина с Воровским и Валентиновым последний стал охаивать роман «Что делать?», Владимир Ильич горячо вступился за Чернышевского. «Отдаете ли вы себе отчет, что говорите? - бросил он мне.- Как в голову может прийти чудовищная, нелепая мысль называть примитивным, бездарным произведение Чернышевского, самого большого и талантливого представителя социализма до Маркса?.. Я заявляю: недопустимо называть примитивным и бездарным «Что делать?». Под его влиянием сотни людей делались революционерами. Могло ли это быть, если бы Чернышевский писал бездарно и примитивно? Он, например, увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал. Когда вы читали «Что делать?»? Его бесполезно читать, если молоко на губах не обсохло. Роман Чернышевского слишком сложен, полон мыслей, чтобы его понять и оценить в раннем возрасте. Я сам попробовал его читать, кажется, в 14 лет. Это было никуда негодное, поверхностное чтение. А вот после казни брата, зная, что роман Чернышевского был одним из самых любимых его произведений, я взялся уже за настоящее чтение и просидел над ним не несколько дней, а недель, Только тогда я понял глубину. Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь».

В 1928 году во время празднования 100-летия со дня рождения Чернышевского А. В. Луначарский с немалой иронией говорил: «К Чернышевскому установилось такое отношение: художник он, конечно, слабенький; беллетристические его произведения - нечто вроде басни, в них важна мораль...» Луначарский высмеял подобные рассуждения, показал их поверхностность и полную несостоятельность, он подчеркивал, что в целях коммунистического воспитания молодежи принципиально важно знакомить ее с романами Чернышевского. Он призывал литературоведческую науку глубже исследовать эти произведения и справедливо полагал, что изучение опыта великого демократа способно помочь развитию молодой советской литературы. С тех пор прошло более полувека. Многое изменилось в наших представлениях о Чернышевском, многое мы узнали о нем и его творчестве. Но выводы и советы Луначарского о значении человеческого и литературного подвига II. Г. Чернышевского, о важности распространения его книг для нашей жизни и литературы представляются весьма актуальными и сегодня.

В октябре 1862 года, в период рождения замысла «Что делать?», Николай Гаврилович написал Ольге Сократовне такие гордые и пророческие строки: «...наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь» .

И Чернышевский не уронил себя ни во время гражданской казни, ни в Нерчинских рудниках, ни в чудовищной вилюйской ссылке. Более чем тремя годами крепости, каторги, ссылки за каждый год работы в «Современнике» мстил царизм своему опасному врагу. Но непреклонной была его воля. Когда в 1874 году посулами близкой свободы власти попытались склонить измученного узника к подаче на «высочайшее имя» просьбы о помиловании, последовал краткий и твердый ответ: «Читал. От подачи прошения отказываюсь. Николай Чернышевский».

«Облегчение» произошло лишь в 1883 году, когда почти им-под Полярного круга Чернышевский был тайно переведен в полупустынное пекло тогдашней Астрахани. В конце июня 1889 года после длительных хлопот семьи Чернышевский переезжает в Саратов. Прекрасной, но короткой была встреча с родными. Здоровье великого борца и мученика было подорвано. 29 октября 1889 года Чернышевского не стало.

Полтора столетия прошло с того дня, как в скромном саратовском домике, на высоком берегу Волги родился великий демократ и писатель. Изменилась жизнь на берегах его любимой реки, круто повернул историю России ветер предсказанной им революционной бури. Уже более трети человечества и дот по пути строительства нового, социалистического мира. Руководствуясь правдой Владимира Ильича Ленина, прогрессивные люди мира знают сегодня, что делать, чтобы спасти и украсить планету Земля. И во всем этом - немалая доля труда, таланта, мужества и поры Николая Чернышевского, который любил людей и хотел им счастья.

Полезный материал по теме