Сочинения по повести "котлован". Повествования

Сафронов – один из мастеровых, изначально отличающийся склонностью к абстрактным и поучительным рассуждениям (ср. его “вежливо-сознательное лицо” “с улыбкой загадочного разума”). Как и другим героям повести, С. знакомы сомнения в перспективности преобразовательных усилий перед лицом “всемирной невзрачности”, однако они вытесняются рационально-бюрократическим мировоззрением. Прощаясь с Козловым, решившим делать карьеру по общественной линии, С. говорит ему: “Ты теперь как передовой ангел от рабочего состава, ввиду вознесения его в служебные учреждения”. С. предлагает установить в бараке радио “для заслушания достижений и директив” – впрочем, соглашается и на предложение Жачева привести вместо радио девочку-сиротку: “Доставь нам на своем транспорте эту жалобную девочку – мы от ее мелодичного вида начнем тоже согласованно жить”.
И С. остановился перед всеми в положении вождя ликбеза и просвещения, а затем прошелся убежденной походкой и сделал активно мыслящее лицо”. Герой неоднократно выступает с ка-зенно-оптимистическими сентенциями;

в частности, он заявляет: “Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!” В репликах С. различимы отголоски расхожих политических лозунгов – о “ликвидации кулачества как класса”, “обострении классовой борьбы” и т. п. Вместе с Козловым, превратившимся в профсоюзного активиста, С. отправляется в деревню для помощи в организации колхоза (аналогия с движением “двадцатипятитысячников”); оба они убиты “кулаками”.

Другие работы по этой теме:

1. Пашкин Лев Ильич – советский чиновник-бюрократ, председатель окрпрофсовета. В имени и отчестве персонажа комично сочетаются ассоциации одновременно с Троцким и Лениным. Явившись на строительство, П....
2. Вощев – главный герой повести. Фамилия персонажа ассоциативно связана со словами “общий”, “тщетный”, “воск”. Повесть начинается с того, что В. в день тридцатилетия увольняют с...
3. Прушевский – инженер, производитель работ; о герое говорится, что это “не старый, но седой от счета природы человек”. Он сам “выдумал” идею “общепролетарского дома” и...
4. В свою тридцатую годовщину жизни Вощев получил расчет с маленького завода, на котором он трудился, пытаясь добыть немного денег для жизни. В документе, который он...
5. ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ (Роман, 1866) Лизавета – младшая, сводная сестра процентщицы Алены Ивановны. “…Высокая, неуклюжая, робкая и смиренная девка, чуть не идиотка, тридцати пяти лет,...

Имена персонажей в смысловой структуре повести «Котлован»

Имя персонажа - та «одежка», по которой его встречают в литера­турном произведении. Со времен классицизма известны «говорящие» имена (Правдин и Вральман у Фонвизина, Молчалин и Тугоуховский у Грибоедова), значением которых, собственно, и исчерпывался харак­тер героя. Ничего не говорящие имена могут строиться на фонетической - артикуляционной - игре: достаточно вспомнить, как выбиралось имя гоголевскому Акакию Акакиевичу из выпавших в святцах Варуха, Варадата, Варахасия или мученика Хоздазата. В кон­це концов, имя может быть просто выдумано писателем, но тогда тем более важно понять, чем обусловлена «конструкция» имени и как свя­заны имя и его носитель.

Имена персонажей в прозе Платонова привлекают внимание своей не­обычностью и даже нарочитой искусственностью, «сделанностью». Жа- чев, Чиклин, Вощев - все эти имена строятся по типичной для русских имен схеме (оканчиваясь на -ев и -ин), но не имеют «прямого» лекси­ческого значения. Вместе с тем Козлов, Сафронов и Медведев (так звали медведя-молотобойца) носят вполне привычные и весьма распростра­ненные фамилии, значение которых не воспринимается как характери­стика героя.

Особо следует сказать и о том, что именами наделены не все персона­жи «Котлована». Активист, поп, председатель сельсовета, «середняц­кий старичок», просто «зажиточный» названы лишь по их социальному статусу. Однако в контексте «Котлована» отсутствие имени - не менее значимая для характеристики героя информация, чем буквальное зна­чение или происхождение имени.

Важнейшее место среди имен собственных в повести, безусловно, зани­мает фамилия Вощев, которая становится главным смысловым фокусом «Котлована». Происхождение этой фамилии не связано с каким-то одним конкретным словом. Смысловая основа фамилии - «вощ» - может ассо­циироваться и с корнями «воск/вощ» (как в слове «вощеный»), и со зву­чанием слова « вообще», которое в разговорной речи произносится как «ваще», и с близким по звучанию наречием «вотще». Ряд фонетических аналогий можно продолжить русской пословицей «Попасть как кур во щи (в ощип)», в которой центральным является звуковой комплекс «вощи».

При внешней несовместимости и даже противоречивости всех этих зна­чений в истории Вощева они связываются воедино, взаимно дополняя друг друга. «Воск» - природный и хозяйственный материал - не связан напрямую с психологическим миром персонажа; но достаточно вспом­нить, как Вощев собирает в мешок «всякую безвестность» мира для памя­ти, - и можно убедиться, что ничто «природное и хозяйственное» Вощеву не чуждо. «Вообще» напоминает о главном деле жизни героя - поиске смысла отдельного и общего существования, попытке додуматься до «пла­на общей жизни». С «вотще» связана идея тщеты и разочаровывающей безрезультатности такого поиска и обреченности героя. Сюжет русской пословицы в связи с историей Вощева в «Котловане» неожиданно получа­ет грустно-комическое воплощение: в колхозе имени Генеральной Линии активист определяет Вощева на «куриное дело» («перещупать всех кур и тем определить к утру наличие свежеснесенных яиц»).

Фамилия Вощева уже на первой странице повести определяет логику его духовного пути - от надежды обрести «всемирную истину» к осозна­нию (после смерти Насти) тщетности общих усилий в достижении идеа­ла и личного существования.

Традиционные русские фамилии - Козлов, Сафронов, Медведев, как может показаться, уступают по своему смысловому объему фамилии Во­щев. Очевидна лишь сюжетная этимология фамилии Медведев: Медве­дев и есть медведь. Абсолютно реалистическая фамилия принадлежит, однако, совсем не традиционному для реалистической поэтики персона­жу - медведю-молотобойцу, обладающему классовым чутьем.

Однако между именем собственным (Медведев) и нарицательным (медведь) есть несколько промежуточных звеньев: Миша («Миш» - в обращении к медведю деревенского мельника и кузнеца), Мишка, Миха­ил. «Человеческие» уменьшительно-ласкательные формы в обращении к медведю подчеркивают будничность фантастики - пролетарский мо­лотобоец Миша вместе с людьми раскулачивает зажиточных крестьян в колхозе имени Генеральной Линии. Человеческие черты особенно ярко обозначаются в обращении к медведю Насти - «Медведев Мишка». Именно в восприятии Насти медведь окончательно «превращается» в че­ловека: «Одна только Настя смотрела ему вслед и жалела этого старого, обгорелого человека». После смерти Насти Мишка снова становится только медведем: «…колхозники… возили в руках бутовый камень, а медведь таскал этот камень пешком и разевал от натуги пасть».

С «животной» этимологией имен собственных связано в повести и имя партийного функционера Пашкина. Его зовут Лев Ильич. Внешняя этимологическая связь имени Лев с фамилиями Козлов и Медведев вновь оказывается обманчивой. «Царственные» краски имени Лев сти­раются в «контрреволюционном» сочетании политически правильного отчества (Владимир Ильич) и ошибочного имени (Лев Троцкий). «Не­правильное» имя даже становится уликой в партийном разбирательстве, устроенном по заявлению Жачева. Лев Ильич - бюрократ постреволю- ционной генерации, и его имя - не столько указание на какие-то лично­стные черты персонажа, сколько сатирический «портрет» партийного активиста, который сумеет удержаться на плаву при любом повороте «генеральной линии».

В противовес Льву Ильичу Пашкину его партийный коллега на селе - активист - вообще лишен имени. В сравнении с Пашкиным, сю­жетные функции которого ограничены, активист - значительно более деятельная фигура, он инициатор и главный участник раскулачивания «зажиточного бесчестья» в колхозе имени Генеральной Линии. Нарица­тельное существительное пристало к активисту так прочно, что начало выступать в роли имени; на селе была даже «уменьшительно-ласкатель­ная» форма от «активиста» - «актив». Социально-политическая функ­ция вытеснила в человеке живые черты, заполнила его целиком и отме­нила необходимость в индивидуальном имени.

Еще одна парадоксальная деталь связана с появлением в «Котлова­не» - причем появлением сюжетно не мотивированным - Ивана Семе­новича Крестинина. Эпизод с его участием занимает несколько строчек, и более значимым оказывается скорее имя персонажа, нежели его уча­стие в изображаемых событиях. «Старый пахарь» Иван Крестинин - мужик вообще (в фамилии очевидна связь со словом «крестьянин»), рус­ский человек (Иван - нарицательное имя любого русского), христианин (однокоренные слова- «крестить», «крещение»). Его участь в повес­ти - обобщенное выражение трагической судьбы русского крестьянина в эпоху коллективизации: «Старый пахарь Иван Семенович Крестинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы, а его баба причитала над голыми ветками».

И наконец, наибольшая смысловая нагрузка приходится на имя На­сти, олицетворяющей будущее счастье и «истину всемирного происхож­дения». Буквальное значение имени- «воскресшая». Настя действи­тельно однажды буквально выходит из могилы: Чиклин уводит ее из комнаты (повествователь уточняет - комната была без окон), в которой умерла ее мать и в которой Чиклин сделал «склеп» для умершей. Одна­ко значение имени Насти оказывается в трагическом противоречии с ее судьбой: предназначенная для новой, вечной жизни, сумевшая однажды уйти от смерти, она погибает, унося с собой надежду и веру. Смерть Насти - сюжетный и смысловой итог повести, и ее могила в котловане общепролетарского дома - мрачная эмблема утопического счастья.

Имена собственные в «Котловане», таким образом, выступают не только в традиционной функции - как средство характеристики персо­нажей. Значения имен связаны и со всеми остальными уровнями текста - сюжетом, образным и символическим строем - и могут быть адекватно поняты только с учетом их контекстуальных связей. Ключе­вая роль в смысловой структуре «Котлована» принадлежит именам Во­щева и Насти: смерть «воскресшей» символически выражает тщетность надежд на всеобщее счастье в утопическом мире.

Сочинение на тему: Имена персонажей в смысловой структуре повести «Котлован»

Система образов. Главный герой повести Вощев воплощает в себе традиционный для русской литературы образ искателя сча­стья. В начале повествования он уходит бродить по свету в поисках смысла жизни. Он хочет знать, нужен ли для строительства всеоб­щего счастья именно он, единственный, а не безликая масса. Но при этом он не протестует против бесчеловечности идеи, участвует в коллективизации. Его желание быть личностью — невольный вы­зов коммунистическому государству, а его жестокость — отражение бесчеловечной атмосферы эпохи.

Исследователи обратили внимание на особенности фамилии Во- щева. В данной фамилии героя мерцает множество разных смыслов: «воск», «вощеный», то есть человек чуткий к воздействиям жизни, все вбирающий, подчиняющийся течениям. Но «Вощев» — это и «вотще», то есть напрасно, тщетно (намек на его тоску, волю к поискам слож­ной истины). Его фамилия определяет его духовный путь — от на­дежды обрести всемирную истину к осознанию ничтожности общих усилий в достижении идеала и личного существования.

Из всех персонажей сомнения одолевают только Вощева и ин­женера Прушевского. Инженер чувствует тоску из-за того, что его существование кажется ему бессмысленным; он живет воспомина­ниями о любимой женщине и не находит себе места в настоящем. Единственный способ преодолеть тоску Прушевский видит в при­общении к коллективу, в занятиях полезным делом. Так он надеет­ся избавиться от собственных проблем.

Образ Насти символизирует в повести общество будущего. Она и сама связывает свою жизнь с коммунизмом: «Главный — Ленин, а второй — Буденный. Когда их не стало, а жили одни буржуи, так я и не рожалась, потому что не хотела. А как стал Ленин, так и я стала!».

Настя стала любимицей строителей котлована. К ней потяну­лись Чиклин и Жачев, она заменила им смысл жизни, у них поя­вилась цель существования. И когда пустота в душах людей запол­няется любовью к ребенку, наступает развязка повести. Настя умирает от простуды. Ее смертью Платонов подчеркивает бессмыс­ленность всего происходящего, вместе со смертью девочки умирает будущее строителей.

В повести отдельными штрихами очерчены некоторые образы рабочих. Один из них — Жачев — безногий калека, инвалид пер­вой мировой войны, передвигающийся на тележке. Он зол и агрес­сивен. По поручению Чиклина Жачев «ликвидирует кулаков в даль» — отправляет их по реке на плоту. Жачев абсолютно уверен, что новое общество нужно строить для детей. Когда умирает Настя, Жачев говорит Чиклину, что теперь не верит в коммунизм: «… я урод империализма, а коммунизм — это детское дело, за то я Настю и любил…. Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью». Жачев уползает в город. На котловане его больше не видели.

Воспоминаниями о несостоявшейся любви живет старший арте­ли землекопов пожилой рабочий Никита Чиклин. Когда-то он любил дочь хозяина кафельно-изразцового завода, на котором работал н молодости. Настя, оказавшись дочерью бывшей возлюбленной Чиклина, вызывает в его сердце особую боль. Именно Чиклину дос­тается тяжелое бремя долбить в «вечном камне» могилу для девоч­ки. В жизни землекопа остался один труд.

Едва обозначены Платоновым фигуры чиновника-бюрократа, председателя окрпрофсовета Пашкина; мастеровых Сафонова и Козлова, превратившегося в профсоюзного активиста.

Рабочим в повести противопоставлен собирательный образ кре­стьян. Они отличаются от рабочих-землекопов тем, что заботятся не о грядущем благоденствии мира, а о собственном благополучии. Кре­стьяне изображены несчастными людьми. Самое большее, на что они могут рассчитывать — это на свой гроб, сделанный точно по размеру.

В части, которая посвящена организации колхоза, ключевым яв­ляется образ медведя-молотобойца. Медведь — фанатик, он трудится не ради результата, а ради самого процесса труда. Все, что изготов­лено им в деревенской кузнице, не годится для колхозного хозяйст­ва. Медведь — это символ безрезультатного, бессмысленного труда.

Сюжетно-композиционная организация

Анализ текста

Из истории создания повести

«Котлован»

Даты работы над рукописью проставлены самим автором – декабрь 1929 – апрель 1930 г. Такая хронологическая точность далеко не случайна: именно на этот период приходится пик коллективизации и индустриализации. «Котлован» создается даже не по горячим следам – он пишется практически с натуры: хронологическая дистанция между изображаемыми событиями и повествованием отсутствует.

Замысел «Котлована» относится к осени 1929 г. На это же время пришлась жестокая проработка его рассказа «Усомнившийся Макар» (рассказ был опубликован в журнале «Октябрь», 1929, № 9). Ясно и внятно изложив свои сомнения в новом мироустройстве, Платонов обратил на себя внимание высших инстанций: «идеологически двусмысленный» и «анархический» рассказ попал на глаза Сталину – и его оценка послужила сигналом для травли Платонова.

Как и рассказ «Усомнившийся Макар», повесть Платонова «Котлован» не вписывается в официальную идеологию того времени. Обязательным в те годы было самозабвенное служение будущему – но не настоящему – «подменяется» у Платонова напряженным вниманием к сегодняшнему дню. Вместо героического преобразователя писатель показывает «задумавшегося» человека, дает «контрреволюционные» противопоставления: «личная жизнь» - и «общий темп труда», «задумавшийся» герой – и строители «будущего неподвижного счастья».

О публикации такого произведения не могло быть речи. Впервые повесть была издана в нашей стране в 1987 г. («Новый мир», 1987, № 6).

В самом общем виде события, происходящие в «Котловане», можно представить как реализацию грандиозного плана социалистического строительства. В городе строительство «будущего неподвижного счастья» связано с возведением единого общепролетарского дома, «куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата».В деревне строительство социализма состоит в создании колхозов и «ликвидации кулачества как класса». «Котлован», таким образом, захватывает обе важнейшие сферы социальных преобразований конца 1920 – начала 1930-х гг. - индустриализацию и коллективизацию.

Сюжет повести можно передать в нескольких предложениях. Рабочий Вощев после увольнения с завода попадает в бригаду землекопов, готовящих котлован для фундамента общепролетарского дома «… единое здание, куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата…». Бригадир землекопов Чиклин находит и приводит в барак, где живут рабочие, девочку-сироту Настю. Двое рабочих бригады по указанию руководства направляются в деревню – для помощи местному активу в проведении коллективизации. Там они гибнут от рук неизвестных кулаков, Прибывшие в деревню Чиклин и его товарищи доводят «ликвидацию кулачества» до конца, сплавляя на плоту в море всех зажиточных крестьян деревни. После этого рабочие возвращаются в город, на котлован. Заболевшая Настя той же ночью умирает, и одна из стенок котлована становится для неё могилой.

В платоновском повествовании «обязательная программа» сюжета коллективизации изначально оказывается в совершенно ином контексте. «Котлован» открывается видом на дорогу: «Вощев… вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на дороге…» Герой Платонова – странник, отправляющийся на поиски истины и смысла всеобщего существования. Пафос деятельного преображения мира уступает место неспешному, с многочисленными остановками, движению «задумавшегося» платоновского героя.

Дорога приводит Вощева вначале на котлован, где он на какое-то время задерживается и из странника превращается в землекопа. Затем «Вощев ушел в одну открытую дорогу» - куда она вела, читателю остается неизвестно. Дорога вновь приводит Вощева на котлован, а затем вместе с землекопами герой отправляется в деревню. Конечным пунктом его путешествия опять становится котлован.

Маршрут героя постоянно сбивается, и он вновь и вновь возвращается к котловану. Важное значение в композиции повести получает монтаж совершенно разнородных эпизодов: активист обучает деревенских женщин политической грамоте, медведь-молотобоец показывает Чиклину и Вощеву деревенских кулаков, лошади самостоятельно заготавливают себе солому, кулаки прощаются друг с другом перед тем как отправиться на плоту в море.

Наряду с несостоявшимся путешествием героя Платонов вводит в повесть несостоявшийся сюжет строительства – общепролетарский дом становится грандиозным миражом, призванным заменить реальность. Проект строительства изначально утопичен: его автор «тщательно работал над выдуманными частями общепролетарского дома».Проект гигантского дома для его строителей могилой. Ключевое слово «Котлована» - ликвидация – является ключевым в повести, у него несколько синонимов: «устранение»; «уничтожение»; «погибель». «… Чиклин перехватил мужика поперек и вынес его наружу, где бросил в снег.

Ликвидировали? – сказал он из снега. – Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!». Мотив уничтожения людей и природы ради строительства «вечного дома» постоянно звучит в произведении. «Ликвидировав кулаков вдаль», Жачев не успокоился, ему стало даже труднее, хотя неизвестно отчего. Он долго наблюдал, «как систематически уплывал плот по снежной текущей реке, как вечерний ветер шевелил темную, мертвую воду, льющуюся среди охладелых угодий в свою отдаленную пропасть, и ему делалось скучно, печально в груди. Ведь слой грустных уродов не нужен социализму, и его вскоре также ликвидируют в далекую тишину».

Кулачество глядело с плота в одну сторону – на Жачева; «люди хотели навсегда заметить свою родину и последнего, счастливого человека на ней», хотели увидеть здание человеческого счастья, за строительство которого заплачено слезами ребенка. Сама идея Дома определяется Платоновым уже на первых страницах повести: «Так могилы роют, а не дома», - говорит бригадир землекопов одному из рабочих.

Смысловой итог строительства «будущего неподвижного счастья» - смерть ребенка в настоящем и потеря надежды на обретение «смысла жизни и истины всемирного происхождения», в поисках которой отправляется в дорогу Вощев. Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движеньем? «Я теперь ни во что не верю!» - логическое завершение стройки века.

Система персонажей в повести «Котлован»

Первым на страницах «Котлована» появляется Вощев. Фамилия героя сразу обращает на себя внимание читателя: грамматически это типично русская фамилия на -ев. Наиболее очевидна фонетическая связь фамилии Вощев со словами «вообще» (в разговорном варианте – «ваще») и «вотще». Оба «значения» фамилии героя реализуются в повести: он ищет смысл общего существования («своей жизни я не боюсь, она мне не загадка») – но его личные поиски истины, равно как и общие усилия в достижении идеала, остаются тщетными, напрасными. Имя, таким образом, задает вектор смысла; оно как бы направляет читателя – но одновременно и «впитывает» значения контекста, наполняясь новыми оттенками смысла.

Значение имени в поэтике Платонова особенно важно потому, что это едва ли не единственный источник информации о герое. В прозе Платонова практически нет портретных характеристик, его герои обитают в мире, лишенном интерьеров е вещных подробностей. Внешняя изобретательность сводится к нулю, а место портрета занимают примерно такие описания: у Козлова было «мутное однообразное лицо» и «сырые глаза», у Чиклина – «маленькая каменистая голова», у пионерок осталась на лицах «трудность немощи ранней жизни, скудность тела и красоты выражения», у прибежавшего из деревни мужика были глаза хуторского, желтого цвета». Чиклин и Прушевский вспоминают мать Насти, которую они когда-то знали, но не по чертам лица, а по ощущению поцелуя, которое бережно хранится в их памяти.

Имена персонажей в прозе Платонова привлекают внимание своей необычностью и даже нарочитой искусственностью, «сделанностью». Жачев, Чиклин, Вощев – все эти имена строятся по типичной для русских имен схеме, но не имеют «прямого» лексического значения. Вместе с тем Козлов, Сафронов и Медведев (так звали медведя-молотобойца) носят вполне привычные и весьма распространенные фамилии, значение которых не воспринимается как характеристика героя.

Особо следует сказать о том, что именами наделены не все персонажи «Котлована». Активист, поп, председатель сельсовета, «середняцкий старичок», просто «зажиточный» названы лишь по их социальному статусу. Однако в контексте «Котлована» отсутствие имени – не менее значимая для характеристики героя информация, чем буквальное значение или происхождение имени.

Традиционные русские фамилии – Козлов, Сафронов, Медведев, как может показаться, уступают по своему смысловому объему фамилии Вощев. Очевидна лишь сюжетная этимология фамилии Медведев: Медведев и есть медведь. Абсолютно реалистическая фамилия принадлежит, однако, совсем не традиционному для реалистической поэтики персонажу – медведю-молотобойцу, обладающему классовым чутьем.

Однако между именем собственным (Медведев) и нарицательным (медведь) есть несколько промежуточных звеньев: Миша («Миш» - в обращении к медведю деревенского мальчика и кузнеца), Мишка, Михаил. «Человеческие» уменьшительно-ласкательные формы в обращении к медведю подчеркивают будничность фантастики – пролетарский молотобоец Миша вместе с людьми раскулачивает зажиточных крестьян в колхозе имени Генеральной Линии. Человеческие черты особенно ярко проявляются в обращении к медведю Насти – « Медведев Мишка». Именно в восприятии Насти медведь окончательно «превращается» в человека: «Одна только Настя смотрела ему вслед и жалела этого старого, обгорелого человека». После смерти Насти Мишка снова становится только медведем: «…колхозники … возили в руках бутовый камень, а медведь таскал этот камень пешком и разевал от натуги пасть».

В противовес этим фамилиям активист на селе вообще не имеет имени. Активист – деятельная натура, он инициатор и главный участник раскулачивания «зажиточного бесчестья» в

колхозе имени Генеральной Линии. Нарицательное существительное пристало к активисту так прочно, что начало выступать в роли имени. Социально-политическая функция вытеснила в человеке живые черты, заполнила его целиком и отменила необходимость в индивидуальном имени.

Не менее значительным в повести является образ Ивана Семеновича Крестинина. Эпизод с его участием занимает несколько строчек, и более значительным оказывается имя персонажа. «Старый пахарь» Иван Крестинин – мужик вообще (в фамилии очевидна связь со словом «крестьянин»), русский человек (Иван – нарицательное имя русских людей), христианин (однокоренные слова – «крестить», «крещение»). Его участь в повести – обобщенное выражение трагической судьбы русского крестьянина в эпоху коллективизации: «Старый пахарь Иван Семенович Крестинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы, а его баба причитала над голыми ветками».

Имя Насти, также в контексте повести наполняется глубоким смыслом. С греческого имя Анастасия переводится как «воскресшая» - идея будущего воскрешения мертвых пронизывает все действия героев «Котлована». Вощев собирает в свой мешок «всякие предметы несчастья и безответственности», чтобы в будущем вернуть им тот смысл всеобщего существования, которого им так и не дано было узнать. «Утильсырье» для Вощева отнюдь не отбросы – когда он объясняет Насте, что и медведь тоже пойдет в утильсырье, он имеет в виду будущее одухотворение ветхой материи: «Я прах и то берегу, а тут ведь бедное существо!»

Однако именно смертью Насти – «воскресшей» - завершает повесть. Настя действительно однажды вернулась к жизни – Чиклин находит девочку в комнате, где умирает её мать; замуровав эту комнату, Чиклин превратил помещение в склеп для умершей. Трагический диссонанс имени и судьбы Насти – логический итог «общего дела» строителей миража. Дом остался не только не построенным – он стал ненужным, потому что в нем после смерти Насти, «будущего счастливого человека», некому жить. «Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и убежденном впечатлении?» Не случайно соединение имен Вощева и Насти в финале повести: надежды на воскрешение смысла (истины) и жизни оказались тщетными как тщетны надежды на всеобщее счастье в утопическом мире.