– Сейчас будет про крест, который по силам? Фото и текст: Александр Шек

Борис Гребенщиков - лидер группы "Аквариум", ключевая фигура российского рок-подполья 80-х годов, талантливый и успешный музыкант. 30 лет творческой деятельности, более 40 альбомов в активе. Гребенщиков рассказывает о создании легендарной группы, о пути от "квартирников" до большой сцены.

М.МИТРОФАНОВА: У нас в гостях Борис Борисович Гребенщиков, музыкант, поэт, композитор, певец и гитарист рок-группы «Аквариум», один из пионеров русской рок-музыки, потому что из комсомола его выгнали.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Еще игрок на губной гармошке. И аранжировщик.

М.МИТРОФАНОВА: Если дописывать все твои заслуги, тут не хватит А3 листа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я думаю, что не хватит листа. Придумать можно много, чего.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, я думаю, придумывает народная молва.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ведь, на самом деле, я учусь одному, до сих пор учусь, и чем дальше, тем больше я этому учусь и не знаю, когда научусь. Я научусь быть человеком. Потому что все вот эти вещи, они ничего не значат вообще.

М.МИТРОФАНОВА: Да, но все равно в человеке можно различить, знаешь, что, когда человек женщина, она все равно другая. Значит, ты учишься каким-то своим особенным вещам, а вот я параллельно иду.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Абсолютно с тобой согласен.

М.МИТРОФАНОВА: Ты знаешь, я, во-первых, очень давно ждала, что ты до нас дойдешь и вот тот факт, что ты не даешь интервью, это действительно очевидно, но мы очень рады, что ты к нам пришел, потому что «Маяк» сейчас такой другой. У нас такой интересный формат «talk and music», то есть совсем мало музыки и, в основном, это разговор с человеком. Мне звонят часто люди, они со мной обсуждают такие личные вопросы и проблемы, что я каждый вечер ухожу какая-то немножко такая удивленная, потому что как вообще такое можно рассказывать. Но в твоем случае, ты очень много в песнях, понятно, с другой стороны, а, с другой стороны, непонятно. Тебе от этого легко или, наоборот, ну, очень гармонично?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: На этот вопрос, наверное, дать ответа какого-либо внятного нельзя, потому что я не знаю, как пишутся песни. Но когда это чудо все-таки начинает происходить, это бесконечно драгоценный процесс, потому что это, на самом деле, чудо, когда из ничего вдруг появляется что-то, что потом, выясняется, определило курс моей жизни, хотя я этого не знал. Масса песен, написанных 30 лет тому назад, она вдруг комментирует то, что со мной происходит сейчас. Но я твердо знаю, что я даже не мог предполагать, что такое может быть. Каким образом в моих песнях отслежен курс всей моей жизни и, более того, не только моей, но и жизни страны, в которой я живу.

М.МИТРОФАНОВА: Вот это для меня удивительно, потому что…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Слушай, а для меня-то как.

М.МИТРОФАНОВА: Да. Потому что я сейчас к интервью готовилась, хотела пошутить, послушала все 500 песен, все 40 альбомов.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я должен тебя разочаровать, их уже больше. Боюсь, что уже больше.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, ты понял смысл. И, ты знаешь, очень они разные. И я послушала первые четыре песни, я просто расстроилась, потому что я, по-моему, поняла, о чем они. А, например, другие периоды жизни брать, я многого, вообще какая-то околесица, ты же меня простишь, что я так говорю.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, да, это комплемент для меня.

М.МИТРОФАНОВА: И, если как вопрос задавать, тебе какие больше нравятся периоды, если смотреть, назад оглядываясь, такие более юмористические или очень лиричные и грустные? Ведь 1990-е, они вообще были, судя по альбомам, очень грустные. Ну, то, что я поняла, опять же, это мое субъективное мнение.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Сразу поставим все на свои места. Я настолько бесконечно радуюсь тому, что песня получается, что, когда она получается, мне кажется, что это замечательно. И когда люди потом говорят: «Как ты мог написать такие чудовищно депрессивные песни?», я поначалу не могу понять, о чем идет речь. Потому что я думал, что песня «Губернатор» веселая, когда она писалась.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, она еще ничего, я тебе скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я думал, что песня «Фикус религиозный», я хохотал, когда ее писал. А спустя 20 лет я совсем не хохочу, потому что теперь я знаю, про что она.

М.МИТРОФАНОВА: Да и фраза теперь «будешь в Москве, звони» чуть-чуть изменилась после «Соли».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, да. Поэтому то, что воспринимается со стороны, как периоды, на самом деле, такими не являются, потому что они все пишутся бок о бок - такая сейчас, такая сейчас, такая сейчас. И за время, скажем, писания «Соли» там были какие-то пара песен, которые туда просто не вошли, потому что они замечательная песня веселая «Поутру в поле». Просто она не вклеилась в альбом, она не про то.

М.МИТРОФАНОВА: Но альбом отличный, честно скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Спасибо.

М.МИТРОФАНОВА: У меня был большой перерыв, и мы с тобой последний раз встречались, во-первых, где-то на улицах Москвы, я смотрю, идет Гребенщиков, я говорю: «А можно я вас подвезу?», я еще на «Максимум» работала. И вот как раз на «Максимум», я помню, в самое начало 1990-х мы с пластиночной Technics вертушки ставили, отматывали пластинку «Этот поезд в огне». Потом был какой-то перерыв, и в 1990-е мы все отвлеклись на иностранщину очень сильно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это как?

М.МИТРОФАНОВА: И вот это не только меня касается, ну, как поколения.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да?

М.МИТРОФАНОВА: Да, правда. И я заметила, что на русский рок в какой-то момент был какой-то перерыв у людей моего возраста. Мне сейчас 46. И я почему-то его было очень много, он был сильно социальный, а потом как-то захотелось какого-то AC/DC, знаешь, ни о чем и весело. Может быть, думать не хотелось? Вообще можно себе это позволить?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Конечно, можно. Можно позволить себе все. Счастье жизни в том, что можно позволить себе все.

М.МИТРОФАНОВА: И даже право на ошибку, это Марк Твен еще сказал.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Тем более.

М.МИТРОФАНОВА: Я очень хотела, во-первых, нашим слушателям намекнуть на…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Слушатели, привет.

М.МИТРОФАНОВА: На гастрольные, несколько дат концертов, потому что совсем недавно были концерты вокруг Москвы. Кстати, а ты вот за эти годы по России же много ездил, по Советскому Союзу вообще.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Не перестаю.

М.МИТРОФАНОВА: А что-нибудь поменялось?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет.

М.МИТРОФАНОВА: Вообще ничего?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ничего не поменялось.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Дальше будет все так же, потому что, если утешает то, что, если в России ничего не меняется по моим наблюдениям с 1986 года, как мы начали ездить, так мы и ездим до сих пор, а это уже 30 лет, ничего не меняется, люди не меняются. Меняется униформа у служителей порядка, а люди не меняются. Они интересуются тем же, они хотят все того же, и сколько бы им ни вешали лапшу радио и телевидение, они остаются все равно нормальными, очень много людей.

М.МИТРОФАНОВА: А, смотри, я где-то вычитала из интервью, смотри: «Великая сила и большая проблема России в феноменальной неприхотливости большинства. Они жили на минимуме десятилетиями и веками, и если сейчас отключить в стране, например, свет и газ, ничего не произойдет, начнут чем-то топить, мебелью, например».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Абсолютно уверен, что так оно и есть.

М.МИТРОФАНОВА: Это хорошо или плохо?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это свойство местное, ни хорошо, ни плохо, у нас такой климат. Это ни хорошо и ни плохо. Он несравним со Средиземным морем или с пустынями Сахара и Гоби. Но мы здесь такие, они там другие.

М.МИТРОФАНОВА: Вот, значит, мы можем немножко оправдаться тем, что у нас ничего не меняется, так и там тоже особо ничего не меняется.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Так, а неважно.

М.МИТРОФАНОВА: По загранице ездишь?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: А я не знаю, для меня не существует слова заграница, потому что оно мне кажется оскорбительным. За границей чего? Мы такая же страна, мы часть Европы, такая же, как все остальное, потому что Европа это все, что западнее Уральских гор. Европейская равнина. И мы часть этой Европы. Сибирь уже нет, Урал уже не очень, а мы да. Поэтому заграницы нет, все границы придуманы. Придуманы кем-то ради выгоды, ну, и хорошо, они так придумали. Но считать, что что-то есть внутри границы, что-то есть за границей я никак не могу. Поэтому я дома и там, и там.

М.МИТРОФАНОВА: Но все-таки есть еще кроме Европы Америка, далеко туда пилить.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Далеко, ну, и что делать, в ней тоже есть хорошие вещи, например…

М.МИТРОФАНОВА: Боб Дилан.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Боб Дилан, да. Я незнаком с ним лично.

М.МИТРОФАНОВА: Так нет, я ж тебе говорю, пока вы выступали в Костроме, mon amour, Бобу Дилану вручили Нобелевскую премию.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Тогда еще сегодняшняя новость.

М.МИТРОФАНОВА: Что он не проснулся.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, что его никто не может найти, чтобы вручить ему. Вот человек настоящий.

М.МИТРОФАНОВА: Да, вот это правда, замахнуться на такое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я глубочайшим образом его уважаю.

М.МИТРОФАНОВА: А ты с ним давно, видимо, ну, послушал его музыку, знал о нем?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я начал, вернее, я полностью проникся его, влюбился в то, как он пишет, в середине 1960-х. И поначалу первое впечатление было, как будто на меня выплеснули ведро непонятной жидкости, потому что то, как он пел и играл на гармошке, все это было настолько против шерсти, что я не мог понять, как вообще это можно слушать. Естественно, очень заинтересовался. А потом, когда я понял, что он поет, уже все, вопросов не было.

М.МИТРОФАНОВА: Просто мне, по-моему, Воронов рассказывал, наш общий друг, ну, такой с ухмылкой, мы смеялись, что на первые какие-то концерты к Бобу Дилану по 8 человек ходило народа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да ладно, ладно.

М.МИТРОФАНОВА: Нет, ну, у нас, во всяком случае, когда он собрался то ли в Питер, то ли в Москву приехать.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: А никто не говорит, что мы грамотные люди.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, да, там главное надо понимать текст, лирику.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ощущать, скорее, даже.

М.МИТРОФАНОВА: Но это было большое событие, у нас даже везде в новостях прошло, что Бобу Дилану дали Нобелевскую премию, то есть его заслуги оценило мировое сообщество.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я думаю, что ему по…

М.МИТРОФАНОВА: Абсолютно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: И, слава богу, я придерживаюсь одного с ним мнения.

М.МИТРОФАНОВА: То есть и даже деньги не важно. Конечно, тем более что они у него есть.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я думаю, что у него с деньгами все в порядке.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, друзья, для тех, кто собирается купить билет на Бориса Гребенщикова, я хотела бы обязательно, я понимаю, что это, конечно, понятные деньги, и что это большое счастье, что ты гастролируешь и выступаешь, и это доступно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это счастье, в первую очередь, для меня и для «Аквариума», для всех нас. Потому что мы как раз смеялись в городе Раменском о том, что нам настолько интересно играть, что есть люди в зале или нет, не так существенно.

М.МИТРОФАНОВА: Так они были хотя бы?

М.МИТРОФАНОВА: Согласна. Вообще это очень интересно, и это у человека, который работает и в таком жизненном колесе, как белка, я думаю, чтобы тебя послушать, нужно специально время уделять. Как фон, не получается, честно тебе скажу, это тоже мое личное мнение.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Не пробовал, не знаю.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, вот, а я попробовала и чего-то как-то распереживалась. Я это советую искренне сделать всем в разном возрасте, потому что иногда в каком-то возрасте ты просто не понимаешь многих вещей, мне так кажется.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Наверняка.

М.МИТРОФАНОВА: Вот этот период ваш концертной деятельности именно, вы как-то его приурочили к альбому «Соль» и новой программе «Симфония», это для того, чтобы люди поняли, что вы сейчас в активной фазе гастрольной, концертной?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Дело в том, что у нас активная фаза никогда не кончалась с конца 1980-х. Это называется, как у Дилана точно абсолютно, «Never Ending Tour», «никогда не кончающаяся гастроль». И как ни странно с возрастом и с временем эта жизнь становится все более и более интенсивной, потому что мы сейчас играем больше, чем раньше. Нам приходится отказываться от двух третей, наверное, заявок, потому что мы просто физически не успеваем, и при этом я не бываю дома неделями и месяцами.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, может быть, это мое, знаешь, сложилось мнение, потому что раньше афиши были, а сейчас сплошной Лепс и, как я обобщила, «Лепсоповал». То есть на афишах другие лица, другие люди.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: А мне не хотелось бы быть на афишах, честно говоря. Получается так, что зал все равно продается, все равно люди приходят.

М.МИТРОФАНОВА: Я нашим слушателям обязательно расскажу о нескольких датах и программах, которые вы будете представлять. Мы продолжаем наше интервью на «Маяке», к нам пришел Борис Борисович Гребенщиков, я очень рада.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: И еще раз, здравствуйте.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, нет слов, правда, честное слово. И я хотела именно по работе, по делу, все-таки ты, несмотря на то, что тебе очень нравится твоя работа, все-таки это работа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это не работа, нет, абсолютно не работа.

М.МИТРОФАНОВА: Точно?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Точно.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, а как же, вот я на радио прихожу, я живу этим, 25 лет в эфире, ну, это работа считается.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я остаюсь при том же мнении, которое у меня было еще в 1970-е годы, что, когда я занимаюсь музыкой, участвую в создании музыки, это я сбежал с работы и ради этого, собственно, и работал, чтобы иметь возможность сбежать с нее. Вот вся моя жизнь это я сбежал с работы однажды и до сих пор на нее так и не возвратился.

М.МИТРОФАНОВА: Как сын спрашивает у музыканта: «Пап, ты когда вырастишь, кем будешь?»

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, да.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, это что-то из этой оперы. Ну, и, кстати, вокалист «Metallica» однажды говорил, что, да, когда ты занимаешься любимым делом и еще за это деньги получаешь, это вообще очень, он сказал, круто.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, да, так оно и есть, это для всех из нас, я думаю, что одинаково.

М.МИТРОФАНОВА: В 1991 году мне посчастливилось, я ездила в Берлин на концерт «Metallica», извини, я опять их вспоминаю, с оркестром, Берлинский симфонический оркестр. И они все свои вот эти страшняки, тяжеляки делали в аранжировках симфонических. И вот тут смотрю - «БГ Симфония».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Дело в том, что я долго сопротивлялся этой идее, потому что я видел так много людей, которые делают симфонические аранжировки своих вещей, что даже хотя у нас в записях всегда есть что-то такое, но как-то мне было неудобно, я думаю, зачем, ну, люди так это делают, это и пошло настолько, что у меня вянут уши. Я не знаю, зачем имитировать оркестром аранжировку, которая была подобрана на дешевом синтезаторе одной рукой. То есть показывают, мы такие крутые, что мы можем позволить себе нанять оркестр, который будет исполнять аранжировку, написанную одной рукой.

М.МИТРОФАНОВА: Да ладно, эти алкаши из «Metallica» про это вряд ли думали, к ним пришли…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да нет, они-то нормальные люди, им по фигу все это, я понимаю. А у нас получается… И то, что делает Питер Гэбриэл, мне тоже не нравится, то, что он делал с оркестром. Ну, забавно, интересно, я понимаю, что для него это вызов сделать это. Я предпочитаю, когда он с группой играет. В данном случае у нас, мы пытаемся, до сих пор пытаемся, мы еще никуда не пришли, пытаемся сделать что-то, что без оркестра сделать нельзя. То есть у меня есть какие-то песни, которые без оркестра просто, их физически невозможно сыграть, потому что там есть части, написанные именно для большого оркестра, не маленького, большого. И вот мы из них программу и составили, она получается довольно большой. И, судя по реакции людей, мы играли это уже пять раз, и действует на людей. Потому что, на самом деле, и находиться в середине оркестра, когда он играет что-то, что ты написал, а ты молчишь и слушаешь, это сильное переживание, всем рекомендую.

М.МИТРОФАНОВА: Дирижер есть?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: И дирижер есть, все очень хорошо.

М.МИТРОФАНОВА: По-моему, действительно воздействие имеет такое очень, просветление наступает.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, зависит от музыки, у меня не от всей музыки наступает просветление.

М.МИТРОФАНОВА: Просто у человека от классической, звуков симфонической музыки, правда, редко мы в жизни слушаем, ну, есть фанаты такие, ну, совсем.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я слушаю очень много, но при этом не могу сказать, что я многое люблю. Я как раз большую часть симфонической музыки не люблю, хотя я ее и слушаю, но я не очень ее люблю.

М.МИТРОФАНОВА: Борис Борисович, ну, говоря о музыке, и не поставить ничего, я считаю, что это западло.

М.МИТРОФАНОВА: Давай в эфир поставим какую-нибудь песню, ну, для иллюстрации.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: «Навигатор», пожалуйста.

М.МИТРОФАНОВА: По городам, вот те, которые вам сейчас предстоит посетить, в ноябре ты оставил дату дня рождения, ты что-нибудь планируешь на день рождения?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет, на день рождения как раз я стараюсь…

М.МИТРОФАНОВА: Спрячешься?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Не то, что прячусь, я это тоже делал, я уже и прятался, и уезжал, и приезжал, и пробовал все. И поэтому понятия не имею, что я буду делать в этом году. Я знаю, что 26-го я буду в студии, а 25-го у нас концерт, а 27-го, не знаю. Я бы куда-нибудь в тихое место съездил бы, где я не был.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, по радио про это лучше не говорить действительно. В тихое место, я сейчас вам скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я буду в том тихом месте, где вы меня никогда не найдете.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, а, видишь, ты сам говоришь, что ты разные предпринимал в жизни истории, и прятался.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, у меня был, один раз я играл концерт в день рождения, прямо здесь в Москве.

М.МИТРОФАНОВА: А вот про личную жизнь доступный минимум. Ты знаешь, что сейчас очень просто многим знаменитым людям, медийным, как их называют, по-разному, свои Facebook, аккаунты или Instagram, и, если человек хочет что-то выложить, даже, ты знаешь, ну, не Питер Гэбриэл, вообще нет, такие сверхлюди вообще не ведут.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет, нормальные люди нет. Нет, не то, что нормальные, я понимаю, что сознание человека может претерпевать фантастические изменения. Когда я вижу, как нормальные вполне с вида люди вдруг в Facebook делятся глубочайшими тайнами своей души, криками об одиночестве, фотографиями детей, кошек и всем остальным.

М.МИТРОФАНОВА: Котиков.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, котиков. Я думаю, что вот по-новому повернулось сознание человечества. Но рано или поздно оно вернется к норме. А сейчас перед тобой перегиб, ну, и бог с ним. А, может быть, что-то будет вообще неизвестное дальше, мы же не могли себе представить, что будет так, как сейчас, 20 лет тому назад.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, а ты анализировать ситуацию, тебя кто-то спрашивает об этом или ты сам для себя это понимаешь? Вот я, готовясь к встрече, думала, что, правда, времена очень сильно изменились, и технологически чудовищные какие-то изменения, вообще не знали никогда, что такое будет у нас.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, но ведь дело-то в том, что мы-то сами не изменились. У нас абсолютно те же желания, что были две тысячи лет тому назад, и пять тысяч лет тому назад, и десять тысяч лет тому назад, мы были такими же абсолютно. Нам хочется того же, мы боимся того же, мы убегаем от того же. А средства, которыми мы пользуемся, чтобы этого всего достичь, меняются.

М.МИТРОФАНОВА: А если поспорить с тобой?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Легко.

М.МИТРОФАНОВА: Например, я думала, что раньше мы все читали книги и слушали «Аквариум», а сейчас мы все смотрим «Камеди клаб» и слушаем Шнура. Разжигаю я сейчас?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ты знаешь, вот я, честно говоря, не делаю ни того, ни другого, я вообще телевизор не смотрел лет 25, наверное. Но, если ты почитаешь Библию, например, Евангелие, и посмотришь, как ведут себя люди…

М.МИТРОФАНОВА: Я только для детей читала, я не понимаю там многое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я понимаю. Так, а понимать нечего, читай это, как просто хронику, как историческую прозу, и ты увидишь, что реакции всех людей точно такие же, как сейчас. Мы не изменились. Если мы не изменились за две тысячи лет, то мы не изменились и за большее время. Почитай старинные индийские какие-то драмы, которые написаны еще до Христа, чувства людей те же самые, и ведут они себя так же. И так же стесняются, так же заискивают, так же влюбляются, так же бегают за предметом любви, все одно и то же.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, а плохие качества? Мы же сейчас на высоком уровне самосознания.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: И все плохие. Лучше мы не стали совсем.

М.МИТРОФАНОВА: А некоторые?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: А некоторые всегда бывали. Их всегда одна миллионная процента.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, не знаю, мне кажется, если, глядя на цивилизацию ближнюю, есть люди, правда, которые прямо святые, золотые.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, но они были и две тысячи лет тому назад, и пять тысяч лет тому назад, они были. Греческие философы, какие они были замечательные, некоторые из них. Очень много людей бывает прекрасных.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, об этом надо знать. Я недавно прочитала вот такую новость, я обычно в эфирах читаю новости, и написано, что чтение продлевает жизнь, доказали ученые. «В первую очередь, способность избавлять человека от стресса», вот такое исследование. А я прочитала несколько произведений, классику, я расстроилась. Я Льва Толстого короткий рассказ прочитала «Бог правду видит, да не скоро скажет», у меня просто, ну, расстроилась.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, вообще говоря, русские писатели, они все довольно странного склада ума, они все немножко больные. И поэтому, когда мы читаем русскую литературу, мы имеем в виду, что мы имеем дело с очень талантливыми и очень больными людьми. Достоевского здоровым назвать нельзя, Чехова здоровым назвать тем более нельзя.

М.МИТРОФАНОВА: Тоже «Рассказ неизвестного человека», я просто рыдала. Мне уже в конце надоели эти страсти мадридского двора, я уже думала, когда же это кончится издевательство.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, да. Но при этом есть много книг, которые можно читать с наслаждением, с удовольствием и они многому тебя научат. Ведь любая литература, любая культура, это, в принципе, просто мы учимся, мы смотрим на то, как люди себя ведут в такой ситуации, и как в такой. И мы говорим: «О, я хочу быть, как Джеймс Бонд, я хочу быть, как Наташа Ростова», хотя вряд ли кто-нибудь так думает. Ну, может, вдруг кто-нибудь есть.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, а сейчас же мало читают, и мало интересуются. Ну, такой общий срез, правда, поверхностный.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ты знаешь, существует такая вещь, как естественный отбор, и люди, которые отказываются от возможности читать, они обрекают себя на низшее положение в обществе. Это кто бы они ни были, какого бы рождения они не были. Если человек не хочет развиваться, он обрекает себя на нижние эшелоны. Это его выбор. Естественный отбор оставил его вот в этой области.

М.МИТРОФАНОВА: А ты позволяешь себе давать советы кому-то, ближнему кругу?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это абсолютно бессмысленно. То есть я всегда могу это сделать, но очень редко это делаю.

М.МИТРОФАНОВА: А родственникам?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, тем более.

М.МИТРОФАНОВА: Многочисленным, причем.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Тем более. Потому что я с удовольствием бы давал, но я знаю бессмысленность этого всего.

М.МИТРОФАНОВА: А, если они спрашивают вдруг?

М.МИТРОФАНОВА: Хорошо пел. Кстати, у него тоже недавно был день рождения.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да? Опять я что-то пропустил.

М.МИТРОФАНОВА: А сегодня Чаку Берри 900. Ой, 900. 90!

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да 900.

М.МИТРОФАНОВА: 900, ну, нормальная ошибка? Какие люди, боже мой.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Фантастика, до сих пор живой. Фантастика.

М.МИТРОФАНОВА: Дай, бог, здоровья. Я один раз с ним летела даже в Лос-Анджелес, и ночью, он спал, а я подговорила стюардессу, говорю: «Давай сфоткаемся». Ну, дедуля спит, я щелкнулась. Ну, стыдно, конечно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, почему, нормально.

М.МИТРОФАНОВА: Его и плохо видно, кстати.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, и ладно.

М.МИТРОФАНОВА: Да, дай бог здоровья Чаку Берри. Борис Борисович, а можно еще какую-нибудь твою песню на твой выбор послушаем в эфире?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, можно продолжать симфоническую струю и поставить песню, которая называется «Нога судьбы».

М.МИТРОФАНОВА: Совсем скоро в Москве будет большой концерт, 3 декабря, Москва, «Крокус Сити Холл», там хорошая акустика. Ты обращаешь внимание на вот это все?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я не могу этого контролировать со сцены, я не знаю, какая акустика. Я это предоставляю нашим звукорежиссерам.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, это не такой вопрос технический, просто однажды я была на концерте, где вы выступали с Дэвидом Бирном.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ужасный был концерт, я помню. Дэйв нас размазал по стенке.

М.МИТРОФАНОВА: Я этого не говорила.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я так считаю, потому что мы все-таки тогда не очень хорошо умели это делать. Но я помню, что мы потом чего-то долго с ним обсуждали. Да нет, ну, это нормально, потому что, кто говорит, что мы должны звучать хорошо.

М.МИТРОФАНОВА: Но «Соль» звучит идеально.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Но все-таки мы в хороших местах и с хорошими людьми ее делали. Я всю жизнь ищу методы, как сделать так, чтобы то, что делается в России, звучало хорошо, меня всю жизнь интересовало только это.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, это важно тоже. Нет, не обязательно для вас, вы уже классики.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Для меня это необходимо, потому что я всем недоволен. Когда что-то получается, всегда это чудо и результат огромного количества времени и труда.

М.МИТРОФАНОВА: То есть ты прямо злишься, ругаешься?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Не то слово. Запись нового альбома это всегда кризис, огромный кризис, который длится несколько месяцев.

М.МИТРОФАНОВА: А вот старые песни ты вспоминаешь, вот эти «2-12-85-06»?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Было время, пару лет тому назад у нас был большой состав с саксофонами, и мы ее играли. Просто без саксофонов ее не сыграть.

М.МИТРОФАНОВА: А те времена были хорошие?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Времена всегда хорошие. Я помню отчетливо и даже не помню, они существуют во мне, до сих пор я помню, что было в 1970-е, 80-е, 90-е, нулевые, теперешние, я все это помню.

М.МИТРОФАНОВА: И ты не можешь сказать, когда было хорошо, когда было плохо?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Всегда было хорошо.

М.МИТРОФАНОВА: Что же такое, что же ты…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Всегда было фантастически хорошо.

М.МИТРОФАНОВА: Что же ты читал такое, что я не читала? Опять Библию?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Это всегда приключение. Библию, я, честно говоря, не очень люблю читать.

М.МИТРОФАНОВА: То есть, что-то в Индии попалось. Почему ты доволен всем?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Потому что я вижу, какое интересное приключение все это.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, берите пример. У нас в гостях Борис Борисович Гребенщиков восхитительный. Все, кто с ним общается, чувствуют себя, пытаются не быть идиотами.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Почему? Быть идиотом сладко, замечательно. Посмотрите на меня, я идиот, я этого не стесняюсь.

М.МИТРОФАНОВА: Борис Борисович, а можно я вот этот старый вообще олдскульный «Номер» поставлю?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Все, что угодно.

М.МИТРОФАНОВА: «Твой номер, номер…»

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Очень хорошая песня.

М.МИТРОФАНОВА: Послушали эту песню, я хоть и готовилась к интервью, домашнее задание сделала, 500 песен послушала, но какой год вот эта песня?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: «2-12»? Она была написана примерно в 1983 году, наверное, где-то около этого. Потому что, я помню, когда я ходил по Невскому и твердил про себя эту фразу, твердил, твердил, пока она не начала разворачиваться во что-то. Все эти песни тогдашние написаны, они «ходилки». Идешь, идешь, идешь, и на пятом, шестом километре начинаются слова какие-то проявляться.

М.МИТРОФАНОВА: А когда ты попал первый раз за границу, ты удивился? Я знаю, тут написано, исторические хроники, что…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: В 1987 году я первый раз попал прямо в Нью-Йорк. Я не удивился, я принял это, как должное.

М.МИТРОФАНОВА: Потому что смотрел много фильмов?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Фильмов не то, что много я смотрел, но что-то смотрел.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, каких-то там, вот эти видеосалоны.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Не знаю, я, в основном, уже смотрел, когда туда приехал, потому что фильмы в переводе мне очень сложно смотреть, плохо. Когда у нас переводят фильмы, они сразу из нормального мира делают какой-то уродливый очень. Я один раз видел Джеймса Бонда в русском переводе, какого-то из последних, «The World is Not Enough», «Одного мира мало», кажется, где про нефтяную трубу, и там Бонд вдруг по-русски говорит какую-то такую почти матерную фразу.

М.МИТРОФАНОВА: «Товарищи, закройте фрамугу».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет, он к девушке обращается. И такое ощущение, что это не Бонд, а какая-то дешевая шпана с Казанского вокзала, причем очень неприятная.

М.МИТРОФАНОВА: А, то есть не подходят те люди.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Люди, которые переводят, у них нет чутья, как правило. Был один гениальный Гаврилов, а у большинства нет чутья, и они переводят хорошего человека, как ужасную скользкую тварь. И вот из-за этого я не могу слушать фильмы в переводе.

М.МИТРОФАНОВА: Так тебе повезло, ты английский знаешь, а некоторые…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Все имеют право на это.

М.МИТРОФАНОВА: Знать английский язык?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да, никто не запрещает.

М.МИТРОФАНОВА: Абсолютно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Французский тоже, наверное.

М.МИТРОФАНОВА: Да, очень красивый, прекрасный. Но все-таки это тот, сейчас понятно, что границ нет, но, несмотря на то, что все равно визы приходится ставить и как-то мучиться.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Англичанам приходится ставить визы в Америку, их могут не пустить.

М.МИТРОФАНОВА: Но все-таки какая-то была такая оторопь перед вот этим миром?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет, оторопи нет. Мне страшно хотелось, потому что, тем более, что меня не выпустили, меня в последний момент, перед тем, как перед выездом министр культуры тогдашний лично закрыл мне визу, и ухитрились какие-то люди лично в течение одного дня открыть опять. Ну, уж кто там переборол министра культуры, я не знаю, это был 1987 год. Но когда я приехал, я помню свое ощущение счастья, удивления тому, что все это произошло. И мы пошли ночью гулять в центральный парк, я помню, что сразу выпили и пошли в центральный парк, и все было на месте, все было так, как надо.

М.МИТРОФАНОВА: А вот от встречи с такими людьми, вот тоже музыкантами, у тебя были какие-то такие минуты, что ты прямо был…?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Я был потрясен одной самой простой вещью, и остаюсь ею потрясен до сих пор, что все великие люди, они фантастические джентльмены в обращении. Одна из первых моих больших таких вечерушек была в каком-то нью-йоркском клубе, меня ждали Боуи, Игги Поп, «Blondie» с Крисом, и, по-моему, кто-то еще. И со всеми, то есть они были по отношению ко мне настолько предупредительны, вежливы, они старались как бы сделать так, чтобы я чувствовал себя нормально.

М.МИТРОФАНОВА: Ты думаешь, они твои песни слушали, Дэвид Боуи?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Они, конечно, не слышал. Нет, Дэвид мог слышать что-то, потому что ему могли что-то присылать, остальные точно не слышали. Но они просто старались, потому что приехал человек, и им было интересно, чтобы этому человеку было хорошо. И это то, что в России просто люди не умеют, когда кто-то…

М.МИТРОФАНОВА: Неправда. Про тебя говорят точно такое же. Я волновалась месяц, пока ты нам давал даты, с этим, у меня муж, я седая уже вся. А он говорит: «Ты что, это такой добрейший, милейший, умнейший, воспитаннейший, чудесный человек». И все так об этом.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ну, я всего этого за собой не замечаю.

М.МИТРОФАНОВА: Но я действительно, я могу подтвердить. У нас пролетело интервью, я даже не заметила, как несколько секунд, это действительно так. Это такое счастье, что я тебя знаю, вообще сил нет человеческих.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Спасибо, мне приятно.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, кому-то, может быть, меньше повезло, чем мне, но музыка, она очень много говорит, я точно знаю. Даже, если вы не понимаете, о чем речь. Спасибо вам большое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Ее не нужно понимать, нужно слушать.

М.МИТРОФАНОВА: Большой привет группе.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Спасибо.

М.МИТРОФАНОВА: Я не знаю, сейчас халява-то, спрашивают еще друзья билеты халявные?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Конечно.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, я тогда…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да и не друзья, спрашивают и незнакомые люди через Facebook.

М.МИТРОФАНОВА: А то раньше, кто в музыкальной индустрии, говорят: «Западло билеты покупать». А мне кажется, нормально.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Нет, нормально.

М.МИТРОФАНОВА: Абсолютно нормально. Борис Борисович, ну, я очень рада, что вы нам время уделили. И еще раз проанонсирую московский большой концерт, это 3 декабря, Москва, «Крокус Сити Холл». Ну, а те города, которые вы посетите с концертами, это Пермь, Екатеринбург, Санкт-Петербург, Новосибирск, Томск, Красноярск, Иркутск.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Иркутск, кажется, уже будет без оркестра. Красноярск, по-моему, будет последний с оркестром.

М.МИТРОФАНОВА: Ну, у вас на сайте все написано, исчерпывающая информация, очень понятная.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Да. Так что приходите все, это будет уникально, потому что повторять этого мы не будем.

М.МИТРОФАНОВА: Спасибо вам огромное. Ну, я-то точно. Дадите контрамарочку?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: С наслаждением.

М.МИТРОФАНОВА: Спасибо. Пока, до новых встреч в эфире.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ: Всего доброго.

Media playback is unsupported on your device

27 ноября Борису Гребенщикову исполняется 62 года. Накануне дня рождения он встретился с обозревателем Русской службы Би-би-си Александром Каном, чтобы поговорить о новом альбоме проекта "Террариум", о том, что происходит с "Аквариумом", и о поисках реального мира.

"Песни нелюбимых"

Александр Кан: Сейчас здесь в Лондоне идет запись трех новых песен, которые составят EP "Песни Нелюбимых" – по названию одной из них. Расскажи о них

Борис Гребенщиков: Ничего не буду говорить. Просто боюсь. По четыре раза я их переписывал, ни с чем никогда так трудно не было…

А.К.: Можно ли сказать, что это будет продолжение "Соли"?

Б.Г.: Нет, нет

А.К.: Но это будет "Аквариум"? Или же, как альбом "Соль" , они выйдут под именем Бориса Гребенщикова?

Б.Г.: Нет, это скорее всего будет "Аквариум". Точно можно будет сказать, когда будут готовы три песни. Очень надеюсь, что они выйдут в течение декабря. Они должны были уже давно выйти, но работа оказалась неожиданно очень трудной.

А.К.: Последнее время ты очень активно ищешь новых музыкантов, новых продюсеров. Здесь нас тоже ждут какие-то интересные имена?

Б.Г.: С тем, как растут мои требования, я понимаю, что то, что я раньше делал, уже меня не удовлетворяет. Я знаю, как это можно сделать, но хочу сделать лучше. Поэтому я ищу новых музыкантов, новых сопродюсеров.

Правообладатель иллюстрации Boris Grebenshikov Image caption БГ: "Реальный мир – это мир, где каждую секунду ты все ощущаешь заново"

А.К.: Сопродюсеров при том, одним из продюсеров непременно являешься ты сам?

Б.Г.: Обязательно! Никто, кроме меня не знает, как эти песни должны звучать. Поэтому всегда интересно. Называть никакие имена пока не хочу. Записаны много кто, а что останется в окончательных версиях, сказать пока трудно. Вообще, надо сказать, что постепенно копится архив из записей, которые сделаны, но в свет пока не выходят. Посмотрим, что с ними будет.

А.К.: Много накопилось?

Б.Г.: Немало

А.К.: Это за последние годы или вообще за всю сорокалетнюю историю ?

Б.Г.: Нет, я имею в виду последние пять лет, особенно последний год-два. Все они пока не окончены, и я жду, куда они повернутся. Среди них есть и те, которые почти никто не слышал. Пока они ни во что не укладываются.

А.К.: А что, этот ЕР, над которым сейчас идет работа, это предвестник нового альбома?

Б.Г.: Нет, нет, это совершенно самостоятельная работа, которая должны была выйти еще 1 сентября.

Название альбома восходит к ранней мифологии "Аквариума", о которой в свое время писал сам Гуницкий:

"В период заселения АКВАРИУМА на примат (факультет прикладной математики Ленинградского университета, где учился Гребенщиков и где базировался ранний "Аквариум" – АК) Боб и Джордж не только почти постоянно занимались своими аквариумными делами, но еще и разработали основные положения Теории Всеобщих Явлений. Как давно известно, ТВЯ "представляет из себя теорию, систематизирующую и объясняющую все факты жизни на основе их внутренней взаимоцелесообразности" [… ] Центральное место в ней занимает "Теорема о птице, сжегшей землю". Она доказывается двумя постулатами. Первый – "Три равно восьми", а второй – это постулат Хамармера: "Хай-хед – это высокая шляпа о двух плоскостях". [...] Не менее серьезными и значительными были и другие исследования, возникшие в безграничных недрах всеобъемлющей Теории Всеобщих Явлений".

На альбоме "3=8" набор звезд еще более внушительный, чем на "Пятиугольном Грехе". Кроме Гребенщикова здесь звучат песни на тексты "Джорджа" Гуницкого, написанные и исполненные Юрием Шевчуком, Евгением Фёдоровым ("Tequilajazzz"), Леонидом Фёдоровым ("АукцЫон"), Вячеславом Бутусовым, Александром Васильевым, Максимом Леонидовым, Антоном Батаговым и "группой монахов-музыкантов из анонимного мистического братства Св. Винифреды".

По своей музыкальной насыщенности и разнообразию это одна из самых ярких и интересных работ Гребенщикова – не только как музыканта, но и как продюсера.

Правообладатель иллюстрации Boris Grebenshikov Image caption БГ: "Вся мифология, которую мы когда-то передавали с Джорджем, - это катакомбы под зданием "Аквариума"

Александр Кан: С момента выхода "Пятиугольного Греха" прошло 15 лет. Почему вдруг сейчас это возвращение?

Борис Гребенщиков: Я б сам хотел это знать. Это совершенно загадочно для меня, но как-то вдруг он вернулся, тот первый "Террариум", и я понял, что пришло время делать второй. Почему - я не знаю.

А.К.: Это не связано с какими-то внешними причинами, с необходимостью помочь переживающему серьезные проблемы со здоровьем Джорджу? Это чисто внутренняя творческая потребность?

Б.Г.: Это внутренняя потребность. Это я уже потом спросил у Джорджа, как его положение, и выяснилось, что положение не очень и что помощь ему именно сейчас будет очень кстати. Но когда я начинал все это делать, я об этом не знал, абсолютно не думал.

А.К.: Ту мифологию "Аквариума", которая родилась во многом из вашей дружбы и сотрудничества с Джорджем, помнят лишь немногие люди нашего поколения...

Б.Г.: Скажем по-другому. Вся мифология, которую мы когда-то передавали с Джорджем, - никто из группы "Аквариум" в жизни никогда ничего из этого не знал, это их не интересовало, они были заняты совсем другим. Это как будто бы дом строится на каком-то замкнутом помещении, которое становится подвалом, входа в него нет, но все знают, что там что-то есть. Эта пугающая алогичная штука, она отчасти лежала в самом начале "Аквариума"…

А.К.: Правильно сказать, что это фундамент?

Б.Г.: Это не фундамент, это катакомбы под зданием "Аквариума".

А.К.: И что сейчас? Это попытка, тебе самому интересно вернуться в эти катакомбы или же тебе хочется открыть их для нового поколения?

Б.Г.: Я из них никогда не уходил. Они всегда являются частью нас с Джорджем. Когда мы о чем-то разговариваем, приблизительно на этом уровне общение и происходит. Поэтому окружающие немного удивлены всегда. Но если говорить серьезно, то мне кажется, что этот абсурд, или сюрреализм, или что-то еще... Он, действительно, лежит в основе всего, что мы делаем, и спасает нас от патетики. В этом смысле он неоценим. Поэтому "3=8" - это напоминание, что не все так просто.

А.К.: Я все-таки повторю вопрос. Я понял, насколько это важно для тебя. В какой степени ты хочешь открыть этот мир для новой публики?

Б.Г.: Его невозможно открыть. Публика, если захочет, его откроет сама. Открывать его я не собираюсь. Это то же самое, что когда Бретон и Филипп Супо встретились с Элюаром. Он пришел с фронта и очень их боялся - такие суровые парни. Потом, когда выяснилось, что они в одних и тех же окопах сражались, и весь окружающий мир им обрыд примерно так же, это было начало сюрреализма. Мы с Джорджем делали то же самое вначале. Поэтому эта здоровая прививка до сих пор помогает жить, не принимать всерьез всю окружающую чушь.

Правообладатель иллюстрации BG Image caption Анатолий "Джордж" Гуницкий и Борис Гребенщиков – друзья детства, вместе они придумали "Аквариум" в 1972 году

А.К.: Кстати, о названии "Террариум". Как оно появилось?

Б.Г.: У меня был очень давно, много-много-много лет, список названий, которые для чего-нибудь пригодятся. И они все постепенно пригождаются – "Заповедник", "Террариум", "Семеро из-под камней", "Русско-абиссинский оркестр".

А.К.: В какой степени Джордж сам принимал участие в реализации этого проекта?

Б.Г.: Я, вообще говоря, стараюсь его не травмировать, потому что возможны всякие повороты по отношению к его стихам. Я предпочитаю показывать ему уже готовый вариант. Но здесь он был в курсе с самого начала и деятельно все отслушал.

А.К.: И как он отнесся к этому?

Б.Г.: Как я понимаю, ему нравится. Получилось на самом деле очень забавно. Если бы это был винил, это были бы три разные стороны, потому что они одна с другой даже не очень соприкасаются. Первые шесть песен, потом следующие четыре, длинные, и еще три под конец, включая длинную версию Антона Батагова ("Расскажи мне") и "Гарфункеля", и ремикс Кендалла [Пол Кендалл – известный британский музыкант и продюсер, в "3=8" включен его MI5 mix "Сибирская Плясовая" – АК]. Я подумал, почему три? Потом понимаю, три равно восьми. Название появилось уже совсем поздно. Было несколько вариантов названий. Он мог называться "Усь Мусь Поёт о Тайнах Бытия ", мог называться "Умба", но в итоге первые два были отброшены. Я начал думать: "Три - чего?". И получилось так, что альбом разбивается на три части: первые шесть вещей - мир, который меня интересует, потому что он для меня свежий, веселый, искрящийся и никогда не знаю, что там будет. Следующие четыре описывают совсем другую вселенную. Потом третий мир. Три стороны – три мира получается.

А.К.: Что-нибудь можешь сказать об этой мифологии, этой загадочной формуле "3=8"?

Б.Г.: Она существовала, сколько я себя помню. Но, пытаясь анализировать: три – это троица, три мира, три ипостаси божества не только в христианской мифологии, а вообще. Что такое восемь, начинаю я думать. Восемь – роза ветров, знак хаоса, восемь ворот мусульманского рая.

А.К.: Перевернутая бесконечность.

Б.Г.: В формуле оказывается суть, то есть, божественный мир – это окружающий нас мир, просто мы этого не понимаем. Но это лишь моя попытка интерпретации, я уверен, что каждый человек найдет, как это интерпретировать по-своему.

А.К.: На этом альбоме ты выступил в роли продюсера, сам подбирал музыкантов. Была ли у них свобода в обращении с материалом?

Б.Г.: Полная свобода! Они сами выбирали текст, который им по душе, я никому ничего не навязывал – ни в выборе текста, ни в музыкальном подходе. Кто-то нашел тексты, которых даже я не знал.

Правообладатель иллюстрации Boris Grebenshikov Image caption БГ: "В формуле оказывается суть, то есть, божественный мир – это окружающий нас мир, просто мы этого не понимаем".

"АКВАРИУМ" версия 4.0?

А.К.: Ну что же от события приятного, выхода нового альбома, мы неизбежно должны перейти к событию трагическому – недавнему уходу из жизни музыканта "Аквариума" Бориса Рубекина. Он, насколько я понимаю, играл в группе важнейшую роль.

Б.Г.: Он был основой, я на него полагался полностью.

А.К.: Что означает его смерть для "Аквариума"?

Б.Г.: Я сам пока не до конца это понимаю, хотел бы это знать. Это конец "Аквариума" версии 3 и начало чего-то нового.

А.К.: То есть будет версия 4.0?

Б.Г.: Не знаю пока, посмотрим… То, что я записываю сейчас, это безусловно "Аквариум", и в то же время, безусловно, что-то новое.

А.К.: Кто-то уже занял то место, которое занимал Рубекин?

Б.Г.: Нет, это невозможно. Этого не будет. Будет неизбежное переформатирование группы. Повторить ничего нельзя, в одну воду дважды войти невозможно.

А.К.: Как это отразится на концертной деятельности? В последние месяцы мы наблюдаем всплеск активности твоего "Ирландского квартета" (кроме БГ в этой группе играют трое ирландских музыкантов – давно уже работающий в "Аквариуме" флейтист Брайан Финнегган, боронист Джон Джо Келли и аккордеонист Алан Келли – АК)

Б.Г.: "Ирландский квартет" играет тогда, когда все ирландцы могут, и я могу, а у "Аквариума" пауза. И тогда мы едем туда, куда "Аквариум" позвать не могут – просто потому, что "Аквариум" в два раза больше по составу, и затраты на него, соответственно, существенно выше.

А.К.: Но концерты "Аквариума" после смерти Рубекина тем не менее продолжатся?

А.К.: Ну и как будет выглядеть группа на сцене?

Б.Г.: Откуда же я знаю? Сам хотел бы знать! Сядем, будем репетировать, будем определяться…

Правообладатель иллюстрации Boris Grebenshikov Image caption БГ: "То, что я записываю сейчас, это безусловно "Аквариум", и в то же время, безусловно, что-то новое".

С Почему вы в последнее время не даете интервью?

Мне кажется, что человек, успешно занимающийся творчеством, все высказывает именно в своем творчестве, а остальные разговоры — уже от лукавого. Конечно, всем лестно, когда их мнением интересуются, а значит, считают их важными персонами, но это самообман. Боб Дилан однажды сказал: «Важны только песни, а я почтальон, их доставляющий». С этой точкой зрения я полностью согласен. Мнение почтальона никого не должно интересовать. Чтобы не мутить воду впустую, я и перестал полтора года назад давать интервью. Я трезво отдаю себе отчет в том, что люди интересуются мною только из-за моих песен. Моя сила — в них. Любое мое слово, сказанное зря, забирает у них эту силу. Поэтому я буду отвечать на вопросы коротко.

С Вы всегда были в своих песнях вне политики, но в новом альбоме обратились к актуальным темам…

Да что вы! Искренне скажу вам: политика меня интересует меньше, чем сельское хозяйство Гватемалы XIV века. В частности, по причине того, что я никак не могу повлиять на эту политику. А что до актуальных тем — это не я обращаюсь к темам, это они обращаются ко мне, а я с детства легко поддаюсь всяким искушениям. Песни как зеркало: отражают то, что происходит вокруг; иногда они даже отражают то, что еще не стало видно.

С Как вы относитесь к тому, что происходит между Россией и Украиной?

У меня, как и у каждого нормального человека, от этого искусственно раздутого конфликта тяжело на сердце. Любые разногласия можно и нужно разрешать мирным путем.

С Смотрите ли вы что-нибудь по телевизору?

Физически не могу смотреть ТВ: противно, когда мне так бездарно врут в лицо.

С Есть ли у России «свой путь», какая-то особость, хоть чем-то отличающая нас от других людей?

Ну а как же! Конечно, русские отличаются от китайцев или шотландцев. У нас, слава Богу, есть свои неповторимые особенности. Просто это не значит, что мы «лучше» или «выше» других, перед Богом все равны. Все культуры отличаются друг от друга, вот только общего в них значительно больше, чем различий. Наверное, стоит радоваться общему и учиться у различий. Только так мы можем продвинуться вперед. Можно, конечно, повернуться спиной к остальному миру, но история учит, что изоляция от мира всегда приводит только к вырождению. Что же касается «особого пути», то, естественно, у нас свой путь: у каждой нации и культуры — свой единственный и неповторимый путь.

С Какой бы вы хотели видеть Россию?

Я мечтаю увидеть нашу страну справедливой, образованной и преуспевающей.

С Верите ли вы в будущее России в ее нынешнем виде?

Тут не во что верить или не верить. Если есть настоящее, значит, есть и будущее. Россия — это одна седьмая часть суши, она населена людьми, и эти люди едва ли куда-то денутся; они не начнут говорить на другом языке, не поменяют традиции и привычки, не станут вдруг мексиканцами или балийцами. Настоящее России длится не одну тысячу лет и вряд ли прекратится завтра. А значит, и культура ее никуда не исчезнет.

С Вы хотели бы вернуться в советское время?

Советская жизнь была мне немила тогда и остается немила сейчас. На обмане невозможно выстроить хорошую жизнь.

С В декабре состоялся ваш концерт в Киеве. С каким чувством вы ехали туда?

Люди, живущие в Киеве и любящие песни «Аквариума», год ждали нашего концерта. С этим чувством мы и ехали; хотелось принести людям мир. Концерт прошел на ура, без малейшего намека на национализм или провокации, три часа любви. До концерта мы сутки бродили по Киеву: он поразил теплом и благожелательностью, а на концерте нас встретили с такой любовью, как нигде не встречали. Город теперь стал даже светлее, чем раньше.

С Изменились ли как-то ваши отношения со знакомыми украинцами?

Мои отношения со знакомыми украинцами не изменились и не могли измениться. Люди важнее любой политики. Политика меняется, а люди остаются. И мы знаем это.

С Правда ли, что сейчас, после выхода альбома «Соль», вы столкнулись с запретами концертов и чуть ли не с «литовкой» песен?

Пока что, слава Богу, ничего такого не было.

С Как вам удалось при записи альбома объяснить музыкантам, не знающим русский язык и не выросшим в русской культуре, содержание ваших песен?

Так я ничего и не объяснял. Я давно заметил, что музыканты, не знающие русского языка, делятся на два класса. Некоторые, перед тем как играть, просят сказать, о чем песня, и говорят: «Ага! Теперь понятно», а некоторые говорят: «Я без всяких слов чувствую, о чем ты поешь, слова меня только отвлекут». И одни играют не хуже других. Впрочем, некоторым моим знакомым русским музыкантам тоже никогда не приходило в голову вслушиваться в слова песен. Каждому свое.

С Может ли текст быть такой же частью песни, как, например, партия фортепиано — не имеющей особого смысла?

Дело только в душе, вложенной в музыку. Каждая нота, каждый тембр и каждое слово имеет свой вкус и свой «смысл», только он выходит далеко за пределы понимания умом. Важно, чтобы человек вкладывал душу в то, что он поет, и в то, что и как играет, важно, что песня становится от этого живой. В хорошей песне нет ничего, что «не имеет особого смысла»: там, как в симфонии, все элементы поддерживают друг друга и составляют оправу для голоса.

С Как шла работа над альбомом?

Ох... Долго. Альбом писался примерно 14 месяцев; что-то получалось почти сразу, что-то требовало долгих мучений. Зубовного скрежета и битья головой о стену было предостаточно, но что поделать? Такие уж песни. Они начали писаться, когда никакой войны еще не было и в помине, но, видимо, где-то в душе ее отзвуки уже были слышны. А потом, благодаря информационной войне, начала расти черная тень у людей в сердцах, и это тоже не могло не отразиться в песнях. Так что все правильно: это ли не причина для скрежета зубовного?

С Как рождаются песни?

Когда не выпускаешь гитару из рук, песни в какой-то момент сваливаются на голову и невозможно их не написать. Даже если эти песни — совсем не то, чем я хотел бы заниматься. Скажу откровенно: кентавры меня интересуют значительно больше, чем губернаторы.

С Случалось ли вам «сопротивляться» песням, которые сваливаются вам голову?

Пару раз было такое, что я не стал доканчивать песню, бросал на полукуплете, когда понимал, к чему она может вести — к тяжелым, печальным событиям. Впрочем, обойдемся без мании величия: боюсь, что от факта написании песни зависит не так много.

С Что может сделать каждый из нас, чтобы уменьшить количество агрессии?

Уменьшить количество своей собственной агрессивности; что внутри, то и снаружи. Окружающий мир — зеркальное отражение того, что у нас внутри.

С А как сохранять открытость в наше время?

Не нужно ничего сохранять. Достаточно посмотреть, как восходит солнце, просто всмотреться в то, что вокруг — не в фейсбуковскую психодраму, а в настоящую жизнь, — как увидишь, что жизнь идет как всегда. Участие в психодраме — дело добровольное, но, насколько мне известно, оно никогда никому не приносило добра.

С Как, сохраняя внутреннюю гармонию, решать проблемы, с которыми мы ежедневно сталкиваемся?

Ксения, дело в том, что я не гуру, не мудрец и не учитель. Я недостаточно осведомлен о том, что такое «внутренняя гармония», и не знаю ни одного рецепта панацеи. Однако всем нам приходится сталкиваться с разными препятствиями. У нас всегда есть выбор: воспринимать эти препятствия как нерешаемую проблему, как повод заламывать руки — или как задачу, которая пусть и сложна, но поддается решению. Первый путь — психодрама, второй — применение головы по назначению.

С Есть ли сегодня человек среди живущих, который был бы для вас авторитетом?

Хорошо прислушиваться к мнению мудрых людей, однако стоит помнить, что истинный учитель — в нашем собственном сердце. Что бы ни говорили учителя, пока сердце не откликнется — это только слова. А вот как открыть свое сердце — это и есть основной вопрос всех религий. К сожалению, у меня нет нового, экономящего душевные силы рецепта. Придется по старинке.

Этот текст - один из них. Борис Гребенщиков и «Аквариум» примут участие в фестивале MEGAFONLIVE, который охватит восемь российских городов. Фестиваль стартует 16 июля: во Владивостоке выступит «Чайф», а в Хабаровске - Диана Арбенина и «Ночные снайперы». 30 июля в Омске сыграет «Сплин», а в Перми - «Аквариум». 6 августа в Волгограде и Саратове параллельно выступят «Чайф» и «Би-2», 13 августа они же сыграют в Ставрополе и Сочи. Благодаря онлайн-трансляции финальную песню каждого параллельного концерта группы будут исполнять вместе. Борис Гребенщиков в последнее время не дает интервью, но накануне фестиваля он согласился на беседу с обозревателем «Ленты.ру».

«Лента.ру»: Вы написали сотни песен. Какие у вас отношения с вашими песнями? Понятно, что новые играть интереснее. Но есть ли такие песни, которые вам исполнять тяжело, по внутренним причинам? Есть ли такие песни, которые стали вам чужды?

Гребенщиков: Есть необъяснимый факт: хорошая песня - старая она или новая - всегда оказывается «про сегодня». Поэтому и петь их интересно. Поешь и думаешь: откуда я мог это тогда знать? Впрочем, к этому со временем привыкаешь. Бывают страшные и больные песни, которые петь эмоционально тяжело - но, может быть, именно поэтому они и важны. Не зря говорят, что выход находится там, куда идти страшно или больно. Но за 45 лет я не написал ни одной песни, которая стала бы мне чуждой.

Слушаете ли вы свои старые альбомы? Когда, например, в последний раз вы слушали «Равноденствие» или «Табу»?

Я их слушал в последний раз, наверное, тогда, когда мы их записали. С тех пор - ни разу. Себя слушать - баловство. Я предпочитаю слушать либо что-то новое для меня, либо то, от чего сердце поет.

В этом году в Великобритании отмечают 40-летие панка. «Аквариум» экспериментировал с панк-роком, но недолго. Какие ощущения остались от того периода? Чем для вас был панк тогда?

«Эксперимент» - какое холодное слово. Ни хрена мы тогда не экспериментировали, мы попросту играли так, как душа велела. А Лу Рид, Specials, Sex Pistols и Clash просто показали нам, что музыку можно играть и так тоже. Мы эти возможности до сих пор имеем в виду. Однако шепотом и улыбкой обычно можно добиться большего, чем криком и руганью.

Фото: Александр Чиженок / «Коммерсантъ»

Согласны ли вы с утверждением, что панк - это нормальное состояние для России? То есть что в самой по себе российской жизни достаточно панка?

Это идиотское и унизительное заявление. Россия - прекрасная, богатая талантами и бесконечно разнообразная страна. У нас есть все. Пушкин, Толстой, Тургенев, Шишкин, Айвазовский, Нестеров, Васнецов, Мусоргский, Бехтерев, Менделеев, Станиславский, Блок, Цветаева, Серафим Саровский - разве это панк?

Как бы вы определили русскую идентичность? Как бы вы описали сегодняшнего русского человека?

Вы считаете, что человек так прост, что его можно описать словами? Нет, люди, по счастью, больше и сложнее любых описаний и кодов. И русскость невыразима словами. Но об этом прекрасно сказал Достоевский в 1880 году в своей речи о Пушкине, рекомендую почитать.

Что вы думаете о теории Юрия Мамлеева, что Россия и Индия - это общее духовное пространство, противостоящее западному материалистическому миру?

В детстве во дворе все знали, что в другой двор ходить нельзя, нас там не любят и могут дать по голове. Я глубоко уважаю Юрия Мамлеева, но мне всегда казалось, что всем дворовым теоретикам, стремящимся разделить мир на противостоящие группировки, на «наших» и «чужих», стоило бы сначала на личном примере узнать, о чем они говорят. Может быть стоит, например, выучиться грамоте и узнать самим, как живут другие. Лично ознакомиться с Европой и «западным материализмом», и тогда уже говорить. Может быть уже хватит считать обитателей любого соседнего двора «врагами» и ходить «стенка на стенку»? Западный мир не более материалистичен, чем восточный, просто по-другому расставлены ударения. А что Индия с Россией близки - это факт.

Решили ли вы для себя вопрос: с кем быть России - с Западом или Востоком, или вообще идти по своему «особенному пути»?

У апостола Павла сказано: все мы как части тела, все разные, а вместе составляем одно тело. Не пора ли вспомнить священное писание? По счастью, все культуры и страны разные, а вместе мы на земле, чтобы учиться друг у друга. И все вместе мы и составляем человечество.

А что думаете об идее Юнга, который сказал, что западному человеку в принципе невозможно усвоить дух Востока, что, мол, для него йога останется только физкультурой?

Не согласен. В учении йоги, Ци Гун или буддизме с даосизмом нет ничего специфически восточного. Речь там идет о устройстве человеческого тела и сознания: а устроены мы все одинаково.

Фото: Илья Выдревич / Интерпресс / ТАСС

Возможно ли возвращение нашей страны к полному Советскому Союзу с его изоляцией, железным занавесом и прочими радостями? Реально ли это, на ваш взгляд, или после всего, что случилось за последние 30 лет, уже невозможно в полной мере?

Не очень образованным людям из числа чиновников это было бы очень удобно: не нужно ничего делать, не нужно узнавать новое, соревноваться с другими и таким образом совершенствоваться. Но история показывает, что страны, выбирающие самоизоляцию, выключают себя из жизни и впадают в отсталость. Потом требуется долгое время на их восстановление. Не хотелось бы, чтобы это произошло у нас.

Как относитесь к Brexit, к тому, что Великобритания хочет выйти из Евросоюза?

Хочется верить, что они разберутся со своими ошибками.

Не кажется ли вам, что в мире прибавилось хаоса - и прибавляется еще и еще?

Как математик скажу, что это невозможно. Соотношение хаоса и порядка во Вселенной не меняется; просто иногда одно более заметно, чем другое. Наше дело сохранять их равновесие.

Любите ли вы группу Motörhead? Я знал человека, который слушал только две группы: «Аквариум» и Motörhead.

Отношусь с большим уважением. Как говорил Паниковский, Лемми - это голова.

Не вините молоток, попав себе по пальцам. Никто не заставляет нас проводить время в соцсетях; это просто самая глупая форма времяпровождения, доступная современному человеку, поэтому нас, естественно, к ней влечет. Посмотрите вокруг: по упертости взгляда человека в его социальное приспособление (вроде телефона) можно сделать вывод о его воспитанности и культуре. Хорошо воспитанный человек никогда не позволит себе на публике замыкаться на экране своего гаджета. Так же, как по громкому телефонному разговору в общественных местах можно безошибочно узнать человека невежественного и бескультурного. Поэтому сколько хочешь - столько и сиди в сетях; это как лузгание семечек: безошибочно говорит окружающим о твоем социальном уровне.

Современное молодое поколение (тех, кто на третьем десятке) упрекают в отсутствии бунтарского духа. Мол, они слили протест, у них нет запала, они конформисты. Каковы ваши личные наблюдения? Встречали ли вы 20-летних бунтарей сегодня?

Бунтари были, есть и будут всегда. Есть конформисты и есть бунтари. Дело не в протесте, а в желании думать за себя самому и идти своим путем. Таких людей всегда немного, но они есть всегда. Без них человечество загниет.

Отличается ли по своей активности российская молодежь от молодых людей других стран? Вы много путешествуете, и наверняка у вас есть опыт наблюдений.

Насколько мне видно, молодые всегда везде одинаковы, и радостно на большинство из них смотреть.

Вообще, насколько обязательным, по вашему мнению, является «бунтарский дух» для молодых поколений?

Бунтарский дух - просто желание делать по-сегодняшнему, а не по-вчерашнему. В этом залог развития человека.

Фото: архив «Огонек» / «Коммерсантъ»

В недавнем туре по России вы много выступали на улице: в подземных переходах и подобных местах. Какие были ощущения от этих выступлений - разные в разных городах или все-таки эта «подземная среда» более-менее одинакова?

Ощущения всегда первосортные. Играть бесплатно для желающих - высшее удовольствие. Вот и получается, что все рады - а одна радость вызывает другую.

В 2015 году вы собрали краудфандингом деньги на новый альбом. Как он поживает? Это не к тому, куда пошли деньги, а в самом платоническом смысле - когда же выйдет альбом и каким он будет?

Деньги в 2015-м собирались (и продолжают собираться) не на запись какого-то одного альбома, а на постоянно идущий у «Аквариума» процесс записи музыки, со всеми пробами и ошибками, из удач которого потом собираются альбомы.

Недавно мы выпустили мини-альбом «Песни Нелюбимых». На днях (если авторское общество позволит нам) надеемся выпустить альбом русских песен «Золотой Букет (Песни Родимой Стороны)», который собирался и записывался 22 года. В планах - «Дань», альбом переработок песен моих знаменитых коллег по цеху, а также новые записи «Аквариума».

Вы с успехом «рвете шаблон» у людей, настроенных на черно-белое восприятие мира: можете встретиться с Саакашвили, а можете - и с Бастрыкиным. Некоторые люди считают эти жесты взаимоисключающими и впадают при подобных известиях в космическую растерянность. А вопрос такой: есть ли люди, на встречу с которыми вы бы не пошли ни за что?

Я никогда никого не просил о встречах. Но много известных людей по разным своим причинам ищут встречи со мной, и я соглашаюсь - по определению не верю прессе, и мне интересно встретиться и сделать свои выводы, увидеть - кто эти люди на самом деле.

Доводилось ли вам слышать такие отзывы о себе, что ваше миролюбие и благодушие, которое ставят в пример сердитым людям, - это все удобная маска, нечто наигранное? Если да, то как вы на такое реагируете?

Мне не очень важны чьи-то отзывы обо мне. И во мне нет ни миролюбия, ни благодушия - есть, однако, желание видеть все, как оно есть, и реагировать на это адекватно. Просто агрессивная реакция никому никогда не помогала.

Слушаете ли вы рэп/хип-хоп, и особенно хотелось бы спросить ваше мнение насчет современного русскоязычного рэпа. Есть ли какие-нибудь ценные для вас исполнители в этой области?

Я все жду, когда меня кто-то удивит и поразит. Не только в рэпе/хип-хопе, а вообще в искусстве.

Уверен, что вы бесконечно устали от многочисленных пресс-конференций и интервью. Вопросы скучные, журналисты полуграмотные, смысл бесед неочевиден. Почему вы согласились на разговор?

Вообще-то я уже несколько лет вообще не даю интервью. Незачем. Но тем не менее всегда отвечаю, когда требуется оповестить людей о наших концертах. И как дитя всегда надеюсь - а вдруг беседа выйдет интересной.

KudaGo - портал про места и события. Есть у вас в Петербурге место, которые вы очень любите, но никогда туда не ходите (или бываете преступно редко)? Расскажите о нём.

У меня остались самые чудесные воспоминания о террасе Инженерного Замка, где «Аквариум» проводил удивительно сумасшедшие времена в 70-х годах - там и песни пели, и играли спектакли, и просто сидели; с тех пор я там не был; очень хочется сыграть там бесплатный концерт для всех - но сейчас это место почему-то закрыто для людей. Хотелось бы его снова открыть.

Несколько дней назад я поинтересовался у редакции, мол, какой вопрос задать Борису Борисовичу. Одна из редакторов сказала что-то вроде: «Спроси, как жить. Я хочу услышать ответ на этот вопрос именно от Гребенщикова!». Как вы думаете, почему вам хотят задавать такие, гм, онтологические вопросы? И всё-таки: как жить?

Почему именно мне? Видимо, по песням у них сложилось такое обо мне лестное представление. А как жить - сказано не мной и давным-давно: не торопясь, здесь и сейчас, осознавая каждую секунду все, что с тобой происходит и обращая внимание на все вокруг. Видеть Божий промысел во всем, что делается. Можно говорить на эту тему долго, но важно не говорить, а так делать. Сразу все становится ясно.

Уверен, что вы до сих пор совершаете открытия в музыке. В последний раз что вас больше всего зацепило и почему?

Много есть всего хорошего. Мне, например, сейчас по сердцу сын Боба Марли - Дамиан и его новый альбом. Очень непривычное сегодняшнее играют композиторы Bang On A Can. Радуюсь новой музыке наших коллег Cotton Mather и Pugwash. И много продолжаю открывать прекрасной музыки из прошлого: от Филиппа Гласса до Манфредини. Чем дальше, тем интереснее.

Многие справедливо считают вас человеком энциклопедических знаний. В энциклопедиях, если глубоко зарыться, можно встретить что-то невероятно любопытное, экзотическое и редкое. Можете рассказать о самом необычном музыкальном феномене в самой (для нас, жителей России) экзотической локации?

Пожалуйста. Однажды я сидел на утренней службе в одном тибетском монастыре в Катманду; опытным путём нашёл такое место, где сильнее всего слышна ритуальная музыка; через полчаса впал в удивительное состояние - и вдруг осознал, что это мне больше всего напоминает альбом «Битлз» Revolver.

А ещё один раз в Индии (в Керале, если быть точным) я нашёл огромную метеоритную скалу, с которой отлично виден берег моря. И сидел там несколько часов, как это теперь говорят - медитировал. И услышал музыку невероятной красоты. Долго не мог понять, откуда она доносится. Потом заметил маленький полуразваленный храм неподалёку. Пошёл узнавать, что это за чудо. И старик-брамин, который там находился, рассказал, что это храм какого-то местного святого, а музыка - специально написана кем-то для этого храма и записана на кассету в единственном экземпляре. И переписать ее нельзя. Несколько раз потом друзья пытались найти это место, но безрезультатно.

Какую музыку вы слушаете в своем автомобиле?

На протяжении десятка лет я собираю собственные сборники песен по декадам: 50-е, 60-е и так далее. Это обычно и слушаю - и что-то новое.

В этом году вы арт-директор . По каким критериям вы выбирали музыкантов?

Выбирал тех, кого хочется увидеть здесь, а их никто не привозит.

Давайте про будущее нашей фолк-сцены. Возможно ли в России «фолк-возрождение», вроде того, что случилось в 70-х годах во многих странах Европы, включая Ирландию и Англию? Какой стиль лучше оживит/оживляет русский фолк?

Оживит не стиль, а несколько гениальных/очень талантливых людей с достоинством и совестью. Как только такие появятся, все случится само собой.

На каком этническом инструменте вам хотелось бы научиться играть?

Планируете ли вы развивать проект Аквариум International?

А Аквариум и так вполне international - на каждом альбоме десятки самых прекрасных музыкантов с разных концов света. Просто их сложно возить на концерты.

С кем из ныне живущих этнических музыкантов вам интереснее всего было совместно поработать?

С классическими китайскими и индийскими музыкантами.

Вы часто посещаете Индию. Что вы думаете об индийской музыке? Какого индийского артиста больше всего хотелось бы привезти в Россию?

Многих; чем больше, тем лучше. Когда мы постигаем музыку других культур, мы становимся богаче.

В разных концах России проходило и проходит множество этно-фестивалей: «Мир Сибири» в Красноярске, Kamwa и «Движение» в Пермском крае, «Устуу-Хурээ» в Туве. Чем выделяются «Части Света»?

Тем, что в Петербурге, и подбором артистов.

Представим, что у фестиваля неограниченный бюджет и абсолютно все артисты мира свободны в вашу дату. Кого бы вы пригласили?

Дамьена Марли, Ричарда Томпсона, Toots & The Maytals, Steeleye Span - и ещё десятка два-три.

Беседовал Артём Мельник.