Искусство благочестия - это звучит!

В музее на Делегатской открылась выставка, посвященная истории и культуре старообрядчества — «Искусство благочестия ». Первая выставка с аналогичным названием прошла весной 2018 г. в Егорьевске. Это был совместный выставочный проект Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства (ВМДПНИ) и Егорьевского историко-художественного музея. Город Егорьевск, как известно, находится в границах Гуслиц — области на юго-востоке Подмосковья, где традиционно расселялись старообрядцы. Гуслицы знамениты особой манерой иконного письма, медным литьем и ярким орнаментом певческих рукописей. Поэтому первое место выставки было выбрано не случайно.

Однако выставочный проект не реализован полностью, т.к. некоторые экспонаты не могли (в силу сохранности) поехать в Егорьевск, другие находились в частной коллекции, и по ним готовилась публикация, а третьи еще не были выявлены в фондах ВМДПНИ. Выставка «Искусство благочестия»-2 стала совершенно иным проектом, несмотря на то же название. Она шире представляет фонды ВМДПНИ, дополненные книгами дораскольной печати XVII в., экспедиционными материалами Научно-исследовательского института художественной промышленности (НИИХП) и предметами из личной коллекции иерея Алексея Лопатина (РПсЦ).

Отец Алексей любезно предоставил автору статьи бесценные для исследователя старообрядчества документы, касающиеся одного из потомков Тихона Федоровича Большакова, — знаменитого не только в России, но и за рубежом антиквара, коллекционера и библиофила. Речь идет о его внуке Николае Сергеевиче Большакове (1889 — ?). Работая в фондах отдела печатных источников и изобразительных материалов ВМДПНИ, натолкнулась на хорошо известную мне фамилию — Большаков. Тогда подумалось: «а не имеет ли он отношение к знаменитому антиквару и коллекционеру?». Но только спустя два года, когда была задумана выставка, я вспомнила о «таблицах» Большакова, хранящихся в фонде. На рисунках «таблиц» красовались орнаменты поморских рукописей XVIII-XIX вв. Теоретический труд старшего научного сотрудника НИИХПН С. Большакова, который тоже хранится в фонде музея, называется «Национальный орнамент славяно-русских рукописей и народное искусство». Удивила дата его написания — 1947 год. Сразу после войны у сотрудников НИИХП нашлось время, силы и проявился интерес к старообрядческой книге. Завуалированное название научного труда Н.С. Большакова указывало на то, что коренной старовер был весьма осторожен и дипломатичен, однако свою любовь к старообрядчеству не смог скрыть в данной работе.

Русское религиозное движение, — писал Николай Сергеевич, — известное под именем старообрядчества, выражая свой протест против нововведений церковной реформы патриарха Никона середины XVII века, явилось одной из основных причин, послуживших к сохранению исконных русских художественных форм народного искусства Древней Руси. Стараясь сохранить в полной неприкосновенности церковные, бытовые и художественные основы «древнего благочестия», представители старообрядчества, тесно связанные с народными массами, не могли вместе с тем не отражать во всем укладе своей жизни, даже помимо своей воли, явлений развивавшейся реальной действительности.

Поморский орнамент Н.С. Большаков называет самобытным народным искусством, подчеркивая его органическое происхождение из глубин народа. Образцами для художников НИИХП, копировавших книжные орнаменты, послужили старообрядческие рукописные книги XVII-XVIII вв., хранящиеся в Российской государственной библиотеке, в частности, в «Собрании Рогожского кладбища»: «Поморские ответы», «Апостол», «Творения Дионисия Ареопагита» и др. Укорененное в старообрядческой среде понятие «древлецерковное благочестие», упоминаемое Н.С. Большаковым, дало название выставке — «Искусство благочестия». Оно отражает не только состав предметов, применявшихся в богослужении и характеризирующих уровень декоративно-прикладного и народного искусства, но и главное «искусство благочестия» христианина — молитву, для которой писались новые и сохранялись древние иконы, переписывались и украшались орнаментами книги, отливались медные образы.

Нельзя обойти молчанием и тот факт, что до открытия выставки о Николае Сергеевиче Большакове не было известно практически ничего, кроме того, что он наследник антикварного дела Большаковых. Ни даты рождения, ни места учеба и работы мы не знали. Мне, как куратору выставки, несмотря на занятость в разработке выставочного проекта, пришлось ехать в РГАЛИ. В архиве нашелся всего один документ, приоткрывающий завесу над биографией Н.С. Большакова. Выявленный документ стал основой для выступления на Международной научно-практической конференции «Румянцевские чтения — 2018. Библиотеки и музеи как культурные и научные центры: историческая ретроспектива и вклад в будущее». Доклад «Н.С. Большаков — антиквар, библиофил и ученый» опубликован во 2-й части Материалов конференции (М., 2018). Теперь, дорогой читатель, вы понимаете, как я удивилась и обрадовалась, когда отец Алексей, увидев анонс выставки на сайте ВМДПНИ, предложил мне познакомиться с документами из его личной коллекции? По словам батюшки, некий потомок из рода Большаковых в 1990-х годах пришел к нему в церковную лавку и предложил купить документы, относящиеся к Большаковым. Так появились новые подробности из жизни Николая Сергеевича. На основе документов подготовлена к печати статья для журнала «Культурное наследие России». Очень надеюсь, выйдет в этом году.

Приоткрою вам еще один секрет выставки «Искусство благочестия». Дело в том, что она монтировалась вне плана. Это значит, что нет ни времени, ни денег менять цвет и архитектуру застройки предыдущей выставки. Есть сверхзадача — вписаться со своей выставкой в уже существующее выставочное пространство. Что мы с монтажниками из выставочного отдела Вячеславом Кокуриным и Русланом Клейменовым героически сделали. Чудесно смотрятся лубки с традиционными для старообрядчества сюжетами («Птица Сирин», «Птица Алконост», «Душа чистая»). Фиолетовые паспарту, в которые окантованы лубочные картинки, прекрасно выделяются на светло-зеленом фоне четырех прямоугольных секций. Под лубками — стеклянные кубы с лестовками, поясами, подручником и кацеей из собрания отца Алексея Лопатина. И надо ж так случиться, что у меня интуитивно появилось желание взять все четыре лестовки и четыре пояса, которые мне предложили на выбор. А секций, как потом оказалось, тоже четыре. Мой выбор — беру все!

Зал, разделенный двумя колоннами с арками, решено было логически разделить: в первом будут висеть иконы, резные кресты, стоять витрины с медным литьем, а во второй части зала — материалы НИИХП. Помимо орнаментов, выполненных под руководством Н.С. Большакова, в фондах музея были выявлены таблицы с материалами алтайских экспедиций НИИХП. В 1950-е гг. институт отправил своих специалистов в экспедицию, чтобы запечатлеть быт жителей Рудного Алтая, среди которых было немало староверов. Это место тесно связано с легендой о Беловодье. На Алтае достаточно названий, в которых звучит слово «белый»: озеро Белое, река Белая, река Белокуриха, гора Белуха и т.п. Наверно, поэтому легендарная сказочная страна, с которой связывали свои мечты староверы, называлась Беловодьем — святая земля, где живут русские люди, бежавшие от религиозных раздоров XVII века. После почти двухвековых попыток найти землю обетованную, многие ее искатели стали считать Беловодьем Бухтарминский край. Поселившиеся здесь старообрядцы были беглецами, скрывавшимися в труднодоступных ущельях алтайских гор от правительственных повинностей, крепостной неволи, религиозных гонений. Поселения бухтарминских старообрядцев — одни из первых русских крестьянских поселений на территории Восточного Казахстана. В 1765 г. было издано специальное правительственное распоряжение, в котором повелевалось ссылать в Сибирь беглецов-староверов из Польши и Литвы, поэтому на Алтае их стали называть «поляками». В 1760-е гг. были основаны все коренные селения «поляков» в Змеиногорском (по другим источникам «Зимогорском») округе Алтая: Екатерининка, Шемонаиха, Лосиха (Верх-Уба), Секисовка, Бобровка. Вскоре появились новые деревни, где жителями были только староверы: Малая Убинка (Убинское), Быструха, Черемшанка и др.

Большаков Н.С., Архипова З.А., Агранович З.Л., Скубенко Н.Б., Темерина А.С., Чураков Н.С. Таблица-зарисовка орнаментальная. Картон, бумага, акварель, краска бронзовая, тушь. М., 1947

Экспедиционные материалы НИИХП 1950-х гг. стали этнографическим документом, запечатлевшим одежду и быт алтайских староверов. На одной из таблиц-зарисовок красуются тканые гарусные пояс и опоясок 1906 г. Эти вещи — собственность Веры Филипьевны Сысоевой из села Туманово Солонешенского района Алтайского края (зарисовка А.В. Курочкиной). На другом рисунке той же художницы изображены тканые гарусные пояс и две опояски работы Клепиковой Матрены Мироновны из села Усть-Кокса Горноалтайской автономной области (1900-1910-ее гг.). На одной из таблиц-зарисовок — изображение женской фигуры в старообрядческом костюме мастерицы Черновой из села Черемшанка. Указано, что давность костюма — пятьдесят лет (рисунок Е.Г. Яковлевой, 1954 г.). На девушке кофта шерстяная малинового цвета с набивным рисунком, отделана кружевом, сарафан шерстяной зеленого цвета с тканым узором, расшит шелком. Несколько картонов с зарисовками — это изображение мужских старообрядческих рубах из села Мало-Убинское Зимогорского района Казахской ССР (на каждой есть пометка, что рубаха принадлежит Краеведческому музею г. Омска).

Есть на выставке уникальный, т.е. в единственном числе, предмет — подписная иконная доска с тремя медными иконами-врезками: Крестом, складнем с иконой Богоматери Казанской в среднике и иконой святителя Николы. В качестве предстоящих у Креста темперой изображена святая мученица Татьяна, покровительница заказчицы иконы. На обороте имеется надпись, свидетельствующая о принадлежности иконной доски. После расчистки медного литья реставратором Иваном Бирюковым оказалось, что образы посеребрены…

И напоследок еще один секрет от куратора. Книги XVII в. не поехали в Егорьевск, т.к. был риск, что от перемещения из фондохранилища, перепада температуры (мы все-таки ехали до Егорьевска почти три часа) книги могут претерпеть нежелательные изменения. Поэтому и было решено, что если выставка состоитсяв Москве, то книги на нее точно попадут. Так на выставке «Искусство благочестия» оказалось редкое старопечатное издание — Псалтырь Московского печатного двора 1645 г. Книга издана при последнем патриархе Древней Руси Иосифе. Кроме псалмов пророка и царя Давида, Псалтырь включает знаменитое «Феодоритово слово» о двуперстии. На полях и отдельных страницах книги многочисленные записи различными почерками XVII-XX вв. Другим интересным изданием стала «Триодь Постная» (Москва: Московский печатный двор, 1642 г.). На листе 97 и последующих имеется запись почерком XVII века: «Сия книга города /?/пятницкой церкви святыя мученицы пороскевы пятницы». Другая примечательная книга выставки «Минея. Сентябрь» (Москва: Московский печатный двор, 1644 г.). На первых страницах почерком XVII века: «Сия книга месяц сентябрь церкви казанския богородицы что внутри града а листов 448». Своим небольшим открытием считаю находку в библиотечном фонде музея — певческую рукопись с гуслицким орнаментом — «Осьмогласник» начала ХХ века, которая будет переведена из библиотечного фонда в фонд Редкой книги ВМДПНИ.

Несколько слов следует сказать и о том документальном фильме, что демонстрируется на выставке. Фильм любезно предоставили коллеги из Егорьевского музея. Снят он в 2012 году и рассказывает о старообрядческой Палестине — Гуслицах и граде Егорьевске. Фильм не просто интересный, а очень интересный. Авторский текст с тонким юмором повествует о чувствах староверов к Петру Первому. Сотрудники музея Древнерусской культуры имени Андрея Рублева с любовью говорят в фильме о вкладе старообрядцев в дело сохранения исконной русской культуры, чего бы это ни касалось — иконописи, медного литья или книг. Прекрасная работа оператора оставляет щемящее чувство тоски по красоте русской природы, от которой оторвался столичный житель. Обязательно посмотрите фильм, если придете на выставку. Планировалось, что выставка будет работать до двадцатых чисел июля сего года, однако ее продлили. Приятного просмотра!

Открыла презентация книги об орнаментах рукописных старообрядческих книг, которую представляла ее автор – Варвара Каширина – доктор филологических наук, преподаватель палеографии Российской академии живописи ваяния и зодчества Ильи Глазунова.

Книга «Орнамент старообрядческих рукописей. Поморье. Гуслицы» вышла в 2015 году. В ней систематизированы и опубликованы образцы орнаментов и буквиц нескольких рукописей из собрания Музея имени Андрея Рублева.

Варвара Каширина:

Особенности орнаментов старообрядческих книг

Среди рукописных книг своими затейливыми узорами выделяются старообрядческие рукописи. Орнаментальные узоры указывают не только на принадлежность рукописи к старообрядчеству, но и позволяют сразу определить, к какому согласию принадлежит книга.

Основные элементы орнаментального декора книг

– заставки-рамки (служат для обрамления текста на титульном листе, фронтисписе и т. п.);

– заставки (предназначены для украшения начальных разделов текста, большие заставки – для основных разделов, малые заставки – для второстепенных);

– инициалы (заглавные буквы укрупненного размера в начале текста, выступают как связующее звено между заставкой и текстом, соответственно могут быть большими и малыми);

– полевые украшения (украшения на полях рукописи, как правило, в начале раздела текста).

– концовки (завершают текст отдельных произведений, глав и т.д.)

Художественные особенности книжного орнамента поморского типа

Заставки, в которых доминирует золото, красный и белый цвет, органично сочетают особенности художественного оформления старопечатных книг с орнаментом народного прикладного искусства. Приемы и формы стилизованного старопечатного орнамента, пришедшие в русскую книгу из западных изданий: крупные барочные цветы, «крины» европейского барокко для придания объемности снабжены легкой темной подштриховкой.

В заставках присутствуют образцы народного стилизованного орнамента растительных форм, которые сочетаются с характерными природными элементами Северного края: гроздей морошки, ягод брусники, клюквы. В орнамент во множестве включены фигурки чаек с веточками в клювах.

В инициалах присутствуют длинные орнаментальные ветки-отростки, стелющиеся иногда вдоль всего поля листа. В орнаментальных украшениях на поле первого листа может присутствовать изображение птицы Сирин как напоминании о рае.

В Поморье ко второй половине XVIII в. сформировался особый тип письма, получивший название поморского полуустава. Это было строгое, почти вертикальное, четкое и убористое письмо, ориентированное на старопечатные шрифты, украшенное киноварными инициалами с тонкими орнаментальными отростками, иногда необычайно пышным.

Художественные особенности книжного орнамента гуслицкого типа

Гуслицкие заставки отличаются ярким орнаментом, совмещающим русское узорочье и элементы европейского барокко. Краски всегда яркие, насыщенные: синий, голубой, розовый, бирюзовый, желтый с оранжевым оттенком, с середины XIX в. – в сочетании с обильным золочением. В отличие от поморского, гуслицкий орнамент лишен той графичности, которую придает штриховка чернилами.

В гуслицком орнаменте присутствует цветная штриховка, употреблявшаяся художниками для моделировки объемов или при раскраске элементов украшений. Штриховка делалась цветом основного тона раскраски, накладывалась или по белому фону бумаги, как бы обрамляя основную раскраску, или поверх основного тона более темным цветом. Яркая манера раскраски веерообразными пучками цвета из одной точки была тесно связана с народным искусством раскраски деревянной утвари и посуды.

Заставки-рамки часто занимают всю страницу и представляют собой художественно-законченную композицию, в которой присутствуют вертикальные колонны, обвитые криулем (ведущим стеблем), а также горизонтальные основания для трех разделов рисунка. Верхний ярус имеет некую динамику, устремление ввысь. Возможно, наличие этих полос, или ярусов, соответствуют трем мирам – подземному, наземному и небесному – мотив, характерный для народного декоративно-прикладного искусства.

В инициалах присутствует лишь один пышный стебель-цветок вьюна, расположенный рядом и вровень с инициалом. Внутренняя часть букв, всегда объемных и широких, декорирована цветными (иногда с золотом) завитками орнамента. Часто ножки больших инициалов украшены чередующимися разноцветными орнаментальными полосами. Инициалы, в основе своей восходящие к старопечатным, дополнены необыкновенными цветами, травами и виноградными гроздьями.

Инициалы украшались по-разному, в зависимости от того, какое песнопение в службе они начинали. Заглавные стихиры на «Господи воззвах» на Великой вечери чаще всего были полихромными. Киноварные инициалы в первых стихирах, как правило, с более пышной орнаментикой, во всех последующих стихирах – украшены более скромно.

Культура, как и цивилизация, это родовое понятие бытия человека, где и воссоздается его социальная природа. Единство прошлого-настоящего-будущего, самореализуется в семиотике культуры – в практике замены действия человека на знак и символ. По А. Ф. Лосеву орнаментальные, изобразительные формы культуры и искусства олицетворяют собой символ, значения которого свернуты в знаке.

Можно говорить о том, что артефакты с изобразительными мотивами являются знаковой системой традиционной культуры. Л. В. Панкратова в своей статье «Заслоняющий от бед и дающий изобилие…» приводит слова лингвиста и филолога В. Н. Топорова о том, что узоры, организованные как «правильные», ритмически повторяющиеся последовательности знаков (тексты культуры), являются сакрально отмеченными. Эта особенность позволяет выявить вещи, обладающие повышенным семиотическим статусом, следовательно, отчетливо реализующие знаковую функцию.

Таким статусом обладает артефакт традиционной русской культуры -старообрядческий пояс. А коллекция этих предметов в музейном собрании позволяет изучить знаковые явления традиционной русской культуры допетровской эпохи.

Такой эмпирической основой исследования изобразительных элементов на старообрядческих поясах является собрание этих артефактов в Восточно-Казахстанском областном архитектурно-этнографическом и природно-ландшафтном музее-заповеднике (г. Усть-Каменогорск). Коллекция была собрана на территории Юго-Западного Алтая, явившейся очагом старообрядчества на протяжении трех столетий. Здесь, с XVIII века проживали две этногруппы переселенцев, так называемые «каменщики» и «поляки». «Каменщики» обосновались по р. Бухтарме. Их предки, беглые горнозаводские рабочие, вследствие религиозных преследований и непосильного труда «забежали» в наиболее недоступные горные места, то есть «в камень», откуда и идет их название. Предки «поляков» поселились в долинах рек Ульбы и Убы, а также у правых притоков Иртыша в ходе правительственных переселений в Сибирь из Польши, точнее с Ветки и Стародубья, где они локально жили долгое время. Изучение старообрядческого населения в любом районе представляет большой этнографический интерес ввиду того, что население это в силу своих религиозных убеждений является приверженцем всего старого и хранителем древних традиций .

Несколько слов о коллекции старообрядческих поясов Восточно-Казахстанского областного музея-заповедника. В данное время она насчитывает около 600 предметов. Орнаменты старообрядческих поясов, как правило, раппортные. Они различны и зависят от техники исполнения, что в свою очередь может являться принципом систематизации. Из систематизированных 129 поясов тканых на дощечках, 205 браного и закладного ткачества, остальные выполнены ремизным ткачеством, сплетены на швейке, связаны крючком или на спицах.

Пояса браного, выборного, закладного ткачества насыщены геометрическими орнаментами: ромбами, репьями, косыми крестами, гребенчатыми полосами, простыми и усложненными свастикальными элементами. Сочетаться могут не более двух основных орнаментов, один бывает вписан в другой. По всей длине пояса часто выполнен один «линейный» узор. Данный вид относят к традиции старообрядцев «каменщиков».

Пояса, тканые на дощечках, также имеют геометрические узоры, но они характеризуются как мотив. К ним относятся ряды волн, зигзагов, полос, взаимопроникающие уголки, треугольники, ромбы, а также меандровидные элементы и т.д. На некоторых экспонатах кроме названных мотивов присутствуютантропоморфные изображения и буквенные сочетания.

Особой разновидностью декоративных элементов таких поясов является «письменная» речь. Местное население определяло их как «именные» или пояса «со словесами». Подобный творческий подход к оформлению одежды, характеризует традицию староверов-«поляков».

Для удобства изучения предметы в коллекции разделены на пояса с текстами псалмов, молитвами, пояса-письма, с датами изготовления и др. Встречаются пояса,где текст занимает большую часть,где орнаменты находятся между словами, или такие, где друг за другом вытканы (в качестве декоративного элемента) нечитаемые вместе буквы, иначе говоря, имитация текста. Все это позволяет говорить об определенной роли надписей на поясе.

Пояса с текстами псалмов, Великого покаянного Канона, Исусовой молитвы изготовлены жительницами Глубоковского района Восточно-Казахстанской области в селах Пихтовка, Тарханка, Черемшанка, Быструха. В коллекции музея таких поясов шесть. В такой пояс вкладывался особый смысл, он становился символом веры.

Особое отношение к поясам с молитвой стало причиной их целостности, неделимости. Подтверждением тому служат поделенные пополам браные широкие пояса с раппортным геометрическим орнаментом из музейной коллекции. По свидетельству исследователя Н. И. Шитовой, орнаментированные пояса могли поделить, целостность изделия с молитвой не нарушали.

Фразы религиозного содержания имеют значение усиления основного православного смысла ношения пояса старообрядцами - приравнивание его к кресту, аналогия с Исусом Христом, который носил «пояса» и т.д.

Согласно семиотической концепции, необходимым условием, при котором предмет, вещь, жест и другое могут стать знаками, является наличие коммуникативного процесса, в котором они несут особую информацию.

Предметной, жестовой, поведенческой функцией письма, формой сердечного послания обладали «пояса с лирическими фразами» или «лирические пояса». При этом их адресат оставался « incognito»: “Кого люблю, тому дарю…” или “…сей пояс, ткан на имя тому, кто мил сердцу моему. Носить, не терять, меня не забывать…” или «Сизенький мой голубочек, отнеси сей пояс тому, кто мил сердцу моему. Лети, завивайся никому в руки не довайся».

Функции текстов с нерелигиозным содержанием на поясах в литературе прописаны неясно. Соответственно, вопрос наличия дополнительной смысловой нагрузки данных предметов остается открытым.

Проведение контент-анализа нерелигиозных надписей на поясах, с целью выявить их функции, как явлений культуры позволило приблизиться к ответу.

Объектом исследования были взяты 50 поясов «со словесами» в фондах Восточно-Казахстанского областного музея-заповедника, предметом стали сами тексты на поясах.

Сравнительный анализ выявленных двух контекстов «именная надпись» и «лирическая надпись» показал, что содержание весьма примитивных, казалось бы, текстов вытканных на старообрядческом поясе, позволяет с той или иной долей уверенности судить о поведении, намерениях участников культурного общения.

В мире традиционной культуры, где отождествлялись объект и субъект, вещь была неотделима от человека. Одежда представлялась не только внешним покровом тела, но и его продолжением. С передачей одежды другому человеку ему как бы передается часть «своего», личного пространства владельца. Например, косвенное значение передачи предмета члену семьи фиксируют вытканные имена авторов изделий в именительном падеже («СЕЙ ПОИС ТКАЛА ДЕВКА АПИСТ ИМЕЯСИЛА НТИВНА»). Важным являлись авторство, и адресат, т.е. кто выполнил и кому предназначается. На поясах с именами чаще всего адресат известен. Народные названия таких поясов «именные» или «именники» означали, наверное, еще и «личный», «свой». Даты, вытканные автором изделия, придавали важности надписи. Указательное местоимение «сей» в значении «этот», «именно такой», «данный», «соответствующий чему-либо», «не другой» было началом текста большинства поясов этого вида.

В надписи с семантикой просьбы адресат часто скрыт под оборотом « тому, кто мил сердцу моему». Это немного иная коммуникация, с элементом творчества. С этой надписью на поясе передавали возвышенные, конечно, скрытые от всех до поры, чувства. Унести, подарить, вручить и т.д. предмет высоких отношений поручали «сизенькому голубочку». Предположительно, это довольно частое обращение призвано было скрыть автора послания, вытканного на поясе, создать интригу в творческом лирическом общении.

Анализ содержания нерелигиозных надписей на старинных старообрядческих поясах показал многоплановость их значения. Как социологическое явление дарственные и сердечные послания призваны были осуществлять коммуникативную функцию вербального общения, но с разным ядром – как подарок, оберег и как сердечное послание. Первое и второе могли сочетаться в одном предмете.

Текст на поясе в качестве изобразительной формы наравне с орнаментом является символом народного искусства и культуры. Но орнамент как действие, заключенное в знаке, – это отражение биологического, природного начала, а текст – социального. Замена действия на слово, выступающего в роли знака, реализует здесь местами утерянное взаимодействие прошлого, настоящего и будущего.

Изучение старообрядческого пояса на эмпирической базе - коллекции Восточно-Казахстанского музея-заповедника, собранной в регионе, который на более чем триста лет стал одним их самых крупных очагов староверов, позволяет понять значение, взаимосвязь и неразделимость, а также целостность всех аспектов, объектов и деталей данной субкультуры, где общее зависит от частного, а частное от общего.

Привалова В. М. Орнаментальная культура. Аналитический обзор символов и знаков геометрического орнамента в антропологической картине мира // Известия Самарского научного центра РАН, 2010. №3-1. [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 31.08.2016).

Панкратова Л. В. «Заслоняющий от бед и дающий изобилие. . . » // ВААЭ, 2013. №1 (20). [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 15.09.2016).

Честнейшина Н. Н. Полисемантическая структура старообрядческого пояса: к проблеме прочтения // V Всероссийский фестиваль науки. XIX Международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (г. Томск, 20–24 апреля 2015 г.): В 5 т. Т. IV: История. Философия. Культурология. Социальные науки / ФГБОУ ВПО «Томский государственный педагогический университет». – Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2015. – 368 с. С. 236-241

4 Шарабарина Т. Е. Честнейшина Н. Н. Каталог. Традиционная одежда русских крестьян. Пояса. Конец XIX – начало XX века. Часть I . Пояса тканые на «кружочках». (На правах рукописи). Усть-Каменогорск, 2014. 93 с.

Шитова Н. И. Символика креста и молитвы в одежде уймонских старообрядцев // Известия АлтГУ, 2009. №4. [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 01.09.2016).

Н.Н. Честнейшина

О роли орнамента и текста на поясах старообрядцев Юго-Западного Алтая //

Орнаментика в артефактах традиционных культур.

Материалы Пятнадцатых Санкт-Петербургских этнографических чтений.

СПб, 2016. С. 23-26

Главным предназначением узора является украшение вещи, на которую этот элемент нанесен. О происхождении искусства орнаменталистики мало сведений, так как его использование началось за много веков до нашей эры. Орнаменты разных народов мира различаются индивидуальностью восприятия предметов и окружающей среды. У разных этносов одни и те же символы предстают по-разному.

Разновидности и мотивы

Украшение - это один из первых Но, несмотря на давнюю историю, оно является отличным декором многих современных вещей.

Орнаменты народов мира разделяют на четыре основные группы. Это:

• построенные на геометрии фигур;
• фитоморфного типа, которые состоят из изображений растений;
• миандового типа - имеют вид целостной ломанной линии;
• комбинированный или сюжетный узор.

Орнаменты народов мира включают такие мотивы:

• пересечение линий в горизонтальном и вертикальном порядке, называемое тартаном;
• совмещение одинаковых окружностей в форме четырех- или трилистника;
• орнамент в виде каплевидного завитка - его называют пейсли или ;
• изображение красивого пышного цветка отражается в дамаске;
• изогнутая непрерывная линия, образующая окантовку большинства узоров, называется меандром.

Белорусский орнамент - особенности и неповторимость

Первоначальным смыслом белорусского орнамента была обрядовость. Среди основных особенностей древних узоров выделяют:

• декоративность стилизации;
• связь с предметами, на которые нанесена отделка;
• большое количество ломаных линий и геометрических фигур;
• конструктивность;
• многообразность.

Множество геометрических фигур объясняется олицетворением сил природы и окружающего мира, которые охраняли человека. Орнаменты народов мира хоть и отличаются между собой, применяются для одних и тех же целей: украшения одежды, бытовых предметов, жилища, орудий труда. Количества повторений точек, треугольников, ромбов объясняют устройство общества. Число три - это Божественная Троица или небо, земля и подземный мир, четыре - времена года, пять - сакральность и т. д.

Белорусский орнамент содержит большое количество крестов, которые символизируют образ солнца, огня и справедливости.

На орудиях труда изображали символы плодородия, образ Роженицы в виде семени или ростков обозначал хороший урожай и богатство.

В большинстве обрядов использовались полотенца с орнаментами. Они изготавливались путем сочетания бело-серого рисунка и различного геометрического мотива. Большое значение имеет цвет выполнения узора: белый - символ чистоты и света, красный - богатство и энергия, черный - быстрота течения человеческого бытия.

Египет. Орнамент - специфичность и уникальность

К ранним формам изобразительного искусства Египта относится Он показывает разные предметы окружающей среды в виде пересечения линий и абстракции.

Основные мотивы включают:

• растительные узоры;
• анималистические изображения;
• религиозные темы;
• символизм.

Основным обозначением является который олицетворяет божественную силу природы, нравственную чистоту, целомудрие, здоровье, оживление и солнце.

Для описания жизни потустороннего мира использовали узор в виде алоэ. Множество растений, таких как терновник, акация, кокосовая пальма, являлись основами для изображения в орнаментальном искусстве Египта.

Среди геометрических линий следует выделить:

• прямые;
• ломаные;
• волнообразные;
• сетчатые;
• точечные.

Основными характерными особенностями орнамента в Египетской культуре являются сдержанность, строгость и утонченность.

Узоры народов мира: Норвегия, Персия, Древняя Греция

Норвежский узор полностью описывает климатические условия страны. Большое количество снежинок, капель, оленей используется для нанесения на теплые вещи. Геометрия линий создает удивительные рисунки, присущие только данной нации.

С удивительными узорами известны во всем мире. В Древней Персии это было самой дорогой семейной ценностью. Полотна передавались по наследству через поколения и трепетно хранились. Орнаменталистика характеризуется преобладанием синего и зеленого цветов, изображением разнообразных птиц, животных, в том числе и выдуманных, нашивками в виде ромбообразной рыбы, груши в форме капли.

Основой для формирования культуры орнаменталистики в Древней Греции стал меандр. Бесконечное повторение узоров символизирует вечность и бесконечность человеческой жизни. Древнегреческие обшивки отличаются широким изображением сюжетов и многообразностью. Характерными чертами этой культуры является украшение орнаментами с волнообразными и ломанными линиями ваз и посуды.

Разнообразие индийских узоров

Орнамент Индии характеризуется геометрическими и спиральными формами, он выражается в форме спирали, зигзага, ромба, треугольника. Из анималистики используются морды кошек и птицы.

Множество орнаментов в Индии наносят на тело с помощью хны. Это особая процедура, она означает духовное очищение. Каждая татуировка несет в себе определенный смысл.

Обычный треугольник символизирует мужскую активность, перевернутый - женскую милость. Значение божественности и надежды заложено в звезде.

Для изображения защиты, надежности и стабильности используют квадрат или восьмигранник.

Популярные орнаменты состоят из цветов, фруктов и растений, они обозначают радость, счастье, надежду, богатство и здоровье.

Узоры народов мира: Китай, Австралия, Монголия

Китайские орнаменты легко отличаются от других, они содержат крупные и пышные цветы, которые соединяются невзрачными стебельками.

Резьба по дереву представляет орнамент Австралии. Из них выделяют:

Узоры Монголии представлены в виде круга, который воплощает вращение солнца и небо. Для нанесения на одежду используют геометрические фигуры, которые называют молоточным орнаментом.

Основные мотивы:

• плетенка;
• стеганый матрас;
• молоточный;
• круговой.

Орнаменты народов мира отличаются разнообразием форм, в них отражается индивидуальность культур и восприятия внешнего мира.

А Патап Максимыч любил на досуге душеспасительных книг почитать, и куда как любо было сердцу его родительскому перечитывать «Златоструи» и другие сказания, с золотом и киноварью переписанные руками дочерей-мастериц. Какие «заставки» рисовала Настя в зачале «Цветников», какие «финики» по бокам золотом выводила – любо-дорого посмотреть!

П. И. Мельников. В лесах.

С конца XVII в. основными центрами переписки и оформления кириллических рукописей становятся места компактного проживания старообрядцев: Выг (Выговская поморская пустынь), Ветка, подмосковные Гуслицы, села и скиты в бассейнах рек Печоры (особенно Усть-Цильма) и Северной Двины, Поволжье (Нижегородская, Самарская и Саратовская губернии), Верхокамье, Прибалтика (главным образом Латгалия и Западное Причудье), горнозаводской Урал, Сибирь, Белая Криница и др. Во многих из этих мест сложилась своя оригинальная школа рукописной книги с характерными для каждого региона особенностями шрифта, миниатюр и орнамента. Известный русский писатель П. И. Мельников (1818 – 1883), автор эпической дилогии о жизни керженских скитов «В лесах» и «На горах», будучи чиновником особых поручений МВД «по искоренению раскола», составил в 1854 г. «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», где, в частности, отмечал: «Лучшими переписчиками считаются поморские, т. е. живущие в скитах и деревнях Олонецкой губернии (1). Поморское письмо отличается как правильностью орфографии, так и каллиграфическим искусством. За поморскими следуют рукописи слободские, т. е. писанные в Черниговской губернии; в последнее время их распространяется несравненно менее. Наряду с слободскими рукописями стоят московские и иргизские, т. е. писанные в прежде бывших саратовских раскольничьих скитах. Наконец, в последнем разряде рукописей стоят сибирские и верховые, т. е. писанные в губерниях Нижегородской, Владимирской, Костромской и Ярославской. Кроме того, пишутся рукописи без особых притязаний на красоту почерка во всех почти местностях, где есть раскольники» (2).

1. Выг

В октябре 1694 г. в верховьях реки Выг (ныне Медвежьегорский район Республики Карелия) диакон села Шуньга Даниил Викулин (1653 – 1733) и посадской человек села Поневец из рода князей Мышецких Андрей Денисов (1674 – 1730) основали Выговскую поморскую пустынь (также Выголексинское общежительство или Выгореция) – один из первых по возникновению и впоследствии крупнейший по размеру и числу насельников центр беспоповского старообрядчества. Что же касается культурного значения Выголексинского общежительства (выговская школа иконописи и книгописания), то оно выходит далеко за рамки беспоповского толка: влияние выговского искусства, явившегося своеобразным эталоном художественного мастерства, свежего в отношении стиля и в то же самое время не выходящего за «уставные пределы», распространялось как на изобразительное творчество крестьян Олонецкого края, так и на все без исключения места компактного проживания старообрядцев.

Выголексинское общежительство состояло из Выговского (мужского) и Лексинского Крестовоздвиженского (женского). Последнее было основано в 1706 г. в 20-ти верстах от Выговского путем переноса женской обители на берег реки Лексны. К концу XVII столетия Выгореция уже располагала обширным хозяйством, которое постоянно разрасталось: пашнями, мельницами, скотом, морскими промыслами и т. п. Благодаря петровскому указу о веротерпимости от 1702 г. и политическому таланту братьев Денисовых, Андрея и Семена (1682 – 1740), выговцы заручились покровительством как местных властей, так и ряда влиятельных лиц в Петербурге, что послужило залогом дальнейшего процветания пустыни, переживавшей в XVIII в. свой расцвет.

Организатором книгописной школы на Выгу стал Андрей Денисов. Несколько необычным для того времени обстоятельством было то, что большинство выговских книгописцев составляли женщины – насельницы Лексинского общежительства (в 1838 г. таковых насчитывалось около 200). О значении местной «грамотной избы» говорит хотя бы тот факт, что в Поморье она была известна как «Лексинская академия», чьи «выпускницы», грамотницы -начетчицы, рассылались по всей России.

Выговская школа каллиграфии и миниатюры оформилась к 20-м гг. XVIII столетия. «На Выгу, – пишет Е. М. Юхименко, – было достигнуто исключительно искусное и изысканное оформление книги. <…> высокий профессионализм выговских писцов <…> подтверждается не только близостью почерков в рамках одной школы, но также исключительным качеством переписки» (3). Поморский полуустав сложился на основе рукописного полуустава последней четверти XVII в., источником для которого, в свою очередь, послужил старопечатный шрифт XVI столетия. Ранняя разновидность поморского полуустава (пер. пол. XVIII в.) сохраняет ярко выраженную генетическую связь со своим прототипом: буквы сжаты с боков и вытянуты по вертикали, «земля» пишется с небольшой нижней и изломанной верхней петлей. Окончательно собственный стиль письма выработался в местных «грамотных кельях» (книгописных мастерских) к 60-м гг. XVIII столетия – к этому времени вышеперечисленные черты ранних выговских почерков уступают место более квадратному начертанию букв (4).

Выговскую книгописную школу отличает тонкость и изящество линий, выверенность деталей, богатство красок, разнообразие инициалов, стилистическое единство и великолепный орнамент, восходящий к столичному придворному искусству последней четверти XVII в. Оформление выговских книг объединяет в себе растительные и архитектурно-геометрические формы: различные цветы, листья, ягоды, заставки с пышными антаблементами и т. п. В произведениях местных книгописцев также встречаются многочисленные украшения старопечатного стиля, отсылающие к рукописям Троице-Сергиевой лавры 1520 – 1560-х гг., чей декор, в свою очередь, создавался на основе гравюр нидерландско-немецкого художника Исраэля ван Мекенема (1440/45 – 1503). Титулы книг украшались роскошными вычурными орнаментальными композициями, восходящими, главным образом, к гравированным листам работы известных мастеров Оружейной палаты Василия Андреева (XVII в.) и Леонтия Бунина (ум. после 1714), – выговские каллиграфы активно использовали как их точные прориси, так и основанную на копиях собственную переработку (5). Миниатюры выговских манускриптов, равно как и прочих старообрядческих книг, носят очерковых характер, продолжая таким образом позднесредневековую изобразительную традицию. По красоте, качеству материалов и мастерству исполнения именно выговские рукописи по праву занимают первое место среди большинства когда-либо созданных послераскольных манускриптов славяно-русской традиции.

Отметим также то обстоятельство, что книгописное искусство Выга было лишено какой бы то ни было крестьянско-народной наивности и языческих реминисценций. – В этом отношении оно явилось прямым наследником и продолжателем высоких византийских и древнерусских традиций, к которым добавились элементы стиля барокко.

Местные книгописцы крайне редко обозначали свое авторство. Чаще всего оно выражалось лишь в простановке неброских инициалов – причем не обязательно в конце, но в самых разных частях рукописи. По всей видимости, данный факт объясняется сугубой монолитностью выговской школы: члены книгописной артели ощущали себя не индивидуальными мастерами, а лишь частичками единого общинного организма.

До наших дней дошли два примечательных документа, регламентирующих работу выголексинского скриптория: «Наставления надзирательнице “грамотной кельи” Наумовне» (пер. пол. XVIII в.) (6) и «Чинное установление о писмах, егоже должни вси грамотнии писицы со опасством соблюдати» (нач. XIX в.) (7). Данные сочинения наглядно иллюстрируют факт того, насколько значимой частью жизни обители являлась деятельность по переписке, украшению и реставрации книг. Содержание обоих текстов отсылает нас к епитимиям «О каллиграфе» прп. Феодора Студита, демонстрируя преемственность и непрерывность восточно-христианской книгописной культуры от раннесредневекового Средиземноморья до олонецких лесов XVIII – XIX вв.

Во второй четверти XIX столетия, с воцарением Николая Павловича (1825 – 1855), политико-идеологическая атмосфера вокруг Выгореции стала стремительно накаляться, а ее экономическое положение – ухудшаться. Среди серии правительственных указов, направленных на «искоренение раскола», был и указ от 1838 г., запрещавший выговцам переписку и распространение книг. Окончательное угасание Выголексинского общежительства произошло уже при следующем императоре, в 1856 – 1857 гг., когда местные часовни были запечатаны, а их имущество описано. Те рукописи, что не были вывезены самими старообрядцами еще до закрытия моленных, с годами разошлись по музеям, библиотекам и частным собраниям.

2. Ветка

Со второй половины 60-х гг. XVII в., в связи с началом репрессий, значительное количество противников богослужебных реформ переселяется на земли Стародубского полка Малороссии (Стародубье, сегодня западная часть Брянской области РФ), основывая здесь многочисленные слободы: Понуровку, Злынку, Клинцы и др. После неудавшегося стрелецкого бунта 1682 г. и последовавшего за его подавлением царского указа о возвращении стародубских беженцев в места прежних поселений часть старообрядцев-выходцев из Стародубья переходит границу Речи Посполитой и вне досягаемости для российских властей основывает на острове Ветка реки Сож одноименную слободу (ныне в Гомельской области Белоруссии). Первыми руководителями ветковских старообрядцев были двое священников – московский о. Кузьма и тульский о. Стефан. По мере усиления гонений со стороны правительства царевны Софьи (1682 – 1689) сюда стекалось все больше людей, несогласных с никоновой реформой. В конце XVII – начале XVIII в. в радиусе нескольких десятков километров от Ветки возникло еще 16 слобод: Косецкая, Романово, Леонтьево, Дубовый Лог, Попсуевка и пр. Переселенцы приносили с собой рукописные и старопечатные книги, переписывали и оформляли их. Таким образом, к началу XVIII столетия Ветка становится крупнейшим центром поповского старообрядчества и одним из главных анклавов славяно-русского книгописания. Несмотря на «выгонки» 1735 и 1764 гг., Ветка каждый раз возрождалась, хотя к концу XVIII в. она уже потеряла свое прежнее значение. Благодаря неоднократным переселениям из Стародубья на Ветку и обратно эти два региона никогда не теряли глубинной историко-культурной связи между собой, которая воплотилась, в числе прочего, в едином художественном стиле работ тамошних книгописцев, иконописцев, чеканщиков и резчиков по дереву.

Ко второй половине XVIII столетия на Ветке и в Стародубье выработался собственный стиль переписки и декорирования рукописей. Основным местом создания и оформления манускриптов был ветковский Покровский мужской монастырь, на протяжении XVIII в. являвшийся крупнейшим старообрядческим монастырем с богатейшим книжным собранием. Характер стиля местных мастеров, в том числе книгописцев, с его безграничным разнообразием растительных узоров, отсылающих зрителя к образу райского сада, яркостью и богатством цветовой гаммы, нашел отражение в дошедшей до наших дней старинной ветковской поговорке: «Наша Ветка, как конфетка, вся на фокусах стоит» (8).

Чрезвычайно насыщенные растительные орнаменты ветковских рукописей отличаются динамичностью, характеризуются разомкнутыми, открытыми формами. Роскошно декорированные инициалы и заставки с массой мелких деталей, нередко украшены фигурками всевозможных птиц. Заставки, как правило, имеют цветной либо черный фон. В оформлении инициалов часто встречается точеный орнамент. Элементы старопечатного орнамента, хотя и весьма частотны, однако не настолько, как это имеет место в выговских и гуслицких манускриптах. Для работ ветковских каллиграфов характерно преимущественное использование в инициалах, заставках и орнаментах киноварного, терракотового, оранжевого, различных оттенков охристого, синего и светло-зеленого цветов. Золото местные мастера не применяли вовсе, что, в частности, отличает ветковскую книгописную традицию от выговской.

В конце XVIII столетия книгописное искусство Ветки постепенно переходит из монастырей в крестьянские дома, ввиду чего художественное качество оформления манускриптов ухудшается: декор становится более народным, а его стилистика – более разнообразной.

Былая слава Ветки закатилась еще в 70-х гг. XVIII в., но книжно-рукописная традиция продолжала жить здесь вплоть до 60-х гг. века XX. Последним из известных ее представителей был Феоктист Петрович Бобров из села Огородня. Окончательная гибель Ветки как культурно-исторического центра произошла после 1986 г., когда в результате Чернобыльской катастрофы бóльшая часть окружавших Ветку слобод оказалась в зоне отчуждения: слободы были выселены, а все их строения уничтожены.

3. Гуслица (Гуслицы)

В Средние века население данного края, занимающего ныне юг Орехово-Зуевского и север Егорьевского районов Московской области, было весьма малочисленным, что объяснялось не только его периферийностью и труднодоступностью (ввиду густых лесов и многочисленных болот), но и неплодородием местных почв. В конце XVII столетия в эти места, как и в ряд других глухих уголков Российского царства, устремляются многочисленные ревнители «древлего благочестия»; и Гуслицы становятся одним из главных анклавов поповского старообрядчества, «старообрядческой Палестиной», что отразилось, в частности, в поверье о сеявшем «семена раскола» о. Никите Добрынине («Пустосвяте»), опрокинувшем здесь «все лукошко».

Помимо хмелеводства, торговли, текстильного производства, различных народных промыслов, иконописи и деятельности криминального свойства (изготовление фальшивых денег, конокрадство, профессиональное попрошайничество («сбирка») и т. п.) местные жители активно занимались перепиской сакральных книг, к концу XVIII в. превратив Гуслицы во второй по значению (после Выга) центр старообрядческого книгописания, снабжавшего своей продукцией многие древлеправославные общины поповского направления как в России, так и за ее пределами.

Из всех школ старообрядческого книгописания манера гуслицких писцов, пожалуй, наиболее узнаваема и стилистически монолитна: гуслицкую рукопись трудно спутать с какой-либо другой. Испытав определенное влияние ветковского искусства, местные каллиграфы постепенно выработали собственный стиль, оформившийся примерно к концу XVIII столетия – к этому же времени относятся и наиболее ранние из дошедших до наших дней гуслицких манускриптов. В XIX в. уже не ветковская школа влияет на гуслицкую, но гуслицкая на ветковскую: упадок Ветки обусловил и упадок местного книгописания, который повлек за собой приток на Ветку рукописей гуслицкого письма – некоторые из них стали копироваться ветковскими мастерами.

Гуслицкий полуустав характеризуется едва заметным наклоном букв, их толщиной и некоторой вытянутостью; а в оформительском искусстве здешних книгописцев переплетаются старопечатный орнамент, элементы русского барокко и народное травное узорочье. «Главный мотив гуслицкого орнамента, – пишет Е. А. Подтуркина, – это крупные травы со стилизованными цветами и ягодами. Помимо растительных элементов, на страницах рукописей часто присутствуют изображения разнообразных птиц, все это создает образ райского сада» (9).

Кроме особенностей шрифта и декора (более лаконичного по сравнению с ветковской традицией), гуслицкие рукописи отличаются от ветковских меньшим богатством цветовой гаммы, но большей яркостью, сочностью, контрастностью, а у более поздних образцов даже некоторой ядовитостью чередующихся цветов, – зеленого, синего, малиново-красного и желтого, – часто представленных в виде своеобразной штриховки, что является наиболее заметной из характерных черт гуслицкой книгописной школы. Золото в оформлении гуслицких манускриптов появляется лишь со второй половины XIX в., но использовалось оно нечасто.

В начале XX столетия, ввиду начала массового печатного издания певческих книг и, как следствие, снижения спроса на более дорогие рукописи, масштабы гуслицкого книгописания заметно сокращаются. Однако многие старообрядцы все же продолжали отдавать предпочтение рукописной книге и определенный спрос на работу здешних мастеров оставался – благодаря рынку печатной продукции традиция отсеяла случайных книгописцев, оставив только лучших. «После 1917 г. – пишет о. Евгений Бобков, – издание певческих книг прекратилось. Но и переписка их уже не могла наладиться. Известны лишь несколько рукописей, написанных в 20-е гг. гуслицкими выходцами при Рогожском кладбище в Москве» (10).

4. Усть-Цильма и бассейн Печоры

Печорский край, богатый залежами серебра и меди, пушным зверьем и ценной рыбой, издавна привлекал к себе внимание русских князей и купцов, но регулярное освоение русскими поселенцами здешних мест началось лишь в середине XVI в.: в 1542 г. новгородец Ивашка Дмитриев Ластка получает великокняжескую жалованную грамоту на пользование землями по реке Печоре. В устье реки Цильмы на левом берегу Печоры несколько новгородских семей во главе с Ласткой основывают Цилемскую слободку – поселение, которое вскоре получает название Усть-Цильма. Через некоторое время поселение переносят на правый берег, а в 1547 г. в Усть-Цильме была поставлена церковь во имя свт. Николы. В 1667 г. проездом в Пустозерск в Усть-Цильме, по преданию, останавливался протопоп Аввакум. Сюда же были сосланы многие участники Соловецкого восстания и движения под руководством Степана Разина. Второе дыхание освоение края обрело в конце XVII – начале XVIII в., когда в этот отдаленный, суровый и малоосвоенный регион потянулись массы людей, не принявших церковных реформ патриарха Никона.

Рукописные книги, как правило, привозились в Усть-Цильму служилыми людьми – новгородцами, москвичами, устюжанами, а также самими усть-цилемцами, ездившими по торговым делам. На рубеже XVII – XVIII вв. значительное число рукописей и старопечатных книг привезли на Печору старообрядцы, бежавшие в эти места от преследований со стороны властей. В XVIII – XIX вв. они основали здесь множество скитов – крупнейшими из них были Великопоженский и Омелинский. При многих скитах имелись школы-граммотницы , библиотеки-книжницы и книгописные мастерские.

Образцом для великопоженских и омелинских книгописцев была традиция Выга. На основе поморского полуустава здесь сформировался собственный тип шрифта – печорский полуустав. Книги, переписанные здешними писцами, отличаются от выговских меньшей стройностью шрифта, большей свободой линий, менее тщательной прорисовкой деталей, некоторой упрощенностью.

Со второй половины XIX в., после «выгонки» крупных старообрядческих скитов, печорская книгописная традиция переходит в избы прошедших обучение в скитах местных крестьян, наиболее талантливым из которых, бесспорно, являлся Иван Степанович Мяндин (1823 – 1894). Впрочем, на низовой Печоре продолжали существовать многочисленные мелкие скиты скрытников, в которых также велось книгописание.

После 1905 г., когда старообрядцам было разрешено свободно печатать дореформенные книги и на Печору хлынул значительный объем типографской продукции, число местных писцов несколько сократилось, однако труд книгописца не исчез вовсе, но органично дополнял труд типографа – индивидуальное творчество нисколько не потеряло своей цены.

Вплоть до советского времени почти каждая семья в Усть-Цильме и окрестностях имела в собственности рукописные книги, а в некоторых домах располагались целые собрания рукописей и старопечатных книг, которые были объектом трогательной любви и заботы. Хозяева, простые крестьяне и рыбаки, старались зафиксировать историю буквально каждой своей книжки, облекая владельческие записи в традиционную форму средневековых маргиналий . В то же время следует подчеркнуть, что книги вовсе не лежали мертвым грузом – чтение средневековой, в особенности церковнобогослужебной, литературы было важной составляющей повседневной жизни людей, тем источником, в котором они черпали духовные силы и находили ответы практически на все волновавшие их вопросы, как метафизического, так и бытового характера.

Помимо крепких крестьянских домов к концу второго десятилетия XX в. книжно-рукописная традиция Усть-цилемского края концентрировалась вокруг единоверческой церкви в Усть-Цильме (закрыта в 1925-м), а также моленных села Замежное, деревень Боровской, Скитской и Омелино (первые три были закрыты в начале 20-х гг., четвертая – в начале 30-х) (11).

Неожиданную и весьма острую актуальность книгописание обрело после 1917 г., когда в течение нескольких последующих лет выпуск духовной литературы был практически полностью прекращен. Однако новые времена не пощадили ни переписчиков, ни книг: в 1930-х гг. многие из печорских книгописцев подверглись репрессиям со стороны ОГПУ-НКВД (главным образом, по статье 58-10 УК РСФСР – призывы к подрыву советской власти; изготовление, хранение и распространение литературы соответствующего содержания), но списки жертв еще требуют уточнения, так как в советское время сами фигуранты дел об этом, по понятным причинам, не распространялись; книги же, как рукописные, так и печатные, конфисковывались и уничтожались – когда сжигались, а когда и просто топились в реке. Все это вкупе с учреждением колхозов, закрытием скитов и моленных, а также активизировавшейся проповедью скрытников вызвало на Печоре всплеск эсхатологических настроений: в леса («пустыню») уходили целыми семьями, там же создавали тайники, в которых прятали книги; многие до последнего старались не отдавать детей в советские школы и уклонялись от призыва в Красную армию; кто-то даже заканчивал жизнь самоубийством… Тем не менее, печорская книгописная традиция оказалась одной из наиболее живучих и худо-бедно держалась вплоть до начала 1980-х гг.

5. Подвинье и бассейн Мезени

К середине XVIII столетия долина Северной Двины, заросшая непроходимыми таежными дебрями, покрылась сетью многочисленных старообрядческих скитов. Помимо скитов главными центрами северодвинской каллиграфии и книжной миниатюры стали деревни и села, расположенные на территории нынешних Верхнетоемского, Виноградовского и Красноборского районов Архангельской области. Сюда приезжали учиться книгописному ремеслу не только со всего Поморья, но и из соседних губерний – главным образом, с Вологодской. Северодвинские мастера поддерживали контакты с представителями других, порой весьма отдаленных, старообрядческих книгописных центров; а их продукция пользовалась неизменно высоким спросом и доходила даже до Румынского королевства и Османской империи.

Интенсивная книжно-рукописная традиция существовала и в бассейне реки Мезень. Уже в последней трети XVII в. расположенная в низовье Мезени Окладникова слобода, где находились в ссылке жена и дети Аввакума, стала центром переписки и распространения работ как самого протопопа, так и его единомышленников. Во второй четверти XVIII столетия, ввиду разорения керженских скитов епископом Питиримом, в эти места переселилось значительное число старообрядцев из Нижегородской губернии, основавших здесь ряд обителей. В конце XVIII в. вместе со старообрядчеством искусство переписки книг пришло в Удорский край (верховья рек Мезени и Вашки).

В отношении стиля и цветового решения книгописание данного региона тесно переплеталось со знаменитой традицией северодвинской белофонной росписи, украшавшей прялки, сундуки, туески и др. предметы декоративно-прикладного искусства. Подчас один и тот же человек занимался как росписью прялок, так и изготовлением рукописей и икон. На характер творчества здешних каллиграфов и миниатюристов также влияла близость таких центров художественного ремесла как Великий Устюг, Сольвычегодск и Холмогоры. Особняком стоят пинежские рукописи, крайне скудные в плане оформления.

В годы Гражданской войны и последовавшего за ней разорения скитов параллельно с коллективизацией крестьянских хозяйств северодвинская книгописная традиция постепенно сходит на нет; и сегодня в этих краях уже мало что напоминает о местных скитах, скрипториях и некогда живших здесь искусных мастерах, чья слава простиралась до черноморского побережья: строители «светлого будущего» оставили в наследство соотечественникам лишь руинированные постройки, искалеченные судьбы и стремительно убывающее население.

6. Поволжье

В Поволжье с последней трети XVII в. основными центрами переписки книг были старообрядческие скиты, расположенные по реке Керженец, позже – также по рекам Иргиз и Черемшан. Впрочем, книгописцы встречались во всех местах компактного проживания местных старообрядцев: городах Городце и Семенове Нижегородской губернии, Балаково Самарской губернии (ныне Саратовской области), Хвалынске Саратовской губернии и в ряде др.

Керженские скиты (сегодня в Семеновском районе Нижегородской области) были одним из крупнейших центров поповского толка. К концу XVIII столетия по реке Керженец насчитывалось 54 старообрядческих (преимущественно поповских) скита с населением порядка 8000 человек. Расцвет Керженца связан с Высочайшим Манифестом Екатерины Великой от 4 декабря 1762 г., который призывал всех подданных императрицы, некогда бежавших за пределы России, к возвращению на родину, обещая монаршьи «щедроты» и «благоденствие». После издания Манифеста на Керженец переселилось значительное число старообрядцев, ранее обосновавшихся в Речи Посполитой. Именно здесь разворачивались основные события дилогии П. И. Мельникова «В лесах» и «На горах». В конце 40-х – первой половине 50-х гг. XIX в., при Николае I, многие из керженских скитов были закрыты, однако фактически скиты функционировали вплоть до конца 20-х гг. XX столетия, когда были расселены коммунистами: в 90-х гг. еще встречались старушки, обучавшиеся в керженских скитах азам книжности и пения. Сегодня от керженских скитов остались, главным образом, лишь скитские кладбища, время от времени посещаемые паломниками.

Другим крупным очагом поволжского книгописания являлись основанные в 60-х – 70-х гг. XVIII в. переселенцами с Ветки скиты по реке Иргиз (ныне в Саратовской области). Предприимчивость обитателей, экономические выгоды, предоставленные екатерининским Манифестом, а также покровительство последующих государей, Павла Петровича и Александра Павловича, превратили Иргиз в главный и богатейший центр поповского старообрядчества, чье состояние могло сравниться лишь с самыми крупными синодальными монастырями. «На Иргизе, – пишет И. В. Полозова, – в конце XVIII – первой половине XIX вв. происходит процесс формирования своей рукописной школы, которая не только снабжала монастыри и окрестные села певческими книгами, но и обучала мастерству создания книг насельников и учеников. Последние, выйдя из монастырей, продолжали переписывать книги, сохраняя иргизские традиции книгописания» (12).

С 1826 г. самодержавная политика по отношению к старообрядчеству изменилась, и в 1828 – 1841 гг. иргизские скиты были частью закрыты, а частью преобразованы в единоверческие. Хотя традиция скитского книгописания продолжала существовать и в условиях единоверия, однако качество иргизских рукописей значительно снизилось.

К середине XIX столетия относится возникновение Черемшанских скитов, основанных вблизи города Хволынска и ставших новым центром поволжской книжно-рукописной традиции. Именно сюда перебрались многие обитатели ранее закрытых Иргизских скитов. С 80-х гг. XIX в. центром Черемшана становится Верхне-Успенский мужской монастырь, значительно разросшийся и преобразившийся после Манифеста «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г. В 1918 г. монастырь был разорен чекистами. К началу 30-х гг. прекратила свое существование и постепенно угасавшая женская Введенская обитель.

Помимо скитских насельников перепиской книг занималась и значительная часть мирян, многие из которых прошли через скитские школы, обучались у местных начетчиц или получили азы грамотности непосредственно от родителей (13).

Книгописная традиция Иргизских и Черемшанских скитов носила эклектичный характер, но в целом опиралась на школы Выга и Гуслиц, с преобладанием последней. Для иргизских рукописей характерны яркость и богатство красок, светлый колорит. От гуслицких аналогов их отличает большее разнообразие цветов, включая золото и серебро. Инициалы певческих рукописей в начале разделов обычно полихромные, рисуются во весь лист, сочетая элементы растительного и геометрического орнаментов. Встречаются и более простые киноварные инициалы, однако и они заключают в себе всевозможные художественные элементы: вьющиеся стебли, травы, фантастические цветы… Характер написания иргизских инициалов развивает традиции Ветки. Тип письма более всего напоминает поздний выговский. Порой буквицы украшены виньетками. Что касается орнаментации, то в некоторых работах она даже более сложна и торжественна, чем на Выгу. Не уступает выговскому и тонкость исполнения миниатюр, тщательность прорисовки мелких деталей. Работы иргизских писцов вообще отличаются чрезвычайно высоким качеством, которое характерно как для материала (плотная бумага и практически невыцветающие чернила), так и для каллиграфии. Кроме того, иргизские книги имеют добротный прочный переплет. Впрочем, встречаются и весьма посредственные рукописи, но, как правило, это не монастырская, а крестьянская продукция. Черемшанские манускрипты уступают иргизским и по качеству материала, и по мастерству исполнения. Как правило, они написаны на белой с желтоватым оттенком бумаге (иргизские обычно – на серо-голубой). Их письмо более крупно и размашисто, нежели у иргизских, оформление гораздо скромнее. – Все эти признаки мы находим и в иргизских книгах единоверческого периода. Черемшанская традиция отходит от иргизской и вплотную приближается к гуслицкой (14).

В целом уровень профессионализма и качества работ постепенно падает с середины XIX столетия – эпохи перехода скитской книгописной традиции в руки крестьян. Украшения начинают носить более примитивный характер, возрастают неряшливость письма и небрежность оформления, а цветовая палитра подчас ограничивается лишь тушью и киноварью – причем, довольно часто тушь с киноварью стали и вовсе заменять синими (также фиолетовыми или коричневыми) и розовыми чернилами соответственно. Впрочем, несмотря на общий упадок, данное время не лишено и некоторых творческих находок: например, в селе Самодуровка складывается оригинальный стиль украшения инициалов фиолетовыми точками (15).

В своем обзоре мы затронули лишь те из старообрядческих книгописных центров, которые либо выработали собственные стили переписки и оформления книг, с характерными для каждого из них художественными особенностями, либо те, чья продукция, несмотря на отсутствие единого ярко выраженного стиля, все же обладает некими общими родовыми признаками, позволяющими отнести ее к традиции соответствующего региона. Именно вышеперечисленные центры на протяжении XVIII – начала XX в. производили основной объем славяно-русских рукописных книг. За рамками очерка остались книгописные традиции Латгалии и Причудья, копировавшие рукописи Выга; Верхокамья, чьи писцы ориентировались на дониконовские издания Московского печатного двора; Урала и Сибири, отличавшиеся чрезвычайной эклектичностью и оформительским аскетизмом. Что касается небольших книгописных мастерских, носивших характер скитского либо семейного скриптория, то они существовали почти в каждом маломальском старообрядческом поселении.

Примечания

1. Административная единица Российской империи, существовавшая с 1801 по 1922 г. и включавшая бóльшую часть территорий современных Республики Карелия, Архангельской, Вологодской и Ленинградской областей. Губернским городом был Петрозаводск.

2. Цит. по: Бобков Е. А., Бобков А. Е. Певческие рукописи с Ветки и Стародубья // ТОДРЛ. Т. 42. Л., 1989. С. 449.

3. Юхименко Е. М. О книжной основе культуры Выга // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований. Материалы международной научной конференции. М., 1998. С. 161–162.

4. Там же. С. 161.

5. Гравюры Василия Андреева и Леонтия Бунина были найдены не только на Выгу, но также на Ветке и в Гуслицах, на книгописную традицию которых они оказали не меньшее влияние.

6. Наставления надзирательнице «грамотной кельи» Наумовне // Писания выговцев: Сочинения поморских старообрядцев в Древлехранилище Пушкинского Дома. Каталог-инципитарий / сост. Г. В. Маркелов. СПб., 2004. С. 374–377.

7. Чинное установление о писмах, егоже должни вси грамотнии писицы со опасством соблюдати // Юхименко Е. М. Литературное наследие Выговского старообрядческого общежительства. В 2-х т. Т. 1. С. 391–392.

9. Подтуркина Е. А. Художественное оформление старообрядческой рукописной книги гуслицкого письма XVIII – XX вв. Автореферат дисс. … кандидата искусствоведения. М.: МГУП, 2013. [С. 19–20].

10. Бобков Е. А. Певческие рукописи гуслицкого письма // ТОДРЛ. Т. 32. Л., 1977. С. 391.

11. Малышев В. И. Усть-цилемские рукописные сборники XVI – XX вв. Сыктывкар, 1960. С. 23–24.

12. Полозова И. В. Церковно-певческая культура саратовских старообрядцев: формы бытования в исторической перспективе. Саратов, 2009. С. 59–60.

13. Так, например, во второй половине XIX столетия иргизскую книгописную традицию продолжил Терентий Иванович Пучков из города Николаевска. В XX в. оформительской оригинальностью отличались рукописные произведения Анны Николаевны Путиной (о ней и ее творчестве см. подробнее: Новикова Л. Н. Эпистолярное наследие старообрядки А. Н. Путиной. К вопросу о старообрядческой символике XX в. // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований. Материалы международной научной конференции. М., 1998. С. 206–215).

15. Там же. С. 165–167.