Сколько лет ирине александровне антоновой. Ирина антонова: "я уже имею право на иронию по отношению к музею и к себе"

«Я думаю, что я человек 30-х годов. Музей мирового искусства дает каждому человеку,
который долго работает в музее, специальное измерение внутреннее…»

Ирина Александровна Антонова.

Легендарный директор, ныне куратор, музея изобразительных искусств имени Пушкина Ирина Александровна Антонова с 20 марта 2017 года принимает поздравления с юбилеем. И это один из редких случаев, когда о возрасте дамы можно говорить с восхищением. Ей исполнилось 95 лет! Впрочем, поверить в это практически невозможно.

Большую часть своей жизни она посвятила Музею изобразительных искусств, в ответ он вписал её имя в историю мировой культуры. Антонова - легендарный куратор. Именно она открыла советской публике целые пласты зарубежного искусства, она инициировала диалог культур, как никто другой способствовала разрушению железного занавеса. Перечислять звания, должности и награды Ирины Антоновой можно бесконечно, но этого не требуется, достаточно просто назвать имя.

Неутомимая Ирина Александровна, как и последние полвека, стоит у руля Пушкинского,
она всё также деятельна и энергична, и угнаться за ней сложно даже молодым. О себе Ирина Александровна рассказывает редко, все больше о музее.

В передаче из серии Линия жизни - легенда музея им. Пушкина Антонова,
рассказала не только о выставках музея, на что сейчас «мода» в искусстве и о многом другом, но и о себе. Вот некоторые выдержки из передачи Линия жизни Ирины Антоновой, любезно представленные каналом «Культура» на страницах своего сайта.

«Я вдруг подумала, что линия моей жизни может показаться вам излишне прямой и потому скучноватой, и не очень интересной. Так получилось, что я родилась в Москве, окончила школу, поступила в ИФЛИ, - был такой замечательный Институт философии, литературы и истории, который в скором времени соединили вместе с Университетом. Затем я поступила на работу в Музей, как оказалось, на всю жизнь.

Я вышла замуж - и тоже оказалось, на всю жизнь. Я никогда не красила волосы, то есть не пыталась изменить свой имидж внешний. Может быть, это говорит об отсутствии какого-либо воображения. И я бы сказала более того: где-то на рубеже детства и юности возникли какие-то жизненные устои, которые, как я теперь поняла, остались со мной на всю жизнь.

Люди иногда говорят о себе: «Я шестидесятник», «Я семидесятник».
Я думаю, что я человек 30-х годов. Это очень сложное трудное время, но это время страхов и время идеалов, как это не противоречит одно другому. Больше того, я, наверное, человек, происходящий даже из 20-х годов. И в этом смысле, скажу вам сразу, я где-то очень хорошо понимаю и разделяю те идеалы, с которыми делалась Октябрьская революция.

Я думаю, что это вечные идеалы: равенство, братство - для людей, которые совершают революции - буржуазную французскую революцию, и Октябрьскую революцию, которую неправильно называют «переворот», потому что это была революция, - и меня в этом убеждают прежде всего искусство и культура этого времени.

Поэтому для меня среди тех высоких фигур 20 столетия, которые создали 20 столетие не только в нашей стране, но и мире, остается и Блок, и Горький, и Маяковский, и Кандинский, и Родченко, и Малевич, и, конечно, Мейерхольд, и Эйзенштейн в кинематографе.

Вся жизнь моя оказалась связана с Музеем, и я не жалею об этом. Я думаю, что музей - это фантастическое создание, это удивительный организм, особенно такой музей, в котором работаю я, - музей мирового искусства, где перед вами проходит вся мировая история искусства, начиная с Древнего Египта и кончая сегодняшним днем. Это дает каждому человеку, который долго работает в музее, как мне кажется, специальное измерение внутреннее: он соотносит себя со всем миром.

По воспитанию я, конечно, интернационалист и всегда таким была.
И если бы я была не так мала в 30-х годах, то, наверное, поехала бы воевать в Испанию. То, что я попала в этот музей, оказалось для меня - по тому, как я формировалась в детстве, - вполне органичным, наверное, поэтому я осталась в музее на всю жизнь».

Из интервью с Ириной Александровной:

- Кем Вы в детстве мечтали быть?

Очень хотела быть балериной, если не в театре, то хотя бы на лошади в цирке. Я любила и очень люблю цирк. Я считаю, что в цирке работают самые потрясающие люди. Вот уж кто не может сымитировать ни работу, ни что-либо другое - всё надо делать, иначе погибнешь. Какое-то время я хотела быть физиком, и даже собиралась поступать на физмат, но это тоже отошло.

- Откуда в такой хрупкой интеллигентной интеллектуальной женщине столько силы? Она у Вас врожденная или приобретенная?

Если сказать очень откровенно, я уж не такая хрупкая, это вечный предмет моих забот. Я не знаю, что как складывается, но были очень серьезные удары судьбы - трагические и в личном плане, и в плане жизни страны. Потому что те, кто не пережил периоды между 1946-1947 и 54 годом - те просто многого не знают о нашей стране, Но, наверное, особенность моего поколения состоит в каком-то преувеличенном, но очень органичном, генетическом оптимизме, который в нас заложен.

И может быть, такой генетический оптимизм он привел к такому…
Я обладаю одним абсолютно неинтеллигентным качеством - я не подвержена депрессиям. Я не испытывала, не знаю, что это такое. Так же как во мне нет цинизма. Есть много недостатков - цинизма нет. Кстати, цинизм не обязательно недостаток.

- Много разговоров в правительстве о том, что надо возрождать культуру, искусство, а конкретно что-то делается?

Нет. Мало что делается на сегодня. Какой-то программы масштабной я пока не вижу.
Что-то делается, но очень выборочно и не всегда понятно, по какому признаку. Ну, скажем, огромные суммы министерства переходят в Петербург. Мы радуемся за наших коллег, но все-таки не только они существуют, и мы понимаем, почему это происходит. Это не есть программа, это есть конъюнктура сегодняшнего дня.

Хотя Петербург - великий город, мой отец родился там, себя наполовину чувствую жительницей этого города. Но я должна откровенно сказать, что, когда я с высоких трибун слышу разговоры о духовности и так далее, меня это, скорее, раздражает. Я понимаю, что это чисто внешние реверансы, которые никак не подкреплены действиями и истинным пониманием дела.

Вместе с тем, если в чем-нибудь Россия сейчас более нуждается, - она нуждается в укреплении именно этого сектора. Это изначально, так должно быть для нашего отечества.

- У Вас очень аристократический облик, Вас можно сравнить с королевой Англии Елизаветой. Какие у Вас отношения с бытом?

Спасибо за добрые слова и неожиданное сравнение. С бытом... Когда я пришла в музей, молодые сотрудники занимались тем, что они собирали воду, и работа с ведром и тряпкой была основной научной работой.

С бытом… Я давно с 1964 года вожу машину, в субботу еду на рынок,
в магазин, покупаю продукты, привожу домой и готовлю сама. Методы у меня скоростные, выработанные жизнью, которые обеспечивают мне все это быстро делать Я всю жизнь жила с моей мамой, она прожила 100 лет и пять месяцев.

И надо вам сказать, что она не просто прожила - она была деятельна до 98 лет,
когда она упала и сломала ногу. А до этого она была моя левая и правая рука, это был мой тыл, самое дорогое, что у меня было в жизни. И она помогала мне жить в разных планах, не только в бытовом. А сейчас - ну что же, все надо делать».

Юбилеи Ирина Александровна давно считает стихийным бедствием.
И этот - 95-й, решила провести, конечно, в музее.

«Немножко тяжеловато это выносить. Я подумала, мне бы хотелось как артисту: в день своего рождения он выходит на сцену, вот и я инициировала учёный совет на тему о музейном городке, о наших планах», - признается Ирина Антонова.

Единый комплекс, целый городок вокруг музея, о котором говорил ещё Цветаев, - её мечта.
К реализации Ирина Антонова идёт планомерно всю свою жизнь.

В день славного юбилея предлагаю посмотреть документальный фильм
«Свидетели. Ирина Антонова. Телемемуары» , где Ирина Александровна рассказывает о своей жизни, полной драматических событий, потерь и обретений.

С юбилеем, дорогая Ирина Александровна!

Долгие лета.

20 марта исполняется 95 лет президенту Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Ирине Антоновой. Умопомрачительную дату юбиляр привычно встречает на рабочем месте. А как иначе? Трудовой стаж Ирины Александровны в ГМИИ составляет без малого 72 года.

- С трудом вклинился с интервью в ваш плотный график, Ирина Александровна. Все по часам расписано.

Свободного времени действительно мало, а сделать надо много. Как-то так получилось, что сейчас работы даже больше, чем раньше. Вроде бы отошла от вопросов администрирования, финансирования или строительства, но появилась масса других проектов - научных, просветительских. Мне это интересно. Плюс, конечно, остаются выставки.

Из последних отмечу "Голоса воображаемого музея Андре Мальро". Не я ее придумала, идея пришла из Франции, мы ее дополнили и развили. По-моему, получилось очень интересно. Я лично знала Мальро, в 1968 году полтора часа водила его по Пушкинскому музею. К тому моменту он десять лет отработал министром культуры Франции, приняв предложение занять эту должность от президента де Голля, своего друга, который чрезвычайно высоко ценил Мальро.

Он был одним из крупнейших писателей прошлого века, с конца двадцатых годов неоднократно приезжал в Россию, близко общался с Пастернаком, Мейерхольдом, Эйзенштейном. У меня на память осталась книга Мальро с его теплой дарственной надписью. Он прислал "Антимемуары" через пару недель после визита в Москву.

- У вас большая коллекция книг с автографами?

"ТАСС/Reuters"

Никогда не считала, но есть. Подарки художников, писателей… Я систематически передаю эти книги в библиотеку нашего музея. Зачем они будут у меня дома стоять?

К слову, о библиотеках. Прочел в интернете, что вы ведете лекционный курс в московской библиотеке имени Данте. И на это сил хватает?

С радостью возвращаюсь к тому, от чего когда-то ушла. Мне очень нравится педагогическая работа, я занималась ею после окончания Московского университета. Это не классические лекции по истории искусств, скажем, от Джотто до Караваджо, нет. В более свободной, непринужденной форме. Я всегда хотела увлечь искусством, а не сухо излагать факты, которые можно прочесть в энциклопедии. Выступаю не только в библиотеке Данте. Третий год читаю лекции в клубе "Эльдар", куда меня когда-то пригласил Эльдар Александрович Рязанов. Там изумительная аудитория. Приходит много молодежи, что, конечно, подкупает.

- Кого вы считаете молодыми? С высоты прожитого вам ведь и 50-летние могут казаться мальчишками.

Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других. Все, что сверх 70, вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание

Нет, сейчас я говорю о тех, кому нет и 30. Юноши, девушки… Внимательно слушают, задают вопросы. А у меня лекции длинные - по два с половиной часа. Знаете, зал выдерживает, никто не уходит, бумажками не шелестит, по телефону с друзьями не переписывается.

Для старшего поколения у меня есть отдельный цикл, веду его здесь, в ГМИИ. Две лекции в месяц. Билеты разлетаются за пять минут, но продают их лишь тем, кому исполнилось 55 лет. Так мы решили. Цикл называется Le troisième âge, что в переводе с французского означает "третий возраст". Уважительно.

В молодости, как ни старайся, не понять того, что открывается с опытом. И словами этого не объяснить. Только, как говорится, испытать на себе.

- Часто вспоминаете о том, сколько лет за плечами, Ирина Александровна?

Знаете, стала острее ощущать разницу рубежных дат. С ходом жизни представления о ней меняются, категоричность исчезает, и сегодня обнаруживаю, что к 95 годам воспринимаю мир по-новому, не так, как даже лет 20 назад. Это правда. Попытаюсь объяснить. Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других.

Когда тебе 95, можно уже не говорить ничего либо только чистую правду. По-другому нельзя. Какие могут быть игры на краю бездны?

Все, что сверх 70, вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание. И тут в голову приходят всякие мысли, иногда даже неглупые. Появляется глобальное отношение к проблемам, явлениям, людям.

- Отстраненный взгляд, чуть-чуть из космоса?

Нет-нет, вполне земной. Облетает наносная шелуха, за ненадобностью отпадает выглядевшее прежде существенным и важным, а на поверку оказавшееся фантиком, мишурой. Фильтр становится жестче, требования к поступкам и словам выше. С одной стороны, лучше понимаешь тех, кто думает иначе, нежели ты, с другой - ощущаешь в себе большую бескомпромиссность и определенность. Всем приходится порой хитрить и лукавить, никто не без греха. Но когда тебе 95, можно уже не говорить ничего либо только чистую правду. По-другому нельзя. Какие могут быть игры на краю бездны? Отступать-то некуда…

- Полагаете, честность - исключительная привилегия умудренных сединами?

Нет, но факт, что после 70 шкала ценностей иная. Меньше суетишься, отметаешь лишнее. Зато обретаешь нечто более важное. Знаю случаи, когда на старости лет люди приходили к богу.

Лучше жить так, словно никогда не умрешь. Не в том смысле, чтобы расслабиться и ничего не делать, мол, потом успею, а наоборот - каждый день совершать маленький шажок вперед, чтобы завтра продвинуться еще дальше

В этом смысле я ничуть не изменилась, остаюсь убежденной атеисткой. Можете не поверить, хотя мне сейчас верить надо: умереть не боюсь. И не потому, что такая смелая.

Уходить не хочется даже в 95, но я ведь вижу: пройден большой путь, не сделано ничего постыдного... Чтобы не отравить настоящее, нельзя постоянно ждать конца, думать только об этом. Но и цепляться за жизнь, пытаясь любой ценой продлить пребывание на белом свете, ни к чему.

На мой взгляд, лучше жить так, словно никогда не умрешь. Не в том смысле, чтобы расслабиться и ничего не делать, мол, потом успею, а наоборот - каждый день совершать маленький шажок вперед, чтобы завтра продвинуться еще дальше. Мне некогда думать о смерти, слишком многое, повторяю, не завершено. Хотя я и доживаю четвертую четверть века.

Я вот читаю лекции о портретах Рембрандта, который много писал пожилых людей. Старость наполнена опытом жизни, и это видно в картинах великого голландца. Важно ведь не только смотреть, но и размышлять, осмысливать. Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания.

- С вами такое случалось?

Многократно! Я не плаксивый человек, довести меня до слез трудно, но иногда не могла сдержаться. В шестьдесят… каком же году?.. кажется, в 63-м… О, какая я была еще молодая!.. Да, так вот. Помню, приехала в Нью-Йорк и неожиданно узнала, что картина Вермеера "Офицер и смеющаяся девушка" находится в частной Frick Collection. Даже не узнала, а натолкнулась на нее. Ходила в Metropolitan и наудачу завернула в маленький одноэтажный музей неподалеку…

Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания

Кстати, я недавно летала в Нью-Йорк и опять заехала во Frick Collection. Всегда туда захожу, для меня это стало традицией. Там есть Джованни Беллини, Рембрандт, Гойя, Тициан… Потрясающие работы великих мастеров!

А тогда, в 1963-м, я шла по боковому проходу и вдруг вижу: Вермеер. Его картины лишь на фото встречала. Небольшое полотно. Не смогу объяснить, чем тронула меня именно эта работа.

Офицер, чье лицо скрывает широкополая шляпа, улыбающаяся девица из борделя, бокалы вина на столе… Казалось бы, никакого замысловатого сюжета, все очень просто, а я стояла перед картиной в Frick Collection и плакала. От счастья. Я открывала в себе способность перенестись в мир, придуманный другим. Это поразительно!

Тут же купила репродукцию почти размер в размер. Она до сих пор видит у меня дома. Выгорела совсем.

- А в четвертой четверти человек не утрачивает способность удивляться, выражать яркие эмоции?

Ну что вы! Не так давно к нам приезжала камбоджийская скульптура конца XII - начала XIII веков, изображающая средневековую королеву. Это буддийская Мона Лиза в камне! Я ошалела, впервые увидев эту работу при подготовке выставки Мальро. Счастье, что Музей Гиме из Парижа дал нам ее на время…

За коллегами вы наверняка следите? Как вам активность Третьяковки, заметно возросшая с приходом туда Трегуловой? Ревнуете?

Зельфира - наш выкормыш, как говорится. Она много лет у нас работала, знает, что такое проекты "Москва - Париж", "Москва - Берлин" или каково было сделать выставку Тышлера, за которую потом мне надавали по голове... Кроме того, Трегулова поработала и у Елены Юрьевны Гагариной в Музеях Кремля.

У нее хорошее университетское образование, она из нашего цеха и очень окрепла в последние годы, но понимаете, в чем дело… Зельфира сейчас в какой-то мере повторяет наш путь. Что она делает? Проводит монографические выставки художников, которые любимы в первую очередь народом. Серов, Айвазовский…

- Но потом же был Ватикан. Это поляна Пушкинского музея, насколько понимаю.

Вот смотрите: в нашей стране всю жизнь было негласное разделение: Эрмитаж и ГМИИ - Третьяковка и Русский музей. Тут - мировое искусство, там - отечественное. Первыми, кто начал это правило нарушать, были мы. В 1972 году Пушкинский музей провел выставку портрета. Тогда я, одержимая мыслью, что наше искусство недостаточно ценится за рубежом, решила его продвигать.

Мало развесить шедевры по стенам, надо знать, что именно ты хочешь сказать

Никогда не забуду реакцию Тани Назаренко, Левы Кербеля, увидевших рядом "Девочку с персиками" Серова и картину Ренуара со схожим сюжетом, портреты Гойя и Аргунова.

Никто не допускал, что их можно сравнивать! Дима Жилинский подошел и сказал: "Ирина Александровна, не боитесь, что мы проигрываем на этом фоне?" Я ответила, что нет, не боюсь, наоборот - хочу показать два пути развития.

По тому же принципу мы сделали выставки пейзажа, натюрморта, где вперемежку вывешивались полотна русских и западных художников. Затем были "Москва - Париж" и "Москва - Берлин", о которых уже вспоминала. Задача была показать, что мы такие же европейцы и участвуем в общем движении…

Поэтому Трегулову никак нельзя назвать нарушительницей концессии. При этом не считаю правильным, что они сделали выставку из музеев Ватикана. Дело не в ревности. Вопрос в другом. Чтобы организовать и на уровне провести такой серьезный проект, должны быть специалисты соответствующего уровня.

А в Третьяковке их нет. Ватикан - не их тема. Там ведь и Мелоццо да Форли, и Караваджо… Понимаете, мало развесить шедевры по стенам, надо знать, что именно ты хочешь сказать.

- Но народ же ломился, билеты размели.

Смешно - все главные картины Серова висят в постоянной экспозиции галереи, однако никто ведь на них не ломится, с ума не сходит, очередь с ночи специально не занимает. Надо уметь так организовать процесс, чтобы люди заинтересовались. Правильный пиар - важный элемент, действенный инструмент

На что ломится народ - это совсем другая проблема. К нам огромные очереди стояли на восемь картин Рафаэля, хотя то, что мы показали, нельзя назвать выставкой. Случайная подборка, которую наш коллектив даже не готовил.

Полотна подобрал посол Италии в России. Пять портретов, одна композиция, рисунок и "Мадонна с младенцем"… Совершенно бессмысленное сочетание, ранние произведения, созданные до Рима, только Флоренция, Перуджа и Урбино. Таких выставок не бывает. Но люди были в восторге.

Есть выставки одной картины, как в свое время мы делали "Олимпию". Там видна мысль, образ нагой женской натуры, который трансформировался через века.

- Вы ходили в Третьяковку на Ватикан?

Разумеется. Понимаете, ватиканские музеи весьма своеобразны. Туда тематически подбирают и покупают созвучные им произведения. Поэтому и готовить выставку надо особенно тщательно.

Скажем, Третьяковка привезла "Положение во гроб" Караваджо - эта картина сравнительно недавно была у нас в рамках выставки гениального итальянца. Туда вошли одиннадцать произведений, которые мы специально искали. И Тициана мы так выставляли…

Только не подумайте, что я поучаю коллег. Высказываю свой взгляд, на который имею право.

- С тем, что Третьяковка научилась грамотно пиариться, полагаю, вы спорить не станете?

Безусловно. Но это плюс, а не минус. Смешно - все главные картины Серова висят в постоянной экспозиции галереи, однако никто ведь на них не ломится, с ума не сходит, очередь с ночи специально не занимает. Надо уметь так организовать процесс, чтобы люди заинтересовались. Правильный пиар - важный элемент, действенный инструмент.

У нас стихия: предложили - взяли. Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50… Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает

Нет, Зельфира делает все верно, программы Третьяковки просматриваются сегодня хорошо. Поглядим, что будет дальше. Время-то меняется. Музеи перегружены масштабными, колоссальными композициями - что живописными, что скульптурными. Надо искать новые формы и средства. Сейчас мы на переломе. Важно не упустить момент.

К сожалению, на примере нашего музея вижу, что происходит очевидная выставочная девальвация.

- Поясните, Ирина Александровна.

Мы хватаемся за все что можно. В этом смысле Зельфира гораздо последовательнее. Она выбирает, формирует повестку, а у нас стихия: предложили - взяли. Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50… Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает. Три-четыре крупные выставки - норма.

- Это камешек президента ГМИИ в огород директора музея?

Нет, я открыто заявляю позицию, все коллеги ее знают. И с Мариной Лошак мы многократно говорили на эту тему. На мой взгляд, определенную роль играет предварительная подготовка руководителя. Марина Девовна - филолог, литературовед, в течение долгих лет возглавлявшая галереи и никогда не работавшая в музеях. Тут все-таки другая специфика.

Галерея практически не несет просветительских функций, может позволить себе показывать все в расчете, что кто-нибудь клюнет на что-нибудь. Вы пришли, посмотрели и ушли. А музей - прежде всего выбор, начиная с того, что приобретается, и заканчивая тем, что показывается.

Недавно мне выдали новые водительские права взамен старых, срок которых истек. Я автоматически взяла карточку, даже не посмотрев на дату. Потом глянула и обомлела: они выписаны до 2025 года. Никто не удосужился поинтересоваться моим возрастом, сколько мне будет через восемь лет

Поэтому прямо говорю, что мы сделали несколько совершенно ничтожных выставок. Если художник сам по себе еще терпим, то как он внедряется в музейное пространство, недопустимо. В ГМИИ сейчас живого места не осталось. Все залы во всех трех помещениях используются под выставки. Это неправильно. У нас другая миссия.

Самое печальное - в музее не обсуждаются результаты того, что делается, чего мы в итоге добились, как реагирует на все публика, что она о нас думает.

- А что входит в президентские обязанности? Это почетная должность за заслуги перед отечеством?

Ни в коем случае. В моей компетенции - концепция развития музея, внешние функции, включая представительство за рубежом. В 2016-м контракт со мной продлили еще на три года. На три ли? Посмотрим…

На минуту отвлекусь, расскажу почти анекдотичную историю. Недавно мне выдали новые водительские права взамен старых, срок которых истек. Я автоматически взяла карточку, даже не посмотрев на дату. Потом глянула и обомлела: они выписаны до 2025 года. Никто не удосужился поинтересоваться моим возрастом, сколько мне будет через восемь лет. Я так хохотала!

- Вы продолжаете садиться за руль?

Ну конечно! А зачем иначе переоформляла бы права? Признаться, у меня есть служебная машина, но по выходным езжу сама. И в театр по вечерам. Водитель не обязан ждать.

- Автоматической коробкой передач пользуетесь?

Нет, механикой. Многолетняя привычка. Автомат у меня давно в голове... Но вернемся к проблемам музея. 20 марта должен пройти ученый совет ГМИИ, на котором собираюсь выступить с докладом и изложить, каким вижу будущее музея. Я попросила наплевать на мое 95-летие и говорить то, что люди думают в действительности. Серьезный разговор и анализ сложившейся ситуации станет лучшим подарком для меня.

Не хочу уходить в мир иной, не завершив того, что кажется мне важным. Нужно реализовать проект по созданию музейного городка, о котором еще в 1898 году говорил Иван Цветаев. Я реанимировала его идею. Сейчас у нас 11 зданий, а всего - 28 строений. И деньги, выделенные по распоряжению Владимира Путина, никуда не делись. Процесс идет, но медленнее, чем планировалось изначально.

Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа, который ушел пять с лишним лет назад

Буду говорить на ученом совете и о Музее нового западного искусства, разрушенном в 1948 году по приказу Иосифа Сталина. Этот музей, созданный из коллекций Сергея Щукина и Ивана Морозова, нужно вернуть в Москву. Вот главная моя цель. Я ведь была там еще студенткой.

Сегодня, наверное, не осталось живых свидетелей, а выдающийся советский искусствовед Михаил Алпатов привел нас, первокурсников, в здание на Пречистенке, и я стала ходить туда. Даже дипломную работу собиралась писать о Ван Гоге, но меня отговорили, предложив взять нейтральную и безобидную тему о Веронезе.

Убеждена, что справедливость восторжествует и уникальный, единственный в своем роде музей будет возрожден. У таких дел отсутствует срок давности. Это должно непременно случиться. Пусть уже и без меня.

- Не зарекайтесь, Ирина Александровна.

Не строю иллюзий. Это не в моем характере. Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Ужасное наказание, когда превращаешься в обузу для других. Не дай бог!

Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа, который ушел пять с лишним лет назад. Мы познакомились с Евсеем Иосифовичем в 1945-м, поженились еще через два года. Как бы я хотела с ним поговорить сейчас на самые разные темы, начиная с последних событий в мире искусства и заканчивая избранием Трампа президентом! У нас были особенные, доверительные отношения. Все-таки 64 года вместе - огромный срок.

- Может, еще встретитесь.

Подобная мысль хороша и утешительна для тех, кто верует. А я вам говорила, что не изменила отношения к религии. Это нельзя сымитировать, как и чувство счастья. Не получится, фальшь сразу бросится в глаза.

Может, изменила бы мнение, если бы кто-нибудь побывал на том свете, вернулся и рассказал, как там. Хотя бы одного туда послали, обязав возвратиться. Но я таких пока не встречала. Поэтому живу здесь и сейчас. Как, собственно, и все остальные, но каждый вкладывает в это свой смысл.

Для кого-то важен дворец на 60 комнат, а нам вполне хватало четырехкомнатной квартиры: одна - для мужа, одна - для мамы, одна - для меня и одна - для сына. Мама и муж ушли, мы с Борисом остались вдвоем, нам теперь даже этого пространства много. Правда, с нами живет еще старый-престарый кот Персей, в просторечье - Персик.

Очень редкий экземпляр колор-пойнта. Абсолютно белый, с рыжими ушами и кончиком хвоста. Дивное существо, совершенно астральное. Персик явно имеет связь с космосом, в это я верю. Ему 5 августа исполнится 18 лет. По кошачьим меркам, наверное, мой ровесник…

Беседовал Андрей Ванденко

#ЮБИЛЕЙ КОРОЛЕВЫ

/ О ВОЗРАСТЕ ДАМ ГОВОРИТЬ НЕ ПОЛАГАЕТСЯ. НО ЭТО ОСОБЫЙ, МОЖНО СКАЗАТЬ, ЕДИНСТВЕННЫЙ СЛУЧАЙ, КОГДА, КАК ГОВОРЯТ ФРАНЦУЗЫ, «СHAPEAU BAS». ШАПКИ ДОЛОЙ! ИРИНЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ АНТОНОВОЙ – ПРЕЗИДЕНТУ ГМИИ ИМ. А. С. ПУШКИНА – ЭТОЙ ВЕСНОЙ ИСПОЛНЯЕТСЯ 95 ЛЕТ /

Текст CЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
фото ЮРИЙ МАРТЬЯНОВ / Коммерсантъ, АНТОН ТУШИН / ТАСС

Много раз замечал: если начинается эра юбилеев, то конца им не видно. Кажется, только недавно праздновали 90-летие Ирины Александровны Антоновой и столетие Пушкинского музея. А вон прошло пять лет, и новый юбилей грядет в марте.

Девяносто пять – это какая-то непредставимая и величественная цифра, перед которой хочется снять шляпу и молча стоять с непокрытой головой на мартовском ветру. Собственно, все так и делают, как только на горизонте появляется Ирина Александровна.

Перестав быть директором ГМИИ им. А. С. Пушкина, она осталась одной из самых важных фигур нашего культурного ландшафта. Ей удалось не только сохранить свой кабинет по соседству от Итальянского дворика, но и отстоять право продолжать делать то, чем она занимается всю жизнь, – новые выставки, сложносочиненные художественные проекты, присутствие в высшей музейной лиге, попасть в которую можно, только имея за плечами бесспорные заслуги и огромный директорский опыт.

Я всегда восхищался, с каким профессиональным бесстрашием она обращается с микрофоном, как легко находит убедительный тон, как умеет точно формулировать, не оставляя камня на камне от аргументов своих противников. Знаю, что до сих пор сама водит машину. И однажды стал свидетелем, как ее возил на мотоцикле вокруг Пушкинского музея знатный байкер, актер Джереми Айронс. На вполне, впрочем, умеренной скорости, но ведь отважилась. Села, поправила юбку, обняла британца за широкие плечи и проехалась с ветерком! Только фотографы успевали отщелкивать исторические кадры. Она была первой, кто пустил моду в музейные палаты. До нее в России это не делал никто, полагая, что мода и искусство – понятия несовместимые. Успех великолепных выставочных проектов Роберто Капуччи, Диора, Шанель, за которые она и получила премию имени Олега Янковского фестиваля «Черешневый Лес», убедительно развенчал аргументы ее оппонентов.

При всей своей респектабельной седине и строгих английских костюмах с брошкой на лацкане Ирина Александровна, конечно, – дама лихая. Она любит скорость, не боится резких жестов и неожиданных поворотов. Не слишком церемонится там, где можно без этого обойтись. Когда лет десять назад я первый раз переступил порог ее кабинета, то удивился, как мало в нем женского уюта, каких-то милых мелочей, по которым можно было бы судить о личности и семейной жизни владелицы. Никаких портретов с автографами в рамках, никакого красного дерева и антиквариата, уместного в музейных покоях. Все очень строго, без лишних сантиментов. Только старинный гобелен XVII века на стене чуть смягчал казенную атмосферу, да стопки книг по искусству, громоздившиеся на столах, напоминали о том, что это кабинет директора одного из самых прославленных музеев страны.

Музею нужны деньги. Только что сорвался отличный проект, посвященный искусству ар-деко, который можно было легко привезти из Англии. Ничего подобного в Москве никогда не выставлялось, но денег у Минкульта нет, у ГМИИ тем более. Скоро все экспонаты разбредутся по другим музеям и частным коллекциям, и больше их не собрать. Было понятно, что Ирина Александровна внутренне уже простилась с этой выставкой, но при этом я видел, как руки ее продолжали тянуться к каталогу. Как она его трогала, поглаживала, как будто была не в силах признать свое поражение. До последнего она продолжала надеяться, что вдруг ей в голову придет какая-нибудь гениальная идея или само собой возникнет чье-то спасительное имя. «И надо всего каких-то двести тысяч фунтов», – вздыхала она, то отодвигая каталог, то придвигая его к себе.

Но у меня не было ни двухсот тысяч фунтов, ни мысли, откуда их можно взять, поэтому мои шансы заинтересовать Ирину Александровну были равны нулю. Она из породы женщин, чьи желания должны выполняться сразу при первом же намеке. Никакие проволочки и жалкие объяснения не принимаются. В такие моменты ее глаза приобретают стальной оттенок, а голос становится бесцветно-любезным, как в автоответчике. Только один раз за время нашей беседы он потеплел. Это когда я спросил, какой у нее любимый город.
– Венеция, – ответила она мгновенно.
И тут же вспомнила, как однажды утром в несезон оказалась на площади Сан-Марко и удивилась, что ее преследует звук чьих-то каблуков, а потом только сообразила, что это ее собственные каблуки. И что на Сан-Марко она совсем одна.
– Такого не бывает! – воскликнул я.
– Со мной только так и бывает, – ответила она чеканной ахматовской формулой с грустной усмешкой.

#С актером Джереми Айронсом на открытии выставки «Новый свет. Три столетия американского искусства» в ГМИИ им. А. С. Пушкина, 2007 год

В этот момент в нее легко можно было влюбиться. Что, собственно, и происходило со многими выдающимися мужчинами и женщинами, попадавшими под чары Антоновой. Тут и старенький Марк Шагал, радостно сиявший васильковыми глазами при одном упоминании ее имени. И неприступный Святослав Рихтер, в обход законной жены и главной наследницы Нины Дорлеак доверивший ей судьбу своих картин. И даже Энни Лейбовиц, великий американский фотограф, застенчиво призналась, что надела нелепое платье-балахон на собственный вернисаж из одного только уважения к госпоже Антоновой.

Наверное, если бы Ирина Александровна была просто музейной партайгеноссе, какой ее представляют недоброжелатели, то ничего бы этого не было. Но она – женщина. Со своими тайными страстями и драмами, со сложной жизнью, которая только угадывается по отдельным репликам и деталям. На выставке, посвященной 100-летию ГМИИ в Белом зале, в одной из витрин были выставлены рядом два служебных пропуска и две похожие записи в трудовые книжки, помеченные 1945 годом: ее и Евсея Иосифовича Ротенберга. Он был ее мужем, учителем. Выдающийся ученый, исследователь и знаток европейского искусства. Лишь в канун своего юбилея она обмолвилась: «Если я сегодня что-то начинаю понимать в искусстве и в жизни, то это его заслуга».

Ни в одном своем интервью она почти ничего не рассказывала о своей семье. Об отце, сложном и сумрачном человеке. О маме, которая была с ним несчастна, хотя и дожила до очень преклонных лет. О сыне Борисе, который давно и неизлечимо болен. Все личное отсечено и закрыто от посторонних глаз. А когда Первый канал попытался что-то вякнуть на эту тему, пресс-служба музея молниеносно отреагировала, выпустив официальный меморандум, наподобие тех, с которыми выступает Букингемский дворец, когда оказывается затронута личность Королевы. Никто ничего не должен знать. Никто не должен приближаться слишком близко.

Есть только Музей и образ строгой дамы с двумя нитками жемчуга на шее, который Антонова создавала десятилетиями, прочно внедрив его в массовое сознание. Другой ее никто себе и не представляет. Но я ее видел однажды без жемчугов. После тяжелой дороги (она, как всегда, сама была за рулем). Нагруженная сумками, свертками, она медленно шла к подъезду подмосковного дома отдыха «Лесные дали», где тогда проводили каждое лето ее муж и сын. Это был тот случай, когда точно она не хотела, чтобы ее узнавали. И помогать тащить сумки было необязательно, хотя поначалу у меня и был такой порыв. Нет, не надо. Ей будет неприятно. За прошедшие пять лет много всего поменялось в жизни Ирины Александровны: умер Евсей Иосифович. Теперь все заботы о сыне легли на нее. После острой дискуссии об объединении коллекций Щукина и Морозова, идею которого не поддержало музейное сообщество, ей пришлось оставить пост директора ГМИИ, перейдя на формальную должность «президента», придуманную специально для нее. В музейной иерархии это что-то вроде статуса «вдовствующей королевы» или «королевы-матери»: много почета, но по сути никакой власти.

ПРИ ВСЕЙ СВОЕЙ РЕСПЕКТАБЕЛЬНОЙ СЕДИНЕ И СТРОГИХ АНГЛИЙСКИХ КОСТЮМАХ С БРОШКОЙ НА ЛАЦКАНЕ ИРИНА АЛЕКСАНДРОВНА, КОНЕЧНО, – ДАМА ЛИХАЯ. ОНА ЛЮБИТ СКОРОСТЬ, НЕ БОИТСЯ РЕЗКИХ ЖЕСТОВ И НЕОЖИДАННЫХ ПОВОРОТОВ

Но даже в этой непростой ситуации ей удалось осуществить свою давнюю мечту – грандиозную выставку «Голоса воображаемого музея Андре Мальро». Про Мальро в России мало кто знает, его романы давно не переводились на русский. Его многолетняя деятельность на посту министра культуры в правительстве Де Голля у нас замалчивалась и почти неизвестна. Осталось громкое имя, но дела и идеи, стоящие за ним, успели безнадежно потонуть в океане времени, который, как известно, смывает все. Но оказалось, что нет, не все. Что-то остается, что-то еще можно сохранить, какие-то обломки выловить, старые идеи заново озвучить и осмыслить. Поразительно, что этим вдруг занялись в Москве. Есть фотографии, на которых молодая Антонова водит Мальро по залам Пушкинского музея. Спустя сорок лет она вспомнит этот визит и затеет с ним свой заочный диалог, весь выстроенный на неожиданных ассоциациях и рифмах, на сложном подтексте и шифрах, на том языке, который требует от зрителей не просто знаний, но культуры в самом подлинном и широком смысле этого слова. Культуры, как ее понимал Андре Мальро и как попыталась донести ее до нас Ирина Антонова. Я ходил по ее выставке с четким ощущением огромного и недооцененного события. Понятно, что Мальро – не Валентин Серов и не Айвазовский. Здесь толпы не предполагались изначально. Не было тут и общепризнанных полотен-хитов, которые всегда являются приманкой для широкого зрителя. Расчет был на погружение в культурный контекст, на деятельную работу души и мысли, на включенность в грандиозный замысел куратора, охватывающий сразу несколько цивилизаций, исторических периодов и тысячелетий. Мальро – как Харон, переплывающий реку Времени, забирая с собой все лучшее, что удалось скопить человечеству к концу ХХ века.

Логично было бы представить этот выставочный проект как «лебединую песню» Антоновой. Но при нашей встрече в ее кабинете она меня ошарашила неожиданным сообщением. Пока она готовила Мальро, в ее планах появилась еще одна выставка, ради которой она недавно слетала в Нью-Йорк пообщаться с известным филантропом и миллиардером Лаудером, пообещавшим ей несколько полотен Климта из своего собрания к следующему фестивалю «Декабрьские вечера». Вообще, когда говоришь с Ириной Александровной, то понимаешь, что такое гамбургский счет и как трудно, невозможно ей соответствовать даже при нынешних бойких навыках и новейших гаджетах, заменивших энциклопедические знания и масштабное видение. А растянувшиеся километровые очереди прошлой осенью в Париже на выставку в центре искусств Louis Vuitton, где на два месяца воссоединились коллекции Щукина из Эрмитажа и Пушкинского музея, наглядно продемонстрировали всем, что правда была на стороне Антоновой. Москва лишилась грандиозного музея. Но мы не касаемся этой болезненной темы. Ведь речь о юбилее. Я предложил поговорить о возрасте.

– Древние римляне считали, что старость – это болезнь, кавказские горцы-долгожители – что это мудрость, а что думаете вы?

– Лично я совсем не переживаю по этому поводу. Для меня старость выражается прежде всего в потере интереса к тому, что раньше составляло смысл твоей жизни. Я часто наблюдаю этот процесс, особенно у женщин, перешагнувших рубеж в 50-60 лет. И тогда человек начинает думать о смерти, беспрерывно прислушивается к себе: там кольнуло, тут стрельнуло. А дальше его уже ничего не интересует, кроме горсти лекарств, которые надо ежедневно принимать от разных болячек.

– Знаю, что с вами на темы здоровья говорить бессмысленно. Вы просто не знаете, что такое болеть?

– Очень даже знаю. В последнее время, например, стала хуже видеть. И это становится проблемой. Но говорить со мной на эти темы действительно не слишком интересно. Я тут неважный эксперт. Меня все время спрашивают: может, вы сидите на какой-то диете или делаете особую гимнастику? Видит Бог, нет. Не делаю. Что, может быть, и плохо? Не знаю.

– А что поддерживает и дает силы?

– Искусство. Для меня бесконечно важно, например, регулярно бывать в Консерватории. Я просто заболеваю, если не могу попасть на интересующий меня концерт, на премьеру в Большом театре. Меня всегда радуют приглашения на фестиваль искусств «Черешневый Лес», где, как правило, отлично составлена программа. Пушкинский музей был одним из первых, кого этот фестиваль включил в свою орбиту. Мы сделали вместе несколько интересных проектов. Можно назвать и ретроспективу театральных костюмов Франко Дзеффирелли, и выставку графики Николая Жукова ко Дню Победы. А ведь были еще одиночные визиты великих полотен Пармиджанино и Сандро Боттичелли из итальянских музеев. И ретроспектива легендарного модельера Роберто Капуччи «Костюмы и современники» и проект графики и рисунков Тонино Гуэрры «Латерны Толстого». А разве можно забыть первую по сути большую выставку живописи и графики Моисея Фейгина «Исповедь Арлекина»? Да много чего было, о чем я вспоминаю с теплотой. Мне близка тема Михаила Куснировича – тема созвучия в искусстве, которая заложена в основе «Декабрьских вечеров» Святослава Рихтера в нашем музее с 1981 года. Когда различные виды искусств, по-разному соотносясь друг с другом, создают более объемную и яркую картину мира. И в этих двойных, а то и тройных отражениях ты лучше начинаешь понимать и узнавать себя подлинного. Собственно, в этом и заключается магия настоящего искусства.

#С Михаилом Куснировичем на фестивале «Черешневый Лес», 2008 год

20 марта исполняется 95 лет президенту Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Ирине Антоновой. Умопомрачительную дату юбиляр привычно встречает на рабочем месте. А как иначе? Трудовой стаж Ирины Александровны в ГМИИ составляет без малого 72 года.

- С трудом вклинился с интервью в ваш плотный график, Ирина Александровна. Все по часам расписано.

Свободного времени действительно мало, а сделать надо много. Как-то так получилось, что сейчас работы даже больше, чем раньше. Вроде бы отошла от вопросов администрирования, финансирования или строительства, но появилась масса других проектов - научных, просветительских. Мне это интересно. Плюс, конечно, остаются выставки.

Из последних отмечу "Голоса воображаемого музея Андре Мальро". Не я ее придумала, идея пришла из Франции, мы ее дополнили и развили. По-моему, получилось очень интересно. Я лично знала Мальро, в 1968 году полтора часа водила его по Пушкинскому музею. К тому моменту он десять лет отработал министром культуры Франции, приняв предложение занять эту должность от президента де Голля, своего друга, который чрезвычайно высоко ценил Мальро.

Он был одним из крупнейших писателей прошлого века, с конца двадцатых годов неоднократно приезжал в Россию, близко общался с Пастернаком, Мейерхольдом, Эйзенштейном. У меня на память осталась книга Мальро с его теплой дарственной надписью. Он прислал "Антимемуары" через пару недель после визита в Москву.

- У вас большая коллекция книг с автографами?

"ТАСС/Reuters"

Никогда не считала, но есть. Подарки художников, писателей… Я систематически передаю эти книги в библиотеку нашего музея. Зачем они будут у меня дома стоять?

К слову, о библиотеках. Прочел в интернете, что вы ведете лекционный курс в московской библиотеке имени Данте. И на это сил хватает?

С радостью возвращаюсь к тому, от чего когда-то ушла. Мне очень нравится педагогическая работа, я занималась ею после окончания Московского университета. Это не классические лекции по истории искусств, скажем, от Джотто до Караваджо, нет. В более свободной, непринужденной форме. Я всегда хотела увлечь искусством, а не сухо излагать факты, которые можно прочесть в энциклопедии. Выступаю не только в библиотеке Данте. Третий год читаю лекции в клубе "Эльдар", куда меня когда-то пригласил Эльдар Александрович Рязанов. Там изумительная аудитория. Приходит много молодежи, что, конечно, подкупает.

- Кого вы считаете молодыми? С высоты прожитого вам ведь и 50-летние могут казаться мальчишками.

Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других. Все, что сверх 70, вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание

Нет, сейчас я говорю о тех, кому нет и 30. Юноши, девушки… Внимательно слушают, задают вопросы. А у меня лекции длинные - по два с половиной часа. Знаете, зал выдерживает, никто не уходит, бумажками не шелестит, по телефону с друзьями не переписывается.

Для старшего поколения у меня есть отдельный цикл, веду его здесь, в ГМИИ. Две лекции в месяц. Билеты разлетаются за пять минут, но продают их лишь тем, кому исполнилось 55 лет. Так мы решили. Цикл называется Le troisième âge, что в переводе с французского означает "третий возраст". Уважительно.

В молодости, как ни старайся, не понять того, что открывается с опытом. И словами этого не объяснить. Только, как говорится, испытать на себе.

- Часто вспоминаете о том, сколько лет за плечами, Ирина Александровна?

Знаете, стала острее ощущать разницу рубежных дат. С ходом жизни представления о ней меняются, категоричность исчезает, и сегодня обнаруживаю, что к 95 годам воспринимаю мир по-новому, не так, как даже лет 20 назад. Это правда. Попытаюсь объяснить. Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других.

Когда тебе 95, можно уже не говорить ничего либо только чистую правду. По-другому нельзя. Какие могут быть игры на краю бездны?

Все, что сверх 70, вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание. И тут в голову приходят всякие мысли, иногда даже неглупые. Появляется глобальное отношение к проблемам, явлениям, людям.

- Отстраненный взгляд, чуть-чуть из космоса?

Нет-нет, вполне земной. Облетает наносная шелуха, за ненадобностью отпадает выглядевшее прежде существенным и важным, а на поверку оказавшееся фантиком, мишурой. Фильтр становится жестче, требования к поступкам и словам выше. С одной стороны, лучше понимаешь тех, кто думает иначе, нежели ты, с другой - ощущаешь в себе большую бескомпромиссность и определенность. Всем приходится порой хитрить и лукавить, никто не без греха. Но когда тебе 95, можно уже не говорить ничего либо только чистую правду. По-другому нельзя. Какие могут быть игры на краю бездны? Отступать-то некуда…

- Полагаете, честность - исключительная привилегия умудренных сединами?

Нет, но факт, что после 70 шкала ценностей иная. Меньше суетишься, отметаешь лишнее. Зато обретаешь нечто более важное. Знаю случаи, когда на старости лет люди приходили к богу.

Лучше жить так, словно никогда не умрешь. Не в том смысле, чтобы расслабиться и ничего не делать, мол, потом успею, а наоборот - каждый день совершать маленький шажок вперед, чтобы завтра продвинуться еще дальше

В этом смысле я ничуть не изменилась, остаюсь убежденной атеисткой. Можете не поверить, хотя мне сейчас верить надо: умереть не боюсь. И не потому, что такая смелая.

Уходить не хочется даже в 95, но я ведь вижу: пройден большой путь, не сделано ничего постыдного... Чтобы не отравить настоящее, нельзя постоянно ждать конца, думать только об этом. Но и цепляться за жизнь, пытаясь любой ценой продлить пребывание на белом свете, ни к чему.

На мой взгляд, лучше жить так, словно никогда не умрешь. Не в том смысле, чтобы расслабиться и ничего не делать, мол, потом успею, а наоборот - каждый день совершать маленький шажок вперед, чтобы завтра продвинуться еще дальше. Мне некогда думать о смерти, слишком многое, повторяю, не завершено. Хотя я и доживаю четвертую четверть века.

Я вот читаю лекции о портретах Рембрандта, который много писал пожилых людей. Старость наполнена опытом жизни, и это видно в картинах великого голландца. Важно ведь не только смотреть, но и размышлять, осмысливать. Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания.

- С вами такое случалось?

Многократно! Я не плаксивый человек, довести меня до слез трудно, но иногда не могла сдержаться. В шестьдесят… каком же году?.. кажется, в 63-м… О, какая я была еще молодая!.. Да, так вот. Помню, приехала в Нью-Йорк и неожиданно узнала, что картина Вермеера "Офицер и смеющаяся девушка" находится в частной Frick Collection. Даже не узнала, а натолкнулась на нее. Ходила в Metropolitan и наудачу завернула в маленький одноэтажный музей неподалеку…

Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания

Кстати, я недавно летала в Нью-Йорк и опять заехала во Frick Collection. Всегда туда захожу, для меня это стало традицией. Там есть Джованни Беллини, Рембрандт, Гойя, Тициан… Потрясающие работы великих мастеров!

А тогда, в 1963-м, я шла по боковому проходу и вдруг вижу: Вермеер. Его картины лишь на фото встречала. Небольшое полотно. Не смогу объяснить, чем тронула меня именно эта работа.

Офицер, чье лицо скрывает широкополая шляпа, улыбающаяся девица из борделя, бокалы вина на столе… Казалось бы, никакого замысловатого сюжета, все очень просто, а я стояла перед картиной в Frick Collection и плакала. От счастья. Я открывала в себе способность перенестись в мир, придуманный другим. Это поразительно!

Тут же купила репродукцию почти размер в размер. Она до сих пор видит у меня дома. Выгорела совсем.

- А в четвертой четверти человек не утрачивает способность удивляться, выражать яркие эмоции?

Ну что вы! Не так давно к нам приезжала камбоджийская скульптура конца XII - начала XIII веков, изображающая средневековую королеву. Это буддийская Мона Лиза в камне! Я ошалела, впервые увидев эту работу при подготовке выставки Мальро. Счастье, что Музей Гиме из Парижа дал нам ее на время…

За коллегами вы наверняка следите? Как вам активность Третьяковки, заметно возросшая с приходом туда Трегуловой? Ревнуете?

Зельфира - наш выкормыш, как говорится. Она много лет у нас работала, знает, что такое проекты "Москва - Париж", "Москва - Берлин" или каково было сделать выставку Тышлера, за которую потом мне надавали по голове... Кроме того, Трегулова поработала и у Елены Юрьевны Гагариной в Музеях Кремля.

У нее хорошее университетское образование, она из нашего цеха и очень окрепла в последние годы, но понимаете, в чем дело… Зельфира сейчас в какой-то мере повторяет наш путь. Что она делает? Проводит монографические выставки художников, которые любимы в первую очередь народом. Серов, Айвазовский…

- Но потом же был Ватикан. Это поляна Пушкинского музея, насколько понимаю.

Вот смотрите: в нашей стране всю жизнь было негласное разделение: Эрмитаж и ГМИИ - Третьяковка и Русский музей. Тут - мировое искусство, там - отечественное. Первыми, кто начал это правило нарушать, были мы. В 1972 году Пушкинский музей провел выставку портрета. Тогда я, одержимая мыслью, что наше искусство недостаточно ценится за рубежом, решила его продвигать.

Мало развесить шедевры по стенам, надо знать, что именно ты хочешь сказать

Никогда не забуду реакцию Тани Назаренко, Левы Кербеля, увидевших рядом "Девочку с персиками" Серова и картину Ренуара со схожим сюжетом, портреты Гойя и Аргунова.

Никто не допускал, что их можно сравнивать! Дима Жилинский подошел и сказал: "Ирина Александровна, не боитесь, что мы проигрываем на этом фоне?" Я ответила, что нет, не боюсь, наоборот - хочу показать два пути развития.

По тому же принципу мы сделали выставки пейзажа, натюрморта, где вперемежку вывешивались полотна русских и западных художников. Затем были "Москва - Париж" и "Москва - Берлин", о которых уже вспоминала. Задача была показать, что мы такие же европейцы и участвуем в общем движении…

Поэтому Трегулову никак нельзя назвать нарушительницей концессии. При этом не считаю правильным, что они сделали выставку из музеев Ватикана. Дело не в ревности. Вопрос в другом. Чтобы организовать и на уровне провести такой серьезный проект, должны быть специалисты соответствующего уровня.

А в Третьяковке их нет. Ватикан - не их тема. Там ведь и Мелоццо да Форли, и Караваджо… Понимаете, мало развесить шедевры по стенам, надо знать, что именно ты хочешь сказать.

- Но народ же ломился, билеты размели.

Смешно - все главные картины Серова висят в постоянной экспозиции галереи, однако никто ведь на них не ломится, с ума не сходит, очередь с ночи специально не занимает. Надо уметь так организовать процесс, чтобы люди заинтересовались. Правильный пиар - важный элемент, действенный инструмент

На что ломится народ - это совсем другая проблема. К нам огромные очереди стояли на восемь картин Рафаэля, хотя то, что мы показали, нельзя назвать выставкой. Случайная подборка, которую наш коллектив даже не готовил.

Полотна подобрал посол Италии в России. Пять портретов, одна композиция, рисунок и "Мадонна с младенцем"… Совершенно бессмысленное сочетание, ранние произведения, созданные до Рима, только Флоренция, Перуджа и Урбино. Таких выставок не бывает. Но люди были в восторге.

Есть выставки одной картины, как в свое время мы делали "Олимпию". Там видна мысль, образ нагой женской натуры, который трансформировался через века.

- Вы ходили в Третьяковку на Ватикан?

Разумеется. Понимаете, ватиканские музеи весьма своеобразны. Туда тематически подбирают и покупают созвучные им произведения. Поэтому и готовить выставку надо особенно тщательно.

Скажем, Третьяковка привезла "Положение во гроб" Караваджо - эта картина сравнительно недавно была у нас в рамках выставки гениального итальянца. Туда вошли одиннадцать произведений, которые мы специально искали. И Тициана мы так выставляли…

Только не подумайте, что я поучаю коллег. Высказываю свой взгляд, на который имею право.

- С тем, что Третьяковка научилась грамотно пиариться, полагаю, вы спорить не станете?

Безусловно. Но это плюс, а не минус. Смешно - все главные картины Серова висят в постоянной экспозиции галереи, однако никто ведь на них не ломится, с ума не сходит, очередь с ночи специально не занимает. Надо уметь так организовать процесс, чтобы люди заинтересовались. Правильный пиар - важный элемент, действенный инструмент.

У нас стихия: предложили - взяли. Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50… Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает

Нет, Зельфира делает все верно, программы Третьяковки просматриваются сегодня хорошо. Поглядим, что будет дальше. Время-то меняется. Музеи перегружены масштабными, колоссальными композициями - что живописными, что скульптурными. Надо искать новые формы и средства. Сейчас мы на переломе. Важно не упустить момент.

К сожалению, на примере нашего музея вижу, что происходит очевидная выставочная девальвация.

- Поясните, Ирина Александровна.

Мы хватаемся за все что можно. В этом смысле Зельфира гораздо последовательнее. Она выбирает, формирует повестку, а у нас стихия: предложили - взяли. Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50… Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает. Три-четыре крупные выставки - норма.

- Это камешек президента ГМИИ в огород директора музея?

Нет, я открыто заявляю позицию, все коллеги ее знают. И с Мариной Лошак мы многократно говорили на эту тему. На мой взгляд, определенную роль играет предварительная подготовка руководителя. Марина Девовна - филолог, литературовед, в течение долгих лет возглавлявшая галереи и никогда не работавшая в музеях. Тут все-таки другая специфика.

Галерея практически не несет просветительских функций, может позволить себе показывать все в расчете, что кто-нибудь клюнет на что-нибудь. Вы пришли, посмотрели и ушли. А музей - прежде всего выбор, начиная с того, что приобретается, и заканчивая тем, что показывается.

Недавно мне выдали новые водительские права взамен старых, срок которых истек. Я автоматически взяла карточку, даже не посмотрев на дату. Потом глянула и обомлела: они выписаны до 2025 года. Никто не удосужился поинтересоваться моим возрастом, сколько мне будет через восемь лет

Поэтому прямо говорю, что мы сделали несколько совершенно ничтожных выставок. Если художник сам по себе еще терпим, то как он внедряется в музейное пространство, недопустимо. В ГМИИ сейчас живого места не осталось. Все залы во всех трех помещениях используются под выставки. Это неправильно. У нас другая миссия.

Самое печальное - в музее не обсуждаются результаты того, что делается, чего мы в итоге добились, как реагирует на все публика, что она о нас думает.

- А что входит в президентские обязанности? Это почетная должность за заслуги перед отечеством?

Ни в коем случае. В моей компетенции - концепция развития музея, внешние функции, включая представительство за рубежом. В 2016-м контракт со мной продлили еще на три года. На три ли? Посмотрим…

На минуту отвлекусь, расскажу почти анекдотичную историю. Недавно мне выдали новые водительские права взамен старых, срок которых истек. Я автоматически взяла карточку, даже не посмотрев на дату. Потом глянула и обомлела: они выписаны до 2025 года. Никто не удосужился поинтересоваться моим возрастом, сколько мне будет через восемь лет. Я так хохотала!

- Вы продолжаете садиться за руль?

Ну конечно! А зачем иначе переоформляла бы права? Признаться, у меня есть служебная машина, но по выходным езжу сама. И в театр по вечерам. Водитель не обязан ждать.

- Автоматической коробкой передач пользуетесь?

Нет, механикой. Многолетняя привычка. Автомат у меня давно в голове... Но вернемся к проблемам музея. 20 марта должен пройти ученый совет ГМИИ, на котором собираюсь выступить с докладом и изложить, каким вижу будущее музея. Я попросила наплевать на мое 95-летие и говорить то, что люди думают в действительности. Серьезный разговор и анализ сложившейся ситуации станет лучшим подарком для меня.

Не хочу уходить в мир иной, не завершив того, что кажется мне важным. Нужно реализовать проект по созданию музейного городка, о котором еще в 1898 году говорил Иван Цветаев. Я реанимировала его идею. Сейчас у нас 11 зданий, а всего - 28 строений. И деньги, выделенные по распоряжению Владимира Путина, никуда не делись. Процесс идет, но медленнее, чем планировалось изначально.

Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа, который ушел пять с лишним лет назад

Буду говорить на ученом совете и о Музее нового западного искусства, разрушенном в 1948 году по приказу Иосифа Сталина. Этот музей, созданный из коллекций Сергея Щукина и Ивана Морозова, нужно вернуть в Москву. Вот главная моя цель. Я ведь была там еще студенткой.

Сегодня, наверное, не осталось живых свидетелей, а выдающийся советский искусствовед Михаил Алпатов привел нас, первокурсников, в здание на Пречистенке, и я стала ходить туда. Даже дипломную работу собиралась писать о Ван Гоге, но меня отговорили, предложив взять нейтральную и безобидную тему о Веронезе.

Убеждена, что справедливость восторжествует и уникальный, единственный в своем роде музей будет возрожден. У таких дел отсутствует срок давности. Это должно непременно случиться. Пусть уже и без меня.

- Не зарекайтесь, Ирина Александровна.

Не строю иллюзий. Это не в моем характере. Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Ужасное наказание, когда превращаешься в обузу для других. Не дай бог!

Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа, который ушел пять с лишним лет назад. Мы познакомились с Евсеем Иосифовичем в 1945-м, поженились еще через два года. Как бы я хотела с ним поговорить сейчас на самые разные темы, начиная с последних событий в мире искусства и заканчивая избранием Трампа президентом! У нас были особенные, доверительные отношения. Все-таки 64 года вместе - огромный срок.

- Может, еще встретитесь.

Подобная мысль хороша и утешительна для тех, кто верует. А я вам говорила, что не изменила отношения к религии. Это нельзя сымитировать, как и чувство счастья. Не получится, фальшь сразу бросится в глаза.

Может, изменила бы мнение, если бы кто-нибудь побывал на том свете, вернулся и рассказал, как там. Хотя бы одного туда послали, обязав возвратиться. Но я таких пока не встречала. Поэтому живу здесь и сейчас. Как, собственно, и все остальные, но каждый вкладывает в это свой смысл.

Для кого-то важен дворец на 60 комнат, а нам вполне хватало четырехкомнатной квартиры: одна - для мужа, одна - для мамы, одна - для меня и одна - для сына. Мама и муж ушли, мы с Борисом остались вдвоем, нам теперь даже этого пространства много. Правда, с нами живет еще старый-престарый кот Персей, в просторечье - Персик.

Очень редкий экземпляр колор-пойнта. Абсолютно белый, с рыжими ушами и кончиком хвоста. Дивное существо, совершенно астральное. Персик явно имеет связь с космосом, в это я верю. Ему 5 августа исполнится 18 лет. По кошачьим меркам, наверное, мой ровесник…

Беседовал Андрей Ванденко

Сегодня исполнилось 95 лет живому символу пушкинского музея и всей отечественной культуры - Ирине Александровной Антоновой. С 1961 по 2013 год она была бессменным директором ГМИИ имени Пушкина и до сих пор возглавляет его, став 10 июля 2013-го президентом музея. МОСЛЕНТА желает Ирине Александровне крепкого здоровья и вспоминает самые примечательные факты из ее биографии.

Дочь революционера

Отец Ирины Антоновой - Александр Александрович Антонов в 1917 году принимал активное участие в Октябрьской революции (тогда он был судовым электриком), а в 1930-х годах возглавил Институт экспериментального стекла, став его директором. Ирина Александровна всю жизнь оставалась сторонницей идей социализма, считая, что эта единственная верная система «к сожалению, на практике нигде себя не оправдала». Интересно, что в детстве Антонова несколько лет прожила с родителями в Германии.

В годы войны работала санитаркой

В начале Великой Отечественной войны Ирина Анатольевна окончила курсы медицинских сестер и с весны 1942 года в звании младшего сержанта медицинской службы работала в госпитале на Красной Пресне.

Возглавила музей по воле предыдущего директора музея

Закончив в 1945 году МГУ и получив диплом искусствоведа, Антонова пришла работать в ГМИИ имени Пушкина, где ее научной специализацией стало искусство Италии эпохи Возрождения. В 1961 году она была старшим научным сотрудником, когда уходивший на пенсию директор музея Александр Замошкин предложил ей возглавить ГМИИ. А четыре года назад уже сама Антонова выбрала своего приемника из предложенных ей кандидатур.

Директор Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина Ирина Александровна Антонова (в центре) выступает на открытии выставки Пабло Пикассо в Москве. 1965 год.

Полвека во главе ГМИИ имени Пушкина

52 года Ирина Анатольевна занимала пост директора музея, а с 2013 года стала Президентом ГМИИ. «…я сказала Министерству культуры, что должна завершить административную работу. Я и так затянула, ругаю себя за это. Благодарна, что мне предоставили возможность остаться в ином качестве».

Антонова действительный член Российской академии художеств, академик Российской академии образования, член-корреспондент Академии Сан-Фернандо в Мадриде, доктор Российского государственного гуманитарного университета.

Инициатор реорганизации экспозиции ГМИИ в 1970-х

В семидесятые под руководством Ирины Анатольевны была проведена коренная реорганизация экспозиции музея. ГМИИ имени Пушкина стал первым советским музеем, который «начал сопоставлять отечественное искусство с зарубежным».

«Еще в 1972 году делали выставку портретов, где Серов висел рядом с Ренуаром, а портрет Параши Жемчуговой - рядом с английским портретом XVIII века», - вспоминала она.

Директор ГМИИ Пушкина Ирина Антонова на фоне картины Анри Матисса «Красные рыбки». 1973 год.

В 1974 году Антонова даже вступила в конфликт с руководством министерства культуры, приняв решение освободить залы второго этажа ГМИИ под находившиеся в запасниках музея части коллекций западной живописи из собраний меценатов Сергея Щукина и Ивана Морозова, картины которых долгое время были недоступны зрителям, поскольку «творчество замечательных мастеров, таких как Ренуар, Гоген, было признано буржуазным, формалистическим, вредным».

Во время этого конфликта Антонова готова была подать заявление об уходе, если бы ей отказали. По ее словам, в тот период «в подвалах лежали первоклассные вещи - почти весь Музей западного искусства!», и это «надо было показывать», иначе дальше ей «просто неинтересно было работать».

Придумала и организовала «Декабрьские вечера»

С 1981 года в музее стали проводиться «Декабрьские вечера», которые в прессе назывались одним из самых значимых деяний руководителя ГМИИ имени Пушкина. Отмечалось, что идея соединения музыки и изобразительных искусств была воплощена Антоновой совместно с пианистом Святославом Рихтером. В музее стали проводиться камерные концерты самых выдающихся музыкантов мира: здесь выступал сам Рихтер, а также Юрий Башмет, Наталия Гутман, Олег Каган, Галина Писаренко, Андреас Штайер и многие другие. И сейчас «Декабрьские вечера» одно из главных событий в культурной жизни столицы.

Ирина Антонова и пианист Святослав Рихтер во время проведения V Музыкального фестиваля Декабрьские вечера Святослава Рихтера. 1985 год.

Фото: Анатолий Гаранин / РИА Новости

Считает, что «Диктатура - высшая форма ответственности»

Все годы, что Антонова стояла во главе музея она вникала во все мельчайшие подробности, контролировала все аспекты работы, лично подписывала все документы. Своей работоспособностью и искренней преданностью делу она восхищала даже своих недоброжелателей.

Впервые показала «Золото Трои»

В апреле 1996 года состоялось открытие выставки «Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана» («Золото Трои»), которую многие называли самым трудным публичным испытанием в жизни Антоновой как директора ГМИИ имени Пушкина. Выставка стала настоящей сенсацией, поскольку почти полвека до этого «Москва убеждала весь мир, что ей ничего не известно о том, где находится трофейное „золото Шлимана“», вывезенное в 1945 году по решению Советской военной администрации в Германии. Оказалось, что все это время оно находилось в музее, который возглавляла Антонова.

Выставка «Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана», 1996 год.

Кстати, сама Ирина Анатольевна не скрывает, что нахождение этих вещей в России вполне логично и справедливо: «…любая страна, наносящая ущерб чужой культуре, в конце концов, будет расплачиваться собственным достоянием». «Наша страна в этой сфере никому ничего не должна», - уверена Антонова.

Полный кавалер ордена «За заслуги перед отечеством»

Ирина Анатольевна награждена орденами Октябрьской Революции, «Дружбы народов», Трудового Красного Знамени, «За заслуги перед Отечеством» I, II и III степени. В 1995 году Антонова была удостоена Государственной премии Российской Федерации, а в 2007 стала лауреатом премии «Триумф» в номинации «Гуманитарные науки». Антонова также имеет зарубежные награды, в том числе орден Командора литературы и искусства Франции и ордена Почетного легиона, а в октябре 2009 года стала лауреатом премии «Свобода», учрежденной Американским университетом в Москве.

Потомственная долгожительница

Мать Ирины Антоновой - Ида Михайловна Розенблюм, прожила 100 лет и 5 месяцев. Сама Ирина Александровна уверена, что живет так долго оттого, что никогда не думает о смерти, всегда была искренней и «никогда не держала фигу в кармане».