Судьба человека в тоталитарном государстве. Тоталитарный человек в тоталитарном государстве

Урок 56. Судьба личности в тоталитарном государстве

(по роману Е. И. Замятина «Мы»)

Цель урока: показать гуманистическую направленность произведения Замятина, утверждение писателем человеческих ценностей.

Методические приемы: обсуждение вопросов домашнего задания, работа с текстом.

Своя воля лучше.

Ф. М. Достоевский

Ход урока

I . Сопоставительная характеристика произведений

Не напоминает ли описание Единого Государства описание другого государства будущего из одного русского романа ХIХ века?

Вспомним четвертый сон Веры Павловны из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?»: новый «Город Солнца» - хрустальный дворец с колоннами из алюминия, в котором находится более тысячи человек. Они вместе работают, едят, веселятся - единая, нечленимая масса, всегда и всем довольная. У Замятина - «хрустально-неколебимое, вечное Единого Государства», «стеклянные купола аудиториумов», «стеклянный огнедышащий Интеграл», «стеклянный колпак Газового Колокола» и «хрустальный колокольчик в изголовье» как символ прозрачности (и призрачности) жизни, постоянное напоминание о принадлежности к Единому Государству.

II. Обсуждение вопросов домашнего задания

Жизнь Единого Государства математически выверена, совершенна. В Едином Государстве все разумно, все учтено, все подчинено одной цели.

Какова модель этого общества?

(Наверху - Благодетель - глава государства, Бюро Хранителей - полицейская система, Часовая Скрижаль - «сердце и пульс Единого Государства», Зеленая Стена - нерушимая граница; есть и искусство, и наука, предусмотрены и «личные часы». Но музыка выпускается на Музыкальном Заводе («механический марш»), литература производится в Институте Государственных Поэтов и Писателей, журналистика подменяется Государственной Газетой, наука - Единой Государственной Наукой (Запись 12-я). «Сексуальное право» заменяет любовь: «всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер». Дети растут на детско-воспитательном Заводе.

Единое Государство подчиняет себе все; все предусматривает и оставляет под своим контролем то, что полезно, разумно. Остальное беспощадно уничтожается: «Я лично не вижу в цветах ничего красивого - как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно загнанному за Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.» (Запись 9-я). «Нет счастливее цифр, живущих по стройным вечным законам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина - одна, и истинный путь - один; и эта истина - дважды два, и этот истинный путь - четыре». (Запись 12-я).)

В чем заключается заветная мечта главного героя романа, Д-503?

(Заветная мечта Д-503 - «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую», потому что линия Единого Государства - это прямая - мудрейшая из линий».

Формула счастья математически точна: «Государство (гуманность) запрещало убить насмерть одного и не запрещало убивать миллионы наполовину. Убить одного, т. е. уменьшить сумму человеческих жизней на 50 лет, - это преступно, а уменьшить сумму на 50 миллионов лет - это не преступно. Ну, разве не смешно?» (Запись 3-я).)

Комментарий учителя:

Вспомним Достоевского, «Преступление и наказание», разговор офицера со студентом: одна ничтожная старуха - и тысячи молодых жизней: «Да тут арифметика!». Анонимный персонаж «Записок из подполья» Достоевского восстает против математики, унижающей его человеческое достоинство и лишающей его своей воли: «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до таблички и до арифметики, когда будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

Каково место человека, личности в таком государстве? Как ведет себя Человек?

(Человек в Едином Государстве - лишь винтик отлаженного механизма. Идеал жизненного поведения - «разумная механистичность», все выходящее за ее пределы - «дикая фантазия», а «припадки «вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии». Самая болезненная из фантазий - свобода. Понятие свободы извращено, вывернуто наизнанку: «Откуда было взяться государственной логике, когда люди жили в состоянии свободы, т. е. зверей, обезьян, стада» (Запись 3-я).)

В чем видится «корень зла», препятствующего всеобщему счастью?

(«Корень зла» - в способности человека на фантазию, то есть свободную мысль. Этот корень надо выдернуть - и проблемы решены. Совершается Великая Операция по прижиганию центра фантазии (Запись 40-я): «Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты». Душа - это «болезнь».)

Действительно ли человек в Едином Государстве счастлив?

(Обсуждение.)

Что в романе противопоставляется духовности, гуманности?

(Духовности, гуманности оказывается парадоксально противопоставленной наука. Система научной этики основана «на вычитании, сложении, делении, умножении»; «Единая Государственная наука ошибаться не может» (Запись 3-я).

Герой Замятина, Д-503, математик, боготворящий «квадратную гармонию», проходит путь от абсолютной уверенности в правильности «мудрейшей из линий» через сомнения к вере в торжество «разума»: «Разум должен победить». Правда, эта заключительная фраза романа записана после Великой Операции над его мозгом, прижигания «жалкого мозгового узелка», отвечающего за фантазию (что и делало его человеком).)

Насколько актуальна проблема ответственности науки в наше время?

(Проблема ответственности науки и людей науки перед обществом, отдельным человеком остро встала уже в середине Х X века. Вспомним хотя бы экологические проблемы, проблему использования атомной энергии (и академика Сахарова), проблему клонирования.

Государство вмешивается в строение личности, вход ее творческой деятельности, подчиняет себе эмоциональную сферу. «Я» перестает существовать как таковое - оно становится лишь органической клеточкой «мы», составляющей, толпы.)

Что противостоит обезличиванию человека в романе?

(Любовь. Непризнаваемая Д-503, неосознанная им любовь к I -330, постепенно пробуждает личность героя, его «я». Любовь к нему О-90 дает надежду на будущее - ребенок О-90 и Д-503 оказывается за Зеленой Стеной и вырастет свободным.)

Каков, по-вашему, смысл названия романа Замятина?

(В названии романа отражена главная проблема, волнующая Замятина, что будет с человеком и человечеством, если его насильно загонять в «счастливое будущее». «Мы» можно понимать как «я» и «другие». А можно как безликое, сплошное, однородное нечто: масса, толпа, стадо.

Вопрос «что такое мы?» переходит из записи в запись: «мы так одинаковы» (Запись 1-я), «мы - счастливейшее среднее арифметическое» (Запись 8-я), «мы победим» (Запись 40-я). Индивидуальное сознание героя растворяется в «коллективном разуме» масс.)

III. Роман «Мы» в литературном контексте времени

Комментарий учителя:

В годы написания Замятиным романа вопрос о личности и коллективе стоял очень остро. У пролетарского поэта В. Кириллова есть стихотворение с таким же названием - «Мы»:

Мы несметные, грозные легионы Труда.

Мы победители пространства морей, океанов и суши...

Все - мы, во всем - мы, мы пламень и свет побеждающий,

Сами себе Божество, и Судья, и Закон.

Вспомним блоковское: «Мы очищаем место бою стальных машин, где дышит интеграл, с монгольской дикою ордою!» («Скифы»).

В 1920 году Маяковский написал поэму «150 000 000». Его имя демонстративно отсутствует на обложке - он один из этих миллионов: «Партия - рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак»; «Единица! Кому она нужна?!.. Единица - вздор, единица - ноль...», «Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз».

V I. Заключительное слово учителя

Одна из главных у Замятина мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклоняясь абстрактно-разумной идее, добровольно отказываются от свободы и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем. Люди превращаются в придаток машины, в винтики. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «я». От этого и предостерегает писатель. От этого, как из бежать «окончательного осуществления» утопий, предостерегает Бердяев. От этого предостерегают все романы-антиутопии ХХ века и прежде всего роман «Мы».

2. Дополнительные вопросы по роману Е. Замятина «Мы»:

Какие литературные традиции продолжает и развивает Замятин?

Что «угадано» Замятиным в романе? Найдите образы-символы.

Почему Замятин выбрал для своего романа форму дневника героя?

Почему в ХХ веке стал популярным жанр антиутопии?

Вариант урока 56. Урок-семинар. Сопоставительный анализ

романа Е. Замятина «Мы» и романа М. Салтыкова-Щедрина

«История одного города»

Цель урока: провести сопоставительный анализ двух произведений, выявить их общие особенности.

Методические приемы: дискуссия, работа с текст произведений.

Предварительное домашнее задание: перечитать «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина; подготовиться к уроку-семинару: провести параллели между романом Замятина «Мы» и «Историей одного города», выделить общие черты Угрюм-Бурчеева и Благодетеля.

Ход урока

I . Слово учителя

В одной из автобиографий 1922 года Замятин писал о том, что годы его нравственного созревания прошли под знаком огромного духовного влияния творчества Гоголя, Тургенева, Салтыкова-Щедрина.

Образы и символы щедринских произведений Замятин часто использовал в переписке с родственниками и друзьями. Нередки ссылки на щедринские образы в публицистических и литературно-критических произведениях Замятина, созданных в первые годы советской власти.

В статье «О служебном искусстве» (1918) он с гневом и сарказмом говорит о властвующих деятелях, разрушающих памятники старины: «Снос памятников делается не во имя украшения нашей жизни - до того ли? - а во имя украшения увядающих наших помпадуров новыми лаврами. Можно ли верить, что заботятся об украшении жизни те, кто из Кремля, цитадели красоты, сделал красногвардейскую цитадель? Какое дело до красоты принципиальным бегемотам, и какое дело красоте до них?».

II. Беседа

Давайте откроем главу «Подтверждение покаяния. Заключение» из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. О чем эта глава?

(В главе «Подтверждение покаяния. Заключение» Щедрин описывает одного из самых страшных градоначальников города Глупова Угрюм-Бурчеева, который вознамерился переделать город в фантастическую казарму.)

Какие общие черты вы могли бы отметить у двух властителей?

(Уже в некоторых чертах внешности и поведения можно увидеть много общего между образами градоначальника Щедрина и вождя Единого Государства - Благодетеля - у Замятина.)

Задание. Найдите описание этих героев в книгах. Читаем вслух отрывки.

Угрюм-Бурчеев наделен «каким-то деревянным лицом, никогда не освещающимся улыбкой», светлым, как сталь, взором, недоступным «ни для оттенков, ни для колебаний». Он обладает «голой решимостью» и действует с «регулярностью самого отчетливого механизма». По мысли Щедрина, он окончательно «упразднил» в себе всякое «естество», а это в свою очередь привело к «окаменению».

В его жестоко-механическом поведении даже привыкшие ко всяким правителям глуповцы увидели сатанинские проявления. «Молча указывали они, - пишет Щедрин, - на вытянутые в струну дома свои, на разбитые перед этими домами палисадники, на форменные казакины, в которых однообразно были обмундированы все жители до одного - и трепетные губы их шептали: сатана!».

В облике замятинского Благодетеля преобладают те же черты, что и в Угрюм-Бурчееве: непреклонность, жестокость, решительность, автоматизм. Замятин неоднократно выделяет в портрете идеолога Единого Государства «тяжкие каменные руки», «медленный, чугунный жест», отсутствие какого-либо намека на человечность. Достаточно вспомнить сцену казни поэта-ослушника во время так называемого Праздника Правосудия: «Наверху, на Кубе, возле Машины - неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными, квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане, поставленные руки выходят огромными, приковывают взор - заслоняют собою все. Эти, тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки - ясно: они каменные, и колени еле выдерживают их вес...».

Как вы могли бы охарактеризовать правление Угрюм-Бурчеева и Благодетеля?

(Оба правителя властвуют с непреклонностью и жестокостью машин. Угрюм-Бурчеев пытается свести все многообразие жизни к элементарной «прямой линии»: «Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад ни вперед, ни направо, ни налево, предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? - утвердительно отвечать на этот вопрос трудно».

Страсть Угрюм-Бурчеева к прямой линии была связана с его стремлением упростить отношения между людьми, лишить человека свободы, радости, многомерности переживаний. Эта страсть обусловлена его натурой, естеством. Он пытается нивелировать необъятный и разнородный живой мир в силу своего идиотизма, он «нивеллятор» от природы.)

Как соотносятся эти образы?

(Замятин, создав образ Благодетеля, отказался от гротескности и примитивности Угрюм-Бурчеева. Но писатель при этом как бы перенес в будущее любовь щедринского градоначальника к прямой линии, связав ее с идеей всеобщего счастья.

Замятин реализовал в романе мысль Щедрина о появлении в новые эпохи угрюм-бурчеевых, наделенных жаждой осчастливить человечество, то есть генетически Благодетель Замятина восходит к градоначальнику Щедрина.

«В то время еще ничего не было достоверно известно ни о «коммунистах», ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще, - с иронией замечает щедринский повествователь. - Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струну», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. и проч. Но никто не видел в этом ничего угрожающего обществу или подрывающего его основы... Сами нивелляторы не подозревали, что они - нивелляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в меру усмотрения радеющими о счастье подчиненных им лиц. Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазам) мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную теорию…»)

В чем заключается «истина» для Благодетеля из романа «Мы»?

(Благодетель у Замятина - высшее существо Единого Государства, стоящее на страже его норм и предписаний. Его нивелляторство носит изощренный характер и имеет философское и идеологическое обоснование.

Для Благодетеля существовало лишь жалкое человеческое стадо, которому не нужны ни свобода, ни правда, а только счастье, основанное на сытом удовлетворении и благополучии. Он провозглашает жестокую «истину» о том, что путь к счастью лежит через преодоление жалости к человеку и насилие над нам. Благодетель берет на себя роль палача и уверен в своей способности вести людей к земному раю.

Обвиняя строителя «Интеграла» в преступлении перед государством, Благодетель с надменностью вождя заявляет: «Я спрашиваю: о чем люди - с самых пеленок - молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз и навсегда сказал им, что такое счастье, - и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это?») Поурочные разработки по русской литературе XIX века . 10 класс . 1-е полугодие. - М.: Вако, 2003. 4. Золотарёва И.В., Михайлова Т.И. Поурочные разработки по русской литературе ...

Человек в тоталитарном государстве. Эта тема стала появляться в литературе уже в 1920-1930- годы, когда стало ясно, что политика В.И.Ленина, И.В.Сталина вела к установлению именно такого режима. Конечно, данные произведения не могли быть напечатаны в то время. Их читатели увидели лишь в 1980- е годы, в период перестройки и гласности. Настоящим открытием стали многие из подобных произведений. Одним из них был роман Е.Замятина « Мы», написанный в 1921 г. Антиутопия, изображённая писателем, показывала, к чему может привести тоталитаризм, молчание людей, слепое подчинение режиму. Роман — это словно предостережение, что всё, изображённое в нём, может произойти, если общество не станет противиться ужасной системе репрессий, преследований, когда буквально душится любое желание человека добиться правды. Бездействие общества в тоталитарном государстве может привести к тому, что каждый станет частью огромной государственной машины, превращаясь в « безликое МЫ», теряя индивидуальность и даже своё имя, получая лишь номер среди огромной толпы людей (Д-503, 90, I-330). «…естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны…». Ценность конкретной личности в таком обществе теряется. Казалось бы, люди построили его, чтобы быть счастливыми. Но произошло ли это? Можно ли назвать счастьем жизнь по часам в этом Едином Государстве, ощущая себя просто винтиком в огромном механизме государственной машины(«Идеал там, где уже ничего не случается…») ? Нет, не все согласны с такой регламентированной жизнью, когда за них думают другие. Они хотят ощущать полную радость, счастье, любить, страдать- в общем, быть личностью, а не номером. За стенами государства – настоящая жизнь, которая так влечёт героиню- I-330.

Благодетель решает всё, именно по его законам живут номера. А если кто-то выступает против, то находятся способы заставить людей либо подчиниться, либо умереть. Другого выхода нет. Автор показал, что не смогла часть рабочих захватить космический корабль, привлекая к этому одного из строителей «Интеграла» Д-503 (именно его пыталась с этой целью очаровать I-330). Слишком силён Благодетель и его система. Погибает в Газовом Колоколе I-330, стирается ненужная память у номера Д-503, который продолжает быть уверенным в справедливости государственного устройства («Я уверен, что мы победим, потому что разум должен победить!») Всё в государстве продолжает идти своим чередом. Как ужасно звучит формула счастья, изложенная Благодетелем: “Истинная алгебраическая любовь к человеку - непременно бесчеловечна, и непременный признак истины - ее жестокость”. Но именно в победу разума верит автор, когда общество очнётся, поймёт, что так жизнь нельзя, чтобы каждый сказал себе: «Я перестал быть слагаемым, как всегда, и стал единицей». Человек должен быть частью общества, продолжая оставаться индивидуальностью. «МЫ» , состоящее из множества «Я»,- вот одна из формул счастья, к осознанию которой приходят читатели романа.

Тема трагической судьбы русского чело-века в тоталитарном государстве возникает в русской литературе XX века уже в 20-х го-дах, когда само становление этого понятия только намечалось. Оно было предугадано писателем Евгением Замятиным в романе «Мы», в образе Единого Государства, в ко-тором человек с его индивидуальностью почти уничтожен, сведен к «нумеру», где все одеты в одинаковые одежды и обязаны быть счастливыми, хотят они того или нет. Роман Е. Замятина прозвучал предупреждением, которое не дошло до советского читателя. Государство вскоре начало активно вме-шиваться в его жизнь, в чем-то воплощая в действительность мрачную фантазию Е. За-мятина, в чем-то далеко от нее отступая. Общим было одно — отношение к личности как к строительному материалу, обесцени-вание человека, его жизни. Особенно траги-ческий оборот все это приобретало в годы, когда шло массовое истребление целых слоев населения по различным призна-кам — уничтожали дворян, организовывали расказачивание/раскулачивание или «лик-видацию кулачества как класса». В истории страны 1937—1938 годы — пик «большого террора», страшные годы ежовщины, кото-рые сменились долгими десятилетиями бе-риевщины.

Важным произведением, посвященным теме сталинизма, является роман Замятина «Мы», написанный в 1921 году. Ведущая те-ма романа — драматическая судьба личнос-ти в условиях тоталитарного общественного устройства. Роман написан в необычайном жанре «антиутопии». Замятин, по специаль-ности инженер-кораблестроитель, лучше других знал, как создается механизм, где винтики нужны для работы единого целого. Но люди, общество — это не просто «винти-ки» в сложной государственной машине, а живые существа, у которых своя, одна-единственная жизнь. Когда человека пре-вращают в «винтик», он теряет свою яркую, неповторимую индивидуальность и дегра-дирует как личность. История показала, что превращение людей в совокупность «винти-ков» ведет к преступлению перед человече-ством.

В романе «Мы» в фантастическом облике представлен возможный вариант будущего общества, где осуществлена мечта «сильных мира сего» о людях-роботах. Перед нами разворачивается «математически совершен-ная жизнь» Единого Государства. Это мир без любви, без души, без поэзии. Человеку-«нумеру», лишенному имени, было внушено, что «наша несвобода» есть «наше счастье», а это «счастье» — в отказе от своего «я» и растворении в безличном «мы». Интимная жизнь тоже рассматривается как государст-венная обязанность, выполняемая согласно «табелю сексуальных дней».

Роман Замятина — предупреждение об огромной опасности, грозящей человечест-ву и исходящей от власти машин и власти государства. Замятин как бы заранее пред-сказал события истории нашей страны. Пи-сатель показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где иг-норируется человеческое «я», где единолич-ная власть является неограниченной, воз-можен бунт. Способность и желание чувст-вовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но вла-сти находят выход: у человека при помощи операции удаляют центр, отвечающий за фантазию, — последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя разумным и сильным. Все же остается на-дежда, что человеческое достоинство не ум-рет при любом режиме. У Замятина в рома-не есть мысль, необычная для многих наших современников. Писатель настаивает на том, что не существует идеального общест-ва. Жизнь — это стремление к идеалу. И ког-да это стремление отсутствует, наступает разлагающий период застоя.

В русской литературе трагические события реальной жизни страны долгие годы были за-претной темой. До читателя так и не дошло в свое время написанное еще в 30-х годах стихотворение О. Мандельштама, разобла-чавшее Сталина, стихотворения о трагедии матерей, которые растили детей «для плахи, для застенка и тюрьмы», А. Ахматовой и ее поэма «Реквием», повесть Л. Чуковской «Со-фья Петровна» и многие другие произведе-ния, которые только в последние десятиле-тия стали достоянием читателя.

Попытались нарушить вынужденный заго-вор молчания, сказать правду о страшных го-дах террора, о трагедии личности своим твор-чеством такие писатели, как Юрий Домбровский, автор романов «Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей» (продолжение первого романа). К этой теме обращается пи-сатель Варлам Шаламов, человек трагичес-кой судьбы, он долгие годы провел в колым-ских лагерях. Писатель стал автором потряса-ющих по силе психологического воздействия произведений — своеобразного колымского эпоса, показавшего беспощадную правду о жизни людей в лагерях. Человек в нечелове-ческих условиях — так можно обозначить сквозную тему «Колымских рассказов» В. Шаламова. Попадая в лагерь, человек как бы теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания, с прежним опытом, который теперь не нужен. Так, у В. Шаламова появляются понятия «первая жизнь» (до лагерная) и «вторая жизнь» — жизнь в лагере.

Писатель не щадит читателя. В его рас-сказах появляются страшные подробности, которые невозможно воспринимать без душевной боли — холод и голод, порой ли-шающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников, считавшихся в лагерях «друзьями народа» в отличие от политических заключенных, прежде всего интеллигентов, которых на-зывали «врагами народа» и которые были отданы в полную власть уголовникам.

В своих рассказах В. Шаламов показывает то, что было страшнее холода, голода и бо-лезней, — человеческое унижение, низво-дившее людей до уровня животных. Оно просто погружает их в состояние небытия, когда из человека уходят все чувства и мыс-ли, когда жизнь замещена «полу-сознанием, существованием».

В рассказе «Сентенция» автор с почти на-учной точностью анализирует состояние жертвы в этой нечеловеческой жизни, когда единственным чувством остается злоба. Когда смерть отступает, а к человеку воз-вращается сознание, он с радостью замеча-ет, что его мозг начинает работать, из глу-бин памяти всплывает давно забытое науч-ное слово «сентенция».

В рассказе «Тифозный карантин» В. Шаламов показывает другую грань человеческого унижения: готовность служить главарям во-ровского мира, стать их лакеями, холопами. Этих главарей окружает «толпа услужаю-щих», готовых на что угодно, лишь бы им от-ломили корочку хлеба или налили супчику. И когда в этой толпе герой рассказа видит знакомое лицо — капитана Шнайдера, не-мецкого коммуниста, знатока Гете, образо-ванного человека, который прежде поддер-живал дух товарищей, а в лагере исполняет унизительную роль «чесальщика пяток» у во-ра Сенечки, ему не хочется жить. Автор опи-сывает переживания Андреева, героя рас-сказа: «Хотя это было небольшое и нест-рашное событие по сравнению с тем, что он видел и что ему предстояло увидеть, он за-помнил капитана Шнайдера навек».

Рассказы В. Шаламова — не просто худо-жественный документ. Это целостная кар-тина мира, скорее антимира, абсурда, в ко-торый брошен человек страшным монстром террора, перемалывающего миллионы лю-дей. В этом антимире все перевернуто. Че-ловек мечтает из лагеря попасть не на сво-боду, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» так и сказано: «Тюрьма — это свобо-да. Это единственное место, которое я знаю, где люди, не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхали душой». Творче-ство В. Шаламова стало и историческим документом, и фактом философского ос-мысления эпохи. В целом русская литерату-ра XX века раскрыла судьбу человека в то-талитарном государстве с позиций гума-низма, в традициях русской классической литературы.

На волне «перестройки» большой интерес вызывал роман А. Рыбакова «Дети Арбата». Объясняется это тем, что писатель впервые в нашей литературе подробно и правдиво описал психологию Сталина как государ-ственного деятеля, человека, у которого слились воедино представления о благе на-родном и благе собственном. Под собствен-ным благом подразумевалась безграничная власть, помогавшая беспощадно убирать со своего пути всех, кто был не согласен с ре-жимом. «Дети Арбата» — это роман о сто-личной молодежи 30-х годов, чья юность проходила в атмосфере культа личности Сталина. Автор рассказывает о том, как по-разному проявляли себя люди в тяжелых ис-пытаниях. В романе мы видим картину жес-токости и страха: каждое слово, сказанное против, могло решить судьбу человека, каж-дый боялся высказать свое мнение, поддер-жать товарища на собрании. Сегодня нам легко судить об этом времени, теперь нам многое известно о Сталине, а каково было им, жившим в период полного поклонения вождю. Ведь для многих Сталин был в тот период времени больше, чем икона.

Сталин — страшная фигура. Неисчислимы его жертвы. Он был одержим идеей безмер-ного могущества. Люди для него — только материал для достижения цели. В романе «Дети Арбата» Рыбаков пытается раскрыть психологию этого человека. Сталин считал, что только страдания вызывают величай-шую энергию. Мы ясно видим те объяснения и оправдания, которые позволяли ему с лег-кой душой обречь на страдания и смерть миллионы людей. По его мнению, народ на-до силой заставить пойти на жертвы во имя будущего, а для этого нужна сильная власть, которая способна внушить страх. Эта людо-едская теория лишь прикрывает главное — желание беспредельной власти.

Как тут не вспомнить теорию Раскольникова из романа Ф. М. Достоевского «Преступ-ление и наказание» о «сильных мира сего» и «тварях дрожащих». В России возникает целая плеяда палачей, где главной фигурой становится следователь. В «Детях Арбата» следователь Дьяков верил «не в действи-тельную виновность, а в общую версию ви-новности». Он запутывает Сашу Панкратова: то играет на его честности, то запугивает, то обещает освобождение. Ведь «хорош» тот следователь, который уговорами, пытка-ми, угрозами расправы над близкими, чем угодно заставит подписать признание в не-существующих преступлениях. У Рыбакова на примере одноклассника Саши, Юрия Шарока, мы видим, как люди становятся такими палачами.

В современной отечественной литературе отчетливо проявляется связь с традициями литературы предшествующих "десятилетий. В печати появлялись и продолжают появ-ляться горестные по своей тональности про-изведения о массовых нарушениях законно-сти, связанных с именем Сталина. Почему по-прежнему в центре внимания 30-е годы, самые тяжелые, самые драматичные в исто-рии нашего общества? Видимо, это не слу-чайно: никто не хочет повторения подобных мрачных страниц нашей истории. Проблемы того времени мы во многом ощущаем как проблемы, имеющие самое непосредствен-ное отношение к сегодняшнему дню.

Сочинение

Человеку свойственно заглядывать в будущее, пытаться распознать его очертания. Сколько писателей разных исторических эпох стремились приоткрыть завесу, за которой скрывается будущее, предугадать то, что не дано знать никому: «Город Солнца» Кампанеллы, литературное произведениеы Жюля Верна, литературное произведение Дж. Оруэлла «1984», «Что делать?» Н. Чернышевского и другие.

Не исключение здесь и Евгений Замятин. Неудовлетворенность настоящим, советской действительностью заставила его задаться вопросом: каким должно быть будущее, в котором можно чувствовать себя счастливым, в котором можно осуществить свои надежды, реализовать идеалы?

В литературное произведениее «Мы» в фантастическом и гротескном обличье предстает перед читателем возможный вариант общества будущего. Реализуется мечта сильных мира сего: «Жизнь должна стать стройной машиной и с механической неизбежностью вести нас к желанной цели». К сожалению, в таком обществе нет ничего, что бы не предвещала уже современная писателю реальность. Перед нами разворачивается «маПример сочинениятически совершенная жизнь» Единого Государства. Символический образ «огнедышащего интеграла», чуда технической мысли и одновременно орудия жесточайшего порабощения открывает книгу. Бездушная техника вместе с деспотической властью превратили человека в придаток машины, отняли у него свободу, воспитали в добровольном рабстве. Мир без любви, без души, без поэзии. Человеку-»нумеру», лишенному имени, было внушено, что «наша несвобода» есть «наше счастье» и что это «счастье» состоит в отказе от собственного «я» и растворении в безличном «мы».

Литературное произведение Замятина - предупреждение о двойной опасности, грозящей человечеству: о гипертрофированной власти машин и власти государства. «Однотипность» безраздельно и неусыпно властвует над жизнью всех членов общества. Это обеспечивается абсолютной техникой и недреманным оком «хранителей».

Сочинение Замятина проникнуто раздумьями о российской послереволюционной действительности. В нем угадываются сокровенные мысли о возможных и уже обнаружившихся при жизни писателя извращениях социалистической идеи.

Отношение к политике военного коммунизма стало камнем преткновения для писателя. Эта политика, предусматривающая сугубую централизацию политической и экономической жизни в стране, ряд жестоких мер, была временной и вынужденной в условиях гражданской войны и хозяйственной разрухи. Но Замятину (и не только ему в ту пору) представлялось, что ничего другого уже не будет и что людям навязана единственная модель дальнейшего движения - новый вариант тоталитаризма.

Литературное произведение Замятина символичен: он предупреждает о возможных искажениях социализма, об опасности уклонения от демократического пути и злоупотреблений, выражающихся в насилии над человеческой личностью. Последующие события отечественной и мировой истории показали, что тревоги писателя не были напрасны. Наш народ пережил и горькие уроки коллективизации, и сталинизм, и репрессии, и всеобщий страх, и застой.

Очень многие сцены литературное произведениеа заставляют вспомнить недавнее прошлое. Манифестация в честь Благодетеля, единогласные выборы, «хранители», которые следят за каждым шагом человека. Но Замятин показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где игнорируется человеческое «я», где единоличная власть является необъятной, возможен бунт. Способность и желание чувствовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но и тут власти находят выход: у человека хирургическим путем удаляют фантазию - последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя разумным и сильным. И все же остается надежда, что человеческое достоинство не умрет ни при каком режиме. Эту надежду высказывает женщина, которая своей красотой вдохновляет на борьбу.

В своем произведении Замятин утверждает, что не существует идеального общества. Жизнь - это стремление к идеалу. Но когда это стремление отсутствует, наступает эпоха застоя.

Другая Пример сочинения, созвучная сегодняшнему дню, - экологическая. «Антиобщество», изображенное в книге, несет гибель самому естеству жизни, изолируя человека от природы. Автор произведения мечтает выгнать «обросших цифрами» людей «голыми в леса», чтобы они учились там у птиц, цветов, солнца. Только это, по мнению писателя, может восстановить внутреннюю цельность человека.

Автор произведения литературное произведениеа «Мы» принадлежит к тем крупным художникам слова, кто усиленно приковывал внимание общества к «вечным ценностям» в условиях глобальных исторических катаклизмов XX столетия. В свое время литературное произведение не был принят. Его путь к нам, живущим сегодня, был очень долгим и трудным. Читая этот литературное произведение-антиутопию, мы можем по-новому взглянуть на события истории, осмыслить роль человека в них. Такие произведения, как «Мы», «выдавливают» из человека раба, делают его личностью.

Дж. Оруэлл сказал в 1932 году о литературное произведение Евгений Замятина «Мы»: «...Этот литературное произведение - сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства - все равно какого». Эта оценка идейного содержания литературное произведение достаточно правдива. Но все-таки его смысл не сводится только к критике машинной цивилизации и отрицанию какой бы то ни было власти.

В антиутопии Замятина, написанной в 1920 году, «сдержится явный намек на реалии революционных преобразований в России. Со свойственным ему даром предвидения Замятин говорит своим литературное произведением, что выбранный новым руководством страны путь уводит от светлых идей социализма. Писатель уже в первые послереволюционные годы стал замечать в «новой» жизни настораживающие тенденции: излишнюю жестокость власти, разрушение классической культуры и других традиций в жизни общества, например, в области семейных отношений. Время доказало обоснованность полемики Замятина с политической практикой первых лет Советской власти - именно так можно определить задачу автор произведенияа литературное произведение «Мы».

Действие в литературное произведение перенесено в далекое будущее. После окончания Великой Двухсотлетней Войны между городом и деревней человечество решило проблему голода - была изобретена нефтяная пища. При этом выжило 0, 2 % населения земли. Эти люди и стали гражданами Единого Государства. После «победы» над

Голодом, государство «повело наступление против другого владыки мира - против Любви». Был провозглашен исторический сексуальный закон: «Всякий из нумеров имеет право, как на сексуальный продукт, на любой нумер». Для нумеров определили подходящий табель сексуальных дней и выдавали розовую талонную книжку.

О жизни Единого Государства - «высочайших вершинах в человеческой истории» - рассказывает в литературное произведениее талантливый инженер Д-503, ведущий записи для потомков. В его дневниках раскрыты особенности политики, культуры Единого Государства, характерные взаимоотношения между людьми. В начале литературное произведениеа Д-503 придерживается традиционных для людей Единого Государства взглядов. Затем под влиянием знакомства с революционеркой.1-330 и любви к ней многое в его мировоззрении меняется.

Сначала Д-503 предстает перед нами как восторженный почитатель Благодетеля. Он восхищается достигнутым в государстве равенством: все нумера одинаково одеты, живут в одинаковых условиях, имеют равное сексуальное право. Очевидно, что автор произведения литературное произведениеа не согласен с рассказчиком. То, что Д-503 кажется равенством, расценивается Евгением Замятиным как ужасающая одинаковость. Вот как он описывает прогулку: «Мы шли так, как всегда, то есть так, как изображены воины на ассирийских памятниках: тысяча голов - две слитных интегральных ноги, две интегральных в размахе руки». Это же видно и во время выборов главы Государства, результат которых предрешен заранее: «История Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день хотя бы один голос осмелился нарушить торжественный унисон». В рассуждениях же Д-503 о беспорядочности «выборов у древних» как бы от противного раскрывается позиция автор произведенияа. Демократические выборы он считает единственно приемлемыми.

Замятин с удивительной прозорливостью описал ту пародию на выборы, которая в Стране Советов долгое время выдавалась за сами выборы. Кандидат на пост главы Единого Государства всегда один и тот же - Благодетель. При этом в государстве провозглашено народовластие...

В литературное произведение показана жизнь типичного тоталитарного государства, со всеми присущими ему атрибутами. Здесь и слежки за нумерами, и преследования инакомыслящих. Интересы людей полностью подчинены интересам государства. У нумеров не может быть индивидуальности, на то они и нумера, чтобы отличаться только своим порядковым числом. Коллективное стоит в таком государстве на первом плане: ««Мы» - от бога, а «Я» - от диавола». Семья здесь подменена талонным правом. Да и жилье, предоставленное нумерам, навряд ли можно назвать домом. Они живут в многоэтажных домах, в комнатах с прозрачными стенами, благодаря чему за ними можно беспрепятственно вести наблюдение.

Единое Государство нашло управу на непослушных - в результате Великой операции, которой были насильственно подвергнуты все нумера, им была вырезана фантазия. Куда надежнее защита от инакомыслия! Замятин пишет, что в результате этой операции герои становятся похожими на «какие-то человекообразные тракторы». Д-503 после операции окончательно отказывается от возникших у него под влиянием «1-330 дерзких мыслей. Теперь он не колеблясь идет в Бюро Хранителей и доносит на повстанцев. Он становится «достойным гражданином Единого Государства». Так сбылись слова Благодетеля о рае, как о месте, где пребывают блаженные, лишенные желаний люди с вырезанной фантазией.

В Едином Государстве проводятся эксперименты не только над людьми. Мы видим, во что превращается природная среда. В городе, где в основном происходит действие, нет ничего живого. Мы не слышим птиц, шелеста деревьев, не видим солнца (солнце, светившее в мире древних, казалось Д-503 «диким»). Технократическому городу-государству противопоставлен в литературное произведениее мир за Стеной - Живая Природа. Там, за Стеной, жили «естественные» люди - потомки тех, кто ушел после двухсотлетней войны в леса. В жизни этих людей есть свобода, они воспринимают окружающий мир эмоционально. Однако Замятин не считает этих людей идеальными - они далеки от технического прогресса, поэтому их общество находится в примитивной стадии развития.

Тем самым Евгений Замятин выступает за формирование гармоничного человека. Нумера и «естественные» люди - это крайности. Мечты Замятина о гармоничном человеке можно найти в размышлениях Д-503 о «лесных» людях и нумерах: «Кто они? Половина, которую мы потеряли, Н2 и О...нужно, чтобы половины соединились...»

Идейный смысл произведения раскрывается в сцене восстания членов революционной организации «Мефи» и ее сторонников. Стена, отделяющая тоталитарный мир города-государства от свободного мира, взорвана. В городе сразу раздается птичий гомон - туда приходит жизнь. Но восстание в литературное произведениее разгромлено, и город опять отделен от внешнего мира. Единое Государство вновь воздвигло стену, навсегда отрезавшую людей от свободной жизни. Но конец литературное произведениеа не безнадежен: за Стену, к «лесным» людям удалось уйти «противозаконной матери» О-90. Родившийся в естественном Мире ее ребенок от Д-503, по замыслу Замятина, должен стать одним из первых совершенных людей, в котором соединятся две распавшиеся половины.

Своим литературное произведениеом Замятин решает ряд главных общечеловеческих и политических проблем. Главными в литературное произведениее являются темы свободы и счастья, государства и личности, столкновение индивидуального и коллективного. Замятин показывает, что не может быть благополучным общество, не считающееся с запросами и интересами своих граждан, с их правом на выбор. Политическое значение литературное произведениеа «Мы» точно определил историк Ч. Уолш: «Замятин и другие автор произведенияы антиутопий предупреждают нас не об ошибочных политических теориях, но о том чудовищном, во что может вылиться изначально хорошее политическое движение, если оно извращается».

Судьба этого произведения, которое впервые было опубликовано на родине автор произведенияа только спустя почти 70 лет, в 1988 году, доказывает его острую проблематику и политическую направленность. Недаром литературное произведение вызвал в России в 20-х годах живой интерес, хотя современники Замятина не могли его увидеть напечатанным. Это произведение будет актуальным всегда - как предупреждение о том, как разрушает тоталитаризм естественную гармонию мира и личности.

Другие сочинения по этому произведению

Вместе с огромным числом прекрасных произведений прошлого столетия в литературу современную пришли и те «вечные вопросы», которые так волновали русских классиков и которые кто-то пытался решить проповедью «непротивления злу насилием», кто-то - строя свой «хрустальный дворец», еще кто-то призывал силой свергнуть ненавистный строй...

Времена настали другие, но проблемы остались те же: «что есть добро и что такое зло»; в чем смысл жизни и какова цель, к которой стремится человечество; зачем человеку свобода и где грань между свободой и своеволием, насилием, тиранией; что значит «равенство», а что - «равноценность»; есть ли бог и существует ли судьба?.. Каждый писатель давал на эти вопросы свои ответы, но приходили новые поколения, и спор о бытии возобновлялся. В 20-е годы нашего века его продолжило поколение «послереволюционных» писателей. Тогда еще живы были Короленко и Есенин, продолжали творить Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Горький, Маяковский... Пришли в литературу Булгаков, Зощенко, Платонов и множество «пролетарских» писателей, позже ставших «классиками советской литературы». Все это были люди, прошедшие огонь революции и воочию видавшие ужасы гражданской войны, в которой зверствовали и красные, и белые, и что было страшнее - расправы белогвардейцев или слово «ВЧК», сказать трудно.

В то время, когда так обесценилась человеческая жизнь, когда высшей правдой было объявлено «единение» с партией, а целью жизни - «болотные огоньки» коммунизма, мало кто вспоминал о вечных моральных принципах, о нравственном законе, о чести, долге и совести. Все это не нужно стало простому человеку: партия снимала с него все такого рода заботы, а вместе с этим уничтожала и его индивидуальность. Сбрасывая вместе с грузом религиозных пережитков и предрассудков с себя ответственность за происходящее, люди избавлялись от «старой, буржуазной» морали, не утруждая себя созданием новой, «пролетарской», и потому можно было силой отбирать у крестьянина весь его хлеб, оставляя лишь крохи, расстреливать людей без суда, сжигать неугодные книги, осквернять храмы и могилы...

Как никогда, остро встали перед обществом проблемы нравственности. И писатели первыми забили в набат. Так появился в 1920 году роман-антиутопия Евгения Замятина «Мы». В нем автор рисует «общество будущего», общество, основанное на разуме, логике, где все рассчитано и математически точно. Каждый человек знает свое место в системе строгой иерархии, а во главе всех стоит Благодетель, существо высшее, необыкновенное и наиболее «правильное». В этом обществе нельзя мыслить и чувствовать не как все, да и лучше не раздумывать вообще, надо уметь пользоваться математическими формулами... Жизнь каждого человека протекает на виду у всех (хотя есть «личные» часы) в домах с прозрачными стенами (прямо как у Чернышевского, и кажется, что Замятин полемизирует с его идеалом счастливой жизни) и вместе со всеми, люди даже ходят строем по четыре в каждом ряду (нельзя не вспомнить глуповцев Салтыкова-Щедрина), у человека нет имени - есть номер. Полнейшее обезличивание, зато никакого «беспорядка». В этом обществе нет ни тени «неправильности», все заранее запрограммировано. Человеческая индивидуальность подавляется, все становятся «винтиками» в одном огромном механизме, где нет места естественным человеческим чувствам и желаниям. Писатель подчеркивает бесчеловечность этого общества. Его позиция: бесчеловечный - значит безнравственный. Поэтому Замятин развенчивает модную в те годы идею о том, что надо «каплей литься с массами» и отказываться от собственного «я» для построения счастливого будущего.

Уже в конце 20-х годов Андреем Платоновым был написан «Котлован». Сюжет «Котлована» таков: группа землекопов роет огромную яму для фундамента большого дома (опять проекция на «Что делать?» Чернышевского), в котором будут жить счастливые люди. Писатель считает, что это общество, то, что называется «коммунизмом», нежизнеспособно. Символ будущей жизни - девочка Настя - погибает.

В этом произведении писатель показывает коллективизацию так, как видело ее крестьянство, и поэтому сквозь строчки сквозит ужас перед неотвратимой бедой. У Платонова раскулачивание проводит медведь-молотобоец, он останавливается и рычит у каждой «прочной и чистой» избы... А перед объединением в колхоз люди прощаются друг с другом. «После целования люди поклонились в землю - каждый всем и встали на ноги, свободные и пустые сердцем». «Хорошо, - сказали со всего Оргдвора. - Мы ничего теперь не чуем, в нас один прах остался». Писатель считает, что коллективизация не только связана с человеческими жертвами (Чиклин и не замечает, как убивает мужика; «кулаков» для ликвидации классов решили собрать на один плот, чтобы «кулацкий сектор ехал по речке в море и далее»). Писателю так понятны страдания этих людей, у которых отнимают и веру, и надежду, и цель жизни, и само желание жить... Их представления о добре и зле, о чести, совести, справедливости втаптываются в грязь, а вместо этого насильно вдалбливается идеал единственно возможной морали - морали классовой, «безжалостной» и «беспощадной», оправдывающей все, что делается от имени партии.

В другом романе Платонова, «Чевенгур», поставлены проблемы не меньшей значимости. Одна из важнейших - проблема человека в революции. В романе мы видим совсем не много «людей революции», тех, кому Октябрь помог найти место в жизни и открыл новые горизонты, чьи сомнения разрешил. Это не только коммунисты (Дванов, Чепурный), но и беспартийные, просто люди, для которых революция стала высшим судией, мерилом нравственности. Все же остальные герои - народ, крестьяне - живут совсем другими моральными категориями, им как будто открыты истина, вечные законы жизни... Революция для таких людей - событие, никак не затрагивающее глубинных процессов бытия, хода истории, почти не влияющее на их собственную жизнь. Она - как ветер, срывающий с дерева листья, но не беспокоящий корней... Писатель задает вопрос о возможности создания новой жизни людей при новом строе, о том, нравственна ли революция и приемлем ли коммунизм, для построения которого она совершена.

Платонов описывает фантастический город Чевенгур, где коммунизм якобы уже построен, и картина этого «рая на земле» довольно непривлекательная. Люди там вообще ничего не делают, так как «труд способствует происхождению имущества, а имущество - угнетению», «за всех и для каждого работало единственное солнце, объявленное в Чевенгуре всемирным пролетарием». А «труд раз навсегда объявлялся пережитком жадности и эксплуатационно-животным сладострастием...» Однако каждую субботу люди в Чевенгуре «трудились», перетаскивали с места на место «на руках» сады или передвигали дома. В Чевенгуре жителей осталось совсем мало, притом одни «трудящиеся массы»: «Буржуев в Чевенгуре перебили прочно, честно, и даже загробная жизнь их не могла порадовать, потому что после тела у них была расстреляна душа».

Судьба нескольких десятков людей, которые не имели права существовать, потому что жили чуть лучше других, была решена предревкома Чепурным лично. Теоретически расстрел «буржуев» был обоснован «вторым пришествием...», когда началась расправа над «буржуями», «товарищ Пиюся» совершил «одиночное убийство», вызвавшее возмущение секретаря Цика Прокофия (коммунисты «сзади не убивают»), В ответ Пиюся заявил, что коммунистам «нужен коммунизм, а не офицерское геройство!..» Платонов восстает против такой «философии», он, так же как и Достоевский, считает, что цель не может оправдывать средства, нельзя построить счастье людей за счет жизни человека. Лишить человека права существовать - значит совершить величайшее преступление против нравственности: это огромный грех и злодеяние.

В романе писатель решает и проблему истинного и ложного. Истинное - это все естественное, искреннее, вышедшее из души; это все человеческое. Ложное - все привнесенное, навязанное «сверху», противоречащее здоровой человеческой морали; это все безнравственное. Для Платонова естественно единение, слияние человека с природой, восприятие человека как части природы, которая взращивает его, дает ему силы, формирует его душу.

Страшно, когда человек несвободен. Трагедия целого поколения, лишенного простого права быть людьми, с потрясающей силой встает в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Он пишет о том, как люди, потеряв свободу, уже не могут следовать нравственному закону: ведь внутренняя свобода - это возможность поступать по совести, согласно принципам. В сталинских лагерях действует один принцип: человек человеку волк. И действительность такова, что невозможно выжить, не поступившись убеждениями хоть в малом, не потеряв чувства собственного достоинства. Третьего не дано. Сам писатель выжил, чтобы рассказать правду, какой бы страшной она ни была. Он показал, как тоталитарная система, убивая одних, из других делает моральных уродов, преступников и убийц.

Герой рассказа «Ягоды» (повествование ведется от первого лица) настолько ослаб, что не способен поднять упавшее бревно. Конвоир Серошапка грозится пристрелить его. На другой день заключенные валят пеньки на участке, очерченном «вешками» - связками сухой травы. За ним-«запретная зона». Один из зеков - Рыбаков - собирает в консервную банку ягоды с целью выменять их у повара на хлеб. Банка наполняется слишком медленно, и Рыбаков выходит на два метра за «запретку». «Сухо щелкнул выстрел, и Рыбаков упал между кочек лицом вниз. «Тебя хотел, - сказал Серошапка, - да ведь не сунулся, сволочь!..»

В рассказах Шаламова множество смертей, которые с полным правом можно считать насильственными, даже если человек погибает от голода или измождения, а не от пули конвоира или удара бригадира. Смертей так много, что как бы перестаешь их замечать. Персонажи рассказов относятся к смерти других заключенных буднично-равнодушно, как к неизбежному, обыденному явлению, почти полностью утратившему свой трагизм. В рассказе «Шерри-брен-ди» психологически точно и подробно описывается, как умирает от истощения поэт. Он уже не встает с нар, у него уже нет сил даже на то, чтобы есть. Когда же жизнь кончилась, его не списывают сразу, как положено: «изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка». Ничего не забыл писатель. А ведь от него, как и от других, требовали забыть! Но позиция Шаламова была твердая: «На свете нет ничего более низкого, чем намерение «забыть» эти преступления».