В э борисов мусатов. Виктор Борисов-Мусатов – биография и картины художника в жанре Символизм – Art Challenge
К наиболее значительным явлениям искусства рубежа XIX-XX веков принадлежит, наряду с творчеством В.А. Серова и М.А. Врубеля, творчество В.Э. Борисова-Мусатова (1870-1905). Выпусник Московского училища, Борисов-Мусатов возвышается над обозначившейся к началу XX века односторонностью петербургского графического и московского, преимущественно живописного, направлений. Импрессионизм с его вниманием к световоздушным эффектам, к воспроизведению текучих, изменчивых состояний, пристрастием к этюду, широкой манере письма (уже заявивший о себе в произведениях Левитана, Коровина и Серова) послужил исходным пунктом творческого развития Борисова-Мусатова. Однако зрелый стиль этого мастера в целом следует характеризовать как постимпрессионизм в его живописно-декоративном варианте, в некоторых чертах близкий стилю французских художников группы «наби».
На рубеже XIX-XX веков новая тема начинает настойчиво звучать в судьбе многих деятелей русского искусства - тема одиночества. Эта эпоха порождает «одиноких» художников, которые резко порывают с официальной академической школой, с пренебрежением отворачиваются от проторенных дорог успеха и проходят особенный, неповторимо своеобразный путь развития. Подолгу - иногда в течение всей жизни - они стараются держаться вне групп, не примыкают к какому-либо сложившемуся художественному течению и более всего дорожат независимостью своих творческих исканий. Художникам этого типа, даже при очень большой одаренности, редко удавалось добиться заметного положения в искусстве своей эпохи. Современность отказывала им в славе. Обычно уделом «одиноких» становилась безвестность при жизни и в лучшем случае посмертное признание в узком художническом кругу.
Путь «одиноких» художников часто напоминает как бы боковую тропинку, бегущую в стороне от основного русла развития русского искусства. Но в пору идейного разброда, характеризующего культуру конца XIX - начала XX веков, число и историческое значение этих боковых тропи-нок возрастает. «Одиноким» художникам принадлежит теперь неотъемлемое место в общей картине культуры. История не вправе игнорировать их искания и достижения - не только ради исчерпы-вающей полноты рассказа об искусстве того времени, но прежде всего потому, что наиболее одаренным и чутким из «одиноких» мастеров удалось с особенной яркостью выразить отдельные существенные черты их сложной эпохи и даже предвосхитить некоторые идейно-творческие тен-денции, сыгравшие впоследствии заметную роль в русской живописи предреволюционных лет.
Борисов-Мусатов был самым значительным в ряду этих мастеров, в первую очередь по степени влияния на позднейшую русскую живопись. Бесспорно, он был также самым крупным среди них по уровню культуры и масштабам таланта. Следовало бы назвать Борисова-Мусатова наиболее типичным из «одиноких» художников его поколения, если вообще уместно говорить о «типичности» применительно к таким явлениям, в которых оригинальность и неповторимость возведены в основной принцип.
На долю Борисова-Мусатова выпали все те испытания, которым подвергались «одинокие» художники, выбравшие самостоятельную и независимую дорогу в искусстве. Он испытал непризнание, злые насмешки критики, обвинения в декаденстве, кривлянии, и, более всего, - одиночество. Его картины не покупались, проекты стенных росписей так и остались невыполненными. Борисову-Мусатову могло казаться, что его работа никому не нужна. Лишь в самые последние годы жизни к нему пришло, наконец, некоторое подобие успеха.
В душевном облике «одиноких» художников часто можно видеть черты фанатизма и озлобленной непримиримости. У Борисова-Мусатова их не было. Но его характернейшей особенностью следует назвать нравственную стойкость перед лицом испытаний и непоколебимую уверенность в правильности избранного пути.
Биографии русских художников этой эпохи большей частью не изобилуют внешними событиями. О жизни Виктора Эльпидифоровича Мусатова (1870-1905) нетрудно рассказать в нескольких строчках.
Фамилия «Борисов», прибавленная им к родовому прозванию, представляет собой псевдоним. Художник происходил из демократической среды. Его дед был крепостным крестьянином, отец - мелким железнодорожным служащим в Саратове. В этом городе прошла большая часть жизни художника. Здесь, в отличие от других провинциальных городов, издавна сложился кружок интел-лигенции, не чуждой художественным интересам; имелось даже «Саратовское общество изящных искусств». Основы широкой эстетической культуры, свойственной Мусатову, были заложены еще в детстве. В школьные годы он читал Лессинга, Тэна и Гегеля. От своего учителя, художника В.В. Коновалова, юный Мусатов впервые услышал об импрессионизме.
Однако даже в передовой для того времени саратовской среде молодой художник не мог не чувствовать себя одиноким. Его представления и мысли об искусстве уже тогда были неизмеримо сложнее и глубже общедоступной эстетики провинциального интеллигентского кружка. У себя на родине Мусатов остался непонятым. Чувство одиночества усугублялось, к тому же, физическим недостатком художника: он был горбат и с детства болезненно ощущал свою отчужденность от мира здоровых людей.
Профессиональное образование Мусатова началось очень рано. Он ушел из пятого класса реального училища, чтобы всецело посвятить себя живописи, и в течение четырех лет рисовал и писал маслом под руководством В.В. Коновалова. В 1890 году двадцатилетний Мусатов поступил в московское Училище живописи, ваяния и зодчества, но, в сущности, именно с этого времени стал учиться самостоятельно, он опирался не столько на авторитет учителей, сколько на собственные взгляды и суждения об искусстве.
После недолгого пребывания в московском Училище Мусатов перешел в 1891 году в Академию художеств, где на первых порах показал большие успехи, совмещая работу в фигурном классе с занятиями в частной мастерской П.П. Чистякова. Но уже через год, по мере того как крепла творческая самостоятельность Мусатова, все отчетливее стали обозначаться расхождения между молодым художником и его учителями. Подобно многим художникам его поколения, Мусатов покинул Академию и вернулся в 1893 году в московское Училище, где пробыл еще полтора года, настойчиво работая и участвуя в ученических выставках, но все более отдаляясь от школы. Наконец, весной 1895 года Мусатов окончательно порвал с Училищем и принял решение совершенствоваться за границей. В 1895-1897 годах он проводил каждую зиму в Париже, работая в мастерской Фернана Кормона, изучая музеи и внимательно всматриваясь в творчество современных ему французских художников. Попытка поступить учиться к Пюви де Шаванну, которого Мусатов считал самым большим живописцем современности, окончилась неудачей, но работа у Кормона в общем удовлетворяла художника. Он нашел здесь творческую свободу и вместе с тем сознательную, строго продуманную и последовательную систему преподавания. Впрочем, он и в Париже тщательно оберегал свою самостоятельность. В мастерской он только рисовал и никогда не показывал Кормону свою живопись.
Было бы, впрочем, ошибкой отрицать значение школы в творческом развитии Мусатова. Сам художник намекнул об этом, отметив однажды, что три наиболее почитаемых им учителя-пере-движник С.А. Коровин, «академист» П.П. Чистяков и представитель запоздалого классицизма Ф. Кормон - служили одним и тем же принципам в преподавании искусства. Они передавали свойственное им умение владеть изобразительными средствами в воссоздании натуры, не навязывая ученикам своих эстетических воззрений и своей собственной художественной манеры. Школа - и русская, и французская - сыграла положительную роль в формировании мусатовского мастерства.
Однако еще большее значение для Борисова-Мусатова имело знакомство с передовым французским искусством конца XIX века, прежде всего тщательное изучение профессионального опыта импрессионистов. Борисов-Мусатов оценил и полюбил Моне, Писсарро, Ренуара и Моризо задолго до того времени, когда их влияние проникло в русскую художественную культуру. В те годы, когда будущие мастера «Мира искусства» еще находили опору своим исканиям в мюнхенском модерне и картинах Беклина, а в понимании импрессионизма не шли дальше Уистлера и Цорна, Борисов-Мусатов с пристальным вниманием обратился к творчеству основоположников новой французской живописи. Вообще, явно французская ориентация живописи Мусатова заметно выделяет его рядом с петербургским «мирискусничеством», воспитанным преимущественно на образцах немецкой и английской графики.
Интересы молодого художника обращались и к более поздним, уже постимпрессионистичес-ким течениям французского искусства, к таким мастерам, как Дени, Боннар, Вюйар и Руссель, которые входили тогда в группу «наби», своеобразно переработавшую традицию импрессионизма и объединившую ее с традициями декоративной живописи Гогена и Пюви де Шаванна.
Кончились годы учения, начались годы затворничества и напряженного труда. В жизни Муса-това не было уже никаких «событий», кроме картин и эскизов. С 1898 по 1903 год он жил в Саратове, лишь изредка приезжая в Москву.
Его работы ежегодно появлялись на выставках «Московского товарищества художников» и вначале вызвали единодушное осуждение в прессе. Медленно и трудно привыкала критика к своеобразию мусатовской живописи. Желая быть ближе к Москве, художник в конце 1903 года покинул Саратов и перебрался в Подольск, затем в Тарусу. В последний год жизни он выставил свои произведения в «Союзе русских художников», а также в Берлине, Мюнхене, Лейпциге и в парижском «Осеннем салоне». 26 октября (ст. ст.) 1905 года Борисов-Мусатов умер, едва достигнув тридцатипятилетнего возраста.
Жизнь художника, внешне столь однообразная, уединенная и небогатая событиями, отличалась, однако, необыкновенной внутренней интенсивностью. Одиночество его было наполнено неустанным трудом; дни проходили в работе над картинами и в постоянном, систематическом чтении. Но мир воображения казался художнику богаче и значительнее, чем обыденная будничная реальность. Сознательно отворачиваясь от окружавшей его провинциальной действительности, Борисов-Мусатов вел жизнь одинокого мечтателя. Живопись стала для него лишь средством выражения лирического мироощущения. Чтобы понять духовную атмосферу, в которой выросло искусство Борисова-Мусатова, следует заглянуть в его дневники и записные книжки, в перечни прочитанных им книг. Здесь встречаются имена Ницше и Метерлинка, неоромантиков и символистов; философия индивидуализма и пессимистическая поэзия конца XIX века наложили заметный отпечаток на мышление художника и творческую проблематику его произведений.
Искусству Борисова-Мусатова свойственна ранняя зрелость. Даже в его ученических этюдах и первых самостоятельных композициях есть уверенное, совсем не ученическое мастерство и строго продуманная ясность в постановке и решении художественных задач.
Небольшая картина «Майские цветы» (1894, Государственная Третьяковская галерея), написанная двадцатичетырехлетним Борисовым-Мусатовым, вводит в атмосферу его первоначальных творческих исканий и, вместе с тем, делает понятными причины постоянных разногласий между молодым художником и его официальными руководителями.
В самом деле, все здесь противоречит школьным установкам - даже сюжет, который нельзя отнести ни к одной из сложившихся в XIX веке жанровых категорий. В сущности сюжета, драматического действия, протекающего во времени, в картине вовсе нет. Изображены две девочки с большим красным мячом, играющие в саду среди цветущих деревьев. Фигуры детей в их белых платьях не акцентированы, не выделены из пейзажа, а напротив, как бы слиты с ним и растворя-ются в общей декоративной гармонии цвета. Острые и меткие наблюдения, идущие от живой натуры, своеобразно сочетаются в картине «Майские цветы» с сознательной условностью. Импрес-сионистски обобщая форму, высветляя цветовую гамму, стремясь передать не только яркость и гармонию красок, но и окутывающий их воздушный покров, Борисов-Мусатов как бы перекликается в своих исканиях с Константином Коровиным и молодым Серовым; он, однако, не повторяет их опытов, а идет независимым, вполне самостоятельным путем, в его работе отчетливо видна большая декоративность в решении бессюжетной картины, где элементы жанра и пейзажа сливаются в нерасторжимое целое.
В одной из тетрадей Борисова-Мусатова есть запись, красноречиво свидетельствующая о характере его интересов. Художник задумал «сделать опыт над женской головой в портрете на воздухе, не стесняясь яркостью красок. Все лицо будет голубое - яркое, лиловое, зеленое». Большая часть его работ, написанных между 1895 и 1900 годами, представляет собою серию подобных же опытов овладения системой импрессионизма; таковы, например, этюд «Мальчик в шляпе» (1896-1898, Государственный Русский музей) или «Девушка с агавой» (1897, Государственная Третьяковская галерея), в которой осуществлена приведенная выше живописная программа, или, наконец, картина «Гармония» (1899-1900, частное собрание в Москве) с ее подготовительными этюдами (Государственная Третьяковская галерея).
Наиболее значительным в ряду этих произведений является «Автопортрет с сестрой» (1898, Государственный Русский музей), изображающий художника и его сестру в саду, возле мраморного столика с лежащими на нем розами. В этой первой крупной работе Борисова-Мусатова не все последовательно и гармонично, но самые противоречия, которые можно заметить в картине, характерны для формирующегося творческого мировоззрения русского мастера.
Картина написана как бы в двух разных ключах, в двух не согласованных друг с другом художественных принципах. Пейзажный фон, а также детали обстановки и белое женское платье на переднем плане - то есть все декоративные элементы «Автопортрета» - решены в системе живописных приемов импрессионизма. Формы обобщены, контуры растворяются в цветовых пятнах, предметы показаны в световоздушной среде; колорит строится на тонко проработанных оттенках, раздельно положенных мазках дополнительных тонов и внимательно прослеженных рефлексах. Но основные образы «Автопортрета», выражающие его эмоциональное содержание, не вмещаются в систему импрессионистической живописи. Изображая себя самого и свою сестру, Борисов-Мусатов обратился к совершенно иному кругу художественных представлений и профессиона-льно-творческих приемов. Повернутое в профиль лицо женщины тщательно моделировано и вырисовывается отчетливым силуэтом, не свободным даже от графической жесткости; с такой же подчеркнутой пристальностью и детализацией написано и лицо самого художника. Борисов-Муса-тов стремился передать внутренний мир человека глубже, чем это доступно художественным средствам импрессионизма.
Таким образом, импрессионизм как исторически сложившееся творческое течение, с харак-терною для него обращенностью к окружающей действительности прежде всего к живой натуре, не стал для Борисова-Мусатова художественным мировоззрением, последовательным и цельным. Идейные позиции и теоретические принципы французских импрессионистов были ему чужды. Импрессионизм навсегда остался для русского живописца лишь известной совокупностью профессиональных приемов, лишь системой художественной формы, которую можно было противопоставить академическим школьным традициям. В последние годы жизни Борисов-Мусатов стремился преодолеть преобладающее влияние приемов импрессионизма, переработать их в соответствии со специфическими задачами своего творчества, но отпечаток импрессионистской техники отчетливо заметен далее в самых поздних его произведениях.
В конце 1890-х - начале 1900-х годов Борисов-Мусатов проводил каждое лето в «Слепцовке» и «Зубриловке» - старинных помещичьих усадьбах Саратовской губернии. «Зубриловка» представляла собой примечательный памятник русской усадебной архитектуры классицизма. Здесь художник нашел целый мир образов и сюжетных мотивов, в которых, наконец, воплотились его замыслы, до той поры еще неясные, не оформившиеся. Отныне творчество Борисова-Мусатова обрело свою собственную лирическую тему.
Между 1901 и 1904 годами он написал обширную серию картин, разнообразных по эмоциональному содержанию и характеру профессионально-творческих решений, но связанных между собой единством лирического мироощущения. Темы этих картин взяты из прошлого русской усадьбы, понятого, впрочем, подчеркнуто субъективно. Социальная и психологическая характе-ристика персонажей не занимает художника. В аллеях парка, у искусственных прудов и возле барского дома с колоннами мечтательно проходят стройные женщины в старинных нарядах.
Его героини возникают среди пейзажа, как бесплотные видения, как призраки минувших времен.
Одновременно с художниками «Мира искусства» (хотя, по-видимому, независимо от них) Борисов-Мусатов обратился к ретроспективной, как могло казаться, теме - к романтической идеализации старины. Художественная критика начала XX века воспринимала его как «последнего поэта последних дней усадебной культуры» и нередко сближала с Сомовым.
С «Миром искусства» Мусатова роднит то, что критика именовала «мечтательным ретроспек-тивизмом». Это чуждая современности тематика произведений, ностальгия по утраченной красоте, элегическая поэзия опустевших старых усадеб и парков. Но при этом слишком очевидно и различие - в мусатовских произведениях обычно отсутствуют конкретно-исторические реалии быта и культуры определенной эпохи, столь существенные для «мирискусников». Мусатовский мир пребывает вне времени и пространства - по выражению одного из критиков, это некая «вообще красивая эпоха». Русская усадебная культура как историческое явление, в сущности, не была основной темой Борисова-Мусатова; она послужила лишь внешней оболочкой, в которой нашел выражение внутренний эмоциональный мир художника.
В отличие от большинства художников круга «Мира искусства», развивавших присущие модерну декоративные тенденции как в станковой живописи, так и в собственно декоративно-прикладных искусствах (книжное оформительство, мебель, скульптура, театральная декорация и костюм), декоративный стиль Борисова-Мусатова реализуется в основном в форме станковой кар-тины.
Среди станковых картин, написанных Борисовым-Мусатовым в 1901-1904 годах, трудно вы-делить какую-то одну, которая была бы центральной или наиболее характерной для мастера; произведения этого периода не уступают друг другу ни по степени эмоциональной напряженности, ни по уровню художественного качества. Чтобы определить специфику живописи Борисова-Мусатова и подметить закономерности ее развития, следует обратиться ко всей серии, от «Встречи у колонны» (акварель, перо, Государственный Русский музей) и «Гобелена» (1901, Государственная Третьяковская галерея) и почти импрессионистической «Весны» (1901, Государственный Русский музей) до выполненных темперой картин «Водоем» (1902, Государственная Третья-ковская галерея), «Прогулка при закате» (1903, Государственный Русский музей), «Призраки» (1903, Государственная Третьяковская галерея) и, наконец, до завершающей серию работы «Парк погружается в тень» (1904, Государственная Третьяковская галерея).
Их объединяет прежде всего отношение к сюжету. Ни в одной из картин нет каких-либо элементов повествования, нет и намека на «рассказ». Сюжет сведен лишь к мотиву. Сам художник назвал одну из своих работ «Мотивом без слов». Это название можно было бы отнести к любому из его поздних станковых произведений. Душевные переживания художника, вложенные им в живопись, раскрываются лишь средствами колорита, композиции и построения пространства.
Преобладающее значение имеет колорит. Борисов-Мусатов мыслит как живописец прежде всего категориями цвета, создавая на холсте изощренную гармонию пятен, топов и оттенков. Но если в сравнительно ранних вещах, вроде «Весны» 1901 года, цвет еще воссоздает реальные впечатления от живой, конкретно увиденной натуры, то в дальнейшем, в «Призраках» и «Прогулке при закате» колорит становится все более условным. В своих цветовых построениях художник идет уже не столько от натуры, сколько от декоративного замысла. Порывая с традицией импрессионизма, Борисов-Мусатов отказывается от масляных красок и работает теперь преимущественно темперой, с ее глубокими, несколько глухими тонами, а также пастелью и акварелью. В зависимости от эмоционального содержания картины, цвет становится то интенсивным и напряженно-ярким, то, напротив, приглушенным и блеклым. Но всегда, во всех своих колористических решениях, художник как бы подчеркивает, что жизнь, воссозданная им на холсте, призрачна, а не реальна.
Той же цели подчинены его пространственные построения. Стремясь сохранить и подчер-кнуть плоскость холста, чуждаясь иллюзионистической пространственности, Борисов-Мусатов избирает высокие горизонты и сближает пространственные планы. Но ощущение зыбкой, как бы призрачной дали, уходящей в глубину пейзажа, - ощущение, созданное средствами цвета и воздушной перспективы - неизменно присутствует в живописи Борисова-Мусатова. Разрабатывая композицию, художник избегает каких-либо схем. Но в основе всех его построений заложено обостренное чувство ритма. Живописные массы и цветовые пятна уравновешены, хотя художник и не акцентирует нарочитой симметрии в расположении форм.
Картина «Водоем» (1902, Государственная Третьяковская галерея) представляет собой как бы концентрированную формулу живописной системы Борисова-Мусатова. Полотно решается как декоративное панно или гобелен. Линия горизонта отнесена далеко за верхнюю раму изобразительного кадра, так что плоскость земли с зеркалом водоема оказывается почти параллельной плоскости холста. Голубое небо с белыми облаками дано лишь в отражении на поверхности водоема. При этом сама поверхность отражения неосязаема - водная гладь предполагается настолько спокойной и зеркально-прозрачной, что становится невидимой, и отражение в воде воспринимается наравне с реальными предметами. Вернее, мир действительный и отраженный оказываются подобными, взаимообратимыми. Небесная высь, опрокинутая на невидимую поверхность водоема, становится как бы глубиной бездонного пространственного колодца, на краю которого живут людские привидения, - своего рода живописный аналог образу символического колодца в «Пелеасе и Мелисанде» Метерлинка. Живописный и композиционный строй картины воплощает в себе особый строй созерцания, подобный сновидению, где исчезают границы между кажущимся, отра-женным и явным. В том же состоянии гипнотической завороженности пребывают и героини мусатовской картины. Не связанные между собой словесным диалогом или каким-либо определенным действием, они связаны иначе - непрерывностью композиционного развития, имеющего характер движения по кругу, и подобной же непрерывностью живописно-колористического «мелоса». Основные цветовые пятна истолкованы наподобие звуков, вибрирующим эхом наполняющих «пространственный колодец». Самостоятельную колористическую тему наряду с хроматическим цветовым рядом образует у Мусатова белое, белизна. Но белое в «Водоеме» - не предметный цвет, а нечто вроде ассиста в иконописи. Оно создает эффект изображения, застывшего, мерцающего на зыбкой грани между «позитивом» и «негативом».
Импрессионистическая вибрация мазка претворена у Мусатова в чисто декоративный эффект матово мерцающей фактуры, напоминающей старинные гобелены (не случайно одну из своих картин 1901 года художник так и называет «Гобелен»). Красочный слой (темпера) втирается в полотно так, что зернистый рельеф грубо плетеного холста проступает на поверхности живописи. Формы видимого мира на этой шероховатой поверхности как бы дематериализуются, теряют определенность очертаний, кажутся сотканными из единой субстанции. Мир предстает перед зрителем преображенным в некую страну воспоминаний, где все разобщенное во времени и пространстве пребывает вместе и одновременно, все действительно соткано из одного материала - памяти, и нет ничего мертвого, неодухотворенного. В картине «Призраки» (1903, Государственная Третьяковская галерея) извилистые тропинки старого парка словно оживают в обманчивом сходстве с лентами стелющегося по земле тумана, оживают статуи на лестничных ступенях классического особняка, форме здания с колоннами под куполом придана органическая неправильность, текучесть очертаний. Важно, однако, то, что сама по себе иллюзия одухотворения предмет-ных, природных форм у Мусатова не содержит в себе никаких мистико-фантастических вкрапле-ний, ничего привнесенного сверх того, чем может обмануться глаз в реально наблюдаемой приро-де. Он идет к созданию целостного поэтического мира не путем сочинения необыденных ситуаций или игры с тенями прошлого, как «мирискусники», не населяет свои картины сказочными и мифологическими существами, как Врубель. Ореол историко-культурных и литературных ассоциаций, столь существенный для восприятия произведений Врубеля и художников «Мира искусства», отсутствует у Борисова-Мусатова. Основным инструментом поэтического преображения в его произведениях является сама живопись. В природе художнику чудилась некая «бесконечная мелодия» - «монотонная, бесстрастная, без углов», выражением которой становится линия рисунка и строй его композиций в целом. Все пронизывающий, медлительный ритм, проводимый с поистине завораживающей последовательностью и равномерностью через все многообразные Модификации силуэтов, форм и цвета изображаемых вещей, является у Борисова-Мусатова воплощенным символом всесвязующего и всепримиряющего духа жизни, выбывающим в воображении гетевский образ «вечно женственной» природы.
Почти одновременно с работой над серией станковых картин в 1903-1905 годах Борисов-Мусатов создал ряд эскизов для монументальных стенных росписей.
Первые эскизы, выполненные для московского Центрального управления трамваев, с обусловленным заказчиками обязательным «изображением электричества», не очень характерны для художника. Более значителен второй цикл, состоящий из четырех акварелей: «Весенняя сказка», «Летняя мелодии», «Осенний вечер» и «Сон божества» (1904-1905, все в Государственной Третья-ковской галерее), сделанных по заказу частного лица.
По содержанию и эмоциональной настроенности, а также по характеру творческих приемов эти акварели тесно примыкают с описанной серии картин. Есть, однако же, грань, отделяющая эскизы росписей от станковых произведений художника. Изобразительный язык акварелей становится лаконичнее, острее подчеркнута ритмическая структура композиции, смелее и решительней обобщены живописные массы, а форма подчас превращается в декоративный, почти орнаменталь-ный арабеск.
Характерные качества монументально-декоративной живописи Борисова-Мусатова выступают в картине «Изумрудное ожерелье» (темпера, 1903-1904, Государственная Третьяковская галерея) и с особенной наглядностью его последней предсмертной работе - акварельном эскизе картины «Реквием» (1905, Государственная Третьяковская галерея).
Здесь, как и в других эскизах, нет развернутого драматического действия. На переднем плане изображена вереница женских фигур, а в глубине видны купы деревьев и ступени мраморной лестницы, ведущей к высокому белому дворцу. Но здесь нет и той бессюжетности, о которой шла речь в связи со станковыми картинами, и нет прежнего безразличия к индивидуальной характерис-тике персонажей. Напротив, Борисов-Мусатов намеренно сосредоточивает внимание зрителей на центральной фигуре, которой посвящен «Реквием», и придает ей особенную одухотворенность. Она как бы связывает воедино две группы фигур, заполняющих передний план эскиза, и ведет их за собой. В «Реквием» вложено не только чувство, но и мысль художника, его философское раз-мышление о смерти, не чуждое оттенка мистицизма. Лирический «мотив без слов» уступает место образу-символу.
Особое место в ряду самых поздних произведений Борисова-Мусатова занимают пейзажные работы 1905 года: пастель «Осенняя песнь», акварель «Балкон» и, наконец, шедевр художника - пастель «Куст орешника» (в Государственной Третьяковской галерее).
В них можно видеть начало какой-то новой фазы развития мастера - фазы не осуществившей-ся, которую безвременно оборвала смерть. Не утрачивая ничего из прежних достижений своего искусства, сохраняя и заостряя изысканную гармонию колорита и монументальное обобщение формы, Борисов-Мусатов вновь обращается к впечатлениям непосредственно воспринимаемой натуры и достигает большой силы творческого выражения. В последний год своей жизни он создал образцы чистой пейзажной лирики, свободной от ретроспективной темы и символистских иносказаний.
Творчество Борисова-Мусатова, развивавшееся в стороне от основных течений русского искусства конца XIX - начала XX веков, не было, вместе с тем, изолировано от своей эпохи. Художественный опыт Борисова-Мусатова таил в себе возможности дальнейшего развития. Он был воспринят и развит группой московских живописцев, выступивших в 1907 году на выставке под символическим названием «Голубая роза» .
Художник Борисов-Мусатов.Борисов-Мусатов. Символист русской старины.
Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов (2 (14) апреля 1870 - 26 октября (8 ноября) 1905) остался в истории русского искусства одним из самых поэтичных и одухотворенных живописцев.
Всё его наследие - это тихое, долгое, печальное сновидение. Природа полуденно-сонна или вечерне-утомлена, героини - то ли заколдованные девы, то ли сами тянущие нить заговоров между молитвами помещицы, то ли забытые драгоценные куклы...а может быть это образы душ давно умерших прекрасных дам. И всё это в атмосфере, которая источает летний аромат, которой хочется дышать.
В дневниках Мусатова есть запись: «Мои помыслы - краски, мои краски - напевы». И еще: «Когда меня пугает жизнь, я отдыхаю в искусстве и в музыке»
"Всюду у Мусатова за зеркальной поверхностью тишины буря романтики," - говорил Андрей Белый. "Тончайшим и нежным горбуном" назвал он Борисова-Мусатова.
«Одиночество» или На балконе. Пастель. Серпуховский художественно-исторический музей, Серпухов
В 1873 году в возрасте трех лет с Виктором Мусатовым произошел несчастный случай. Резвый, подвижной мальчик повредил себе спину, упав со скамейки. Этот ушиб вызвал хронический воспалительный процесс в позвоночнике. Родители болезненно переживали постигшее его несчастье. Они сделали все от них зависящее, чтобы добиться его излечения. Но ни в Москве, ни в Петербурге, куда отец возил мальчика, ничем не смогли помочь, и Виктор остался «с прекрасной, гордо взнесенной головой и горбатым туловищем»,- по словам одного из его биографов.
"Был он болезненный, маленький, горбатенький человек с острой бородкой, - писал М. Добужинский, - очень изысканно одевался и носил золотой браслет".
"Он был трогателен, мил и сердечен", - вспоминал близко друживший с Борисовым-Мусатовым И. Грабарь.
Весна. 1898-1901. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Прогулка при закате. 1903. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Летняя мелодия. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески изх цикла Времена года. Бумага, акварель, тушь, кисть, карандаш. Частное собрание
Весенняя сказка. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески из цикла Времена года. Бумага, акварель, графитный карандаш, перо, кисть.
Осенний вечер. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески из цикла Времена года. Бумага, акварель, графитный карандаш, перо, кисть.
Сон божества. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески из цикла Времена года. Бумага, акварель, перо, кисть.
Гобелен. 1901. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Автопортрет с сестрой. 1898. Холст, масло, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Художник был безвозвратно влюблен в супругу своего товарища- Надежду Юрьевну Станюкович. Сопровождая мужа на Русско-турецкой войне она работала в госпитале и пережила глубокий нервный срыв после чего заболела и 21 августа 1905 года скончалась.
«Меня поразил болезненный, измученный вид брата,- вспоминала его сестра Елена,- да и вообще перемена в лице была очень заметна». Мусатов хочет создать картину «Реквием» по умершей. 15 сентября он пишет М. Е. Букинику: «Ведь для меня она не умерла, потому что я художник. Нет, она даже живет теперь как-то ярче. И я ее напишу еще так, чтобы она навсегда не умерла и для него [В. К. Станюковича -его друга и мужа умершей]».Эта картина – лебединая песнь Борисова-Мусатова, его самое совершенное и высокое творение.
Реквием. 1905. Бумага на картоне, акварель, черный карандаш, сангина. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В центре, несколько особняком, - женщина в платье, которое выделяется своей белизной даже среди светлых прозрачных одеяний остальных. Она резким движением оборачивается назад, нарушая плавный ритм шествия, приковывая к себе взгляд зрителя. Черты ее лица - черты Надежды Юрьевны Станюкович. С тяжелыми локонами, с застывшим взглядом, отрешенная от всех земных треволнений, почти тень живой женщины.
Этот прекрасный, светлый и печальный женский образ присутствует здесь как воспоминание о безвременно ушедшей навеки.
Слева - высокая дама с обнаженными плечами и веером в опущенных руках. Моделью для нее служила жена Мусатова. Остальные действующие лица играют роль равнодушных зрительниц и лишены, по сути, психологических характеристик. Они необходимы для создания ритмичной, декоративной композиции.
Все продумано и гармонично: теплые тона - желтоватые и розовые ритмично чередуются с холодными - голубыми и синими. На втором плане - зеленовато-голубые купы деревьев. – это не реальный парк, на картине он словно встает в торжественном воспоминании».
Ни в одной из его работ еще не выражались с такой силой самые сокровенные чувства: страстная жажда прекрасного в жизни и связанные с этим скорбь и надежда.
«Реквием» не был вполне закончен. Так же как «Реквием» Моцарта, он стал реквиемом самому художнику.
Изумрудное ожерелье. 1903-1904. Холст, масло, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
«Изумрудное ожерелье» полно жажды жизни, ликования. Восемь женщин, одна за другой в парке, они то ли стоят, то ли идут, но какая устойчивость, уверенность в такой фронтальной композиции, а в красках - сколько нежности, гармонии, покоя! Такими картинами можно лечить неустойчивую психику современного человека.
Венок васильков. 1905. Этюд. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Осенняя песнь. 1905. Бумага, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Художник смотрит с высокого берега Оки на желтые кроны берез, образующих справа и слева кулисы. В воде отражается холодное бледно-серое небо. Над широкой полосой покрытого поблекшей травой берега поднимается синий лес. Четкие горизонтали стволов контрастируют с мягкими плавными линиями опущенных, как бы усталых ветвей, создавая удивительный декоративный эффект. Замыкает композицию, придавая ей законченность, треугольник журавлиной стаи, черная цепочка, как бы прочерченная пером.
Это одна из последних работ художника.
Капуста. 1893. Этюд. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Майские цветы. 1894. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Прогулка. 1901. Картон, темпера. Одесский художественный музей, Одесса
Мотив без слов. 1900. Бумага на картоне, акварель, пастель, графитный карандаш. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В ожидании гостей. 1894. Бумага, тушь, гуашь. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Волга. Нижний Новгород. 1894. Бумага, гуашь. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Отблеск заката. 1904. Холст, темпера. Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород
Водоем. 1902. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Круглый водоем - и две женщины, беседующие на берегу, но в водоеме ярко отражаются голубизна неба и белые облака. Вода написана с более высокой точки, а дамы - с более низкой. Синее платье гармонирует с голубизной неба, а белые облака - с белой кружевной накидкой дамы, стоящей боком.
«Водоем» он писал для своей возлюбленной Надежды Юрьевны Станюкович., и она его приобрела. Ее похвала, вырвавшийся из ее груди восторг при виде картины «Водоем» были сильнее, чем какие-либо статьи критиков.
Призраки. 1903. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Усадебный дом и поместье Зубриловка. Бывшая усадьба князей Голицыных-Прозоровских. Фотография.
В 1899 году художник Виктор Борисов-Мусатов написал управляющему усадьбой Н. В. Соколову письмо, с просьбой посмотреть старинное имение. Его просьба была удовлетворена и в 1901 году художник приехал в Зубриловку. Уже тогда усадьба пребывала в запустении, редко посещаемая тогдашними хозяевами. В 1902 году Борисов-Мусатов вновь посетил усадьбу вместе с сестрой Еленой и художницей Еленой Владимировной Александровой - будущей женой. Его сестра Елена вспоминала: Глубокая осень в Зубриловке также увлекла брата по своим блеклым тонам красок умирающей природы… Возле дома, где он нас писал в солнечные летние дни, краски уже были печальные, серые, все гармонировало с темным осенним небом, покрытым тучами. Казалось, что и дом замер с окружающей его увядающей зеленью. Это и дало настроение брату написать картину - «Призраки»… Он лично пояснял нам, как я помню, будто с окончанием жизни опустевшего помещичьего дома - «все уходило в прошлое», как изображены им на первом плане картины удаляющиеся призрачные фигуры женщин. Эти две поездки в усадьбу нашла отражение в работах «Гобелен» (1901), «Прогулка при закате» (1903), «Призраки» (1903), «Сон божества» (1904-05).
Усадьба. 1902. Холст, масло. Краснодарский краевой художественный музей им. Ф.А.Коваленко, Краснодар
На террасе. 1903.
Дама в голубом. 1902. Бумага на холсте, акварель, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Сидящая женщина. 1899. Этюд к картине Гармония. Воронежский областной художественный музей им. И.Н.Крамского, Воронеж
Окно. 1886. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Дама в саду. 1903.
Пруд. Начало 1900-х. Этюд к картине Дафнис и Хлоя. Бумага, акварель
На балконе в Тарусе. 1905.
Куст орешника. 1905. Бумага, акварель, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Это одна из последних работ художника
Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прорваны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота...
Стихотворение Валерия Брюсова «Ранняя осень», написанное за месяц до пейзажа Мусатова
"Дама в голубом" 1904
Девушка в ожерелье. 1904. Этюд к картине Изумрудное ожерелье. Холст, масло. Частное собрание
Женщина в голубом. 1905. Бумага, пастель. Национальная галерея Армении, Ереван
Портрет дамы. 1902. Холст, акварель, пастель, гуашь. Частное собрание
Осенний мотив. 1901. Холст, масло. Киевский государственный музей русского искусства, Киев
Кавалер, читающий стихи. 1899. Этюд к картине Гармония. Холст, темпера. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Терраса. 1903. Частное собрание
Мальчик с собакой. 1895. Холст, масло. Харьковский государственный музей изобразительных искусств, Харьков
У реки. 1894. Этюд. Холст, масло. Курская государственная картинная галерея им. А.А.Дейнеки, Курск
Дерево. Этюд. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Спящая девушка. 1890-е. Бумага цветная, пастель. Астраханская областная картинная галерея им. Б.М. Кустодиева, Астрахань
Дама у гобелена (Портрети Н.Ю.Станюкович). 1903. Бумага, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Портрет Надежды Юрьевны Станюкович. 1903. Этюд к неоконченному портрету из ГРМ. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Девушка с агавой. 1897. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Гармония. 1900. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Девушка в желтой шали. 1903-1904. Этюд к картине Изумрудное ожерелье. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Осенний мотив. 1899. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
За вышиванием. 1901. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Капуста и ветлы. 1894. Холст на картоне, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
"Колокольчики" 1903
Борисов-Мусатов, увлекаясь фотографиеей, сам снимал портретные этюды. Моделями часто избирались близкие художника: сестра Елена, знакомые девушки, их подруги. Часть этих фотоэтюдов послужила основой для живописных и графических произведений.
Счастливым стал для художника день, когда его знакомая подарила ему целый сундук старинных платьев, юбок с кринолинами, шалей, кружев и т.п. Стало легче воплощать свои видения, мечтания о прошлом.
Борисов-Мусатов, как и Блок, ощущал не просто время, но и его будущую жестокость, агрессивность. Он хотел жить тем, что дорого,- образами тургеневских девушек, Татьяной Лариной, ими он грезил, они стали его героинями. А действие он переносил не только в XIX век, но и дальше, вглубь, к XVIII веку.
Е.В. Александрова, Е.Э. Мусатова, С. Стеблова, Т.С. Шемшурина на фоне усадьбы Введенское. Фотография.
Фотоэтюд к картине «Спящая девушка». На снимке: Ю.Ю. Домбровская.
Фотоэтюд для картины «Одиночество». На снимке: Е.Э. Мусатова, сестра художника.
Фотоэтюд для картины «Портрет сестры. Девушка с розами». На снимке: Е.Э. Мусатова.
Праздник зеленого маскарада. Фотография.
Праздник зеленого маскарада. Фотография, раскрашенная Борисовым-Мусатовым.
Фотоэтюд. На снимке: Ю.Ю. Домбровская.
Фотоэтюд к картине «Последний луч». На снимке: Ю.Ю. Домбровская.
Неизвестная на диване. Анна Иеронимовна Воротынская (?) Фотография.
Е.Э. Мусатова на террасе. Фотография.
Фотоэтюд. На снимке: М. Ягодская.
Е.Э. Мусатова в старинном платье. Фотография.
Е.Э. Мусатова и Е.В. Александрова на фоне пруда. Фотография.
Фотоэтюд. На снимке: Н.Ю. Станюкович.
Натурщицы в старинных костюмах. Фотография.
Последние месяцы своей жизни художник провел в Тарусе по приглашению искусствоведа И.В. Цветаева, где поселился вместе с семьей на снимаемой Цветаевым даче "Песочная".
Гуляя и любуясь окрестными пейзажами, он как-то раз в шутку сказал, что хотел бы быть похоронен здесь, на берегу Оки. Кто бы мог подумать, что жизнь художника внезапно оборвется в 35 лет. В.Э. Борисов - Мусатов скончался 26 октября 1905 года. Он был похоронен, как завещал, на высоком берегу Оки, на кладбище у Вознесенской горы.
В 1911 году на его могиле было установлено надгробие, созданное его другом известным скульптором А.Т. Матвеевым и являющееся одной из наиболее интересных работ этого мастера. На постаменте красного гранита в форме параллелепипеда покоится вырезанная фигура мальчика – подростка, напоминание о том, как когда-то Мусатов пытался спасти тонувшего ребенка, которого, несмотря на все усилия, не удалось оживить. На торцевой стороне постамента надпись "1870 - 1905", спереди постамента надпись "Борисов - Мусатов" и изображение православного креста.
Борисов-Мусатов явился непосредственным предшественником художников «Голубой розы», которых объединяло, в частности, глубокое уважение к его наследию.
Небольшое дополнение о месте захоронения Борисова-Мусатова. В непосредственной близости от могилы Мусатова, рядом на берегу лежит валун, на котором коротко написано, что здесь хотела бы лежать Марина Цветаева.
ogis.sgu.ru/ogis/newsrad/musatov/tarusa
territa.ru;
«Мои помыслы — краски, мои краски — напевы... Когда меня пугает жизнь, я отдыхаю в искусстве и в музыке»
Виктор Борисов-Мусатов
"Всюду у Мусатова за зеркальной поверхностью тишины буря романтики"
Андрей Белый
«Одиночество» или На балконе. Пастель. Серпуховский художественно-исторический музей, Серпухов
Весна. 1898-1901. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Прогулка при закате. 1903. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Летняя мелодия. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески изх цикла Времена года. Бумага, акварель, тушь, кисть, карандаш. Частное собрание
Весенняя сказка. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески из цикла Времена года. Бумага, акварель, графитный карандаш, перо, кисть.
Осенний вечер. 1904-1905. Эскиз неосуществленной фрески из цикла Времена года. Бумага, акварель, графитный карандаш, перо, кисть.
Гобелен. 1901. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Автопортрет с сестрой. 1898. Холст, масло, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Венок васильков. 1905. Этюд. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Капуста. 1893. Этюд. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Майские цветы. 1894. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Прогулка. 1901. Картон, темпера. Одесский художественный музей, Одесса
Мотив без слов. 1900. Бумага на картоне, акварель, пастель, графитный карандаш. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В ожидании гостей. 1894. Бумага, тушь, гуашь. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Волга. Нижний Новгород. 1894. Бумага, гуашь. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Отблеск заката. 1904. Холст, темпера. Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород
Усадьба. 1902. Холст, масло. Краснодарский краевой художественный музей им. Ф.А.Коваленко, Краснодар
Сидящая женщина. 1899. Этюд к картине Гармония. Воронежский областной художественный музей им. И.Н.Крамского, Воронеж
Окно. 1886. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Дама в саду. 1903
Пруд. Начало 1900-х. Этюд к картине Дафнис и Хлоя. Бумага, акварель
На балконе в Тарусе. 1905
Куст орешника. 1905. Бумага, акварель, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
"Дама в голубом" 1904
Девушка в ожерелье. 1904. Этюд к картине Изумрудное ожерелье. Холст, масло. Частное собрание
Женщина в голубом. 1905. Бумага, пастель. Национальная галерея Армении, Ереван
Портрет дамы. 1902. Холст, акварель, пастель, гуашь. Частное собрание
Осенний мотив. 1901. Холст, масло. Киевский государственный музей русского искусства, Киев
Кавалер, читающий стихи. 1899. Этюд к картине Гармония. Холст, темпера. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Терраса. 1903. Частное собрание
Мальчик с собакой. 1895. Холст, масло. Харьковский государственный музей изобразительных искусств, Харьков
У реки. 1894. Этюд. Холст, масло. Курская государственная картинная галерея им. А.А.Дейнеки, Курск
Дерево. Этюд. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Спящая девушка. 1890-е. Бумага цветная, пастель. Астраханская областная картинная галерея им. Б.М. Кустодиева, Астрахань
Дама у гобелена (Портрети Н.Ю.Станюкович). 1903. Бумага, пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Портрет Надежды Юрьевны Станюкович. 1903. Этюд к неоконченному портрету из ГРМ. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Девушка с агавой. 1897. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Гармония. 1900. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Девушка в желтой шали. 1903-1904. Этюд к картине Изумрудное ожерелье. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Осенний мотив. 1899. Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
За вышиванием. 1901. Холст, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Капуста и ветлы. 1894. Холст на картоне, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Е.В. Александрова, Е.Э. Мусатова, С. Стеблова, Т.С. Шемшурина на фоне усадьбы Введенское. Фотография.
Фотоэтюд к картине «Спящая девушка». На снимке: Ю.Ю. Домбровская
Фотоэтюд для картины «Одиночество». На снимке: Е.Э. Мусатова, сестра художника
Фотоэтюд для картины «Портрет сестры. Девушка с розами». На снимке: Е.Э. Мусатова
Праздник зеленого маскарада. Фотография
Праздник зеленого маскарада. Фотография, раскрашенная Борисовым-Мусатовым
Фотоэтюд. На снимке: Ю.Ю. Домбровская
Фотоэтюд к картине «Последний луч». На снимке: Ю.Ю. Домбровская
Неизвестная на диване. Анна Иеронимовна Воротынская (?) Фотография
Е.Э. Мусатова на террасе. Фотография
Фотоэтюд. На снимке: М. Ягодская
Е.Э. Мусатова в старинном платье. Фотография
<
Е.Э. Мусатова и Е.В. Александрова на фоне пруда. Фотография
Фотоэтюд. На снимке: Н.Ю. Станюкович
Натурщицы в старинных костюмах. Фотография
Последние месяцы своей жизни художник провел в Тарусе по приглашению искусствоведа И.В. Цветаева, где поселился вместе с семьей на снимаемой Цветаевым даче "Песочная".
Гуляя и любуясь окрестными пейзажами, он как-то раз в шутку сказал, что хотел бы быть похоронен здесь, на берегу Оки. Кто бы мог подумать, что жизнь художника внезапно оборвется в 35 лет. В.Э. Борисов - Мусатов скончался 26 октября 1905 года. Он был похоронен, как завещал, на высоком берегу Оки, на кладбище у Вознесенской горы.
В 1911 году на его могиле было установлено надгробие, созданное его другом известным скульптором А.Т. Матвеевым и являющееся одной из наиболее интересных работ этого мастера. На постаменте красного гранита в форме параллелепипеда покоится вырезанная фигура мальчика - подростка, напоминание о том, как когда-то Мусатов пытался спасти тонувшего ребенка, которого, несмотря на все усилия, не удалось оживить. На торцевой стороне постамента надпись "1870 - 1905", спереди постамента надпись "Борисов - Мусатов" и изображение православного креста.
В поисках своего стиля художник Виктор Борисов-Мусатов из Саратова отправился сначала в Москву, затем в Петербург и Париж, но обрел его, лишь вернувшись в родной город. Живописец создал немного картин, но каждая из них определила важный этап его творчества. Впоследствии работы Борисова-Мусатова вдохновили художников объединения «Голубая роза» и повлияли на развитие символизма в русской живописи.
Поиски собственного стиля
Виктор Мусатов родился в 1870 году в Саратове . В три года мальчик ушиб спину, и у него начал расти горб. «Он мог бы стать стройным и сильным, как и другие. Он знал это и, однако, никогда не жаловался, не злился на жизнь, обошедшуюся с ним чересчур жестоко» , - писал о ребенке саратовский литератор Александр Федоров. Преодолевать жизненные трудности Мусатову всегда помогала живопись. Позднее он писал: «Когда меня пугает жизнь - я отдыхаю в искусстве» .
В 1884 году Виктора Мусатова отдали в Саратовское реальное училище. Точные науки мальчику плохо давались, но по рисованию всегда были отличные оценки. Художники-педагоги Василий Коновалов и Федор Васильев отмечали талант юного ученика и советовали ему отправиться в Москву . В 1890 году Виктор Мусатов поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Виктор Борисов-Мусатов. Майские цветы. 1894. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Виктор Борисов-Мусатов. Дама в голубом. 1902. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Виктор Борисов-Мусатов. Агава. 1897. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Юноше не нравилось в Москве: все, чему учили местные преподаватели, он мог узнать и в Саратове. Поэтому через год он перевелся в Петербургскую академию художеств . При поступлении начинающий живописец представился Борисовым-Мусатовым: вторая фамилия была производной от имени деда - Бориса Мусатова. С тех пор он так и подписывал свои картины. Кроме занятий в Академии он посещал частную мастерскую художника Павла Чистякова , где совершенствовал технику рисунка.
В 1893 году из-за переменчивого климата у Борисова-Мусатова усугубилась болезнь позвоночника - ему пришлось вернуться обратно в Москву. Через год на XVII Московской ученической выставке он представил несколько своих полотен. Одно из них, «Майские цветы», купила великая княгиня Елизавета Федоровна. На полученные средства живописец отправился на Кавказ и в Крым , где написал цикл натурных этюдов.
После южного путешествия в 1895 году Борисов-Мусатов уехал в Париж, где поступил в мастерскую Фернана Кормона. Здесь молодой художник провел три зимы, он учился классическим приемам рисования и правильной технике. В музеях и галереях Парижа он изучал произведения искусства маститых художников.
Летом Борисов-Мусатов возвращался в Саратов. В родном городе у художника появилась идея создать масштабную картину. Первые попытки он предпринял в 1896 году в портрете сестры Елены Мусатовой. По цветам и характеру мазка эти работы напоминали картины французских импрессионистов . В более поздних работах - этюде «Девушка с агавой» и «Агава» 1897 года - проявились черты собственного стиля Борисова-Мусатова. В Саратове он также создал серию полотен с мальчиками-натурщиками. Первую картину, «Мальчик с собакой», художник написал еще до поездки в Париж в 1895 году, а завершающую, «Мальчик около разбитого кувшина», - через четыре года.
Появление «мусатовской девушки»
Сложное финансовое положение вынудило Виктора Борисова-Мусатова окончательно вернуться в Россию. За время его отсутствия творческая жизнь на родине преобразилась: в литературе свои положение упрочил символизм, а в живописи на место передвижников пришли Исаак Левитан , Михаил Врубель и Валентин Серов . Молодые художники, которыми восхищался Борисов-Мусатов, ратовали за обновление искусства. Было невозможно не поддаться настроению перемен.
В 1898 году Виктор Борисов-Мусатов приехал в Саратов, «туда, где меньше людей, где все проще и чище» . Путешествия помогли мастеру найти свой живописный язык. В это время начался его самый плодотворный период - все увиденное, пережитое и наработанное художник воплотил в серии работ.
Виктор Борисов-Мусатов. Автопортрет с сестрой. 1898. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Виктор Борисов-Мусатов. Осенний мотив. 1899. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов
Виктор Борисов-Мусатов. Весна. 1899. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
На «Автопортрете с сестрой» впервые появился образ задумчивой «мусатовской девушки», который стал характерным для большинства последующих картин художника. Себя автор написал с краю, обрезав холстом, как на полотнах импрессионистов. На заднем фоне художник изобразил лес с необычными растениями. Когда его спросили, где он видел такую природу, тот ответил: «В своем саду. Я писал его с точки зрения мыши. Я лег ничком на землю, и все вдруг начало казаться мне огромным и фантастическим» . Сине-зеленые тона автопортрета впоследствии появлялись и в других произведениях мастера.
Вслед за автопортретом Виктор Борисов-Мусатов создал серию картин: «Осенний мотив», «Мотив без слов» и «Гармония». Мастер запечатлел на этих полотнах лирические сюжеты из жизни дворян XVIII века: неудачное признание в любви, декламацию стихов. На эти работы художника вдохновили летние поездки в имение Слепцовка в окрестностях Саратова.
В 1901 году Борисов-Мусатов написал картину «Весна». На ней художник отказался от сюжетности и просто изобразил девушку, гуляющую среди цветущих деревьев и одуванчиков. Ему удалось выразить настроение с помощью состояния природы - полотно буквально дышало весной, легкостью и светом. Эта работа обозначила новый этап в творчестве художника.
Старинные усадьбы на полотнах Борисова-Мусатова
В 1901 году Виктор Борисов-Мусатов посетил Зубриловку - старинное имение князей Голицыных-Прозоровских. Хозяева редко приезжали сюда, поэтому усадьба и парк постепенно запустевали. Художник чувствовал, что вместе с имением уходила в прошлое целая эпоха. После этой поездки Борисов-Мусатов написал картину «Гобелен». На ней он нарисовал двух женщин-аристократок в усадебном парке - мастер запечатлел последние дни жизни помещичьего дома. На IX выставке Московского товарищества художников современники высоко оценили эту работу, а автора наградили поощрительной премией.
Спустя год Борисов-Мусатов написал полотно «Водоем» в этом же имении. Для эскизов и самой картины позировали сестра художника Елена Мусатова и его невеста Елена Александрова. По словам сестры, Борисов-Мусатов «усиленно работал, пользуясь теплыми днями лета и своими натурами, безотказно идущими в его желании для намеченных картин» . Столичные художники и критики признали «Водоем» шедевром русской живописной школы.
В 1903 году Борисов-Мусатов, вдохновленный саратовскими окрестностями и заброшенными усадьбами, написал еще два полотна: «Прогулка при закате» и «Призраки». На них девушки со старомодными прическами и в старинных платьях гуляли по пустынному усадебному парку. При этом художник изображал не какую-то определенную эпоху, а просто ностальгировал по прошлому. «Да никакая это эпоха! Это, знаете ли, просто красивая эпоха» , - говорил он.
Через год Виктор Борисов-Мусатов создал панно «Изумрудное ожерелье». Первые этюды к нему появились в Черемшанах Саратовской области, где Мусатовы проводили лето. На них он изобразил яркую траву и листья деревьев, а на фоне этой буйной зелени - женские фигуры. Прототипом для центрального образа картины стала Надежда Станюкович, близкий друг художника со времен Московского училища.
Виктор Борисов-Мусатов. Реквием. 1905. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В конце 1903 года Борисов-Мусатов переехал в Подольск, поближе к Москве и Санкт-Петербургу . Здесь он создавал по шесть-девять законченных полотен в год. В этот период он написал пейзажи «На балконе. Таруса», «Куст орешника», «Осенняя песнь». Также он занимался монументальной живописью - «Весенняя сказка», «Летняя мелодия», «Осенний вечер» и «Сон божества». Но его работы приходились по вкусу не всем. В России его картины мало выставляли и редко покупали, поэтому материальное положение художника было плачевным. Зато в Европе его полюбили и даже избрали членом французского Национального общества изящных искусств. Последней работой Борисова-Мусатова стала акварель «Реквием» в память об умершей Надежде Станюкович.
В 1905 году Виктор Борисов-Мусатов скоропостижно скончался. Похоронили художника в городе Тарусе , на берегу Оки. «Он умер, оставив нам тихие образы, и над его величавыми созданиями тихо несется время, но они остаются. У времени и у них одно общее - вечность. Валы времени унесут, полыхая, его имя в даль веков, падая в темные глубины и снова вынося на гордые гребн» , - сказал позднее писатель Владимир Станюкович.
Когда меня пугает жизнь, я отдыхаю в искусстве и в музыке
Борисов-Мусатов
"Он был трогателен, мил и сердечен", - вспоминал близко друживший с Борисовым-Мусатовым И. Грабарь .
"Был он болезненный, маленький, горбатенький человек с острой бородкой, - писал М. Добужинский , - очень изысканно одевался и носил золотой браслет".
"Тончайшим и нежным горбуном" назвал Борисова-Мусатова Андрей Белый .
Детство. Становление
2/14 апреля 1870 года в губернском городе Саратове у железнодорожного служащего Эльпидифора Борисовича Мусатова и его жены Евдокии Гавриловны родился сын, названный Виктором. Этому мальчику, с рождением которого родители связывали много радужных надежд, суждено было стать одним из самых поэтичных и одухотворенных русских живописцев.
Среди факторов, оказавших влияние на сложение творческого облика Мусатова, на одном из первых мест - город, в котором он родился, вырос и получил свои самые ранние художнические впечатления. С Саратовом связана в той или иной мере почти вся короткая жизнь Мусатова.
Расположенный на высоком правом берегу Волги между тремя холмами, Саратов очень живописен. Его окаймленные бульварами улицы спускаются к широкой, ослепительно сверкающей в солнечных лучах волжской глади. В окрестностях - рощи, буераки, заросшие дубом, липой, кленом, а под Вольском и Хвалынском, где бывал Мусатов ребенком, подростком и юношей - сосновые леса. За Волгой - выжженные солнцем, розоватые, желтые степи под бледным небом, дышащим зноем. Чувствуется близость Востока, близость пустыни. Нередко в детские годы Мусатов видел медленно, плавно шествующих по городским улицам верблюдов, а на саратовском базаре встречал калмыков и киргизов, привозивших в город соль, баранину, рыбу.
Впечатления детства оказывают огромное влияние на формирование психики человека. И чем восприимчивее, тоньше натура будущего художника, тем сильнее действуют импульсы, полученные в ранние годы. Недаром живопись художников-волжан, вошедших в русское искусство на грани века,- Борисова-Мусатова, Павла Кузнецова, Петрова-Водкина, Уткина, Карева и Матюшина - так напоена солнечным светом, наполнена прозрачной синевой, недаром все они прежде всего колористы, то есть работают над цветом. И неважно, что Мусатов, в противоположность Петрову-Водкину, почти, никогда не писал Волгу. Голубые, серебристые, перламутровые отблески волжской воды, изумрудная зелень и охры ее берегов, дрожащие отражения темно-зеленой листвы и розоватых облаков в ее зыбкой глади живут так или иначе во всех картинах Мусатова. Недаром один из товарищей его детских лет, литератор А. М. Федоpoв, писал впоследствии о картинах Мусатова: «И глядя на это синее молодое небо среди белых облаков, которые любил изображать Мусатов, мне вспоминается разлив Волги. Зеленый остров с долинами в лесу, белыми от ландышей, как будто облака упали с неба в траву и притаились там».
Семья Виктора Мусатова в пору его детства была дружной и простой. Дед его с отцовской стороны, Борис Александрович Мусатов, сильный, крепкий человек, доживший до девяноста пяти лет, был в свое время крепостным, но крепостным зажиточным и в известной степени привилегированным. Он владел водяной мельницей в селе Хмелевке, расположенном на Волге неподалеку от Саратова. Его имя, гордясь им, художник впоследствии присоединил к своей родовой фамилии – отсюда двойная фамилия.
Борис Александрович имел четырех сыновей. Эльпидифор, отец Мусатова, был в юности камердинером помещика Саратовской губернии А. А. Шахматова, путешествовал со своим барином, жил вместе с ним в Париже. В 1861 году, после освобождения от крепостной зависимости, он записался в мещане уездного города Кузнецка, но поселился в Саратове. До двадцати двух лет неграмотный, но, очевидно, очень способный, Эльпидифор Мусатов в короткий срок приобрел знания, достаточные для того, чтобы поступить мелким чиновником в управление строившейся железной дороги Саратов - Тамбов; через несколько лет он числился уже бухгалтером.
Человек он был по натуре мягкий и тихий. Зато деятельной и энергичной была его молодая жена Евдокия Гавриловна Коноплева, дочь владельца живописной и переплетной мастерской в городе Гжатске. Хорошая рукодельница, вышивальщица с большим вкусом, она была женщиной аккуратной и трудолюбивой, не терявшейся перед житейскими трудностями и, главное, до самозабвения преданной своей семье – мужу, сыну и двум маленьким дочерям, Агриппине и Елене.
В 1873 году с Виктором Мусатовым произошел несчастный случай. Резвый, подвижной мальчик повредил себе спину, упав со скамейки. этот ушиб вызвал хронический воспалительный процесс в позвоночнике. Родители болезненно переживали постигшее его несчастье. Они сделали все от них зависящее, чтобы добиться его излечения. Но ни в Москве, ни в Петербурге, куда отец возил мальчика, ничем не смогли помочь, и Виктор остался «с прекрасной, гордо взнесенной головой и горбатым туловищем»,- по словам одного из его биографов.
Болезнь и увечье оказали известное влияние на моральное состояние, на формирование характера мальчика. Некоторые черты его внутреннего облика – мечтательность, сосредоточенность, самоуглубленность - уже в детские годы развились, конечно, как следствие болезни. Однако общительности, умения преданно дружить, всегдашней готовности помочь людям, да и попросту постоянно проявлявшейся, несмотря на болезнь, жизнерадостности художник не утратил. Таким он был и в детстве - сосредоточенный маленький философ и вместе с тем общительный и живой ребенок, жадно впитывающий в себя «все впечатления бытия».
Итак, Виктор рос, окруженный заботами любящей семьи, в купленном отцом вскоре после его рождения маленьком одноэтажном доме, выходившем на заросшую густой лебедой площадь с громким названием «Плац-парад».
За домом находился сад, бывший для мальчика неисчерпаемым источником радости. Впоследствии этот сад станет на много лет основным местом писания пленарных этюдов, материалом для мусатовских композиций. А пока что будущий живописец с увлечением ухаживает за цветами и фруктовыми деревьями - родные называют его садоводом. Эту любовь к цветам, цветущим деревьям, ко всяческим, и простым, и экзотическим, растениям Мусатов пронесет через всю свою жизнь и воплотит ее во всех своих произведениях.
Увлечение живописью
Одновременно проявилось и другое, еще более упорное, пристрастие мальчика. Примерно в шестилетнем возрасте он начал рисовать. Отец охотно покупал Виктору карандаши и акварельные краски. В девять лет мальчик в день именин отца преподносит ему свою первую «картину», и Эльпидифор Борисович вставляет ее в рамку и бережно вешает на стену.
Осенью, 1881 года Виктор поступает во второй класс саратовского реального училища. Основными предметами в училище считались математика, естественные науки, а также черчение и рисование.
Рисование в училище преподавал вначале «смирный старик» Федор Андреевич Васильев. Обратив внимание на одаренного мальчика, он стал уделять Мусатову несравнимо больше внимания, чем остальным ученикам, и, говоря о будущем, советовал Виктору после окончания шести классов поступить в Академию художеств. Художник старого толка, Васильев поощрял, естественно, одну особенность «манеры» Мусатова тех лет - необычайную тщательность и аккуратность рисунка.
Мальчик проучился у Васильева две зимы, а осенью 1883 года произошло событие, оказавшее большое влияние на все будущее Мусатова. Старого директора сменили, а новый завел новые порядки, пригласил новых педагогов, в том числе и только что окончившего Академию художеств Василия Васильевича Коновалова, совсем еще молодого - двадцатилетнего. Коновалов внес живую струю не только в преподавание рисования в реальном училище, но и во всю атмосферу художественной саратовской провинции. Полный еще впечатлений академических лет, посетитель и восторженный поклонник передвижных выставок, Коновалов покорил сердца всех саратовских подростков и юношей, увлекавшихся искусством, и, в первую очередь, своего ученика по реальному училищу Мусатова. Коновалов сразу же оценил способности Мусатова и стал заниматься с ним особо. Будучи «по совместительству» библиотекарем реального училища, обладавшего неплохим собранием книг, он стал руководить и чтением Мусатова, снабжая его книгами но искусству.
Постепенно все больше и больше увлекаясь рисованием и первыми живописными опытами, Виктор совершенно запустил занятия остальными предметами. Особенно хромали математика и немецкий язык. Наконец, в 1884 году, прекрасно понимая, что путь талантливого мальчика уже предопределен, Коновалов уговорил родителей Мусатова разрешить ему покинуть училище, чтобы целиком посвятить себя живописи.
В Саратове в те годы не было еще художественной школы, и воспитание будущего живописца целиком взял на себя Коновалов.
Романтика русской усадьбы
Скоро Мусатов превратился из хорошего рисующего подростка в юношу с ясно осознанным стремлением стать живописцем. Художнику была нужна натура, прежде всего терпеливая женщина. К счастью, эту роль смолоду исполняла его сестра Елена. А потом он женился на девушке по имени Елена, и этих двух Елен можно видеть почти на всех его картинах.
Мусатова не влекут психологические черты, не нужны подробности пейзажа, ему важно дать почувствовать, что жизнь среди природы, в усадьбах столь же прекрасна, сколь и быстротечна.
Почувствовав, что рисунок - не самая его сильная сторона, Мусатов меньше уделяет внимания четким линиям, точности мелких деталей, и на первое место выходит цвет, гамма, колорит, подчиненные музыкальному ритму. К счастью, и там, в саратовской усадьбе Зубриловка, и здесь его сестра позирует ему, а жена музицирует. С веранды доносится тихая, приглушенная музыка - и рождается колорит бледно-зеленых, бледно-голубых, сиреневых, серовато-жемчужных тонов.
Плавные, «музыкальные» ритмы картин вновь и вновь воспроизводят излюбленные темы Борисова-Мусатова: это уголки парка и женские фигуры (сестра и жена художника), которые кажутся образами человеческих душ, блуждающих в потустороннем царстве сна. В большинстве своих работ мастер предпочитает маслу акварель, темперу или пастель, добиваясь особой, «тающей» легкости мазка.
Поэтический склад его души и красота родной природы создали особый стиль картин, отличающихся трогательной нежностью и грустью. Основная тема Борисова-Мусатова - ностальгия по уходящему дворянскому быту, романтика старинной русской усадьбы, домиков с мезонинами и деревянными колоннами, заброшенных парков и заросших прудов.
Счастливым стал для художника день, когда его знакомая подарила ему целый сундук старинных платьев, юбок с кринолинами, шалей, кружев и т.п. Стало легче воплощать свои видения, мечтания о прошлом.
Борисов-Мусатов, как и Блок, ощущал не просто время, но и его будущую жестокость, агрессивность. Он хотел жить тем, что дорого,- образами тургеневских девушек, Татьяной Лариной, ими он грезил, они стали его героинями. А действие он переносил не только в XIX век, но и дальше, вглубь, к XVIII веку.
При жизни критики направляли в художника острые, ядовитые стрелы. Прянишников произнес приговор: «Переборщил», а другой припечатал: «Все это отсебятина».
Но Мусатов умел их не слушать. Он вообще любил тишину. Его картины напоминают старинные фрески. А еще - гобелены. Чувствуя, что мир теряет гармонию, художник спешит ее запечатлеть. Об этом говорят и названия картин: «Гармония» (1900), «Гобелен» (1901), «Осенние мотивы». В «Гобелене» приглушенные созвучия, в «Реквиеме» - осенние краски, а в картине «Призраки» человеческие фигуры проходят словно сгустки белого тумана, загадочные и отрешенные. «Изумрудное ожерелье» полно жажды жизни, ликования. Восемь женщин, одна за другой в парке, они то ли стоят, то ли идут, но какая устойчивость, уверенность в такой фронтальной композиции, а в красках - сколько нежности, гармонии, покоя! Такими картинами можно лечить неустойчивую психику современного человека.
В дневниках Мусатова есть запись: «Мои помыслы - краски, мои краски - напевы». И еще: «Когда меня пугает жизнь, я отдыхаю в искусстве и в музыке»
Любовь
Но однажды случилось так, что краски зазвучали с бетховенской страстью. Это было, когда он писал «Водоем» и когда понял, что безвозвратно влюблен в супругу своего товарища- Надежду Юрьевну Станюкович.
Ее похвала, вырвавшийся из ее груди восторг при виде картины «Водоем» были сильнее, чем какие-либо статьи критиков, это подействовало, как бокал шампанского. Да и сама она - как шампанское: весела, энергична, увлекательна, в глазах - искорки, способные зажечь окружающих. Ее смех, ее интерес к живописи, музыке, ее деятельное отношение к людям («Вам помочь? .. Может быть, привезти краски из Парижа?»).
А «Водоем» он писал для нее, и она его приобрела. Сочные, «активные» краски, оригинальная композиция: круглый водоем - и две женщины, беседующие на берегу, но в водоеме ярко отражаются голубизна неба и белые облака. Вода написана с более высокой точки, а дамы - с более низкой. Синее платье гармонирует с голубизной неба, а белые облака - с белой кружевной накидкой дамы, стоящей боком.
Таруса
Борисов-Мусатов приехал в Тарусу весной 1905 года по приглашению искусствоведа И.В. Цветаева и поселился вместе с семьей на снимаемой Цветаевым даче "Песочная". Тарусский период был очень плодотворным в творчестве художника. Здесь были созданы акварели "Весенняя сказка", "Летняя мелодия", "Сон божества", пейзаж "На балконе. Таруса", этюды к "Венкам васильков", картины "Осенняя песнь", "Куст орешника", "Реквием" - наиболее крупные произведения в творческой биографии художника.
В Тарусе художник создает свои лучшие пейзажи, написаны они нежными, тающими красками и с большой силой обобщения. В них звучит мелодия угасания осенней природы, близкая душевному состоянию художника..
Вскоре после начала русско-японской войны, был призван в действующую армию В. К. Станюкович. Вместе с ним на фронт, для работы в военно-полевом госпитале, уехала его жена, Надежда Юрьевна, но, не вынеся крайнего нервного напряжения, заболела, вернулась в Москву. Положение ее стало ухудшаться. Мусатов героически боролся за жизнь больной. «Он напряг все силы, чтобы спасти ее. Он бегал по докторам, за лекарством, ежедневно приносил ей цветы, которые так ее радовали. Но ничто не помогало... Больная узнавала только В. Э. и успокаивалась при нем...» 21 августа 1905 года Н. IO. Станюкович скончалась.
Сразу же после похорон Мусатов возвращается в Тарусу. Он потрясен случившимся. «Меня поразил болезненный, измученный вид брата,- пишет Борисова-Мусатова,- да и вообще перемена в лице была очень заметна». Несмотря на подавленное состояние и присоединившуюся к нему сильную простуду, Мусатов берется за новую большую работу. Он хочет создать картину, посвященную памяти своего друга, - «Реквием» по умершей. 15 сентября он пишет М. Е. Букинику: «Ведь для меня она не умерла, потому что я художник. Нет, она даже живет теперь как-то ярче. И я ее напишу еще так, чтобы она навсегда не умерла и для него [В. К. Станюковича]».Эта картина – лебединая песнь Борисова-Мусатова, его самое совершенное и высокое творение.
На этой картине изображены дамы в старинных туалетах, медленно проходящие перед дворцом. В центре группы, несколько особняком, - женщина в платье, которое выделяется своей белизной даже среди светлых прозрачных одеяний остальных. Она резким движением оборачивается назад, нарушая плавный ритм шествия, приковывая к себе взгляд зрителя. Черты ее лица - черты Надежды Юрьевны Станюкович. С тяжелыми локонами, с застывшим взглядом, отрешенная от всех земных треволнений, почти тень живой женщины.
Этот прекрасный, светлый и печальный женский образ присутствует здесь как воспоминание о безвременно ушедшей навеки. Он вызывает не только чувство скорби и нежности, но и философские размышления о жизни.
Слева - высокая дама с обнаженными плечами и веером в опущенных руках. Она напоминает одну из женщин «Осеннего вечера», но ее выражение и жест смягчены, полны теплого сердечного чувства. Моделью для нее служила жена Мусатова. Остальные действующие лица играют роль равнодушных зрительниц и лишены, по сути, психологических характеристик. Они необходимы для создания ритмичной, декоративной композиции.
Все продумано и гармонично: теплые тона - желтоватые и розовые ритмично чередуются с холодными - голубыми и синими. На втором плане - зеленовато-голубые купы деревьев. –- это не реальный парк, хотя в таинственном доме и портике можно узнать зубриловский дворец. Но он был не таким в действительности - на картине он словно встает в торжественном воспоминании».
Ни в одной из его работ еще не выражались с такой силой самые сокровенные чувства: страстная жажда прекрасного в жизни и связанные с этим скорбь и надежда. Окружающая действительность, события личной жизни художника - все, казалось, стремилось отнять у него веру в возможность осуществления идеалов высоких и светлых. А он все-таки верил. И в этом проявлялась его большая душевная стойкость.
«Реквием» не был вполне закончен. Так же как «Реквием» Моцарта, он стал реквиемом самому художнику.
Тарусские пейзажи
Однако этой картиной не исчерпывается творчество Мусатова последних месяцев его жизни. Во все времена - и в годы становления художника, и в пору творческой зрелости - притягивала его к себе природа. И теперь, когда на душе у Мусатова было особенно тревожно, он находит успокоение и радость в работе над пейзажем. Уже говорилось о том значении, какое придавал Мусатов пейзажу в картинах, об огромном количестве пейзажных этюдов, положенных в основу всех его произведений.
Среди последних работ Мусатова - три пейзажа, написанных в сентябре – октябре 1905 года. Все чувства художника обострены, он наедине с природой, и чистая ее красота находит в его пейзажах такое же чистое, предельно искреннее воплощение. Живописец-поэт, видящий в красках сильнейшее средство эмоционального воздействия, Мусатов следует в этих работах традициям русского пейзажа настроения. Мусатов ищет в природе эквиваленты своим переживаниям. В каждом его пейзаже природа как бы растворяется в чувстве художника.
Все три пейзажа созданы в одном месте, возле его дома, там, где между березами видна Ока и лес на дальнем ее берегу. Но, написанные почти с одного и того же места, они сильно отличаются друг от друга.
В акварели «На балконе. Таруса» преобладают бледно-алые, золотистые тона листвы окружающих балкон деревьев, листьев, засыпающих пол балкона. Лишь на втором плане, вдали, небольшой просвет между желтеющими кронами берез, просвет открывающий взгляду зрителя гладь Оки и серое небо, но эти возникающие из-за полупрозрачной стены осенней листвы дали занимают столь незначительное место в композиции картины, что доминирующим остается ощущение замкнутости пространства.
В большой пастели «Куст орешника», самом гармоничном из всех пейзажей Мусатова, больше пространства, воздуха, больше холодного осеннего неба с медленно плывущими облаками. Писал он этот пейзаж с балкона дома в Песочном.
Сюжет очень прост. На переднем плане - куст орешника. Через просеку видна холодная, будто стальная, Ока. Дальше - порыжевший луг, желтая с просинью полоска леса. Будто прозрачный ореховый куст дрожит от холода, протянув к осинам свои мокрые ветки. Небо видится художнику сквозь тончайшее кружево листвы, голубая полоска реки и желто-зеленый ее берег лишь слегка выступают между расположенными справа и слева деревьями. Внимание зрителя привлекает прежде всего чистая, без примесей, желтизна куста орешника, от которого пейзаж получил свое название. Легкие коричневые штрихи, окруженные густыми пятнами желтого цвета, словно намекают на гроздья сережек цветущего орешника, осыпанные пыльцой (хотя пейзаж писался осенью). На фоне бледно-голубого неба и прозрачного кружева изогнутых ветвей, одетых нежной зеленью листвы, золотой «букет» сережек орешника кажется сгустком света, как бы похищенного у солнца. Мусатов достигает здесь удивительной ритмичности в чередовании легких, светлых тонов.
При взгляде на «Куст орешника» невольно вспоминается написанное ровно за месяц до пейзажа Мусатова стихотворение Валерия Брюсова «Ранняя осень»:
Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прорваны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота...
Это произведение - одно из самых поэтических у Борисова-Мусатова изображений природы. Создание его не было чем-то случайным в творчестве художника. Искусство художника было светлым в самой своей сущности.
Пейзаж «Осенняя песнь» является как бы заключительным аккордом этой краткой живописной сюиты. Композиция его чрезвычайно проста. Художник смотрит с высокого берега Оки на желтые кроны берез, образующих справа и слева кулисы. В воде отражается холодное бледно-серое небо. Над широкой полосой покрытого поблекшей травой берега поднимается синий лес. Четкие горизонтали стволов контрастируют с мягкими плавными линиями опущенных, как бы усталых ветвей, создавая удивительный декоративный эффект. Замыкает композицию, придавая ей законченность, треугольник журавлиной стаи, черная цепочка, как бы прочерченная пером.
В начале октября Мусатовым было написано письмо Бенуа, одно из последних его писем. В нем он говорил о своем восприятии жизни, природы, событий.
«...Теперь я сижу в Тарусе. В глуши. На пустынном берегу Оки. И отрезан от всего мира. Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов. Уже давно я слышал крик журавлей. Они пролетели куда-то на юг, бесконечными рядами в виде треугольников. Крик их наполнил эти леса мелодией грусти старинной, которую я когда-то знал. Крик их замер, и только белка рыжая нарушает кружевные сновидения березовых рощ. Вы думаете, я скучаю. Нет. У меня времени не хватает каждый день. Хоть я сижу дома... Я создал себе свою жизнь. Как-то странно - такая тишина среди всеобщего смятения. Какие-то слухи долетают до меня. Какие-то дороги забастовали. Какие-то надежды, какие-то ужасы. Нет ни писем, ни газет. Одни догадки... Одни слухи... Как странно. Давно ли я был в Москве, в столице Российской империи и скоро вновь буду в ней, но уже в столице Российской республики. Как в сказке. Заснул. Проснулся. Прошло мгновение ока. А между тем уже сто лет пролетело. Повсюду жизнь. Повсюду свободные граждане...»
Гуляя и любуясь окрестными пейзажами, он как-то раз в шутку сказал, что хотел бы быть похоронен здесь, на берегу Оки. Кто бы мог подумать, что жизнь художника внезапно оборвется в 35 лет. В.Э. Борисов - Мусатов скончался 26 октября 1905 года. Он был похоронен, как завещал, на высоком берегу Оки, на кладбище у Вознесенской горы. В 1911 году на его могиле было установлено надгробие, созданное его другом известным скульптором А.Т. Матвеевым и являющееся одной из наиболее интересных работ этого мастера. На постаменте красного гранита в форме параллелепипеда покоится вырезанная фигура мальчика – подростка, напоминание о том, как когда-то Мусатов пытался спасти тонувшего ребенка, которого, несмотря на все усилия, не удалось оживить. На торцевой стороне постамента надпись "1870 - 1905", спереди постамента надпись "Борисов - Мусатов" и изображение православного креста.
- Значение и роль жирорастворимых витаминов для организма человека Жирорастворимые витамины их роль
- Хлористый калий (хлорид калия)
- В моче появляется кровь после занятий бегом
- Интерактивные методы обучения на уроках в начальной школе
- Игра угадай кто я: примеры для взрослых Угадай кто распечатать
- «22 июня – скорбь - память - история
- Церковь во имя смоленской иконы божией матери на васильевском острове Фото церкви Смоленской иконы Божьей Матери
- Панорама Битва за Броды (1944)
- Храм спаса преображения в богородском
- Вкусные рецепты приготовления замороженной брокколи
- Как приготовить домашнюю колбасу и где купить череву
- Инициативы по благоустройству района Как выяснилось в ходе очередного детского опроса, в лучшем городе есть две беды, обе от изобилия от изобилия ям на дорогах и мусора на улицах
- Комплексно-тематическое планирование «День Победы»
- Понятия поведения, мораль, нравственность
- Когда интернет становится средством незаконного обогащения?
- Закуп и откуп в магии Закуп в магии
- Обработка сложных событий с помощью цепочек Выстраивать по цепочке образы событий
- Возбудимость нервной системы
- Виды и строение мышц человека
- Причины возникновения зевоты у людей и способы избавления