Фаина раневская записки социальной психопатки. Фаина Раневская. Правда ли о её нетрадиционной ориентации? Сколько колких и остроумных фраз осталось после её ролей. Они никогда не сойдут с языка любого русского человека, имеющего хоть каплю чувства юмора

Фаину Раневскую боготворили все. При всеобщей любви актриса была всю жизнь одинока, и отсутствие спутника жизни породило бурное обсуждение ее сексуальной ориентации: якобы мужчины Фаине Григорьевне и не нравились вовсе. Сейчас о ее жизни ходит множество слухов и домыслов.

«Королева кинематографа», «гениальнейшая актриса своего времени», «самая острая на язык», — какие только лестные эпитеты ни летели в ее адрес от современников. Однако актерский талант женщины также вызывает теперь сомнения у многих недоброжелателей: так ли уж заслуженно ее расхваливают?

Предлагаю разобраться, где правда, а где — лишь домыслы завистников.

Нахальная девятнадцатилетняя девица с удивленно вскинутыми бровями ворвалась в кабинет директора одного из театров Подмосковья в 1915-м году. Едва отдышавшись, она хлопнула по столу рекомендательным письмом авторства антрепренера Соколовского, близкого друга директора.

Дорогой Ванюша, посылаю тебе эту дамочку, чтобы только отвязаться от нее. Ты уж сам как-нибудь деликатно, намеком, в скобках, объясни ей, что делать ей на сцене нечего, что никаких перспектив у нее нет. Мне самому, право же, сделать это неудобно по ряду причин, так что ты, дружок, как-нибудь отговори ее от актерской карьеры - так будет лучше и для нее, и для театра. Это совершенная бездарь, все роли она играет абсолютно одинаково, фамилия ее Раневская…

Казалось бы, на этом редакция могла бы свернуть работу над этой статьей, но директор театра что-то разглядел в этой маленькой запыхавшейся девочке. Он еще раз окинул молоденькую актрису внимательным взглядом и… разорвал письмо. В этом крохотном кабинете богом забытого театра и родилась великая Раневская.

Уже через пару недель после своего яркого появления Раневская впервые вышла на сцену. Немногочисленные посетители Малаховского дачного театра рукоплескали молодой актрисе, никто и не мог подумать, что эта нескладная, но очень талантливая девочка ни одного часа своей жизни не уделила учебе актерству!

Шарлотта в «Вишневом саде», Змеюкина в «Свадьбе», Дунька в «Любови Яровой» — казалось, роли второго плана становились главными, когда их играла Раневская. Вскоре актрису начали замечать более именитые театры: сначала московский Камерный, а потом уже Театр Красной Армии и Театр им. Моссовета. За всю свою жизнь Раневская не сыграла ни одной главной роли. Актриса с горькой иронией отмечала:

"Я как яйца: участвую, но не вхожу"

Каждый, кто хоть раз встречался с Раневской вживую, отмечал бешеную энергетику, исходящую от актрисы. Ее обаянию и харизме завидовал каждый, а острый язык вводил в ступор любого. Оцените сами:

Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая и курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра им. Моссовета Валентин Школьников. И ошарашено замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила:
- Вас не шокирует, что я курю?

Но несмотря на столь яркий характер и успех в карьере, личная жизнь актрисы совсем не складывалась. Казалось, она вообще никогда не заводила романы. Но многие полушепотом поговаривали о том, что Раневская предпочитает женщин.

Алексей Щеглов, внук русской актрисы Павлы Вульф, рассказывал о том, как однажды стал невольным свидетелем крайне близкого общения Фаины и его бабушки, которое можно было назвать дружеским с очень большой натяжкой. Застуканная маленьким ребенком, Раневская тут же нашлась, что ответить: «Мы с твоей бабушкой делаем зарядку» .

В огонь лесбийства актрисы подлил масла журналист Глеб Скороходов, который был близким другом Фаины. Она относилась к нему с большой любовью, зачастую шутливо называя своим сыном. Долгие часы они проводили в беседе, которые Скороходов потом записывал в блокнотик.

Так, по словам журналиста, Раневская без стеснения рассказывала о своей любви к представительницам прекрасного пола. Вскоре из этих записанных диалогов родилась книга. Раневская узнала о рукописи и тут же разорвала отношения со Скороходовым. Книга вышла в печать только после смерти актрисы.

Великая Раневская всю жизнь чувствовала себя совсем одной в этом огромном мире. Прикрывая свои душевные терзания едким сарказмом, она безумно боялась не только жить, но и умереть в одиночестве. Она завела собаку, которого назвала Мальчик — в честь любимого ею Станиславского. Домработницы, в которых актриса пыталась найти подруг, разворовывали имущество постаревшей актрисы, а знакомые все реже и реже заходили в гости.

Сбылось то, чего так боялась Раневская: она умерла в одиночестве. Но, быть может, по-настоящему великие люди и должны уходить так — тихо, почти бесшумно?

Детство и юность

Павла Леонтьевна родилась в городе Порхове (Псковская губерния) в семье потомственных дворян. Часть источников утверждает, что родители – обрусевшие немцы, однако есть версии, что у них французские или еврейские корни.

Зажиточная семья имела возможность привлекать к образованию детей преподавателей Московского университета. Программу средней школы Павла освоила дома, а после стала студенткой петербургского института благородных девиц.

Девочка мечтала стать актрисой с детства, с удовольствием примеряла разномастные роли в домашних спектаклях. Однажды так очаровалась игрой Веры Комиссаржевской, знаменитой российской актрисы, основательницы собственного театра, что решила во что бы то ни стало тоже посвятит жизнь лицедейству.

Павла написала Вере Федоровне письмо, которое, на удивление, не осталось без ответа. Артистка рекомендовала девушке поступить в драматическую школу Поллак. После Вульф приняло в свои ряды императорское балетное училище, открытое при Александринском театре. Выпускница желала попасть в столичный Художественный театр, но получила отказ. Павле Леонтьевне суждено было сделать блестящую карьеру провинциальной актрисы в амплуа лирической героини.

Театр

Выход на большую сцену Павлы Вульф случился еще в студенческие годы – сыграла Лауру в пьесе «Бой бабочек», написанную немецким драматургом Германом Зудерманом. Дипломированная актриса сначала отправилась на гастроли по Украине вместе со своим кумиром Комиссаржевской. На сценах Николаева, Харькова и Одессы доставались роли в россыпи постановок – играла Лизу в «Волшебной сказке», Поликсену в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше», Настю в «Борцах». Молоденькая актриса в поведении и внешнем виде пыталась копировать свою наставницу.

В 1901 году Вульф попала в Нижний Новгород, где год отдала антрепризе Константина Незлобина. Здесь творческая биография озарилась ролью Эдвиг из драмы Генрика Ибсена «Дикая утка». Затем служила в Рижском городском театре, где женщине тоже отводили яркие образы – она представала Снегурочкой из знаменитой пьесы Александра Островского, Джульеттой из трагедии Уильяма Шекспира.

Павле Леонтьевне пришлось покочевать по просторам России и Украины. Актрису принимали театры Харькова, Киева, Иркутска, Москвы. А после революции женщина обосновалась в Ростове-на-Дону. Впрочем, ненадолго. Спустя три года игрой Вульф наслаждались жители Симферополя. Копилка работ пополнилась ролями Лизы из «Дворянского гнезда», Нины из «Чайки» и Насти из пьесы Максима Горького «На дне».

В Симферополе открылись дополнительные возможности для развития карьеры. Павлу Вульф пригласили преподавать в театральной школе. Позже, в начале 30-х годов, актриса и уже режиссер театральных постановок руководила классом движения и ставила сценическую речь членам секции Бакинского театра рабочей молодежи.

В 1931 году Вульф вновь оказалась в Москве. Работала не покладая рук, успевала совмещать сцену с преподаванием в школе Камерного театра, потом актерским премудростям учила молодежь в драматической школе, открытой на базе Театра Красной Армии.

Одной из последних работ женщины стала роль Аграфены в пьесе «Волк», созданной Леонидом Леоновым. Однако в 1938 году Павлу Вульф подкосила тяжелая болезнь, из-за которой пришлось проститься со сценой.

Павла Вульф и Фаина Раневская

О знакомстве и дружбе Павлы Леонтьевны с Фаиной Раневской красноречиво написал в воспоминаниях внук Вульф – Алексей Щеглов. Фаина Фельдман осталась под таким сильным впечатлением от игры актрисы Ростовского театра в постановке «Вишневый сад», что на следующий же день явилась к ней домой.

Вульф, страдающая в это утро мигренью, сначала не желала принимать гостью, но та оказалась слишком настойчивой. Фаина Георгиевна умоляла взять ее в труппу. Чтобы отвязаться от девушки, Павла Леонтьевна вручила непонравившуюся по сюжету пьесу и велела прийти через неделю с любой выученной ролью.

Когда будущая Раневская предстала в образе итальянской актрисы, Вульф пришла в восторг и поняла, что перед ней настоящий алмаз. Тем более Фаина подготовилась очень основательно – не поленилась найти в городе итальянца, у которого переняла мимику и жесты. С тех пор Раневская поселилась в доме Павлы Леонтьевны, ставшей для молодого дарования наставником и близкой подругой.

Личная жизнь

С первым мужем Сергеем Анисимовым Павла Вульф прожила недолго. Затем женщина сошлась с барином татарских кровей, сыном военного Константином Каратеевым, который рано ушел из жизни. Актриса не успела развестись с первым супругом и обвенчаться со вторым. Поэтому дочь Ирина, родившаяся в 1906 году, получила фамилию и отчество первого супруга.

Павле Леонтьевне досталась тяжелая жизнь, наполненная разъездами, частой сменой места жительства. Говорят, актриса называла скитания «провинциальной каторгой». Это отразилось на здоровье дочери – Ира сильно заболела.

Выхаживала ребенка костюмерша Наталья Иванова, которую в доме Вульфов называли просто Татой. Девушка взяла на себя все заботы об Ирине, став ей второй мамой. Павла Леонтьевна была безмерно благодарна помощнице за то, что она дает возможность посвящать себя актерскому ремеслу.

В будущем Ирина Сергеевна Вульф стала театральной актрисой и режиссером, играла в спектаклях Константина Станиславского и Юрия Завадского. Женщина подарила Павле Леонтьевне внука Алексея.

Смерть

Последние 20 с лишним лет Павла Вульф тяжело болела. Скончалась великая театральная актриса в начале июня 1961 года. Раневская отмечала, что подруга умирала в страшных муках. До конца своих дней Фаина Георгиевна так и не смирилась с утратой. Павла Леонтьевна покоится на Донском кладбище.

В биографическом сериале «Фаина», который выходит на «Первом канале», Павлу Вульф играет Мария Порошина.

Спектакли

«Снегурочка», Александр Островский - роль Снегурочки

«Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир - роль Джульетты

«Дворянское гнездо», Иван Тургенев - роль Лизы

«Чайка», Антон Чехов - роль Нины Заречной

«Вишневый сад», Антон Чехов - роль Ани

«Иванов», Антон Чехова - роль Саши

«Горе от ума», Александр Грибоедов - роль Софьи

«Дикая утка», Генрик Ибсен – роль Эдвиг

Первой платонической любовью Раневской был В.И. Качалов. Актрисой Фаина Георгиевна стала благодаря протекции Екатерины Гельцер, с которой дружила до последних дней жизни. Раневская была влюблена в Гриневицкую. За ней ухаживало много мужчин, она была натуралкой. Однажды актриса, оставшись с красавицей наедине, позволила себе лишнего. Гриневицкая в ужасе выскочила из комнаты.

Фаина Фельдман в еврейской многодетной богатой семье в городе Таганроге. Она была пятым ребёнком, имея ещё трёх братьев и сестру. Её отец Гирш Фельдман был почётным членом Ведомства учреждений Императрицы Марии, владел фабрикой, выпускающей сухие и масляные краски, магазином строительных материалов, пароходом «Святой Николай».

Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984) родилась 15 августа и признана одной из самых известных и любимых актрис отечественного театра и кино.

Фаня никогда не имела ни одной главной роли, что не помешало ей держать первое место среди российских актрис вот уже второе столетие, наряду, как в США Мерилин Монро.

Фаина Георгиевна никогда не была замужем. Тогда было не принято говорить о нетрадиционной ориентации, но её всегда привлекали красивые девушки. Когда же спрашивали, почему она одна, получали ответ, что некрасива и имела несовпадения в чувствах к мужчинам. Кому нравилась Фаина — были ей противны. Кто нравился ей — в упор не замечали актрису.

Первой платонической любовью Раневской был В.И. Качалов.

Актрисой Фаина Георгиевна стала благодаря протекции Екатерины Гельцер, с которой дружила до последних дней жизни. Раневская была влюблена в Гриневицкую. За ней ухаживало много мужчин, она была натуралкой. Однажды актриса, оставшись с красавицей наедине, позволила себе лишнего. Гриневицкая в ужасе выскочила из комнаты. Больше с Раневской она не встречалась. Виталий Вульф вспоминал, что некоторое время артистка жила у них. Фаину Георгиевну и мать литератора Павлу связывали очень близкие отношения. Однажды Виталий застал женщин в момент близости. Раневкая нашла, что ответить, мол, они делают зарядку.

Существует мнение, что ее увлечениями были: Вера Марецкая, Людмила Целиковская.

Глеб Скороходов, написавший книгу о Фаине Раневской, рассказал своей сестре Инге:

Будучи молодой актрисой, она разочаровалась в любви через одного актера, который после очередного спектакля напросился к ней в гости. Раневская как смогла, приготовилась к встрече, а он пришёл не один, да ещё и попросил ее пойти погулять. А после этот актер, не подбирая слов, оскорбил Фаину на сцене после её неловкого движения, что полностью опрокинуло её представление о мужчинах и великая актриса зареклась никогда не выходить замуж.

Фаина Раневская ненавидела советский уклад жизни, стеснялась его перед своей сестрой Изабеллой, приехавшей к ней на Котельническую набережную из Парижа. Вот отрывок из рассказа кинорежиссёра Якова Сегеля:

«Когда Раневская завела её в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
— Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
— Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
— Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?
— Целых двадцать семь, — гордо сообщила Раневская.
— Но это же тесно! — запричитала Изабелла. — Это же нищета!

— Это не нищета! –разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом — элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!
Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм -Я живу над «хлебом и зрелищами», — пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.
— За что тебя приговорили жить в такой камере?. »

Сколько колких и остроумных фраз осталось после её ролей. Они никогда не сойдут с языка любого русского человека, имеющего хоть каплю чувства юмора:

Я - выкидыш Станиславского.

Была сегодня у врача «ухо-горло-жопа».

«Мои похоронные причиндалы» - говорила Фаина Георгиевна о своих наградах

На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый - не может.

Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!

Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.

Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и - глупыми, чтобы они могли любить мужчин.

Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите.
- Я не могу ответить вам таким же комплиментом!
- А вы бы, как и я, соврали!

Вас не смущает, что я курю? - Когда администратор театра увидел её в гримерке абсолютно голой.

В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи.

Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей? - Ну, это еще мягко сказано, - заметила Раневская. - Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления. - И что? - Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»

Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.

Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, - требует капризная молодая актриса. - Все будет настоящим, - успокаивает ее Раневская. - Все: и жемчуг в первом действии, и яд - в последнем.

Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).

Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?

Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.

Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много - в Книгу о вкусной и здоровой пище.

Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга - «Судьба - шлюха».

Если женщина идет с опущенной головой - у неё есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой - у неё есть любовник! Если женщина держит голову прямо - у неё есть любовник! И вообще - если у женщины есть голова, то у неё есть любовник!

Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая.

Воспоминания - это богатства старости.

Моя любимая болезнь - чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная - геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

Звонок не работает, как придёте, стучите ногами.
- Почему ногами?
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!

Для меня всегда было загадкой - как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?

Есть люди, в которых живёт Бог; есть люди, в которых живёт Дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты.

Я как старая пальма на вокзале - никому не нужна, а выбросить жалко.

Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

Есть можно что угодно и когда угодно, но только голой и стоя перед зеркалом.

Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?

Одиночество - это состояние, о котором некому рассказать.

Как я завидую безмозглым!

Он умрет от расширения фантазии.

Кино - заведение босяцкое.

Здоровье - это когда у вас каждый день болит в другом месте.

И что только ни делает с человеком природа! И это все без наркоза!

Как ваша жизнь, Фаина Георгиевна?
- Я вам ещё в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.

Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».

Оптимизм - это недостаток информации.

Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…

Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.

Милочка, я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе! (к/ф «Весна», в роли Маргариты Львовны, домработницы)

Когда Фаину Георгиевну спросили какие, по её мнению, женщины склонны к большей верности - брюнетки или блондинки, она не задумываясь ответила: «Седые!»

Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей… Боже, какая я старая!

Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.

Мне всегда было непонятно - люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.

Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?

Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.

Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.

Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.

Не имей сто рублей, а имей двух грудей!

Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.

…Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление!

Ну эта, как её… Такая плечистая в заду…

Орфографические ошибки в письме - как клоп на манишке.

Настоящий мужчина - это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет - это её муж.

Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник - домашний клозет.

Одиночество как состояние не поддается лечению.

Сложно быть гением среди козявок.

Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!.

Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.
- Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, - похвастался Раневской Виктор Розов. - Люди у касс устроили форменное побоище!
- И как? Удалось им получить деньги обратно?

Почему все дуры такие женщины?

Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.

Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей.

Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.

Ребёнка с первого класса школы надо учить науке одиночества.

Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.

Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья.

Сказка - это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль - это когда наоборот.

Я теперь понимаю почему презервативы белого цвета! Говорят, белое полнит…

Сняться в плохом фильме - всё равно что плюнуть в вечность.

Союз глупого мужчины и глупой женщины порождает мать-героиню. Союз глупой женщины и умного мужчины порождает мать-одиночку. Союз умной женщины и глупого мужчины порождает обычную семью. Союз умного мужчины и умной женщины порождает лёгкий флирт.

Спутник славы - одиночество.

Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.

Старость - это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.

Старость - это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.

Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить! (конец 70-х)

Талант - как бородавка - либо он есть, либо его нет.

Талант - это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.

Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы её не было… Лучше бы память навсегда убить.

Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит. - Почему ты так решила? - Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»

У меня хватило ума прожить жизнь глупо.

У нее не лицо, а копыто.
.
Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: - Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая… Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта. - Почему после второго? - После первого очень уж большая давка в гардеробе.

Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.

Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.

Четвёртый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актёры играли как никогда.

Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза.

Эта дама может уже сама выбирать, на кого ей производить впечатление. (На высказанное мнение «На меня Сикстинская Мадонна впечатления не производит».)

Я была вчера в театре, - рассказывала Раневская. - Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.

Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.

Я вас ненавижу. Куда бы я ни пришла, все оглядываются и говорят: «Смотри, это Муля, не нервируй меня, идёт» (Из разговора с Агнией Барто)

Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа…
- Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!

Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.

Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть.

Больше Фаина никогда не видела ни отца, ни матери, ни брата. Ей довелось увидеться только с Беллой, да и то лишь сорок лет спустя. Но о своем решении она никогда не жалела.

В 1918 году в Ростове-на-Дону Фаина Раневская познакомилась с Павлой Леонтьевной Вульф.

Страшный это был год. Голод, террор и разруха, Гражданская война и интервенция… Но зато в Ростове-на-Дону гастролировала Павла Вульф, замечательная актриса, которую Фаина видела еще в юности в Таганроге в спектакле «Дворянское гнездо». На этот раз она твердо решила с ней познакомиться, дождалась ее утром около театра и практически без обиняков попросилась к ней в ученицы.

И Павла Вульф согласилась. Как-то так вышло, что обе женщины сразу почувствовали друг к другу огромную симпатию, подружились, и эта дружба продолжалась у них до самой смерти. Пожалуй, без этой встречи жизнь обеих сложилась бы совершенно иначе…

В первый же день Павла Вульф дала Раневской пьесу, велела выбрать роль и показать ей, на что она способна. Это была роль итальянской актрисы, и ради того, чтобы достоверно сыграть ее, Фаина нашла единственного в городе итальянца и научилась у него правильно говорить и жестикулировать. Павла Вульф была потрясена результатом – она сразу поняла, что встретила настоящий талант. С того дня она начала заниматься с Раневской сценическим мастерством, а потом устроила ее в театр.

Вскоре театр уехал в Крым, а вместе с ним поехала и Фаина Раневская, которой Павла Вульф предложила пожить у нее.

Конечно, Фаина сразу радостно согласилась – она уже прониклась к Павле Вульф огромной любовью и не хотела с ней расставаться. Да и зачем, когда все так хорошо складывалось! Вместе с Павлой Леонтьевной и ее дочерью Ириной Раневская отправилась в Симферополь в бывший дворянский театр, теперь переименованный в «Первый советский театр в Крыму».

Пожалуй, в те страшные годы то и дело переходящий из одних рук в другие Крым был одним из самых ужасных мест бывшей Российской Империи. Сама Раневская вспоминал об этом времени так: «Крым, голод, тиф, холера, власти меняются, террор: играли в Севастополе, зимой театр не отапливался, по дороге в театр на улице опухшие, умирающие, умершие… зловоние… Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод…»

Но зато там Раневская училась у Павлы Вульф, жила в ее доме, в ее семье – можно сказать, что она стала своей обожаемой учительнице ближе, чем родная дочь.

С тех пор Фаина Раневская и Павла Вульф не представляли свою жизнь друг без друга. Они прожили вместе тридцать лет и разъехались только в 1948 году, да и то вынужденно – семья Вульф получила квартиру в Москве на Хорошевском шоссе, а Раневская осталась жить в центре Москвы, чтобы быстрее добираться от театра до дома.

В симферопольском театре Фаина Фельдман стала Фаиной Раневской.

Новая фамилия стала для нее не просто сценическим псевдонимом, как это было у большинства артистов. Она ничего не любила делать наполовину, поэтому вскоре стала Раневской и по всем документам. С прошлым было покончено.

Почему она решила взять псевдоним? Возможно, просто ради благозвучности – это могла посоветовать ей Павла Вульф, немало натерпевшаяся из-за своей немецкой фамилии. А может быть из-за того, что быть родственницей эмигрировавших Фельдманов стало слишком опасно.

По поводу происхождения ее псевдонима тоже существует несколько версий. Сама она писала: «Раневской я стала прежде всего потому, что все роняла. У меня все валилось из рук». Некоторые ее знакомые рассказывали, что дело было в любви к Чехову и в том, что она чувствовала себя его землячкой и почти родственницей. Есть еще вариант, что кто-то из друзей сравнил Фаину с героиней пьесы, увидев, как ветер вырвал у нее из рук деньги, а она, глядя им вслед, говорит: «Как красиво они летят!»

Кстати, свой первый сезон в Крыму новоиспеченная Фаина Раневская открыла ролью Шарлоты в «Вишневом саде» Чехова. И именно эта роль стала ее первым большим успехом.

В голодном разоренном Симферополе Фаина Раневская и Павла Вульф сумели выжить во многом благодаря Максимилиану Волошину.

Именно он спасал их от голодной смерти. Раневская вспоминала: «С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке…»

Однажды вечером 21 апреля 1921 года, когда Волошин был у них, на улице началась стрельба, и перепуганные женщины уговорили его остаться с ними на ночь. За эту ночь он написал одно из самых знаменитых и страшных своих стихотворений «Красная Пасха», прочитав которое, можно составить представление, что тогда творилось в Крыму, и в каких условиях жила Раневская.

Зимою вдоль дорог валялись трупы

Людей и лошадей. И стаи псов

Въедались им в живот и рвали мясо.

Восточный ветер выл в разбитых окнах.

А по ночам стучали пулеметы.

Свистя, как бич, по мясу обнаженных

Мужских и женских тел…

Раневская умела из любых, даже самых тяжелых и неприятных событий в своей жизни извлекать уроки, которые потом помогали ей при создании новых ролей.

В трудные годы «военного коммунизма», когда чувство голода было постоянным и привычным, одна дама пригласила Раневскую и нескольких других актеров послушать ее пьесу. Дама сообщила, что вслед за чтением пьесы будет сладкий чай с пирогом, после чего все приглашенные конечно же радостно собрались в ее доме.

Спустя много лет Раневская вспоминала эту «толстенькую, кругленькую женщину», читавшую им пьесу о Христе, гулявшем в Гефсиманском саду. Артисты делали вид, что слушают ее, но в комнате слишком сильно пахло свежим пирогом, чтобы они могли думать о пьесе или о чем-либо еще кроме еды.

«Я люто ненавидела авторшу; которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа, – писала в воспоминаниях Раневская. – Толстая, авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом… Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова „Драма”…»

В конце 20-х годов в Ленинграде Раневская познакомилась с Самуилом Яковлевичем Маршаком.

Маршак впервые услышал о Раневской, когда она играла в Бакинском театре в пьесе «Наша молодость» по роману Виктора Кина. Вдова Кина вспоминала: «Никогда не забуду, как уговаривал Виктор Самуила Яковлевича поехать с ним в Баку посмотреть этот спектакль. Маршак сказал: „Очень хочу в Баку, а еще больше посмотреть актрису Раневскую. Я так наслышан о ней…“ Он даже просил Виктора взять билет и для него. Не помню уж, почему, но поездка эта не состоялась».

Когда же они наконец познакомились, они очень быстро подружились, и как это почти всегда было у Раневской – если уж подружились, то на всю жизнь.

Последний раз они виделись в 1963 году, в подмосковном санатории, когда оба переживали тяжелую потерю: Фаина Георгиевна – смерть сестры, а Самуил Яковлевич – смерть Тамары Габбе.

А уже через год Раневская стала одной из тех, кто провожал самого Маршака в последний путь, и на вечере, посвященном его памяти, читала свои любимые стихи:

Шуршат и работают тайно, как мыши,

Колесики наших часов…

Марианна Елизаровна вспоминала, что Раневская при встречах не раз просила ее продекламировать стихотворение Софии Парнок «Я не знаю моих предков - кто они?». Она тут же по памяти, сбиваясь, прочла мне это дивное стихотворение. Позже я узнал, что написано оно в 1915 году, еще в ту пору, когда Фаина жила в Таганроге:

Я не знаю моих предков - кто они?

Где прошли, из пустыни выйдя?

Только сердце бьется взволнованней,

Чуть беседа зайдет о Мадриде.

К этим далям овсяным и клеверным,

Прадед мой, из каких пришел ты?

Всех цветов глазам моим северным

Опьянительней черный и желтый.

Правнук мой, с нашей кровью старою,

Покраснеешь ли, бледноликий,

Как завидишь певца с гитарою

Или женщину с красной гвоздикой?

Марианна Елизаровна продолжала: «Она мечтала если не написать, то хотя бы кому-нибудь из „доверенных“ слушателей рассказать о Софии Парнок - ведь знакомство с ней привело Раневскую и к Марине Цветаевой, и, возможно, к А. Ахматовой… Думаю, что в личной ее жизни знакомство с Парнок сыграло немаловажную роль. Парнок София Яковлевна в каком-то из писем (М. Ф. Гнесину. - М. Г.) писала: „Я никогда, к сожалению, не была влюблена в мужчину“. София Яковлевна так влюблена была в Марину Цветаеву, что они обе даже не находили нужным это скрывать. Разумеется, Фаина мне никогда не рассказывала об этом, но разговоры о Парнок, и не только о ней, витали всю жизнь…»

Впрочем, свидетельством тому и стихи самой Цветаевой из цикла «Подруга», посвященного Софии Парнок:

Могу ли не вспомнить я

Тот запах White-Rose и чая,

И севрские фигурки

Над пышащим камельком…

Мы были: я - в пышном платье

Из чуть золотого фая,

Вы - в вязаной черной куртке

С крылатым воротником…

И хотя отношения Цветаевой и Парнок вызывали нескрываемое осуждение знавших их людей (Е. О. Кириенко-Волошина, мать поэта, даже обращалась к Парнок по этому поводу лично), долгое время это ни к чему не приводило. В одном из писем Цветаевой А. Эфрон написано: «Соня меня очень любит, и я ее люблю - и это вечно».

Зная о знакомстве Раневской и с Цветаевой, и с Парнок, можно не сомневаться в том, что подробности этого романа не были для Фаины тайной, хотя ко времени их знакомства (середина 1910-х годов) он уже ушел в прошлое. О ее отношении к личной жизни «русской Сафо», как нередко называли Софию Парнок, мы ничего не знаем - Фаина Георгиевна никогда не распространялась публично о подобных вещах. Ее тесное, хотя и недолгое общение с Парнок, как и многолетняя нежная дружба с Е. В. Гельцер и П. Л. Вульф могут вызвать (и уже вызывают) у публики определенного рода подозрения относительно приверженности самой Раневской к однополой любви, к которой, как известно, склонны многие творческие натуры. На этот счет можно сказать только одно: если сама Фаина Георгиевна считала необходимым не предавать гласности обстоятельства своей личной жизни, то докапываться до них - тем более при полном отсутствии фактов - явно неэтично.

Вспомнив о Софии Парнок, хочу дополнить рассказ о ее талантливом брате Валентине Яковлевиче Парнахе - тем более что о нем я тоже немало слышал от Елизаветы Моисеевны. Валентин Парнах в 1909 году с отличием окончил Таганрогскую гимназию, а в 1912 году, несмотря на всевозможные процентные нормы, был принят на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Всесторонняя одаренность этого юноши вызывала восхищение многих: его музыкальными занятиями руководил сам Михаил Фабианович Гнесин, артистический его талант не просто заметил, но и высоко оценил Мейерхольд, он в своем журнале «Любовь к трем апельсинам» по рекомендации самого Александра Блока напечатал подборку стихов Валентина Парнаха.

Елизавета Моисеевна говорила мне, что многие стихи В. Парнаха Раневская цитировала по памяти. А вот ее рассказ о последнем свидании двух земляков: «Никогда не забуду холодную зиму 1951 года. Мы вместе с ней были на похоронах Валентина Парнаха на Новодевичьем кладбище. Там присутствовали Эренбург, Гнесин, Утесов, кажется, Шостакович. По пути домой Фаина вдруг произнесла: „Дай Бог, чтобы мы не завидовали Валентину!“ Почему она это сказала? Дело врачей еще не началось, а сама Фаина недавно получила очередную Сталинскую премию». Раневская помогала Парнаху в трудные для него годы, пристраивая в разные издательства его блестящие, но «идейно сомнительные» переводы испанских и португальских поэтов.

К сожалению, Е. М. Таврог ничего не могла рассказать о годах учебы Раневской в гимназии. Отчасти этот пробел восполняет письмо актрисы своей таганрогской приятельнице Л. Н. Прозоровской, написанное в сентябре 1974 года: «Училась в Мариинской женской гимназии Таганрога… Очень плохо… оставалась на второй год (кстати, Чехов тоже был второгодником. - М. Г.)… Гимназию ненавидела… не давались четыре правила арифметики, задачи решала, рыдая, ничего в них не понимая. В задачнике… купцы продавали сукно дороже, чем приобретали! Это было неинтересно. Возможно, что отсутствие интереса к наживе сделало меня на вечные времена очень нерасчетливой и патологически непрактичной. Помню, что я вопила: „Пожалейте человека, возьмите меня из гимназии“. Ко мне стали ходить усатые гимназисты старших классов, - это были репетиторы, вслед за ними явились учительницы из покинутой мною гимназии. Впоследствии я училась сама наукам, увлекавшим меня, и, возможно, я была в какой-то мере грамотна, если бы не плохая память… Пишу Вам как хорошей знакомой. Очень горжусь моим великим земляком Чеховым. Была в добрых отношениях с его вдовой. Ольга Леонардовна с волнением расспрашивала меня о Таганроге…»

Это письмо снова возвращает нас к теме связи «Раневская и Чехов». Довольно неожиданный аспект этой связи касается не самой Фаины Георгиевны, а ее отца. Юность Чехова прошла в построенном его отцом каменном доме на углу Елисаветинской улицы и Донского переулка. Перед отъездом Антона на учебу в Москву Павел Егорович Чехов, нуждаясь в деньгах, заложил этот дом местному богачу Селиванову за 600 рублей. Но судьба сложилась так, что отец Чехова, обанкротившись, уехал в Москву, так и не выкупив дом. Вскоре его купило за пять тысяч рублей еврейское благотворительное общество, председателем которого был Гирш Хаимович Фельдман. В доме разместили еврейскую богадельню. Вот что пишет об этом известный революционер, поэт и ученый Владимир Тан-Богораз, товарищ Чехова по гимназии: «Я посетил этот чеховский дом в один унылый осенний вечер. В доме было темно и грязно. Везде попадались узкие кровати, старые, неопрятные люди с седыми бородами, но комнаты остались без всяких изменений. Тот же старый полуподвальный вход и рядом деревянное крылечко без перил, похожее на приставную лестницу, те же неожиданные окна под самым потолком».

Дружба Чехова и Тан-Богораза прошла через всю их жизнь - Чехов не раз упоминал о нем в своих письмах. Богораз бывал и в доме Гирша Фельдмана. Фаина Георгиевна однажды в шутку сказала Маршаку: «Вы еще совсем молодой, а я в детстве видела самого Богораза, беседующего с отцом на библейские темы на иврите. Я, разумеется, ничего на эту тему тогда не понимала. Уже когда жила в Москве, читала его замечательные стихи».

Чехов, Богораз, Парнок - эти имена органически связаны с Раневской и ее родным городом. И хотя Фаина Георгиевна не часто говорила о своей любви к Таганрогу, все-таки она иногда с гордостью вспоминала о том, что в ее городе никогда не было представителей Союза русского народа. Об этом писал и Богораз: «У нас не было ни разу еврейского погрома». Такое случалось не во многих городах, но в городе Чехова, создавшего шедевр «Скрипка Ротшильда», иначе быть просто не могло. Помните этот рассказ? После похорон жены к гробовщику Якову Матвеевичу Иванову пришел Моисей по прозвищу Ротшильд и передал приглашение руководителя ансамбля, в котором Яков часто играл, прийти на свадьбу: «Якову показалось противно, что жид запыхался, моргает и что у него так много рыжих веснушек. И было гадко глядеть на его зеленый сюртук с темными латками и на всю его хрупкую деликатную фигуру.