Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…. Крылатые выражения из комедии «Горе от ума» Грибоедова Минуй нас пуще печалей кто сказал

В. Любовь и гнев Такие понятия, как предопределение (IV. Б), творение (IV. В), общее откровение (I. Б), историческое присутствие (IV. Г) и провидение (IV. Д) с разных точек зрения описывают Бога как Того, Кто строит отношения с людьми и Чьей сущностью является любовь (1 Ин. 4:8). Именно

Гнев, любовь и прощение

Гнев, любовь и прощение Можно ли сказать, что образ Бога и характер Его отношений к человеку, представленные в «Хижине», соответствуют Библии и верны с богословской точки зрения? Следует ли нам согласиться с этими идеями? Некоторые читатели утверждают, что этот роман -

Гнев - Любовь

Гнев - Любовь Гнев - это энергия, текущая наружу. Её высвобождение легко увидеть, наблюдая за тем, как развиваются ссоры, особенно между мужчинами. Вот, например, два парня в баре разговаривают о футболе. Один говорит, что «49-е из Сан-Франциско» - лучшая команда в мире, а

Какая же я тупица! Вылитый Папазогло! Понадобилось 30 лет (тридцать!), чтобы до меня дошел смысл странных событий, случившихся в 70-80-х годах прошлого века. Я писала в соответствующей главе («Как я редактировала…») о перепадах в отношении ко мне областного начальства (то превозносят, то уничтожают), терялась в догадках, но и во сне не могло присниться, в чем дело. Работала себе потихоньку, пела и т.д.

Расскажу по порядку. Дело было в конце 1973 года. Шел Всероссийский фестиваль сельской художественной самодеятельности. Мне позвонил чиновник из областного Дома народного творчества Михаил Гурьевич Гривков и сказал, что меня просят разучить «Песню о Зое» (композитор Дм. Круглов, стихи Татьяны Алексеевой). Песня была частью композиции, посвященной разгрому немцев под Москвой. Петь предстояло с симфоническим оркестром кинематографии. Я съездила на улицу Чернышевского, получила рукописные ноты. Один молодой человек (некто Мамонов) проиграл и дал ноты, велев переписать и вернуть.

Через несколько дней вызвали на репетицию. Она прошла там же. Аккомпанировал дирижёр Л.В.Любимов. Я его давно знала, так как он много лет был главным дирижёром Горьковского оперного театра. Вместе с Гривковым прорепетировали, я получила указания насчет исполнения. Оба хвалили мой голос и выражали уверенность, что всё получится. Тогда же я вернула ноты.

Через некоторое время должна была состояться ответственная репетиция перед начальством. Каким – меня не интересовало. Велели одеться прилично, так как репетиция должна была проходить на сцене большого зала Дома. Я надела тёмно-терракотовое шерстяное платье, расшитое по вороту и обшлагам рукавов искусственным жемчугом (у Иды тоже было точно такое платье, только серого цвета. Мы в них часто выступали в библиотеках, Домах культуры и т.п., где не требовалось длинное платье). Выходили солисты, пели свои номера. Дошла очередь и до меня. А я забыла ноты. Любимов ласково пожурил меня, но из положения вышел, проаккомпанировав по оркестровой партитуре. Я звучала хорошо, пела с удовольствием. Перед репетицией я зашла к Нонне Алексеевне (моей наставнице по вокалу в то время). На сцене держалась непринуждённо, ко мне все относились дружелюбно.

В зале было немного зрителей – какие-то чиновники. Чего их бояться? Спела, спустилась в зал. Вдруг подскакивает какой-то тип и шипит: «Телефончик, телефончик…». Зачем, думаю, я и так не прячусь. Подольский домашний телефон я не дала, решив, что им будет неудобно звонить ко мне из Москвы. Дала телефон кабинета в типографии, где я обычно читала свою газету в день вёрстки. А это был кабинет цензора, Л.Б.Давыдовой, с которой я очень дружила и которая была у меня корректором. Они, видимо, звонили, но Л.Б. мне не говорила, но намекала, что у меня, наверное, есть где-то поклонники. Но мы только посмеялись, так как обе знали, что никаких поклонников у меня нет и не было.

Потом была репетиция с оркестром. Как стучали мне смычками оркестранты, когда я спела!!!

И вот настал день концерта. Утром я приехала в Москву, дошла до театра Советской Армии, поднялась в указанную мне гримерную. Народу за сценой толпилось много. Кто репетирует танцы, кто бьет в бубен, кто играет на гармошке. Я оделась в единственное тогда серебряное парчовое платье с жемчужными бусами и спокойно выступила во время предварительного прогона всей программы. Зал был ещё пуст, номера не объявлялись. Услышав вступление оркестра к своей песне, я просто вышла и спела. Вдруг из зала летит тот же чиновник, который спрашивал «телефончик», и, весь какой-то возбуждённый, схватил за руку и говорит: «Вы так замечательно смотритесь! Прекрасно! Прекрасно!» Зачем, думаю, мне об этом говорить? Главное спеть, а выгляжу я всегда одинаково. До начала самого концерта я ещё полежала на диванчике, сходила в буфет, пообедала с каким-то тенором (он пел под баян «Ах ты, душечка»). Ко мне в гримёрную вселилось полно народу.

Начался концерт. Я знала, что буду петь после хора, песня которого тоже посвящалась Московской битве. Я было ринулась на сцену после того, как хор ушёл, но меня перехватил распорядитель и держал крепко за руку, пока меня полностью не объявили.

Охваченная привычным творческим волнением, я с подъёмом спела свою песню, взмахнула неожиданно руками на заключительной длинной высокой ноте.

И какие же разразились аплодисменты! Дружные, восторженные!..

А я ушла за кулисы, переоделась и уехала домой.

Уже потом я узнала, что когда я запела, задребезжал микрофон. Еле убрали к концу этот призвук. Я стояла на совершенно тёмной сцене, высвеченная единым лучом прожектора. На задней стене был огромный, от пола до потолка, портрет Зои Космодемьянской, и на черном фоне сыпался «снег». Сестра Ида с другими учениками Нонны Алексеевны были в зале. Они после концерта кинулись за кулисы, а меня и след простыл.

Потом начались какие-то странные события. То меня вызовут в обком партии к начальнику отдела пропаганды и агитации. Сижу у него в кабинете, как на иголках: чего ему надо? Зачем я им нужна? Ну, хорошо работаю, но я по-другому не умею, халтурить, как другие, не приучена. Мялся-мялся этот чиновник (до чего же нудный был человек!), так и отпустил, ничего не сказав. Правда, позже я получала намёки – занять пост главного редактора Клинской газеты, получить без очереди новые «Жигули», съездить бесплатно на курорт в Варну. Хвалили на семинарах, показывали часто моё лицо крупным планом в репортажах о мероприятиях в Доме журналистов. Кстати, ни одного такого репортажа я не видела, так как не смотрела 2-ю программу ТВ.

Кстати, от всех предложений я отказывалась: в Клин уехать не могла, так как муж работает в Подольске; машину не взяла, потому что водить некому – все рассеянные; в Варну съездила бы, но нельзя ли с мужем и т.д.

Однажды зазвонил телефон из Москвы. Говорил помощник 2-го секретаря МК КПСС. Предлагал выступить на областном совещании журналистов с рассказом об опыте моей работы. Наконец-то, подумала, нашли мой домашний телефон. Подготовилась, поехала, и вдруг меня сажают в самый центр Президиума, по правую руку от 2-го секретаря. Он даже задал несколько вопросов о нашем совхозе. Когда мне надо было идти выступать, 2-го секретаря вдруг вызвали, он ушёл, и я говорила без него. Я так была рада, так не хотелось позориться перед начальством. Говорю-то я не очень речисто.

Закончилось совещание, я с номерком от гардероба кинулась одеваться (дело было зимой). Вдруг догоняет новый помощник 2-го секретаря: «Хорошо, - говорит, - выступили, но можно было и поувереннее, чтобы микрофон задрожал, как тогда». Это он намекнул на моё пение в ЦТСА. Попрощались, я протянула руку (вместе с номерком!), так неудобно было.

Шли годы. Я уж привыкла, что мою работу всегда хвалят. Однажды договорились даже до того, что моя многотиражка чуть ли не лучше любой районной газеты. Ко мне приезжали из радиостанции «Родина», предлагали перейти к ним работать. Для пробы взяли интервью, передали его ранним утром по областному радио, и на этом дело прекратилось. Не подошла.

Однажды, где-то весной, было опять областное совещание журналистов в Москве. Меня опять помянули добром, и в конце, когда все поднялись и начали расходиться, кто-то из Президиума сказал в микрофон: «Просим товарища Толстоброву пройти в Президиум».

Что? Это ещё зачем? Никуда я из Подольска не поеду. Мне и в совхозе хорошо. И не пошла.

Иду к метро, а друзья по цеху спрашивают: «Что же ты не осталась? Тебе же велели». – «А ну их. Опять будут «повышение» предлагать. Никуда не пойду».

Потом опять вызывали, уже в кабинет Печати, предложили курировать все сельские многотиражки.

«Не хочу, я на пенсию выхожу».

И вот тут началось! Обком КПСС выпустил специальное постановление о моей персоне. Обвиняли в беспомощности, безграмотности, и как, мол, можно было до сих пор терпеть такую негодную работу.

Созвали по поводу этого постановления специальное собрание журналистов (кустовое, для нескольких районов). Докладчик (ответственный секретарь «Подольского рабочего») промямлил что-то невразумительное. Некоторые коллеги не скрывали злорадства. Кто-то даже увидел чуть ли не матерную опечатку в заголовке одной заметки. Кто-то пожимал плечами, или проходил мимо, опустив глаза.

С работы меня не прогоняли, но просили принять меры к повышению моей квалификации. Я потом спросила тет-а-тет у того докладчика, в чем дело? Что в моей газете крамольного?

Ничего плохого или слабого я в вашей газете не увидел, мне самому непонятен весь этот шум.

Меня даже в Подольский ГК КПСС вызывали: «Почему вас буквально топчут, изничтожить хотят? Что случилось?»

Не знаю, - лепечу, - как работала, так и работаю.

Я-то сама думала, что виной всему желание одного коллеги-многотиражника занять моё место. Всем казалось, что я в совхозе как сыр в масле катаюсь. А я никогда никаких продуктов не брала, из зарплаты по 10 раз налоги высчитывали, особенно с премий и отпускных. И ни разу даже в мыслях не было, что кто-то меня добивается. Да Господи, Боже мой! Я за своим мужем Олеженькой ничего вокруг не видела и ничего другого не хотела! Страшно подумать, что бы могло случиться, клюнь я на все эти ловушки. Моя дремучая наивность уберегла меня от такой грязи! Господи, слава Тебе, что уберёг меня, дурочку, от посягательства!

Как вспомню, на меня заглядывались многие высокие начальники. Моя душа, видимо, была настолько далека от их нечистых помыслов, что оказалась ничем не затронутой и никем не потревоженной.

Действительно:

«Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь».

Гнев ещё пережить можно, а так называемую «любовь» лучше миновать.

Да меня как-то никто никогда и не интересовал кроме Олеженьки, честное слово.

И только недавно, в сентябре 2006 года я вдруг догадалась, чем объяснялось такое упорное внимание к моей персоне со стороны сильных мира сего (областного масштаба). Мне шофера рассказывали (те, что возили меня), как развлекалось большое начальство в банях, санаториях и прочих злачных местах.

Фу, и чего там хорошего?

P.S. Все мои преследователи почему-то умерли вскоре после путча 1991 года.

Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь
Из комедии «Горе от ума (1824) А. С. Грибоедова (1795- 1829). Слова горничной Лизы (действ. 1, явл. 2):
Ах, от господ подалей;
У них беды себе на всякийччас готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
Иносказательно: лучше держаться подальше от особого внимания людей, от которых зависишь, поскольку от их любви до их ненависти - один шаг.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь" в других словарях:

Ср. Ушел: Ах! от господ подалей! Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь. Грибоедов. Горе от ума. 1, 2. Лиза. Ср. Mit grossen Herrn ist schlecht Kirschen essen … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

А; м. Чувство сильного негодования, возмущения; состояние раздражения, озлобления. Вспышка гнева. Не помнить себя от гнева. Навлечь на себя чей л. г. Гореть, кипеть, налиться гневом. С гневом в глазах, в голосе говорить. Кто л. страшен в гневе.… … Энциклопедический словарь

Ая, ое. 1. к Барин (1 зн.) и Барыня (1 зн.). Б ая усадьба. На то его б ая воля. С барского плеча (об одежде, подаренной барином, состоятельным или высокопоставленным лицом). Б ая барыня (старшая горничная при помещике, ключница). * Минуй нас пуще … Энциклопедический словарь

барский - ая, ое. см. тж. барски, по барски 1) к барин 1) и барыня 1) Б ая усадьба. На то его б ая воля. С барского плеча (об одежде, подаренной барином, состоятельным или высокопоставленным … Словарь многих выражений

БАРИН - 1) До Октябрьской революции 1917 г.* обиходное название представителя одного из привилегированных сословий, дворянина*, помещика или высокопоставленного чиновника (см. чин*) и др. Происходит от слова боярин*. В литературной речи форма… … Лингвострановедческий словарь

Грибоедов А.С. Грибоедов Александр Сергеевич (1790 или 1795 1829) Русский писатель, поэт, драматург, дипломат. 1826 находился под следствием по делу декабристов. 1828 назначен послом в Персию, где был убит персидскими фанатиками. Афоризмы, цитаты …

Ая, ое. прил. к барин. [Лиза:] Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь. Грибоедов, Горе от ума. [Белокуров] жил в саду во флигеле, а я в старом барском доме, в громадной зале с колоннами. Чехов, Дом с мезонином. ||… … Малый академический словарь

МИНОВАТЬ, миную, минуешь, сов. и (редко) несов. 1. кого что. Пройти, проехать мимо кого чего н., оставить кого что н. позади или в стороне. Миновать прохожего. Миновать мель. Миновать деревню. «Ямщик столицу миновал.» Некрасов. «Собеседники,… … Толковый словарь Ушакова

- (1795 1829 гг.) писатель и поэт, драматург, дипломат А впрочем, он дойдет до степеней известных, Ведь нынче любят бессловесных. А судьи кто? Ах! если любит кто кого, Зачем ума искать и ездить так далеко? Ах! злые языки страшнее пистолета. Блажен … Сводная энциклопедия афоризмов

и... и... - союз Если повторяющийся союз «и... и...» соединяет однородные члены предложения, то запятая ставится перед вторым и следующими членами предложения. Ах! от господ подалей; // У них беды себе на всякий час готовь, // Минуй нас пуще всех печалей //… … Словарь-справочник по пунктуации

Отчий дом мой стоит в двух кварталах от петербургского Таврического дворца. С четырёх лет я стал в нём «своим человеком» и вскоре узнал, что с этими покоями связано имя великого полководца Александра Васильевича Суворова. Уже в первом классе мне было известно о нём многое, даже фамилия нелюбимой жены. Тогда же в фильме о нём я увидел безобразно орущего на него императора Павла I: «В-о-он!» Царь подло мстил старому полководцу. Суворов, одолев крутые альпийские тропы и выйдя в долину с армией усталых оборванцев, наголову разбил вполне благополучную армию наполеоновского генерала Массены.

Европа рукоплескала. Люди разных национальностей справедливо ожидали триумфального возвращения полководца в Россию, но бесноватый император приказал доставить его в крестьянских санях под тулупом в Таврический дворец. Мне ли не знать со всех сторон насквозь продуваемый дворец. Даже Суворов, которого называли «сверхзакалённым», простыл и 6 мая 1800 года скончался. Павел не успокоился, он повелел поставить в траурный кортеж только армейские подразделения, не допускать ни одного гвардейца, то есть воинов, с которыми он одерживал легендарные победы...

Тихо живёт на задворках Европы городок Бенцлау. В нём закончил свой жизненный путь светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский, только что выдворивший из России Наполеона. Со стороны казалось: в глубокой дрёме старик нашёл, наконец, тихое пристанище после великой победы. И только сменяющиеся около него адъютанты, слыша, как постанывает он в своём полусне, понимали: что-то ещё болезненно связывает почти ушедшего с этим миром.

Тихо отворилась дверь. Вошёл царь. Ему быстро подставили кресло.

Прости меня, Михаил Илларионович, - кротко попросил он.

Я-то тебя прощу. Россия тебе не простит, - с трудом, через одышку отвечал умирающий.

Только эти два человека знали, о чём идёт речь. Только они могли понять, как больно хлестнул императора ответ Кутузова. За ним стояли многие годы царственного раздражения популярностью полководца. Всякий раз, когда судьба близко сводила их, отношению Александра к старому фельдмаршалу противостоял весь народ. То есть именно народ: все сословия.

Молодой граф Толстой, дежурный адъютант, стоя за ширмой, записал короткий диалог. Ни ему, никому другому не дано было понять, что стоит за этими двумя как-будто прощальными фразами. А стояло вот что. Кутузов после изгнания Наполеона из России стоял на том, что ни Франция, ни какая-либо другая страна Запада или Востока не представляет собой историческую опасность для России. Он откровенно высказал императору обоснованные знания последствий восстановления королевской короны Пруссии и императорской - Австрии. Кутузов чётко видел, с какой скоростью собирает талантливый Бисмарк разрозненные германские княжества. И с какой педантичной последовательностью военный стратег Мольтке ставит добродушную страну на рельсы Первой мировой войны.

Александр I вышел от Кутузова почти неслышно. А старый полководец в который раз зацепился за мысль, почему победителей в России ожидает не милость правителей, а их отчуждённость и даже опала, как случилось совсем недавно с его учителем Александром Васильевичем Суворовым.
- За что? - думал умирающий Кутузов. И, мудрый, отвечал себе: - За то, что автор «Науки побеждать» решительно не воспринимал воспитание армии на прусский лад: «... порох - не пудра, коса - не тесак, и я не немец, а природный русак».

Истории российской довелось ещё раз убедиться, что случается полное несовпадение правителей со всеми слоями населения. Судьба подарила нашей стране ещё одну недолгую встречу с рано, в 39 лет, ушедшим гением - Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Многие считали его учеником Суворова. В его воинской биографии было даже нечто родственное суворовскому переходу через Альпы - переход через Иметлийский перевал, только по безводным пространствам прикаспийских степей. Усталые, изнурённые зноем, войска Скобелева вступили в бой под Шейновым и привели к сдаче целой турецкой армии под командованием Весселя-паши в Русско-турецкой войне 1874-1878 гг.

В самых тяжёлых походах и сражениях Михаил Дмитриевич оказывался легендарным победителем и был назначен первым военным губернатором Ферганской области. Затем снова - сражения и проходы. По-человечески привлекателен он был для всех слоёв населения, начиная с крестьян, которые называли его не иначе как Белый генерал. Были для этого прямые основания: перед боем он надевал белую кирасу, вёл в атаку своих солдат и сам вступал в гущу сражения на белом коне. В народе родилась формула: «где Белый генерал, там победа». Но был и человек, который едва терпел молодого полководца. Беда была в том, что этим человеком стал сам император Александр III. О масштабах этой враждебности можно судить по письму царю видного государственного деятеля К. Победоносцева, да, того самого, которого при советской власти поминали только как «реакционера и мракобеса».

«Смею повторить снова, - писал он, - что Вашему Величеству необходимо привлечь к себе Скобелева сердечно. Время таково, что требует крайней осторожности в приёмах. Бог знает, каких событий мы можем ещё быть свидетелями и когда мы дождёмся спокойствия и уверенности. Не надобно обманывать себя; судьба назначила Вашему Величеству проходить бурное очень время, и самые большие опасности и затруднения ещё впереди. Теперь время критическое для Вас лично: теперь или никогда - способных действовать в решительные минуты. Люди до того измельчали. Характеры до того выветрились, фраза до того овладела всем, что, уверяю честью, глядишь около себя и не знаешь, на ком остановиться. Тем драгоценнее теперь человек, который показал, что имеет волю и разум и умеет действовать».

Царь не внял письмам одного из самых влиятельных своих советников.

Опала на маршала Жукова отличалась от всех предыдущих. Конечно, такого рода нравственная пытка возможна только в деспотически управляемой стране. Сталин устроил соответствующий спектакль. Однажды были собраны маршалы и генералы с подачи Берия, подозревающего Жукова в предательстве. Сталин был одет в свой традиционный гражданский френч. Это считалось дурным признаком. Ясно было, что собрание добром не кончится. Он таинственно открыл лежащую перед ним папку. Герои-победители лишний раз доказали, что проявить личное мужество на фронте легче, чем гражданское, да ещё и под взглядом деспота. Они старались говорить о личных недостатках нрава маршала Победы, по возможности избегая политического призвука. Спустя несколько часов, вождь сказал, что Жуков «наш человек, предателем быть не может, а на недостатки его характера он должен обратить серьёзное внимание». При этом продолжалась опала. Грустно и смешно, что опалу продолжил Никита Хрущёв, пытавшийся обвинить Георгия Константиновича в «бонапартизме», и в народе распространилась поговорка: «куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй».

Стратегический талант Кутузова позволил ему видеть дальше и больше. Он увидел будущую мировую войну.

Скобелев говорил о том же открытым текстом, хотя ему на долю выпало победно воевать как раз в Средней Азии.

Жуков лицом к лицу схватился с той самой силой, которая, по предсказанию Кутузова, «пришла убивать наших детей и внуков». Вот про что этот диалог: «Прости меня, Михаил Илларионович». И ответ: «Я-то тебя, государь, прощу. Россия тебе не простит».

Не хочу останавливаться на самом большом грехе перед защитниками России и русской нации. Каждый раз вздрагиваю, проходя через Советскую площадь, первородное название коей Площадь Скобелева. Там, у здания Моссовета, на средства простого народа был сооружён великолепный памятник - конная статуя «белого генерала». В 1917 году её варварски раскололи. Не могу поверить, чтобы ни одно сердце не дрогнуло при виде следов такого варварства...

А нам с вами, дорогой читатель, перекрестившись, добавить вечную мудрость: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Александр КРАВЦОВ, академик российской словесности